Начальник Севастопольского гарнизона, генерал от кавалерии, барон Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен, изволил прибыть на заседание военного совета.

   Ларионов, которому в отличии от присутствующих, уже была известна характеристика данная начальнику гарнизона одним из офицеров после Крымской войны*, с любопытством глядел на участника подавления польских и венгерских мятежей, обласканного в предыдущее царство. Довольно высокий, по-кавалерийски подтянутый генерал, с одутловатым лицом. Щетка усов, практически лысая голова. Вид уверенный и деловитый.

   Среди присутствующих, только Ларионов и Тотлебен были штаб-офицерами. Остальные были генералы и адмиралы.

   Павел Степанович, предоставил слово начальнику гарнизона. Барон откашлялся, __________________________________________________________________

  * - 'Не давай Сакен рецептов в полки и на бастионы, как делать шипучий квас, и не

   снабжай всех 'верными' средствами противу холеры, никто и не подозревал бы его

   существования в Севастополе. Он жил в четырёх стенах прекрасной квартиры в Ник.

   батарее, на бастионы показывался не более четырёх раз во все время, и то в менее

   опасные места, а внутренняя его жизнь заключалась в чтении акафистов, в слушании

   обеден и в беседах с попами'.

  положил перед собой несколько листов бумаги с записями и сверяясь с ним стал высказывать недовольство результатами дня.

  - Я, вчера выслушав про наших, ...хм, перемещенцев во времени, предлагал, как надо

  организовать сражение, но меня не послушали. А между тем я оказался прав. Союзников

  постигло совершенно неожидаемое ими поражение, мы ... хм, наши перемещенцы нанесли им огромные потери, и необходимо было на плечах отступающих ворваться на батареи и захватить пушки.

   Среди генералов прошла волна, некоторые явно поддерживали барона, другие не соглашались. Адмиралы за исключением Нахимова скромно молчали. Нахимов попросил генералов, дать возможность Остен-Сакену, продолжить.

  - Благодарю Павел Степанович. Так вот, далее, все мы были свидетелями, как эффектно и эффективно, были приведены к молчанию батареи врага. Смысл моего предложения, поскольку время уже упущено, и контратака сегодня не состоялась, подготовиться, и завтра, лихо, по-молодецки ворваться в лагерь союзников, хотя бы одиннадцатой и семнадцатой пехотными дивизиями, и захватить, но еще лучше истребить с Божьей помощью агарян и прочих языцев.

   Смелое предложение барона вызвало сдержанный гул голосов.

  - Господа! Я предлагаю, за ночь, подготовившись, расчистив выходы для движения штурмующих колонн, возглавляемых нашими, ...хм, словом сибирской бригадой, быть готовыми к сражению. Это не все! С утра необходимо произвести артиллерийский обстрел из этих чудесных пушек и мортир вражеских позиций и лагеря. Ну, а далее, атака. Разрезать вражеское расположение, развернувшись в обе стороны и согнать их к берегу, и прижать к Черной речке.

  - А там, взять в плен или истребить! Это элементарно!- закончил мысль начальника гарнизона генерал-лейтенант Жабокрицкий.

  - Это элементарно со времен Чингиз-хана!

   Генералы оживились.

  - Вы уже выздоровели, Иосиф Петрович? - медовым голосом поинтересовался, похожий на Лермонтова, генерал.

  - Кто это? - шепотом спросил Ларионов у сидевшего рядом генерала Тимофеева.

  - Князь Васильчиков, начальник штаба гарнизона. - Так же шепотом ответил тот.

  - Да, Ваше сиятельство. Я вполне оправился.

   Васильчиков поднялся.

  - Разрешите Павел Степанович?

  - Да, конечно-с, Виктор Илларионович.

  - Господа, прежде чем я выскажу своё мнение, хотелось бы услышать, что по этому поводу думает командир бригады. Дмитрий Ерофеевич, красиво расписал, как мы одним махом семерых побивахом.

  - А, что это Вы, Виктор Илларионович, так иронически отозвались о моем плане? Чем же он плох?

  - План Ваш не плох, но его надо обсудить. Вы ведь, Дмитрий Ерофеевич, высказали цель и крайне неясно, обрисовали, какими силами он будет осуществляться. Вы ведь заданий на просчет вариантов мне не давали?

  - Нет, не давал. И так все ясно.

  - Не согласен, Виктору Илларионовичу диспозицию писать, он должен отчетливо-с все себе представлять-с. - Вмешался Павел Степанович.

  'А Виктор Илларионович весьма не прост - и план дурацкий развалит, и сам ничего против начальника не скажет. Меня выставил застрельщиком, а у Нахимова видимо в любимчиках*. Ну да ладно, где наша не пропадала'.

  ______________________________________________________________________

  * - Нахимов действительно очень уважал и ценил В.И.Васильчикова.

  - Господа! Я понимаю Ваши чувства. Появилась возможность, одним ударом разрубить гордиевый узел, и снять осаду с Севастополя. Если правильно спланировать такую операцию, она действительно имеет шансы на успех.

  - Какие? - Раздался чей-то голос.

  - Примерно шестьдесят- шестьдесят пять процентов. Если идти ва-банк, то и все восемьдесят.

  - Шансы довольно высокие, даже и при меньших вполне можно рискнуть.

  - Шансы действительно довольно высокие. Вчера я высказал все это Павлу Степановичу, как высказал и контраргументы, он принял решение изменить диспозицию боя на сегодня.

   Генералы и адмиралы стали бросать неодобрительные взгляды на Нахимова.

  - Сейчас я вам объясню, почему по здравому размышлению, я согласился с Павлом Степановичем, и Ваш план, Ваше высокопревосходительство, не получил вчера поддержки. Атаковать противника придется на возвышенностях. Назначенные для атаки по врагу батальоны, как следует из строевых записок, имеют укомплектованность от сорока до шестидесяти процентов. То есть атака двумя дивизиями будет иметь силу атаки одной. Обстреляв артиллерией позиции вражеских батарей, мы их подавим. Для полноценного их уничтожения, чтобы вдруг в самый неподходящий момент не получить полновесного картечного залпа, у нас просто не хватит снарядов. Значит, мы сможем сделать это только на достаточно узком участке. Допустим, это будет верста. Поддержать атаку огнем и колесами восьмидесяти пудовые орудия на местности не смогут. Горки очень крутые. Кроме самого орудия, необходимы и снаряды. А перемещение зарядных ящиков - такая же проблема. При стрельбе с места можно подавить и даже разрушить вражеские батареи, а вот что за ними мы не знаем. Дальнобойности орудий хватит, чтобы достать и до лагеря, но стрелять придется наугад. То есть по площадям. Куда мы при этом попадем - не знает никто. Снарядов у нас не бесконечное количество.

   Ларионов откашлялся и продолжил.

  - Но допустим, после артиллерийской подготовки враг побежал. Мы перешли в атаку, вовремя и без потерь выводим из-за укреплений наши тринадцать тысяч солдат. Все представляют, как сквозь амбразуры выходят пехотинцы? Сколько времени это займет? Или нам надо собственными руками, разрушить укрепления, для того, чтобы пехота шла как по маслу? Разровнять валы, засыпать рвы и волчьи ямы? Значит, россыпным строем вывести мы солдат не сможем, остается движение колоннами. Двигаться шагом, мы не сможем, надо быстрее добежать до батарей. Ровно через минуту управление будет потеряно, и колонны превратятся в толпу. Толпу бегущих, вопящих людей, не слышащих никаких команд. Поддержать огнем атакующих, мы сможем с помощью пулеметов. Пулемет 'Максим', или как его стали называть, 'Нахимовская картечница', довольно тяжел. Если катить его на катках, то получится не очень быстро, если разобрать и нести части пулемета по отдельности - очень тяжело. Представьте себе пробежку с двумя пудами груза. Таким образом, непосредственно поддержать атакующих огнем, смогут только ручные пулеметы. Но их у нас всего восемь. Магазинов всего по три штуки на ствол. Выпустив около трехсот патронов, пулемет замолчит. Ворвавшись в лагерь врагов, мы окажемся перед орудиями полевых батарей ...

  - А если не окажемся, если враг придет в такое расстройство, что будет просто бежать? - спросил Остен-Сакен.

  - Ваше высокопревосходительство, я понимаю, что русский 'Авось' - вещь постоянная, но при планировании всегда исходят из предположения о наихудшем развитии событий. Фортуна-дама капризная. Надеяться на счастье необходимо, рассчитывать надо на худшее.

  - Дальнобойности ваших ружей, вполне хватит, перестрелять прислугу у пушек.

  - Только вот пехота вражеская далеко не убежит от них, бежать-то некуда. А поняв, что нас чуть более десяти тысяч, она перейдет в контратаку и дальнобойность винтовок не будет иметь никакого значения, в штыковой схватке. Тем более, что дальнобойность их оружия ничуть не меньше. Нас просто задавят числом. На участке прорыва будет примерно столько же солдат противника, сколько и нас.

  - А может они просто побегут к кораблям? - вставил вопрос Жабокритский

  - Могут, а могут и не побежать. Судя по тому, как сегодня отступали под шрапнельным огнем французы. Бежали быстро, но видно, что по команде. Они к кораблям не побегут. Бросив в атаку всех севастопольцев, все сорок тысяч, израсходовав все снаряды, мы имели бы те самые восемьдесят процентов. При атаке тринадцатью тысячами шансы гораздо меньше.

  - В такой ситуации, я не пойду-с на неоправданный риск. - сказал с места Нахимов, а потом встав, добавил, - и никому пока я жив, не позволю.

  - В таком случае, что же вы предлагаете? Сидеть за бастионами и ждать пока ваши ядра, ...тьфу, снаряды не кончатся? С осадой надо кончать! И как можно скорее! - вскочил с места барон.

  - Вы, позволите ответить, Ваше высокопревосходительство? - спросил Ларионов у Нахимова.

  - Отвечайте полковник.

  - Вы правы, Ваше высокопревосходительство, с осадой надо заканчивать! - Начал говорить Ларионов, и краем уха услышал, как генерал Тимофеев, почти чревовещательно, не разжимая губ, произносит себе под нос: 'Балаклава, Балаклава'.

  - Надо изолировать господ путешественников от источников их снабжения. Море мы перекрыть не можем, удобных бухт около Севастополя, кроме Балаклавы нет. А в полевом сражении шансов у нас на разгром противника гораздо больше, чем при штурме лагеря.

  - Значит Балаклава? А французы в Казачьей бухте?

  - Балаклава будет изолирована в поле. Задушить французов хватит и артиллерии.

  - Это, что же получится? - спросил Васильчиков.

  - Принуждение к миру, лучше не скажешь.

  * * *

   Сергей Аполлонович Гребнев готовил приказ. Первый батальон полка оставался в Севастополе с двенадцатью 'Максимами'. Оставалась тяжелая батарея и одна батарея трехдюймовок. Второй батальон, вместе с четырьмя 'Максимами' и батареей трехдюймовок, Ларионов решил направить на Евпаторию. Засиделись там господа интервенты. Еще два батальона, с оставшимися пулеметами и последней третьей батареей трехдюймовок, должны были совершить марш на Балаклаву.

   Неудобно примостившись за столом, в Морском собрании, игравшем роль штаба гарнизона, Гребнев рассчитывал маршрут, потребное количество боеприпасов, количество продовольствия. Отмечая на самодельной карте Крыма места привалов, Сергей Аполлонович усмехнулся. В крепости не оказалось карты окрестностей. Что касается моряков, у них понятно свои карты и лоции. Сухопутные карты им ни к чему. А вот чем занимаются начальник гарнизона Остен-Сакен и его начальник штаба, не понятно.

  'Какой же бардак! Карт нет, приказы отдаются без учета возможных последствий, как в случае с Жабокрицким. Противника считают каким-то картонным, мы сделаем так, а вот они будут действовать непременно эдак. Нахимову простительно, сухопутный бой не его епархия, а вот почему ...'. От размышлений Гребнева отвлек шум, с которым выходили из зала генералы. Ларионов не появился, подождав его еще немного, полковой адъютант опять занялся подготовкой приказа.

   Гребневу не нравилось, что батальоны будут разъединены, это все равно, что бить растопыренными пальцами. Если для Евпатории сил вполне хватает, для сохранения status quo в Севастополе, тоже вполне достаточно, то вот для полевого сражения под Балаклавой маловато. Но приказ есть приказ, и хотя Гребневу не нравилось то, что он делает, он добросовестно писал.

   Наконец показался в дверях Ларионов.

  * * *

   Вместо того, чтобы выйти из дверей, Андрей поманил капитана к себе, и взяв за локоть потащил внутрь. За столом сидели Нахимов, Хрулёв и незнакомый Гребневу генерал. После взаимного представления, полковой адъютант, узнал, что перед ним князь Васильчиков, начальник штаба севастопольского гарнизона.

  'Вот, значит, кого я ругал! На ловца и зверь бежит!', мелькнуло в голове у капитана.

   Вид у Ларионова, генералов и Павла Степановича, устало потиравшего виски, больше всего напоминал заговорщиков. Нахимов положил руки на стол перед собой и начал говорить обращаясь к Гребневу.

  - Андрей Васильевич, считает, что Вы господин капитан, как еще один генштабист, из вашего времени, будете полезны-с, при нашем разговоре. Являясь военным губернатором, я, к сожалению, не являюсь самым умным начальником-с в Севастополе. Да таковых и нет-с. Иногда-с, приходится соглашаться с глупостями, последствия которых не в состоянии-с предвидеть. Считаю, что перенесение ваше, в самый критический момент для обороны, милость Божья. Ничем другим-с, объяснить не могу. Но к делу!

   В дальнейшем разговоре, вернее практически монологе Нахимова, последовала, острая и нелицеприятная оценка, как деловых, так и умственных способностей некоторых чинов, как севастопольского гарнизона, так и русской армии. По оценкам некоторых личностей, Нахимов советовался с Хрулёвым и Васильчиковым.

   Хрулёву, видно было, это все не очень нравилось, но оценки, которые он изредка давал, вполне согласовались с теми, которые были у самого Гребнева, после прохождения темы Крымской кампании в академии. Васильчиков, казалось, был вполне в своей тарелке. Но явно было видно, что обоим, смертельно надоело то, что творилось вокруг Севастополя.

  'Будь на месте Нахимова, Светлейший князь Потемкин-Таврический, это называлось бы конфиденс. Бардак действительно большой. Точно заговор, только против кого?'. Словно отвечая, на его вопрос, Павел Степанович, начал излагать, план, который видимо вполне разделяли его 'конфиденты'.

  - Вам Сергей Аполлонович, я хочу поручить, очень трудное дело-с. Командовать князем Горчаковым я не могу-с. Сам ему подчиняюсь. Вы должны, склонить его к тому плану действий, который Вам известен. Вы останетесь при его штабе, и сделаете все возможное и невозможное, дабы он не мешал, сам в командование не входил, но только помогал Андрею Васильевичу. Не скрою, задача очень сложная-с.

  - Ваше высокопревосходительство! Я знаю, что князь Горчаков ...

  - Лично храбр, возглавил остатки Владимирского полка в сражении на Альме и вывел его с наименьшими потерями с поля боя. Уже знаю от Павла Степановича, что в сражении у Черной речки, сам был под ядрами, которые и доконали генерал-лейтенанта Вревского*. Но позвольте высказать свое мнение, он слишком долго служил с Паскевичем, который не терпел около себя инициативных людей, и так и не стал полководцем. - Вдруг совершенно неожиданно вступил в разговор Васильчиков. - Опираться Вам советую

  ______________________________________________________________________

  * - С начала сражения, 4 августа, инициатором которого во многом выступал командированный АII, генерал-адъютант барон Вревский, под ним, была ядром убита лошадь, низко пролетевшим вторым ядром с него сорвало фуражку, а после безуспешной попытки Горчакова, ссылаясь на дурные предзнаменования, удалить барона с линии, тот был поражен ядром в голову.

  именно на барона Вревского. Его верно можно посвятить во все. Он является доверенным лицом императора, от него и надо ждать наибольшей помощи.

  - Видите ли, господин капитан, сначала Вы, а теперь и мы, знаем-с, как и где надо ударить, но у меня нет власти, отдавать повеления генералу Горчакову. А насколько я понял-с, он будет тянуть с наступлением, и вообще с активными действиями-с, до последней крайности.

  - Ваше высокопревосходительство! Да я согласен, согласен. - Отвечал, смятый напором 'предков', Гребнев, укоризненно глядя на Ларионова.

  - Вот и хорошо-с! Сейчас, Вы с Виктором Илларионовичем, будете готовить приказ, поможет вам Степан Александрович, - кивнул Нахимов в сторону генералов, - дабы нам дело у Евпатории, преподнести князю Горчакову на блюдечке-с. Укрепить надо-с начальника нашего, в победном настрое. Детали Вы обговорите. Нужен заметный, я бы сказал крупный успех! Если он так нужен, значит, он должен быть!

  * * *

   Обсуждение дальнейших действий, с 'Их превосходительствами', и при активном участии Ларионова, сводилось к тому, какие части севастопольского гарнизона будут участвовать в 'евпаторийской авантюре', как её назвал про себя Гребнев.

   По общему решению, к Евпатории вместе со вторым батальоном бригады, должны были выдвинуться Ладожский пехотный и Шлиссельбургский егерский полки из главного резерва Корабельной стороны. При них 8-й артиллерийской бригады, батарейная батарея ? 3 - 12 орудий. Легкая батарея ? 3 - 6 орудий.

   Командование над этими силами должен был осуществлять командир батальона подполковник Кушелев. В его задачу входило очистить подходы к городу от турецких аскеров на редутах, вызвать в поле, своими действиями как можно больше турецких, французских и английских солдат, перемолоть в бою, вражеские резервы и обеспечить, очистку города от интервентов, приданными полками.

   Артиллерия 1855 года должна была играть роль пугала и приманки, равно как и пехотинцы наиболее укомплектованных полков севастопольского гарнизона. Вызов и ожидание подполковника Кушелева с Северной стороны, генерала Тетеревникова Николая Козьмича - начальника восьмой пехотной дивизии, предполагавшимся на должность военного коменданта Евпатории, командира батареи трехдюймовок, капитана Москвитина, растянулись еще на некоторое время. Объяснение задачи, согласование действий и плана организации боя, вылившиеся в бурное обсуждение с участием всех "заинтересованных сторон", пришло к чеканным строкам приказа на марш, диспозицию, составленную с помощью генерала Хрулёва, командовавшего в первом сражении у Евпатории, и изложение их на бумаге, растянулось еще два часа.

   Полные впечатлений от столь содержательно проведенного дня, Ларионов и Гребнев отправились на выделенные им квартиры в Николаевской батарее, далеко за полночь.