Утром следующего дня полковника Ларионова разбудил денщик, рядовой Трофим Иванович Власов. В отношениях командира полка и его денщика проскальзывало, что-то от отношений Петруши Гринёва и Савельича. Иваныч был так же заботлив, блюл интересы своего командира и был по стариковски ворчлив, хотя имел средний возраст, сорок три года. Ларионов иногда так его и звал, 'Савельич'. Власов не обижался.

  - Вставайте, Вашевысокородие, вставайте!

  - А? Что? Что такое?

  - Там Вас с пяти утра хорунжий с казаками и пленным дожидаются, да дежурный по полку уже подошёл.

  - Что-же ты меня сразу не разбудил? Старая перечница! Который час?

  - Вот еще! Нешто Вам отдохнуть не требуется? Всего-то, час и подождать пришлось, теперь шесть часов, - с важностью сказал 'Савельич', убирая карманные часы, подаренные ему Ларионовым.

  - Умываться, одеваться. Да скажи там, дежурному, доклада не надо, и чтобы он капитана Гребнева, полковника Лямина из летучего парка, командиров саперной и искровой рот пригласил ко мне.

  - Артиллеристов звать, Ваше высокородие?

  - Да и их конечно тоже. Да пусть пленного ведут.

  - Слушаюсь!

   Власов пользовался расположением полковника и не всегда придерживался наедине с ним уставных требований. Сейчас он степенно и совсем не по-строевому повернулся и отправился выполнять приказ.

   Выйдя из палатки и наскоро совершив утренний туалет, надев гимнастерку и уже застегивая ремни Ларионов, вдруг осознал, что слышит гул, напоминавший фронтовую канонаду. Звук, которого ему подсознательно не хватало, во время лечения ранения в Петрограде и позже когда он прибыл в переформируемую из ополченческих дружин по кадровым штатам дивизию. Сейчас он чувствовал себя вновь уверенно. Впереди фронт. И он выполнит приказ командира корпуса, атаковать противника на узком участке, чтобы содействовать наступлению ударной 101 пехотной дивизии генерал-лейтенанта Гильчевского, а там брат, который ждет его помощи.

   Думал он про непонятно как появившееся море, которое отнюдь никуда не исчезло за ночь, о том сколько людей останется в полку после демонстративных, самоубийственных атак позиций Австро-Германцев. Уже смывая с лица остатки мыла после бритья и смотрясь в зеркало, которое держал денщик, Ларионов увидел подходивших офицеров и странного человека, которого вели два казака. Полковник чуть набекрень, по гвардейски надел фуражку, машинально проверил, чтобы кокарда была посередине и ответил на приветствие офицеров. Общее внимание привлекал стоявший между казаками затравленно озирающийся человек. Одет он был в синий мундир с красными эполетами с красной же нитяной бахромой, с надорванным стоячим воротником и шаровары крапового цвета.

  - Корнеев, кто это? Мне денщик сказал, что Вы с казаками захватили пленного?

  - Так точно, господин полковник! Разрешите доложить?

  - Докладывайте.

  - Выполняя Ваш приказ, ночью произведен был поиск. В двух с половиной часах езды рысью, переправившись через две реки мной был замечен костер. Никого рядом. Подъехали поближе. Тут нас и обстреляли из темноты. Да странно так, по выстрелу сделали и ну за сумки свои хвататься.

  - Потери есть?

  - Двоих казаков ранили.

  - Дальше.

  - Мы их в шашки. Кроме этого всех порубили. Из пятерых, десятерых наполосовали.

  - Без подробностей, хорунжий. Как же вы в темноте то?

  - Почему в темноте, светало уже, развиднелось. Я казакам крикнул чтобы одного оставили. Этот отмахивался ловко, ну Егор Туркин его и приложил разок.

  - Как же ты раз развиднелось не увидел засады?

  - Виноват Ваш... - вытянулся хорунжий глотая окончание и снова звякнув крестами, - господин полковник! Мой грех! Мне и за Карпова перед евонной вдовой ответ держать.

  - Как вдовой? Ты же сказал раненные...

  - Приказной Карпов дорогой отдал Богу душу, царство ему небесное...

   Все присутствующие сняли фуражки и осенили себя крестным знаменем. Есаул продолжил:

  - Карпова, отец Зосима отпевает уже. А про второго раненого, Михаил Павлович обнадежил. Бок ему промыл, зашил, сказал, что жить будет. Я господин полковник по французски гутарить не умею, понять могу что француз, а так...

  - Понятно. Что там у тебя?

  - Да вот штуцер евонный, у станичника соседа такой же.

   Хорунжий протянул Ларионову ружье. Стоявший рядом Марков-второй сказал уверенным голосом, едва взглянув на оружие:

  - Штуцер Тувинена. Дед мой после Крымской компании привез в имение такой-же. Штуцер пошел по рукам.

  - Ладно, спасибо Корнеев. Но докладывать учись, тянуть из тебя все надо клещами.

   Хорунжий вдруг покраснел, и смущенно пробормотал:

  - Виноват господин полковник, меньше месяца как произведен.

   Ларионов подошел к пленному. Перед ним стоял молодой человек, лет двадцати двух, двадцати четырех лет. Под левым глазом у него наливался синяк под, руки за спиной были связаны.

  - Qui vous et pourquoi sont habillés ainsi ?

  - Moi du soldat. C'est la forme de l'armée française.

  - Le nom, le titre ? Que vous faisiez dans cette place où vous ont pris ?

  - Florian Djussopt, ordinaire. J'étais dans la garde champêtre.*

  - Сергей Апполонович! Каково?

  - Странный случай! Позвольте мне господин полковник?

  - Quelle date avons-nous, le mois, l'année?

  - Le cinq juin mille huit cents cinquante cinquième. Mais pourquoi cela vous intéresse?

  - C'est exact ?

  - Oui. Aujourd'hui le cinq juin un mille huit cents cinquante cinquième**.

  - Не может быть! Андрей Васильевич! Этого не может быть!

   Ларионов потрясенно молчал. Не понимавшие французского офицеры жадно выпытывали у своих более образованных коллег о чем речь. За время короткого допроса, вокруг собралось не менее десяти человек, которых Ларионов не приглашал, но которые привлеченные слухом о поимке пленного и его допроса, под разными предлогами собрались у палатки командира полка.

  - Подождите Сергей Аполлонович, дайте я спрошу про детали. Сейчас, сейчас.

  - Dans quel au régiment vous servez ?

  - Cinquantième linéaire, la première équipe de la deuxième division d'infanterie.

  - Qui commande votre division ?

  - Le général Kamu.

  - Qui commande les troupes françaises ?

  - Le général Pelis'e. Vous pourriez ordonner de me dénouer ? Les mains ont cessé de sentir4.

  - Хорунжий, дайте команду развязать его, жалуется, руки затекли.

  - Слушаюсь господин полковник! Митрохин, развяжи его.

   Казак, зайдя за спину пленному, достал нож и разрезал веревки. Француз во время этого закрыл глаза, поднял плечи, потом опустил, напряженное выражение его лица приняло нормальное состояние. Он стал с любопытством оглядываться вокруг, разглядывая окруживших его людей.

   Пленный с наслаждением стал растирать посиневшие кисти рук. Потом вдруг сморщился.

  - Небось, рукам больно стало. - Прокомментировал гримасу на лице француза Митрохин.

  - Что же Вы Корнеев так стянули то его?

  _________________________________________________________________________

  * - Кто Вы и почему так одеты?.

   - Я солдат. Это форма французской армии.

   - Имя, фамилия, звание? Что вы делали в том месте, где вас захватили?

   - Флориан Дюссо, рядовой. Я был в полевом карауле.

  ** - Какое сегодня число, месяц, год?

   - Пятое июня тысяча восемьсот пятьдесят пятого года. Но почему вас это интересует?

   - Это точно?

   - Да. Сегодня пятое июня одна тысяча восемьсот пятьдесят пятого года.

  ***- В каком полку Вы служите?

   - Пятидесятый линейный, первая бригада второй пехотной дивизии.

   - Кто командует вашей дивизией?

   - Генерал Каму.

   - Кто командует французскими войсками?

   - Генерал Пелисье. Вы могли бы приказать развязать меня? Очень затекли руки.

  - Злые были господин полковник. Из-за Карпова да Рыкова.

   Ларионов опять обратился к французу:

  - Quelles actions entreprendront demain les troupes françaises ?

  - Selon ce que sur les batteries transportait hier beaucoup de poudre, il y aura un fort bombardement des renforcements russes.

  - Que sera ensuite ?

  - Je ne connais pas, mais probablement l'assaut du gauche flanc de la défense russe*.

  - Уведите пленного. Господа офицеры! Если кто еще не понял, то волей судеб мы оказались в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году. Мы недалеко от Севастополя. А канонада доносящаяся с Юга, это бомбардировка предваряющая штурм Селенгинского и Волынского редутов, и Камчатского люнета. Как мы оказались здесь и сейчас, ведомо одному Господу. ВСЕХ офицеров прошу, для дальнейшего обсуждения, через час собраться у палатки офицерского собрания.

  - Сергей Аполлонович, заменили людей в полевых караулах?

  - Да господин полковник, в караул заступила первая рота.

  - Спасибо.

  * * *

   После того, как импровизированное собрание разошлось по ротам и батареям, к Ларионову подошел незнакомый капитан. Два унтера маячили в стороне.

  - Господин полковник, разрешите представиться капитан Степанов Леонид Михайлович, уполномоченный особого отдела штаба дивизии. Получил назначение в Ваш полк. Первоначально дернувшаяся для рукопожатия рука полковника осталась на месте.

  - Полковник Ларионов Андрей Васильевич. Давно перевелись из корпуса?**

   В глазах капитана появилась понимающая усмешка. Его рука, даже не дернулась для рукопожатия.

  - Месяц как. Но и при службе в корпусе занимался не сыском, а вопросами контрразведки, правда, на Дальнем Востоке. Но я не об этом. Господин полковник, то, что Вы сказали, это действительно так?

  - Parlez-vous français?

  - Нет, я не знаю языка. Я учился в провинциальном училище, где преподавание французского, в отличии от немецкого, было поставлено из рук вон. Потом проходил курс в Ковельской офицерской железнодорожной школе, а преподавание иностранных языков не было там приоритетным. Так, что я не понял о чем говорили Вы и адъютант полка с этим французом.

  'Быстро соображает, сколько же лет он пробыл в корпусе? На вид ему лет тридцать пять, мы с ним почти одногодки'.

  - В ОКЖ я служил пять лет. - ответил на невысказанный Ларионовым вопрос бывший жандарм.

  - Для вас мое лицо открытая книга капитан.

  - Нет просто я неплохой аналитик. Этим и занимался в корпусе. Но Вы не ответили на мой вопрос, господин полковник.

  __________________________________________________________________________

  * - Какие действия предпримут завтра французские войска?

   - Судя по тому, что на батареи вчера везли много пороха, будет сильный обстрел русских укреплений.

   - Что будет потом?

   - Не знаю, но скорее всего штурм левого фланга русской обороны.

  ** - Офицеры Армии и Гвардии, не подавали руки жандармам.

   'Да хватка у тебя железная'.

  - Да я был вполне серьезен.

   Ларионов пересказал бывшему жандарму допрос Флорина Дюссо.

  - Понятно. Я собственно, почему стал задавать Вам вопросы, господин полковник. Если все так и обстоит, а скорее всего именно так и обстоит, то позвольте узнать Ваши дальнейшие планы?

  - Вмешаться самым грубым и непосредственным образом в текущие события.

  - Вы понимаете, что вмешавшись в исторический процесс, Вы так измените будущее, что возможно, что и сами потом не родитесь. То есть, возможно, произойдет следующее: в один прекрасный день вы просто растаете как мираж.

  - Такой вариант не исключен. - После краткого обдумывания ответил Ларионов. - Но, давайте пока не думать о неприятном. Пока я, как командир полка находящегося в отделе, пользуюсь правами командира на одну ступень выше, то есть правами командира бригады. И я в полной мере воспользуюсь ими для обретения даже призрачной возможности изменить столь неблагоприятный, известный сценарий. Что касается миражей, Бог не выдаст, свинья не съест.

  Мы говорили в дни Батыя,

  Как на полях Бородина:

  Да возвеличится Россия,

  Да сгинут наши имена!

   Неожиданно процитировал жандарм.

  - Немного не верно, последняя строчка ...

  - Я знаю, но мне так нравится больше.

  'А он упрям, не глуп. Учитывая наши с ним знания о событиях первого марта*, такой человек вовсе не будет лишним колесом в телеге. К тому же он железнодорожник, что тоже говорит в его пользу'.

  - Мы, кажется, поняли друг друга, Леонид Михайлович? Задача защиты Отечества не меняется независимо от того, когда оно в ней нуждается.

  - Да, господин полковник. Я тоже до конца буду исполнять приказ. Приказ, отданный завтра.