Василий Константинович Кондратьев брел на работу. Ему было пятьдесят шесть, но выглядел он на двадцать лет старше.

Будто вмиг сравнялся возрастом со своим отцом. Когда он нашел свою мать мертвой, то сразу в глубине души понял: его отец также давно мертв.

Едва он узнал об исчезновении жены, как почувствовал: «Все, Лены нет в живых». До находки останков Любови Семеновны еще трепыхался в груди слабенький огонек надежды, что отец с матерью живы, что о причине своего исчезновения они расскажут сами.

Теперь Василий Константинович понимал: если кто-то из его семьи не возвращается домой, — значит, все. Конец.

И этих «кто-то» осталось три человека.

Он, старый полковник, который чемто прогневил Господа. И двое детей, которых он не знает, как защитить. Он обреченно подумал: "Кто следующий? Я?

Катя? Боря?"

Мир поплыл перед его глазами. Прохожие, автомобили, дома, вывески, фонарные столбы — все это смешалось, изогнулось и стало опрокидываться на беспомощного полковника. Чтобы добить окончательно.

Он сцепил зубы. Напряг все мышцы.

Не позволил уйти зрению из глаз.

— Стоять, — проскрежетал он сам себе. — Стоять!

— Что с тобой, милок?

Кондратьев устоял. И обернулся. Сухонькая старушка сзади готовилась подхватить его, если он начнет падать. Даже авоську свою она уже повесила на локоть, чтобы освободить морщинистую ручку.

Их обтекали потоки сильных, молодых, смеющихся людей. Они со старушкой были невидимой преградой для этих потоков. Так река равнодушно охватывает двумя рукавами остров.

«Нужно спасти тех, кто остался, — пронеслось в голове. — Жизни Бори и Кати зависят теперь только от меня!»

Василий Константинович схватил морщинистую ручку. Припал к ней губами.

— Спасибо, мама, — вырвалось у него.

Старушка вздрогнула. Лишь сейчас она увидела, что этот «старик» годится ей в сыновья.

Она все более убеждалась в этом, глядя в спину удаляющемуся Кондратьеву. С каждым шагом походка его делалась тверже, а отмашка рук — решительнее.