Кофи вышел из автобуса уже в темноте. Он бывал здесь дважды. Первый раз — случайно вместе с Борисом, когда тот приезжал за отцом.
Второй раз Кофи добирался сюда сам.
Дорога из центра города заняла тогда два с половиной часа. Он с трудом нашел это место. Бесконечно плутал, попадал в тупики. Там и тут приходилось обходить раскопанные канализационные трубы.
Ничего похожего на парадный фасад города. Сюда интурист не добирается.
Зато сейчас Кофи знал здесь каждую кочку. Выработанная за долгие годы жизни среди дикой природы наблюдательность оказалась очень кстати. Он запомнил даже расположение теней.
Впрочем, на яркий свет жаловаться не приходилось. Молодой вождь стоял в густом неухоженном кустарнике. Перед ним тянулась разбитая тяжелыми грузовиками улица. Параллельно улице тянулась бетонная стена. Над стеной в пять рядов красовалась колючая проволока.
Молодой вождь расстегнул нагрудный карман. Вытащил черную пластину.
И всмотрелся в черные полосы. Слева и справа за стеной стояли кривые фонарные столбы. Светил лишь один из них.
Кустарника свет почти не достигал.
Но черные полосы на черной пластине Кофи уже чувствовал. То, чего нельзя увидеть, можно почувствовать. Если уметь сконцентрироваться.
Так в особых книжках, которые называются «Видимо-невидимо», подолгу всматриваешься в бессмысленный узор, и внезапно картинка приобретает объем и смысл.
Парень поднес амулет к носу. Глубоко втянул сладковатый запах. Выдохнул. Еще и еще. Вдох-выдох. Мускулы наливались силой. Сухожилия приобретали гибкость.
В мыслях воцарялся полный порядок.
Перелезть через стену житель тропиков, очевидно, сумел бы. Проволоку, в конце концов, можно перекусить специальными ножницами. Но, во-первых, Кофи опасался какой-нибудь сигнализации: коренные жители тропиков слабы в электронике. Во-вторых, лезть через трехметровый забор не было никакой нужды.
Прочь чувства. Тот, кто чувствует черное на черном, в других чувствах не нуждается. Это очень полезно. Нет чувств — и нет сомнений. Сомневающемуся, вялому, впечатлительному человеку не дано побеждать.
Вождь вздрогнул. Лишь сейчас, как следует надышавшись сладким тленом, он заметил высоко в черном небе звезду.
Она висела точно над возвышающимися за стеной сооружениями.
В небе было много и других звезд, но все они находились неизмеримо дальше от Земли. Эта была родная и близкая, как мать.
Кофи мог поспорить, что ему не показалось: звезда приподняла свой огненный хвост и тут же опустила, словно приглашая. «Сюда», — будто сказала большая звезда.
— Я иду, — прошептал Кофи.
Кофи перешел улицу, обходя выбоины. Нажал кнопку звонка. И не отпускал до тех пор, пока не услышал металлический лязг. Кофи понял, что это изнутри открыли смотровое окошко.
— Помогите! — заорал он. — Василий Константинович, помогите! Там Катя, Катя… Там с Катей…
Сторож Кондратьев увидел перекошенное лицо парня, его выпученные в ужасе глаза, трясущиеся губы.
— Не может быть, не может быть, — повторял сторож, впопыхах отпирая замки. — Что с Катей?! Не может этого быть…