Уснула я только под утро – чтобы через секунду, как мне показалось, проснуться от щекотки поцелуев.
- Просыпайся, соня, - Вадим подтащил меня к себе под одеяло. – Будильник десять минут как прозвенел. Так жаль было тебя будить. Но потом началась бы паника-истерика. А тебе сегодня на метро ехать.
- Тебе тоже, - буркнула я, прижавшись к нему. – Зайчики в трамвайчики, жабы на метре. Может, скинемся на водителя уже?
- Черта лысого, я на такси, мне позже. А ты на такси будешь два часа ехать. Так что вставай. Или… эспрессо? – Вадим недвусмысленно провел руками по моему телу. – Крепкий, горячий и очень быстрый?
Это тоже было нашей обычной шуткой-ритуалом. Разумеется, не каждый день. Чаще всего мы просыпались и уходили на работу в разное время. Да и в выходные не всегда получалось поваляться и заняться чем-то приятным. Иногда кто-то из нас отвечал: «Скоро только кошки родятся», и это означало: извини, не сегодня, нет настроения, неважно себя чувствую, тороплюсь, хочу спать. И это было не обидно, хотя немного досадно, как любое неудовлетворенное желание.
Именно так я и собиралась ответить, потому что на половину десятого была назначена планерка, не хотелось опаздывать. Да и вчерашнего вполне хватило. За шестнадцать лет мы перепробовали, наверно, все, что только можно придумать в плане эротического контакта двух особей, и наша интимная жизнь вполне ожидаемо стала больше похожа на равнинную реку, чем на бурный горный поток. Вадим мог ходить при мне в трусах или голый, и я реагировала на него не больше, чем на шкаф или холодильник. Я могла позвать его потереть спину в ванной, и он проделывал это с эмоциями санитара, моющего столетнюю пациентку дома престарелых. А иногда вдруг на пустом месте выпрыгивали такие африканские страсти, как будто мы впервые оказались в постели.
В одной книге я прочитала такую фразу: в счастливых семьях желание может спрятаться в темный уголок и уснуть там – но никогда не уходит совсем. Даже если супруги отметили золотую свадьбу. И я была полностью с этим согласна.
Я уже открыла рот сказать обычное о кошках, но вдруг появилось какое-то странное ощущение. Это было… определенно, это было предчувствие. Вот только чего? Но от него захотелось спрятаться – в тепло и близость.
- И восемь ложек сахара! – ответила я альтернативным отзывом на пароль, сопровождая его не менее ритуальным жестом: - Привет, товарищ!
- Здоров-здоров! – ответил за товарища Вадим…
- Вот интересно, почему, когда занимаешься сексом вечером или ночью, это кажется вполне нормальным, а если при дневном свете – ощущение жуткого разврата?
Я лежала на нем сверху, прижавшись грудью к его груди и запрокинув голову. Вадим лениво поглаживал одним пальцем мою шею – от подбородка до ямочки между ключиц. Я – так же лениво – мурчала по-кошачьи. Что могло быть лучше этих минут блаженной расслабленности сразу после близости – если не считать, конечно, самой близости?
- С этим к психотерапевту, профессор. Не знаю, у меня с вами всегда ощущение нормального жуткого разврата, хоть днем, хоть ночью. И мне это жутко нравится. Что со мной не так?
- Все так, - успокоил Вадим. – Кстати, ты уже опоздала. Эспрессо получился… двойным или тройным?
Я ущипнула его за живот и протянула руку за телефоном. Ну что ж… начальство не опаздывает, начальство, как известно, задерживается. Кто, интересно, мне запретит? Моховец? Так он в Москве или на море. И вообще ему глубоко плевать на то, как мы работаем, лишь бы был доход и не страдало реноме.
- Лена, - я набрала номер секретарши, - планерку отмени, буду позже.
Нажав на кнопку отбоя, я поцеловала Вадима и встала. Когда детей дома не было, можно было обойтись без халата.
- Тебе к скольки?
- К двенадцати, - Вадим потянулся. – Полежу еще, пока ты в душ.
От ночной тревоги не осталось и следа. Все показалось просто глупостью. Маринка перебрала, у нее неприятности, не стоит обращать внимание. Пять лет назад мы чуть было не разошлись после ее советов, тихо, без ссоры. Просто на какое-то время перестали общаться. Но потом встретились на дне рождения Аллы, вполне мирно, и постепенно все вошло в привычную колею. Правда, с тех пор я ни разу не делилась с ней чем-то личным. Обычная женская болтовня. В последний год даже Кира была мне ближе, чем она.
Котик? Вообще чушь. И что меня так разобрало? То, что Маринка вдруг начала об этом рассказывать? Одеколон? Видимо, и то, и другое.
Закончив со всеми своими ванными делами, я взяла с полки флакон, заглянула в спальню и сказала:
- Извини, но это я выброшу.
- Ты же сказала, что неплохой? – удивился Вадим.
- Сначала так показалось, а потом – нет. Извини, но ужасный. Куплю тебе другой.
- Там есть еще один новый, кто-то из твоих девчонок подарил на день рождения. Проверь, может, тоже надо выбросить.
Я вернулась в ванную, достала из шкафчика нераспечатанную голубую коробочку. Парфюм оказался из недорогого масс-маркета, но вполне приличный – прохладный, свежий. Зеленый флакон без всяких сожалений полетел в мусорник.
Поставив на плиту чайник, я пошла одеваться. Открыла шкаф, задумалась. Вадим изучал что-то в телефоне, и я попросила посмотреть прогноз погоды.
- Двадцать четыре, возможна гроза. Везет тебе.
- Подумаешь, - я беззаботно махнула рукой. – Ну вызову такси, тоже еще проблема.
Уже с утра было душно, хотелось чего-то легкого, прохладного. Я достала длинное шелковое платье – светлое, в цветах, листьях и разводах. У него была широкая юбка, завышенная талия и подрез под грудью, и я подумала, что без пояса оно вполне сгодится в конце беременности. Впрочем… если у нас все получится сразу, в июле или в августе, живот придется на зиму и весну, в летнем не походишь.
Видимо, Вадим, подумал о том же.
- Может, нам пока анализы какие-нибудь сдать? – спросил он. – Ну там, на всякий случай?
- Можно, - согласилась я. – Я-то по-любому пойду, а вот ты уже лет пять ни у одного врача не был.
Быстро позавтракав, я чмокнула Вадима, который в ванной ровнял триммером бороду, и зависла в прихожей над обувницей. Длинное платье требовало высоких каблуков. Вытащив белые босоножки, я задумалась. Каблуки по такой жаре? Пешком, метро, еще пешком… Переодеваться не хотелось, и я махнула рукой. Туда доеду, в кабинете можно и снять, а обратно, если дождь пойдет, все равно на такси.
Я открыла дверь, вышла на площадку и вдруг почувствовала непреодолимое желание вернуться. Быстро процокала каблуками по прихожей и холлу к ванной, взяла у Вадима жужжащий триммер, положила на стиралку. Он удивленно приподнял брови, я обняла его и поцеловала, крепко-крепко.
- Все, пока. До вечера.
- До вечера, - кивнул Вадим.
Я ехала в лифте и улыбалась своему отражению в зеркале. Вышла на улицу, продолжая улыбаться, обогнула стоянку. Мой Жорик и Прелесть Вадима стояли рядышком в углу и выглядели обиженными детьми, которых родители не взяли на прогулку.
Первую машину мы купили в кредит чуть больше пяти лет назад. Это был вполне брутальный черный мицубиси Паджеро. Права мы с Вадимом получили одновременно и ездили по очереди, кому было больше нужно. Но поскольку у машины, как и у собаки, может быть только один хозяин, считалось, что владелец Вадим. В прошлом году он собрал все свои левые доходы, где-то призанял и подарил мне белую ауди, не новую, но вполне приличную. Однако любви у нас с ней не получилось. Прелесть оказалась типичной блондинкой, вздорной и вредной. В результате Властелином колец стал Вадим, а Жорик (Паджерик – Джерик – Жорик), суровой мужик, остался со мной.
До метро я дошла без проблем, и мне даже удалось сесть, но уже по пути к офису стало ясно: босоножки были ошибкой. Впрочем, даже это не смогло мне испортить настроения.
Когда в половине одиннадцатого я вошла в приемную, Лена болтала со своей подружкой, редактором Светой.
- Доброе утро, Валерия Сергеевна, - пропели они хором.
- Доброе, - кивнула я. – Лена, кофе сделай, пожалуйста.
Вспомнив об «эспрессо», я не смогла сдержать улыбку кошки, нажравшейся сметаны. Открывая дверь своего кабинета, я увидела в отражении на матовой стеклянной панели, как Света шепнула что-то на ухо Лене, тихо хихикнув.
- Да, Светлана Аркадьевна, - сказала я, не оборачиваясь. – Именно так. Чего и вам желаю.
Быстро закрыв дверь, я бросила сумку в кресло, села за стол и рассмеялась. И, разумеется, скинула босоножки. Вне всякого сомнения, через полчаса все агентство будет в курсе: Соболева опоздала и пришла добрая, потому что ее с утра качественно трахнули. И до конца дня главной темой болтовни в курилке будут предположения, кто же именно так отличился: муж или любовник.
По правде, я предпочитала секс вечером, но нельзя было не признать: если уж такое случилось – это заряд бодрости и хорошего настроения. Жаль только, что эффект бодрости был слишком кратковременным. В кабинете стоял кондиционер, но от духоты он все равно не спасал. Похоже, насчет грозы прогноз не шутил.
К обеду я почувствовала, что превращаюсь в медузу. Хотелось растечься прямо по столу и уснуть. Возможно, до осени. Но уснуть не получилось. Позвонил из Москвы мой партнер Слава Моховец.
- Сергевна, че за херня творится? – мрачно поинтересовался он.
- Ты о чем? – не поняла я.
В смачных выражениях Слава поведал, что наш самый ценный клиент федерального масштаба решил провернуть свой ребрендинг через единственных наших серьезных конкурентов. Точнее, конкурентами они были еще года два назад. Но первое, что я сделала, став директором, - встретилась за обедом с их начальством. Мы мило побеседовали и разграничили сферы влияния. Вполне индейский принцип: я ловлю с этой стороны, ты ловишь с той стороны, а посередине никто не ловит. Впрочем, посередине мы как раз позволили ловить всяким мелким рыбакам, которые нам были не помеха. И вот, похоже, Чарушников решил нарушить конвенцию.
- Ладно, Слав, я разберусь, - пообещала я, чувствуя, что безмятежное настроение улетучивается, как воздух из проколотой шины.
- ВалерСергевна, - пророкотал в трубку директор бывших конкурентов, которые внезапно снова стали настоящими конкурентами, - это не телефонный разговор.
- Давайте обсудим не по телефону.
- Эээ… я сегодня уезжаю, - заюлил он. – На неделю. Может, потом?
- Давайте обсудим сегодня.
- У меня еще много дел, надо закончить.
- Хорошо, я приеду сама, - у меня начали отрастать клыки и тигриный хвост. – Прямо сейчас.
- Ну… ладно, - сдался он. – Приезжайте. Буду ждать. Через час.