- Вы знаете, Андрей Васильевич, когда вы упомянули недавно о том каким образом мы 'построим совет в Филях' я сразу вспомнил академию и Баскакова. Как он всегда начинал свои лекции о Наполеоновских походах.

  - А-а! Да, действительно, похоже, получилось. Я все как то не успевал Вас спросить, Сергей Аполлонович, как получилось, что Вы, генштабист, и вдруг на должности адъютанта полка?

  - Я ведь 'штрафованный', - грустно усмехнулся Гребнев.

  - Что за история с Вами приключилась? Впрочем, если ...

  - Нет, нет. Ничего роняющего мою честь и я считаю, честь русского офицерства я не

  совершил. Но история для меня кончилась полковым адъютантством. Хотите, расскажу.

  - Конечно, хочу. Потому и спросил.

  _____________________________________________________________________

  * - Согласно закону 'О всесословной воинской повинности', лица, с высшим образованием отслужив полгода вольноопределяющимся, потом могли держать экзамен на первый офицерский чин.

  - Ну, слушайте. Мой отец, полковник корпуса корабельных инженеров, очень хотел,

  чтобы я стал моряком. Ну а куда на море без английского языка?

  - Ну да, 'мастерская мира', 'владычица морей'...

  - Вот, вот. Когда в пятнадцатом начался 'снарядный голод', меня как знающего английский язык, выдернули из оперативного отдела второй стрелковой, и отправили в Париж, к графу Игнатьеву в помощники.

  - Почему именно Вас послали?

  - Я ведь Михайловское артиллерийское окончил. Вот, про меня и вспомнили.

  - А я думал, Вы из пажей, видел у Вас на портмоне мальтийский крестик*. Еще удивился, почему не на кителе.

  - Это мы с начальником штаба дивизии поменялись значками. На память об одной атаке.

  - А я, уже приготовился Вам, юнкерскую спеть, я ведь Павловское кончал:

  - С тех пор как юнкерские шпоры

   Надели жалкие пажи,

   Пропала лихость нашей школы...-(с)

  - Да, смешно. Но я про павловцев, тоже знаю один стишок. Правда, Морского корпуса. Когда был в отпуске, у отца, к нам как раз приходил гардемарин, за сестрой ухаживал. Дословно не помню его рассказ, примерно так: их новый директор заметил, что установился некий порядок. Женщины рожают, павлоны, занимаются шагистикой, а гардемарины изучают науки и пьют водку. Такой порядок его не устроил, и он решил:

  Порядок правильный, толковый,

  Немедля в мире учредить,

  Чтобы всем дамам водку пить,

  Павлонам, средь мучений,

  Детей производить,

  А в корпусе Морском,

  Во вред морским наукам,

  Ввести пехотный строй,

  Учить павлонским штукам. (с)

  - Тоже смешно.

  - Я продолжу?

  - Конечно.

  - Мы тогда только из боев под Варшавой на пополнение вышли. В полках, где по четыреста штыков, где около тысячи. Шестой стрелковый еще на позициях оставался. Только очухиваться стали, как случай произошёл. Немцы применили удушающие газы. Я был свидетелем как с позиций пришел наш солдат-татарин, отравленный. Принес замок с 'Максима' и надульник. Последнее, что сказал: 'Все по присяге, Коран целовал...'**. И представляете, во Франции, во время приемки снарядов, которые мы буквально на коленях выпросили у французов, мне их офицер вдруг говорит: 'Вам не надо было давать этих снарядов, нам не хватает самим, ведь наши потери больше'. Говорю ему про то, как наши солдаты буквально засыпаются германскими 'чемоданами', цифры потерь называю, но чувствую, он мои слова не воспринимает и уже закипаю. Он мне в ответ: 'По культурности и развитию, русские и близко не стоят рядом с уровнем французов. Россия, понесла бОльшие людские потери, но это невежественная бессознательная масса, а у французов бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, науке, люди талантливые

  ________________________________________________________________________

   * - Нагрудный знак выпускника Пажеского корпуса.

  ** - Подлинный случай.

  и утончённые. Сливки и цвет человечества, - и с этой точки зрения наши потери неизмеримо выше русских'*. Тут у меня солдат-татарин перед глазами встал...

  - И ...?

  - Дал пощечину. Когда нас растащили и разобрались, французы извинились, а меня быстренько отправили в Россию, от греха подальше, и чтобы глаза союзникам не мозолил. 'Мариновали' при артиллерийском управлении, надоело страшно, и я ухватился за

  первую же вакансию, чему теперь очень рад.

  - Я бы тоже дал. А может и не пощечину. Сергей Аполлонович, а давайте на 'Ты' перейдем?

  - На сухую как то не принято...

  - А мы выпьем понарошку, знаете, как дети говорят?

  - Знаю.

   Они скрестили руки и 'выпили'. А потом троекратно расцеловались.

  * * *

   Построение и принятие присяги, полком и приданными ему подразделениями, хоть и производились, по военному времени, без выноса знамени, но все равно были торжественно-красивыми. Отец Зосима, сиял праздничным облачением, звуки оркестра сыгравшего марш 'Под двуглавым орлом' и Государственный гимн, раздавались совсем как в мирное время.

   Ларионов вышел в середину каре и произнес несколько слов, призывая солдат несмотря ни на что исполнить свой долг.

  - Враг топчет Русскую землю! Сейчас каждый да исполнит свой долг. Не посрамим имени Русского! Да будет оно так же грозно, как и в былые годы, да не остановят нас ни преграды, ни труды и лишения!

   Отец Зосима отслужил молебен о даровании победы. Над стоящими рядами вознеслась молитва исстари сопровождавшая русское войско на битву:

  'Спаси Господи, люди Твоя

   И благослови достояние Твое,

   Победы Благоверному императору Александру

   И христолюбивому воинству нашему на супротивные даруя,

   И Твое сохраняя крестом Твоим жительство'.

   Последовала молитва при нападении врагов,

  'Скоро предвари, прежде даже не поработимся врагом,

   Хулящим Тя и претящим нам, Христе Боже наш,

   Погуби Крестом Твоим борющия нас,

   Да разумеют, како может православных вера,

   Молитвами Богородицы, Едине Человеколюбче'.

   Потом полковой священник торжественно произнес тропарь Богородице:

  - Богородица Дева, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою. Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего, ибо родила Спасителя душ наших. Святая Мария, Матерь Божия, моли о нас, грешных, ныне и до самого смертного часа. Аминь.

   Торжественное прохождение было под 'Марш Преображенского полка'.

  * * *

   Карпова хоронили под высокой сосной в версте от берега. Казаки на полотенцах опустили простой гроб в могилу, и под щелчки спускаемых курков стали забрасывать

  _______________________________________________________________________

  *- Подлинное высказывание посла Франции в России М.Палеолога.

  землей. Отец Зосима переодетый в скорбный, для похорон, наряд, торжественно говорил слова чина погребения:

  - Господь, упокой душу скончавшегося раба твоего Матвея в месте света, блаженства, мира, где нет никаких мук, скорбей и душевных страданий. Как благий и человеколюбивый Бог, прости ему всякое согрешение, совершенное им или словом, или делом, или мыслью, потому что нет человека, который провел бы земную жизнь без греха.

   Присутствующие крестясь, пели хором:

  - Святый Боже, святый крепкий помилуй нас!

  - К какой жизненной радости не примешивается скорбь? Какая слава держится непоколебимо? Одно мгновение - и все уничтожается смертью! Но Христе человеколюбивый, упокой того ты воззвал от нас...

  ... Все человеческое - суета, что нейдет дальше смерти; богатство, слава - только до могилы...

  ... О, поистине все - суета и пустота. И исчезнем, все мы умрем: цари и холопы, судьи и притеснители, богатые и нищие. Будем молиться, чтобы Господь успокоил всех.

   Наконец отец Зосима вместе с несколькими солдатами, спели 'Отче наш'.

   При похоронах любого военнослужащего, независимо от чина, полагалось надевать парадную форму, но из-за того, что ее просто не было, офицеры, у кого были, надели все ордена.

   Стоявшие рядом прапорщики третьей роты Колобков и Парамонов вполуха слушающие службу чтобы не пропустить места где нужно было со всеми крестится, тихо шептались:

  - Ты понимаешь Колобок, я, почему не хочу, у меня там Таня, невеста осталась.

  - Хоти не хоти, а все равно ничего не получится. Будешь сидеть в этом лесу? Сколько?

  - Сколько нужно!

  - Тс-с-с! Тихо ты!

  - Сколько нужно, столько и просижу.

  - Дурак ты!

  - Сам дурак, я не хочу, чтобы так было: я глубокий старик, а она только родилась.

  - Ты сам подумай, тебя на фронте могли убить?

  - Ну, могли.

  - Вот и считай, что убили. И вообще, сам только что сказал, она еще не родилась. Так к кому ты побежишь? А если вздумаешь дезертировать, я первый ротному доложу.

  - Подлец!

  - Я-то не подлец, а вот тот, кто хочет накануне боя сбежать, тот трус и подлец. Сам посуди, какие возможности, Аляску еще не продали! Вот победим, и за золотом поедем! Или в южную Африку, за алмазами. Ведь еще даже телефон не изобрели! Вот и изобретай!

  - Но ведь полковник говорил, что может быть эта дыра во времени откроется.

  - Толи откроется, толи нет. А тут еще и турецкой войны не было! Теперь она наверняка раньше начнется. Сам же говорил, что в детстве представлял себя на Шипке рядом со Скобелевым.

  - Ну, говорил.

  - Вот! Братьев болгар пойдем освобождать, в Болгарии ты такую себе невесту найдешь, еще лучше Таньки. Да и подло это бежать от боя. Ну?

  - Лучше Тани не найдешь,- с тоской проговорил несчастный прапор, помялся и добавил: - Ладно ... . Уговорил.

  * * *

   После того как была дана команда готовиться к маршу на Севастополь, строй был распущен.

  Господа офицеры, уже без присутствия командира полка, попытались определиться, что же именно произошло. Версии выстраивались самые фантастические. Прапорщик Петров, субалтерн тринадцатой роты, вспоминал сочинение английского писателя Велса.

  - Господа! Кто-то, с неведомой нам целью, построил машину времени, а полк случайно оказался в ненужном месте, в ненужное время.

   Услышав рассуждения прапорщика, командир батареи трехдюймовок капитан Астафьев, нахлестывая себя по сапогу прутиком, авторитетно заявил:

  - Бред! Вы прапорщик физику не изучали, если изучали, то закон сохранения не поняли, если поняли, то поняли неправильно. Вы представьте себе, сколько энергии потребовалось для того, чтобы перенести такое количество материи! Это Вам не фунт изюма!

  - А как еще объяснить, Раз и ...

  - Да что вы господа спорите! Лучше подумайте, что с нашими семьями теперь будет?

  - Полковник и батюшка уже все объяснили!

  - Полковник-то как быстро сориентировался и принял решение!

  - Как будто только и ждал! Интересно у него, у самого семья есть? Уж больно спокоен.

  - Вы, поручик, у командира первого батальона спросите, они в полк вместе прибыли. А по поводу, того, что спокоен, так он кадровый, для него все равно с каким врагом воевать.

  - А Вы, Михаил Алексеевич, разве не спокойны? Вы ведь, как и я, из отставки.

  - Я же не кисейная барышня, есть враг, рядом однополчане, выгоним господ иностранцев, будем думать.

  - Не знаю как по поводу семьи, Павел Кононович, но если сейчас тысяча восемьсот пятьдесят пятый год, как могут существовать наши семьи, если никто еще не родился? Как это может быть с точки зрения науки?

  - А я думаю, господа, отец Зосима прав. Промысел Божий, вот и все объяснения. В дебри науки лезть, так и голову сломать можно. Мы с вами тут стоим, обсуждаем, а приказ, какой был? Давайте господа к ротам! Солдаты, наверное, тоже от такого фортеля в себя прийти не могут.

   Расходясь группами к ротам и батареям, часть офицеров молчали, часть, в основном молодые прапорщики, продолжали обсуждать перенос во времени и то, что теперь будет.

  - Солдатам проще, что прикажут, то и сделают.

  - Вы, прапорщик, не правы. Солдаты такие же люди как мы, просто менее образованы и информированы. Вся разница. Плохо, если вы о нижних чинах думаете, как о 'серой скотинке', ни о чем не думающей и только слепо исполняющей приказы.

  - Да нет, господин подполковник, я так не думаю. Просто к слову пришлось. Дисциплина она конечно ...

  - Будет вам. Итак, заболтались. Идемте быстрее, а то батальон последним соберётся.

  * * *

   Увязывая полотнища палаток на скатки, закрепляя колышки, укладывая вещевые мешки, подгоняемые криками унтеров и фельдфебелей, солдаты, тем не менее, обсуждали свалившуюся на них, как снег на голову, новость.

   Усевшись на землю и перематывая портянку, ефрейтор Круглов, веселый, разбитной парень из саратовских мастеровых, подтрунивал над сорокалетним, обстоятельно собирающимся, рядовым Старых.

  - Вот ты мне скажи, Михалыч, как же ты таперича будешь. При крепОстном праве-та? Землицы твОй, нетути боле?

  - Земля она никуда не денется. Как была, так и есть. - Спокойно отвечал Иван Михалыч, прилаживая колья.

  - А вот барин тебя на кОнюшню пОшлет?

  - Дурья у тебя башка, хоть ты и ефрейтор, - вмешался отделенный унтер-офицер, - когда в Сибири баре были? Как только тебе Круглов, ефрейтора дали?

  - А так и дали, за храбрость. Медаль еще поОбещали, да только она - мимо прОплыла.

  - Тьфу, на тебя, балаболка!

  - А, скажи, госпОдин младший унтер-офицер, вот я слышал, что счас сОлдаты, аж по двадцать два года служат, а с нами как быть?

  - Да я бы тебя все тридцать служить заставил. Портянку перемотал?

  - Перемотал.

  - Вот и кончай тарахтеть.

  - Я то закончу. А, что скажешь то, Отделенный?

   Увидев, что остальные солдаты, прекратив сборы с интересом прислушиваются, унтер-офицер Пахомов понял, что надо сказать что-то такое, чтобы заткнуть, чёртова балабона.

  - Полковник решит. Не допустит несправедливости. Надо только в войне победить.

  - Ну да, ну да. Полковник-то он кОнечно, решит, ему то что! А, я вот думаю не пОлковник решать будет, а кое-кто повыше.

  - А вот и решит, - увидевший такой бардак, как прекращения сборов, к группе подошел фельдфебель Рогулин, - едучий ты, как короста Круглов, мало тебя видать, под винтовку ставили. Ну да это я тебе мигом устрою.

  - Виноват, господин фельдфебель!

  - Конечно, виноват! Так я запомню, исправляться будешь!

  - Слушаюсь!

   Посмотрев на отделение с высоты своего фельдфебельского величия, прикрикнул:

  - Кончай базар! Бегом строиться!

  * * *

   После похорон, когда все готовились к маршу, к Ларионову подошел капитан Степанов.

  - Господин полковник, разрешите осведомиться о дальнейших планах?

  - Марш к Севастополю. Учитывая, возможность нежелательных встреч, с передовыми патрулями пойдет первая рота. Патрули на флангах от второй. В арьергарде выступит шестнадцатая. Записали Сергей Аполлонович?

  - Да, господин полковник. Разрешите идти писать приказ?

  - Идите.

  - Господин полковник, благодарю за возможность поговорить наедине.

  - Я слушаю Вас Леонид Михайлович.

  - Несмотря на то, что я горячо поддерживаю Вас в Вашем решении, я надеюсь, Вы осознаете какие проблемы, создает нахождение сейчас в России большого количества крестьян, в меньшей степени рабочих одетых в военную форму и знающих о крепостном праве только по рассказам. Это такой взрывной материал! Ведь этого не утаишь при общении с 'аборигенами'. Земельный вопрос, не решенный до конца даже и в наше время, все это ...

  - Прекрасно Вас понимаю, думал об этом и даже кое-что припас для Государя. - С этими словами Ларионов достал из полевой сумки брошюру озаглавленную 'Справочная книжка ходока переселенца' с указанной ценой семь копеек.

  - Насколько я вас понял, господин полковник, ...

  - Леонид Михайлович, в приватной обстановке, давайте без чинов.

  - Спасибо Андрей Васильевич, но я продолжу свою мысль, или вернее Вашу. Намереваясь добиться отмены крепостного права, по результатам войны или с другим обоснованием, это сейчас не суть важно, вы одновременно хотите сделать то, что не удалось до конца Петру Аркадьевичу?

  - Леонид Михайлович, с Вашими способностями угадывать мысли собеседника, Вы далеко за флагом оставляете девицу Ленорман. Развивая дальше эту мысль, могу сказать, что помещики основной капитал при реформе, ....

  - ... получили не за выкуп крестьян, а за выкуп земель крестьянами. Но ведь есть, ... вернее будет, нет, совсем запутался, Было такое понятие - временно-обязанные.

  - А вот об этом, должны позаботиться мы.

  - Но как?

  - Во-первых, на полях сражений. Во-вторых, убедив Государя в необходимости реформ, мы ведь знаем какие и когда они будут. Так зачем же время терять? Делать надо сразу, а не растягивать с земельной реформой на шестьдесят лет. Мы знаем, а Хомяков еще только напишет:

   И верим мы, и верить будем,

   Что даст он дар - венец дарам -

   Дар братолюбья к братьям-людям,

   Любовь отца к своим сынам.

  - Вы даже Хомякова помните?

  - Помню, но к стихам нужна еще вполне обоснованная программа. Денег в стране на выкуп крестьян из зависимости нет, вот, мы и должны приготовить Государю возможность расплатится за реформу английским и французским золотом.

  - Контрибуция? Но Англия никогда не платила контрибуции!

  - И не будет. Она заплатит за содержание пленных, и за разорение русских городов: Керчи, Ялты, Таганрога, Мариуполя, Петропавловска-Камчатского, и прочих.

  - А если не заплатит?

  - Значит подданные Ее Величества королевы Виктории, будут из прибавочного продукта, согласно учению английского эконома Адама Смита, зарабатывать себе на дорогу. Заодно и нам железные дороги построят!

  - Все это хорошо звучит, но тут целый клубок проблем. Это такая махина!

  - Леонид Михайлович, я прошу Вас подумать и записать Ваши предложения. Это конечно решается не все так легко и просто как я поначалу высказал. Еще, подумайте, пожалуйста, о встрече с Государем. Лучше Вас, кажется, никто не справится.

  - Хорошо Андрей Васильевич, я подумаю. Надеюсь это не завтра?

  - Шутите? Нет, конечно. Я рад, что мы с Вами единомышленники и в этом.

  - Я тоже. Разрешите идти, господин полковник?

  - Да. Не сочтите за труд позовите ко мне подполковника Маркова-второго, штабс-капитана Логинова и командира роты связистов капитана ...

  - Фатеева.

  - Да его. Совсем из головы выскочило.

  - Слушаюсь.