Х о р

 

РУССКИЙ ИКАР

Темно. Появляется титр «Рязань». Затем другой — «1731». Титры исчезают. Слева все различимее отсвет костра. Возле него два человека. Это  И в а н  и  С ы с о й. Они возятся, налаживая что-то.

И в а н. Подбрось еще, Сысой.

С ы с о й (бросая в костер топливо). И то, подбросил. А дух какой тяжелый!

И в а н. Вот славно!

С ы с о й. Чего ж хорошего? Такая вонь.

И в а н (весело). Изрядно, брат! Чем больше будет гари, тем выше в небо улечу!

Постепенно светает. Различаются контуры палисадника перед церковью. К вековой березе привязан канат. Он сильно натянут. Видна тень воздушного шара и петля для воздухоплавателя.

Под утро-то свежо.

С ы с о й. Да ты к костру поближе встань.

И в а н (бегает, чтобы разогреться). Да ну его, костер! Потом хужей озябнешь. Ты побегай, оно надежней. Быстрее б в небеса, чай, там теплей!

С ы с о й. Ну да, теплее, как же! Там копится роса. (Снимает кафтан.) Держи, замерзнешь!

И в а н. Да ну его! Как шар, растет?

С ы с о й (подкидывая топливо). Растет. Становится похож на самовар. Уж лучше б лопнул он.

И в а н. Типун тебе!

С ы с о й. А впрочем, нет. Пущай себе, а то, коль лопнет, мы, пожалуй, задохнемся. Ох, Ваня, Ваня!

И в а н. Опять завел заупокойну песню?

С ы с о й. Эх, милый! За упокой молюсь я сорок лет.

И в а н. По чьей душе? Ты что, совсем рехнулся?

С ы с о й. Друг Федька… Оторва был, навродь тебя…

И в а н. Что ж он удумал?

С ы с о й. Крылья смастерил, на колокольню влез…

И в а н. И прыгнул?!

С ы с о й. Прыгнул! А почитай, сбежалась вся Рязань…

И в а н. Что, камнем?

С ы с о й. Нет, будто воспарил сперва, будто полетел, потом уж — камнем!..

И в а н. Счастливый!

С ы с о й. Как не так! Доселе слышу глухой удар.

И в а н. Но, баешь, воспарил? Не зря, стал быть, отдал он богу душу. То было при Петре?

С ы с о й. При нем, Великом. Тогда-то и ушел я в звонари, замаливать его грехи пред богом. Уж сорок лет на колокольне этой… Все думаю: а сам бы я решился?..

И в а н. Чего ж молчал?

С ы с о й. Боялся, штуку эту (показывает на шар) не станешь ладить.

И в а н. Ну как не так! Что шар? (Подходит к шару.) Надулся он?

С ы с о й. Готов.

И в а н (примеряется к петле, дает Сысою топор). Слышь, друг Сысой, как сяду прочно я, руби канат. Скорей, а то рассвет не за горами…

Г о л о с  М а р ь и. Ваня! Ваня! Ваня!

И в а н. Она! Прочуяла!

С ы с о й. Чутье у ней!

Вбегает  М а р ь я  почти без сил.

М а р ь я. Успела все же! Ох, Иван! Иван!

И в а н. Как ты узнала?

М а р ь я. Сердце не глухое! Убивец ты!

И в а н. Ну вот!

С ы с о й. Поговорите, я покараулю. Отойду! (Отходит.)

М а р ь я. Гляди в лицо мне!

И в а н. Ну гляжу, и что?

М а р ь я. А то, бесстыжие твои глаза, что за мечтой о небе на земле любовь ты проглядел!

И в а н. Любовь?

М а р ь я. Любовь!

И в а н. Ты — дочка воеводы, я — подьячий. Все этим сказано.

М а р ь я. Вправду говорят, что всяк Иван — дурак!

И в а н (кланяется ей в пояс). Тако спасибо на добром слове!

С ы с о й (в сторону). Милые бранятся, что тешатся. Да только время ль?

И в а н. Время изведать мне: я человек аль червь?

М а р ь я. Ты человек, не птица! Ваня! Ваня! Погубишь голову свою и душу, а заодно меня.

И в а н. Ты вправду, что ль?

М а р ь я. Нет, я шутить бежала!

И в а н. Марья! Марья! Не разбивай мне сердце, прошу тебя!

М а р ь я. Сжалься, Ваня! Погибнешь — мне не жить! Бежим в Москву, вот золото, и много! Повисну на тебе! Не отпущу!

И в а н. Нет, Маша, нет. Мечтал об этом долго. Не отступлюсь! Жить дальше не смогу!

М а р ь я. Иван! (Бросается к нему.)

И в а н. Сысой, возьми ее.

Сысой с трудом оттаскивает Марью от Ивана. Иван усаживается в петлю.

М а р ь я. Ванюша!

И в а н. Руби канат!

Сысой рубит канат. Освобожденный шар медленно поднимается, унося Ивана.

Не поминайте лихо-ом!

С ы с о й. Летит!

М а р ь я. Летит!

С ы с о й. Ох, гляньте, он летит!

Вбегает  Л у п а т о в.

Л у п а т о в. Вот ты где! К кому бежала, говори?!

М а р ь я (не отрывая глаз от шара). Прости!

Л у п а т о в. Куда глядишь-то? Аль свихнулась? Ворон считать?

С ы с о й. Летит, летит, летит!

Л у п а т о в (взглядывает вверх). Свят, свят! Нечиста сила! (Падает на колени.) Боже правый, в чем грешны мы? (Приглядевшись.) Так то подьячий! Схватить его!..

С ы с о й. Теперь не схватишь — руки коротки!

М а р ь я. О боже, помоги ему!

С ы с о й. Уж выше березы он!

Л у п а т о в. Ну погоди, холоп! Коль голову себе не сломишь сам, на площади отрубим. (Марье.) Ты ж будь готова под венец…

М а р ь я. Скорее в петлю…

Л у п а т о в. Вероотступники! Гореть в аду вам! Теперь, звонарь, ты за двоих ответишь!

С ы с о й. Мне ничего не страшно, воевода. На склоне лет сподобился увидеть, как человек, что птица, полетел!

М а р ь я. Переменился ветер!

С ы с о й. Ох, на колокольню прямехонько несет его!..

М а р ь я. Убьется!

С ы с о й. Аль мимо пролетит?!

М а р ь я. Глядеть не можно! (Закрывает лицо руками.)

                                         Х о р

 

ЗА ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ДО БРАТЬЕВ РАЙТ

Один за другим освещаются титры «Санкт-Петербург» и «1881». Скромно обставленный кабинет. В центре на постаменте большая модель летательного аппарата. Вокруг беспорядок. Е р о ф е е в н а  в спешке производит уборку, говоря сама с собой.

Е р о ф е е в н а. Только и прибрать чуть-чуть. Вот только и поспеть, пока дома нет. А то ведь в пыли задохнется голубчик мой. Ох, напасть! Вещички все на месте, как лежали. (Вытирает пыль вокруг модели.) А уж паче эту штуку. Эта ему дороже жизни. Не дай бог что поломать. Пылищи-то! (Неловко задевает тряпкой, рассыпает на пол какие-то металлические предметы.) Ой, беда, беда!

Быстро входит  И в а н  со шляпой в руках.

И в а н. Нянюшка!

Е р о ф е е в н а. Батюшка! (Садится в страхе на пол.)

И в а н. Опять в небо захотела?

Е р о ф е е в н а. Аль не видишь, на земле я, на земле, батюшка, с твоими-то грехами!

И в а н. Мои грехи тебе не бремя. (Швыряет шляпу в угол, подходит к Ерофеевне и помогает ей подняться.) Сколько раз толковал тебе: не надо ничего в моем кабинете трогать!

Е р о ф е е в н а. Так ведь ты же одичал здесь, как в берлоге…

И в а н. И хорошо!

Е р о ф е е в н а. Уж куды хорошо. Я подберу…

И в а н. Не надо, нянюшка, не надо. (Бережно собирает детали.)

Е р о ф е е в н а (с испугом смотрит на модель). Неужто и впрямь на ладье этой по воздуху летать собрался?

И в а н. Под самые облака, нянюшка, под самые облака вознесусь.

Е р о ф е е в н а (крестится). Ох, грех какой! Да нешто человеческое это дело? Ангел ты, что ли, небесный?

И в а н (хлопочет над моделью, возобновляя работу). Ангел не ангел, а воспарю как орел. А вы с Машенькой снизу глядеть будете да радоваться. Ступай, ступай.

Е р о ф е е в н а (нахмурившись, идет к двери, но останавливается). Иван Сергеевич, батюшка, глупая я старуха, а правду тебе скажу. Антихристово дело ты замыслил, и не приведет оно к добру. Скоро оголодаешь ты со своими крыльями. Уж и лавочник, вишь, отказал. «В долг — говорит, — больше не получите, не дам».

И в а н. Вот он антихрист и есть. (Достает из ящика стола футляр.) Держи.

Е р о ф е е в н а. А чего это, милай?

И в а н. Заложи у ростовщика, да только Марье не сказывай.

Е р о ф е е в н а (пытается открыть футляр). Да что там?

И в а н. Серьги матушкины с бриллиантами. Последнее, что осталось. Ступай.

Е р о ф е е в н а. Ох, горемычный! И что за хворь такая налетела! Будто в малолетство впал. Уж как хорошо-то жили! (Уходит, бережно неся футляр, другой рукой прихватив ведро.)

И в а н (вдруг исступленно). Я верю, потому я прав! Прав тот, кто верит!

Е р о ф е е в н а  возвращается.

Е р о ф е е в н а. Там посетитель к тебе.

И в а н. Кто же?

Е р о ф е е в н а. Не назвался. Приятель, говорит, давнишний.

И в а н. Странно. Кто бы это?

Ерофеевна выходит. Появляется  С е р г е й  П а в л о в и ч.

Сергей Палыч! Ба! Вот уж не чаял!..

С е р г е й  П а в л о в и ч. Здравствуй, дружище!

Обнимаются.

Забрался же ты! (Оглядывает комнату.) Не больно шикарно.

И в а н. Это неважно. А важно вот что! (Подводит его к модели.)

С е р г е й  П а в л о в и ч. А-а, так это и есть твоя игрушка?

И в а н. Игрушка?

С е р г е й  П а в л о в и ч. Зашел в Адмиралтейство, адрес дали, да плохо, говорят, с капитаном первого ранга. Я испугался, не натворил ли чего. А они говорят: в детство, мол, впал. Ушел со службы, в игрушки играет.

И в а н. И эти тоже… Не впал я в детство, Сергей. Голова у тебя светлая, сам посмотри, свихнулся твой друг или нет.

С е р г е й  П а в л о в и ч (рассматривая модель). Что за диковина?

И в а н. Великое дело, брат. Скоро эти крылья вознесут друга твоего к облакам.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Не может быть!

И в а н. Может, Сереженька, очень даже может!

С е р г е й  П а в л о в и ч. Слушай, а ты уверен…

И в а н. В чем, дружище?

С е р г е й  П а в л о в и ч. Что ты… в здравом уме?

И в а н (смеется). А ты не уверен? Погляди на меня. Похож я на сумасшедшего?

С е р г е й  П а в л о в и ч. Чудеса!

И в а н. Чудо это, не пройдет и полвека, станет таким же привычным, как нынче пароход или паровоз.

С е р г е й  П а в л о в и ч. То-то, когда в Японию ходили, ты все на чаек смотрел. Вот оно куда тебя привело! Выходит, ты первый из безумцев?

И в а н. Нет, не первый, Сережа, совсем не первый. Порылся я в манускриптах. (Берет со стола тетрадь.) Вот тут, дружище, собрана по крупицам вся история воздухоплавания — и особливо наша, российская!

С е р г е й  П а в л о в и ч. А разве таковая имеется?

И в а н. Да какая! Оказывается, еще в девятьсот шестом году Олег, киевский князь, применил атаку с воздуха.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Это как же?

И в а н. А так. Выпустил огромных воздушных змеев с фигурами всадников из позолоченного пергамента. Когда в небе показались полчища вооруженных людей, враги в страхе открыли ворота.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Невероятно!

И в а н. А послушай это. (Читает по тетради.) «В шестнадцатом веке смерд Никита, боярского сына холоп, пробовал летать вокруг Александровской слободы, но был обезглавлен, а крылья его сожжены».

С е р г е й  П а в л о в и ч. Неужто такое было?

И в а н. Было. А вот скажи-ка, воздушный шар кто изобрел?

С е р г е й  П а в л о в и ч. Братья Монгольфье.

И в а н. Ничего подобного. За полвека до них в Рязани. (Читает.) «Подьячий Крякутный сделал шар большой, налил дымом поганым и вонючим, и нечистая сила подняла его выше березы и после ударила о колокольню, но уцепился он за веревку, чем звонят, и тако остался жив. Его хотели закопать живым или сжечь, но он бежал в Москву…»

С е р г е й  П а в л о в и ч. Да-а, Россия-матушка!

И в а н. «Россияне когда-нибудь пристыдят самые просвещенные народы успехами своими в науках, неутомимостью в трудах и величием твердой славы» — так говорил Петр Великий.

С е р г е й  П а в л о в и ч (с интересом изучает модель). Да-а!..

Входит  Е р о ф е е в н а.

Е р о ф е е в н а. Еще гость.

И в а н. Кто?

Е р о ф е е в н а. От начальников. (Шепотом.) Если позовут опять служить, соглашайся, голубчик!

И в а н. Проси.

Ерофеевна выходит.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Позволь взглянуть на чертежи.

Входит  Л у п а т о в  в форме морского офицера.

Л у п а т о в. Здравия желаю!

И в а н. Добрый день. (Представляет.) Господин Старков. Господин Лупатов.

Сергей Павлович и Лупатов раскланиваются.

Изволь, Сергей Павлович. (Протягивает ему чертежи, в изучение которых тот немедленно погружается. Лупатову.) Вы с заключением комиссии?

Л у п а т о в. Так точно. (Передает Ивану конверт с печатями.) Прошу-с.

И в а н (разрывает конверт, читает). Какая нелепость! Прочти, Сергей Павлович.

С е р г е й  П а в л о в и ч (берет бумагу, читает). «Комиссия не находит ручательства в том, что опыты над летательным аппаратом могут привести к полезным результатам, доколе не будет устроен аппарат с подвижными крыльями… Испрашиваемая сумма настолько значительна, что комиссия не решается присоветовать ее ассигнование на опыты, не обещающие какого-либо полезного результата».

И в а н. Преступление! Преступление против отечества!

Л у п а т о в. Это вы сгоряча, господин капитан первого ранга. Будем считать, что я этого не слышал. А комиссия, я думаю, решила по справедливости. Можно ли разбазаривать государственную казну на сомнительные прожекты? Вот если бы вы и вправду дали своей машине подвижные крылья, как у итальянца Капрэтти…

И в а н. Глупость! Дремучая глупость!

Л у п а т о в. Где уж нам! Мы неучи! Судим, глупцы, по разумению человеческому. Но далеко ль ворона улетит, коли крыльями шевелить не будет? Приятных вам опытов, почтеннейший! (Официально поклонившись, уходит.)

И в а н. Еще куражится!

С е р г е й  П а в л о в и ч. Хороша комиссия!

И в а н. Нынешняя Россия — одна сплошная комиссия!

С е р г е й  П а в л о в и ч. Ну, это ты хватил!..

И в а н. Да как же иначе, когда Менделеева, этого исполина земли, держат на задворках науки! Когда Жуковскому то и дело подрезают крылья! А Яблочков? А Ладыгин? Если бы не признание их работ за границей…

С е р г е й  П а в л о в и ч. Ладно, брат, что рефлексии-то предаваться? Покажи лучше, как действует твой аппарат…

И в а н. К чему это?

С е р г е й  П а в л о в и ч. Ну, хотя бы забавы ради.

И в а н. Разве что забавы… (Подходит к модели.) Да это на дворе надо. Нет, будет народ тешить!

С е р г е й  П а в л о в и ч. А ты все-таки покажи. Инженер ведь я… (Берет чертежи.)

И в а н (снимает модель с постамента). Ну, смотри…

Незаметно входит  Г о с т ь. Останавливается у двери, наблюдает.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Главное — растолкуй ты мне, как от земли-то оторвется? Такая махина!..

И в а н. Инерция, друг мой, сила инерции… Как, например, оторвался от земли твой покорный слуга.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Так то в мечтах.

И в а н. Какое в мечтах! Соорудил змей, привязал его к тройке, возница разогнал лошадей, и я воспарил над землей.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Ой ли? И много пролетел?

И в а н. Да саженей тридцать.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Чудеса!

И в а н. Вот и это мое устройство: вначале бежит по земле, потом медленно отрывается и…

С е р г е й  П а в л о в и ч. Неужели такое когда-нибудь будет?

Г о с т ь. Будет.

Сергей Павлович и Иван с удивлением оглядываются.

И в а н. Вы кто, пророк?

Г о с т ь. Пророк.

И в а н. Ну что ж, господин пророк, вещайте дальше. Особенно если провидения ваши будут приятны.

Г о с т ь. Весьма приятны, Иван Сергеевич.

И в а н. Любопытно. Вы что, и вправду все знаете?

Г о с т ь. Все. Могу, к примеру, прочесть на расстоянии вон ту бумагу.

И в а н. Ну, и что же в ней?

Г о с т ь. Отказ. (Подходит к модели). Преступный отказ.

И в а н. А пророки имеют фамилии?

Г о с т ь. Шнайдер. Вам следует запомнить это имя. В нем — ключ.

И в а н. Ключ? К чему же?

Г о с т ь. Наедине, только наедине, уважаемый Иван Сергеевич.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Ухожу, но знайте, господин Шнайдер, за безопасность моего друга вы отвечаете головой. (Кланяется и уходит.)

И в а н. Слушаю вас, сударь.

Г о с т ь (не отрываясь от модели). Разговор будет деловой. Я представитель крупной европейской фирмы.

И в а н. Чем могу быть полезен вашей фирме?

Г о с т ь. Прежде всего фирма может быть полезна вам. Очень полезна! Но для этого нужно решиться на самую малость — сменить место жительства.

И в а н. Не понял.

Г о с т ь. Продолжить ваши опыты в Германии.

И в а н. Вот как! А вам от этого какая польза?

Г о с т ь. Немалая. Польза, которой не понимают ваши чиновники. Да, мировое открытие стоит денег. Мы их вкладываем. Рискуем, конечно. Но если риск оправдывается…

И в а н. Вам барыш…

Г о с т ь. А вам мировая слава, любезнейший!

И в а н. Скажите, а почему вы так чисто говорите по-русски?

Г о с т ь. Я русский.

И в а н. Русский?

Г о с т ь. Русский немец. У меня две родины.

И в а н. Две родины? Так не бывает.

Г о с т ь. Бывает. Мои предки поселились в России еще при Петре. Десятилетиями обучали ремеслам ваших людей. А у меня вот другое призвание.

И в а н. Это я уже понял. Коммерция.

Г о с т ь. Прогресс. Я бежал от российской косности. Бежал на землю своих предков. Ну так как, принимаете мое предложение?

И в а н. Двести лет жили в России, а главного так и не поняли.

Г о с т ь. Что вы имеете в виду?

И в а н. У русского человека отечество одно, господин Шнайдер. Оно не сюртук. Мы не меняем его по выгоде.

Г о с т ь. Предрассудок. Мировые открытия принадлежат человечеству. Имя вы можете себе оставить. Вам никто не предлагает его менять.

И в а н. Точно так же не сменю и земли, на которой родился и вырос. Вы деловой человек, господин Шнайдер, берегите свое время.

Г о с т ь. Ну что ж, до свидания. Напрасно вы со мной как с врагом. Ваши враги вокруг вас. Их много. Вся старая, скрипучая государственная машина. Но вы еще придете (оставляет на столе визитку) или напишете.

И в а н. Не приду и не напишу.

Г о с т ь. «Англичанин мудрец, чтоб в работе помочь, изобрел за машиной машину, а наш русский мужик…» (Уходит.)

И в а н (провожает его взглядом, берет со стола визитку, рвет ее. В задумчивости ходит вокруг модели, берет бумагу, читает). «…Испрашиваемая сумма настолько значительна…» Проклятье! (Комкает бумагу, бросает ее на пол.)

Входит  М а р ь я  в летнем наряде, в шляпке.

М а р ь я (шутливо). «Тут Иван с землей простился и на небе очутился».

И в а н. Что за шутки, Маша?

М а р ь я. Ты, конечно, будешь недоволен. Ты меня, конечно, осудишь, но я…

И в а н. Что случилось?

М а р ь я. Я поступила служить в гимназию.

И в а н. Что ты? Зачем это?

М а р ь я. Довольно, Ваня. Ты работаешь в поте лица, и я должна трудиться. Грех сидеть и вышивать на пяльцах, когда ты… Что с тобой, Ваня? (Видит бумагу, поднимает ее, читает.) Да неужели они…

Пауза.

Не переживай, Ваня, не все так плохо.

И в а н. Прекраснодушие, Маша, еще никого не спасало.

М а р ь я. Есть противоядие против них, Ваня: твердость. Делай свое дело, как делал его прежде.

И в а н (не сразу). Когда нам совсем плохо, на помощь приходит женщина. Спасибо тебе, Маша! Но жизнь коротка, вот беда. Впрочем, если я успею хоть немного из того, что задумал… завтра народится другой Иван. И он взлетит выше звезд! Разве это буду не я?!

                                         Х о р

 

ГОРЕ И ГЕНИЙ

Возникают титры «Калуга», затем «1897». Освещается тесная гостиная. В ее обстановке чувствуется нужда. Ерофеевна моет пол. Входит  Г о с т ь.

Г о с т ь. Позволите?

Е р о ф е е в н а. Не хозяйка я тут.

Г о с т ь. Стало быть, прислуга?

Е р о ф е е в н а. Прислугу рассчитали третьего дня. Соседка я.

Г о с т ь. Я присяду?

Е р о ф е е в н а. В ногах правды нет.

Г о с т ь (оглядывая комнату). Вот, значит, как живет изобретатель.

Е р о ф е е в н а. Так, значит, и живет. Концы с концами еле сводит.

Г о с т ь. Слышал я, великий он человек.

Е р о ф е е в н а. Как же, великий! А дети мрут.

Г о с т ь. Дети?

Е р о ф е е в н а. Намедни шестимесячного похоронили. Все про небо, про небо, а ребенка не уберег…

Входит  М а р ь я. Гость встает.

Г о с т ь. Прошу простить, вторгся без спросу.

М а р ь я. Вы к Ванечке? Посидите, он скоро должен быть. Ерофеевна, что это вы?!

Е р о ф е е в н а. А что? Я ничего.

М а р ь я. Своих забот вам мало?

Е р о ф е е в н а. Мало не мало, а сердце надрывается глядеть. Был бы порядочный, не довел бы жену-то…

М а р ь я (твердо). Спасибо вам, Ерофеевна, за заботу. Но впредь не надо. Ни работу за меня делать, ни мужа моего осуждать. Очень вас прошу.

Е р о ф е е в н а (обидевшись). Я что, я как лучше хотела. Я что, я не буду соваться, раз… Живите как знаете. (Уходит.)

М а р ь я. У мужа занятия в гимназии кончились. Скоро должен быть.

Г о с т ь. Не беспокойтесь, подожду.

М а р ь я. С ребятишками возится. Уж сорок лет, своих-то четверо, а все как маленький, право. Змеев каких-то запускают. Опыты у них…

Г о с т ь (растерянно). Опыты? Да-да, великий человек…

М а р ь я (наблюдая за Гостем). Сейчас самовар поспеет. У вас случилось что?

Г о с т ь. А? Случилось? Если бы… Пусть бы уж случилось. Легче было бы…

М а р ь я. Не приведи бог! Пусть уж лучше ничего не случается.

Г о с т ь. Да-да, может быть, может быть…

М а р ь я. Вы к Ване по ученым делам?

Г о с т ь. Нет, я поговорить хочу. Просто поговорить. Смысл я потерял. Понимаете?

М а р ь я. Как это?

Г о с т ь. А вот так. Не знаю, зачем живу.

М а р ь я. Так вам не к мужу, вам в церковь надо.

Г о с т ь. Пробовал, все пробовал. У масонов ответа искал, у сектантов был, к графу Толстому в Ясную Поляну наведывался… Вы бы о муже своем рассказали.

М а р ь я. А что рассказывать? Живу вот, мучаюсь.

Г о с т ь. Мучаетесь?

М а р ь я. Мучаюсь. (Просветлев.) Приехал, помню, в наш уезд учитель молодой. Определили его к отцу моему на постой. Ну чистый ребенок! Шар какой-то с искрами надумал запускать — исправнику избу чуть не спалил. Беда! А потом уж и совсем тяжко стало. Соседи-то за блаженного его держат. Твой, говорят, блаженный. А ученики любят. Вечно он что-то придумывает. О, идет, слышите?

За окнами шум. Голос Ивана: «Мне работать пора. Все, все, друзья, до завтра!»

Входит возбужденный  И в а н.

И в а н. Здравствуй, Манюшка! Ну и ну!

М а р ь я. К тебе гость.

Гость встает, кланяется. Иван не замечает его, не слышит Марью.

И в а н. Ну и ну!

М а р ь я (громко). Ванечка!

И в а н. А? Что, Манюшка?

М а р ь я. Гость, говорю, к тебе.

И в а н (пожимает Гостю руку). Очень рад. (Марье.) Так вот. Соорудили мы вчера большой змей, а сегодня утречком привязали мои сорванцы к нему котенка — и под облака!

М а р ь я (всплеснув руками). Мучители! Убился?

И в а н. Ничуть не бывало. Вернулся на землю, съел целую плошку молока и вполне доволен своей судьбой.

М а р ь я. Ваня, человек к тебе пришел. (Уходит.)

Г о с т ь. Простите, что отнимаю время…

И в а н (приставив ладонь к уху). Как, как фамилия?

Г о с т ь (громко). Фамилия моя вам ничего не скажет.

И в а н. А вы по какому вопросу?

Г о с т ь. Да уж и не знаю, как сказать…

И в а н. А как думаете, так и скажите.

Г о с т ь. Ну что ж, прямо и скажу: по вопросу жизни и смерти.

И в а н. Вот как! Ну и что же вы думаете по вопросу жизни и смерти?

Г о с т ь. А то и думаю, что лучше смерть, чем такая жизнь. Слепая вера в выдуманного бога и беспробудное пьянство — вот вам и вся Россия.

И в а н. Пьянство? Да, это есть. Этого много. А отчего?

Г о с т ь. От горя.

И в а н. От горя думать надо, а не пить.

Г о с т ь. Русский человек, скажу я вам, никогда не сможет жить без водки, без царя, без бога.

И в а н. Сможет, уверяю вас, сможет!

Г о с т ь. Ерунда! Ну, вот вы сами как живете? В чем ваша вера?

И в а н. Мой бог, моя вера — человек! Всемогущий человек!

Г о с т ь. Слова, слова, слова. Не верю я в это. Человек рождается, и с первых же мгновений появления человека на свет начинается страшный отсчет секунд, приближающих его к смерти. Я гость. Гость у вас в Калуге, у себя в Петербурге и вообще на этой грешной земле.

И в а н. Да, так иногда говорят. Я тут на кладбище был, вижу надпись: «Прохожий, сорви былинку и остановись. Ты в гостях, а я дома».

Г о с т ь. Вы что же, не согласны с этим?

И в а н. Решительно не согласен! Невежество, недалекость ума все это. Понимаете?

Г о с т ь. Не понимаю. Жизнь — это миг.

И в а н. Миг?! Мало же вы жили, мало видели, мало собираетесь сделать. А зачем же тогда все это? Зачем существует мир, вселенная, космос? Да как же можно смириться с мыслью о грязной могильной яме? Как можно смириться с извечной враждой, с войнами, с бесчисленными болезнями? Как можно терпеть этот вечный страх перед исчезновением?!

Г о с т ь. Жизнь заквашена на несправедливости.

И в а н. Не одна счастливая жизнь хороша, но и самые мысли о ней.

Г о с т ь. От них еще горше. Ведь жизнь — это миг.

И в а н. Жизнь — это вечность! Потому что ничего, кроме жизни, нет. Я лично ничего не знаю. И вот вам рецепт пропишу, как доктор, от хандры.

Г о с т ь. Очень буду вам благодарен.

И в а н (не расслышав). Еще как поможет-то! Выходите каждую ночь на улицу и смотрите на звезды.

Г о с т ь. И только?

И в а н. Увидите, поможет. Вспомните: «Открылась бездна звезд полна, звезда́м числа нет, бездне — дна!» Разве не величие? Разве не вечность? Бесконечность во времени и пространстве доказать очень просто. Предположим, вселенная конечна. (Берет и вертит блюдце, ставит его ребром.) Вот это предел. А что там? Ничего? Но «ничего» — это уже что-то! То-то же! Во времени точно так же. Могло ли оно когда-нибудь начаться и может ли кончиться? Бесконечность вселенной — бесконечность жизни. Вечность. А мы ее дети. Дети… (Сникнув.) Правда, дети умирают иногда…

Г о с т ь. То-то и оно! И мы умрем! И малейшего следа не останется.

И в а н. Как?

Г о с т ь. Следа, говорю, ни малейшего не останется.

И в а н. Останется, друг мой, останется! А вы, собственно, кто по профессии? Ах да, вы ведь говорили — пессимист. И пришли за утешением? Спросить, зачем жить? Так?

Г о с т ь. Так.

И в а н. Вы думаете, я не дам вам вразумительного ответа? Еще какой получите-то! Жить надо ради хлорофилла!

Г о с т ь. Ради чего?

И в а н. Зеленое дерево спрашивает разве, зачем оно родилось? Нет, оно тянется к солнцу. И кому лучше, если бы вместо него были мертвые камни? Хотя и камни, друг мой, тоже не мертвые. Вот в чем штука!

Г о с т ь. А вот граф Толстой…

И в а н. Что граф Толстой? Запутались вы в его философии, и все тут. А я вот вспомнил: «Человек обязан быть счастлив. Если несчастлив, то он виноват. И обязан до тех пор хлопотать над собой, пока не устранит этого неудобства и недоразумения. Неудобство главное в том, что если человек несчастлив, то не оберешься неразрешенных вопросов: и зачем я на свете? и зачем весь мир? А если счастлив, то покорно благодарю и вам того же желаю». И сказал сие не кто иной, как граф Толстой.

Г о с т ь. Граф Толстой?

И в а н. Вот именно, он самый. Ну, я не проповедник, помог ли чем-нибудь вам, не знаю… Прошу простить. И еще вот что скажу: не отделяйтесь вы от природы. Жизнь в городах противоестественна. Что общего у человека с этим каменным мешком? Вы на волю из Петербурга, на волю. Выйдите на поляну, она вам сама все скажет. А еще больше — небо… Звездное небо! Что вы! Какая смерть? Не смешите! Великое счастье — бытие! Скажите: «Я есмь!» Да что вы меня от работы отвлекаете? Пришли тут со своим пессимизмом…

Г о с т ь (хватает шляпу, низко кланяется). Спасибо, господин изобретатель! Вы открыли мне глаза. Я понял, все понял!..

И в а н. Да это ребенку ясно! Убирайтесь.

Г о с т ь. Спасибо! (Быстро уходит.)

И в а н (задумчиво). Да-а, жизнь оскорбительно коротка. Жалкая крошка на ладони вечности. Человек часто умирает несчастливым только потому, что не успевает стать счастливым.

Появляется  М а р ь я.

М а р ь я. Там к тебе рабочий человек.

И в а н. Ну и ну!

М а р ь я. Петрович к тебе пришел, говорю.

И в а н. А?! Да-да!..

М а р ь я (идет к двери). Заходите. (Уходит.)

Входит  Н и к о л а й  П е т р о в и ч.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Здоровья доброго!

И в а н. Здравствуйте, Николай Петрович! Ну что, брошюры прочли?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч (протягивает Ивану пачку брошюр). Прочел. Благодарствую.

И в а н. Отлично. И как находите?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Туманно.

И в а н. Как?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Туманно, говорю.

И в а н. Что-то совсем плохо слышу сегодня.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч (громко). Туманно. Путано.

И в а н. Все равно не слышу. А чего же там путаного?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Мысли.

И в а н. Ну уж извините, мысли там все как на ладошке.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Так-то оно так… Да не понимаю, чего вас так тянет в небо?

И в а н. А вас не тянет?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Меня нет.

И в а н. Вам, стало быть, на земле хорошо и сладко?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. И горько, и худо. Потому и сомневаюсь я: время ли думать нам о небе?

И в а н. Самое время!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. А кто же о земле помыслит?

И в а н. О земле-е!..

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Да, о земле уважаемый Иван Сергеевич! Люди-то пока по земле ходят.

И в а н. Крылья человеку нужны, крылья!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. А хлеб не нужен?

И в а н. Хлеб? (Задумывается.) Да, без хлеба плохо.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. А свобода?

И в а н. И свобода нужна, только человек должен быть готов к ней.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Вот этого-то я уразуметь и не могу. Если будет свобода, демократия, если власть будет вырвана из рук самодержавия…

И в а н. И кому же вручена?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Народу!

И в а н. А что он будет делать с ней, с властью? Забитый, безграмотный…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. К чему вы призываете?

И в а н. К просвещению народа.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Нет, это долго!

И в а н. А надо все быстро?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Немедленно!

И в а н. Вэни, види, вици!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Как?

И в а н. Вэни, види, вици!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. По-латыни не разумею.

И в а н. Пришел, увидел, победил! Хороший вы человек, Николай Петрович! Умница! Но, извините, у нас в Калуге это знает каждый гимназист.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Гимназии не кончал.

И в а н. Еще не поздно учиться. Днями и ночами! Самоучкой, как Ломоносов…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Некогда. Надо спасать человечество.

И в а н. От чего?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. От рабства.

И в а н. Спасите сначала себя. Получите образование.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Такими разговорами вы только одурманиваете народ.

И в а н. Как вы сказали?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Одурманиваете.

И в а н. Виноват, я плохо слышу.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Я знаю, вы шутник.

И в а н. Напротив.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Мир надо перестраивать, и это истина.

И в а н. Правильно, истина.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Вот видите! Наконец-то мы поняли друг друга.

И в а н. Человечество надо выручать. Свободу!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Свободу!

И в а н. Свободу для проявления таланта, творческой деятельности человека. Сколько дарований погибает, сколько гениев… Хотя бы у нас в России. Гении! Вот кто откроет дорогу человечеству. Вот кто укажет путь.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Опять вы не туда поехали, извините.

И в а н. А куда я поехал?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. В заоблачные выси.

И в а н. Но именно туда и лежит мой путь.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Плохо это. Не время, понимаете?

И в а н. Так, может, мне бросить науку? Может, прикажете мне заняться прокламациями?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Думаю, это больше способствовало бы счастью человечества, чем ваши статьи и опыты.

И в а н. Ну, знаете ли, милостивый государь! Вот вам моя прокламация: «Я призываю немедленно начать по всей России розыски гениев человеческой мысли. Только они способны обеспечить правильное устройство государства».

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Извините, ваши разговоры — сплошной дурман!

И в а н. Но кто же, как не мыслители, укажет путь?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Революция выделит своих мыслителей.

И в а н. И я буду в их числе, хотя занимаюсь своим делом. Небом. Да, небом! Потому что это надо делать сейчас. Ваша революция долго потом не наверстает упущенного, если не даст дороги наукам, искусствам, гипотезам, дерзаниям во всем, если она не откроет пути в космос. Да, в космос!

Входит  М а р ь я  с телеграммой в руках.

М а р ь я. А-а, а-а!

Иван. Что с тобой, Манюшка?

М а р ь я. А-а, а-а, сыночек, сыночек наш… Игнашенька!.. (Опускается на стул.)

Иван подходит к ней, берет телеграмму, читает.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Что, что случилось?

И в а н. Сын… в Москве… застрелился!

М а р ь я. Ванечка! Ваня! Ты умный! Ты ученый! Ты хороший! Ты все можешь, все! Верни мне сыночка! Верни его! Ну что тебе стоит поколдовать над своими машинами! Верни Игнашеньку, Ваня!

И в а н. Я не бог.

М а р ь я. Будь богом, прошу тебя! Ведь я все только для тебя! А теперь для сынка, для сынка нашего!..

И в а н. Не разрывай мне сердце, Манюшка!

М а р ь я. Всегда было так, всегда. Все тебе было некогда. Дом? Некогда. Дети? Некогда. Все опыты, опыты, опыты… Вот тебе и последний опыт!..

И в а н. Судьба.

М а р ь я. Судьба!.. Су-удьба-а!.. (Рыдает.) Только что Петеньку похоронили, младенчика… Сорока дней не прошло. (Выпрямляется, зло.) Не было у тебя для детей сердца, никогда не было! Чудовище!

И в а н. Ты права, Манюшка, ты права. Виноват я! Я один во всем виноват! Вчера еще, кажется, зашел он ко мне, сел вот здесь, тихо сел. «Поговори со мной, отец, — шепчет, — поговори». А я: «Некогда, некогда, иди с богом». Вот и ушел. Ушел мальчик мой!.. (Плачет.)

М а р ь я (обнимает Ивана). Прости, прости меня, Ванечка! Умоляю, прости! Не помню, что говорю…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Успокойтесь, Иван Сергеевич, не виноваты вы…

И в а н. Виноват, ох как виноват! Да, без вины виноват. Не могу же я иначе, не могу! И не смогу! Кто-то же должен думать не о сегодняшнем, не о завтрашнем, а о послезавтрашнем дне! И какие бы еще ни встретились тернии, — к звездам! Пэр аспэра ад астра! Пэр аспэра ад астра!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч (вдруг что-то осознав). Да, кто-то должен звать к звездам… К звездам…

 

                                         Х о р

 

ПОДОБНО ПТИЦЕ

Титры «Близ Киева», затем «1914». Аэродром. Вкопанный в землю стол, скамья. Чуть слышен рокот мотора самолета. За полетом наблюдают  С ы с о й  и броско одетый  Г о с т ь. Сысой стоит неподвижно. Гость перебегает с места на место, то и дело хватаясь за сердце.

Г о с т ь. Что он делает? Нет, что он делает? Это же невероятно! Это безумие! Сейчас полетит!

С ы с о й. Он давно летит.

Г о с т ь. Да я не в том смысле. Угробится, говорю, вот что! Ай-ай! Смотрите, смотрите…

С ы с о й. Смотрю.

Г о с т ь. Что он делает?! Что делает?!

С ы с о й. Сызнова завел шарманку! А говорите, писали про мертвую петлю.

Г о с т ь. Я писал… Конечно… Но не видел.

С ы с о й. А как же писали, коли не видели?

Г о с т ь. Писал как журналист, а теперь вот вижу как человек. Я же не знал, что это и есть петля… Ай-ай! Смотрите, действительно мертвая.

С ы с о й. Чего вы трусите? Будто сами летите, а не он.

Г о с т ь. А ты что, не трусишь? Смотри, какой спокойный! Будто тебе все равно.

С ы с о й. Мне не все равно. Но я своего поручика знаю.

Г о с т ь. Тихо, сглазишь. Ай-ай, падает! Падает!.. (Закрывает глаза.)

С ы с о й. Подожди, подожди!.. Ага-а! Видали? Артист! Шаляпин!

Г о с т ь (открывая глаза). Лети-ит! Шаляпин! Хулиган, а не Шаляпин. Еще бы немного, и…

С ы с о й. Он это уже во второй раз проделывает. Это почище петли. А вы там пишете… Писуны!

Г о с т ь. Что пишем?

С ы с о й. Что! Поручик мой в воздухе кувыркается, а вы там про француза пишете.

Г о с т ь. Про какого француза?

С ы с о й. Да будто француз какой-то первый мертвую петлю…

Г о с т ь. А-а, Пегу… Этого я не писал.

С ы с о й. Не писал?

Г о с т ь. Это не я писал.

С ы с о й. Вы!

Г о с т ь. Нет, не я!

С ы с о й. Нет, вы!

Г о с т ь. Да как ты смеешь!..

Появляется  И в а н.

И в а н. Что за шум, а драки нет?

С ы с о й. Господин поручик! Вот этот господин…

И в а н. Приказываю остыть!

С ы с о й (вытягивается). Есть остыть!

И в а н. К самолету шагом марш!

Сысой поворачивается через левое плечо и строевым шагом уходит.

Вы уж извините. Мой механик кипучий темперамент имеет.

Г о с т ь. Не беспокойтесь, пожалуйста. Позвольте отрекомендоваться. Я корреспондент журнала «Природа и люди».

И в а н. Это еще ничего.

Г о с т ь. А что, есть хуже?

И в а н. Много хуже.

Г о с т ь. Да, вы правы, вероятно… А я… Я писал о вашей мертвой петле в петербургской газете «День».

И в а н. Помню, помню. Любопытная была статья. Только вы сами-то не видели…

Г о с т ь. Святая правда. Но у нас бывает такое. Событие грандиозное, вот и отважился по отзывам очевидцев, так сказать…

И в а н. Ну, и каково же ваше впечатление?

Г о с т ь. Как вы все это проделываете? У меня просто нет слов, господин поручик. Никогда не думал, что такое возможно!

И в а н. Я тоже не думал.

Г о с т ь. Аэроплан! Чудо двадцатого века!

И в а н. Вполне с вами согласен!

Г о с т ь. Как все стремительно! Герберт Уэллс всего лишь лет десять тому назад писал, что году в 1950-м будет изобретен аппарат, который поднимется с земли и благополучно на нее возвратится.

И в а н. Ошибся фантаст, бывает.

Г о с т ь. Я был на показательных полетах Пегу в Петербурге.

И в а н. И по впечатлениям писали обо мне?

Г о с т ь. Признаться, да…

И в а н. Нехорошо, господин корреспондент, нехорошо.

Г о с т ь. Да-да, совершенно с вами согласен. Я слышал, что Пегу признал ваш приоритет в мертвой петле?

И в а н. Да, и это делает ему честь.

Появляется полковник  Л у п а т о в.

Л у п а т о в. Опять вы за свое, поручик! Я же приказывал вам не петлить. Прекратите петлить, слышите? Превратите!

И в а н. Господин полковник, это все равно что приказать птице — не летай!

Л у п а т о в. Вы не птица.

И в а н. Птица, господин полковник. Вы только что имели возможность в этом еще раз убедиться.

Л у п а т о в. В таком случае я сделаю так, чтобы вы оказались на птичьих правах! Я не допущу ваших вольностей. Здесь армия, а не воздухоплавательное общество!

И в а н. У армии должна быть своя слава. Слава армии. Вы ведь сами летчик, господин полковник!

Л у п а т о в. Вы понимаете, что такое приказ?

И в а н. Понимаю.

Л у п а т о в. Так вот приказ: «Не петлить!» Я не слышу: «Есть не петлить!»

Иван молчит.

Я не слышу!

Иван молчит.

Поймите же, я не могу рисковать машиной и вашей жизнью.

И в а н. Господин полковник! У меня жена, двое детей и мать. А потому я не могу безрассудно обращаться со своей жизнью, не могу даже ради громкого имени «русский Пегу». А что касается машины, то позвольте спросить: числится ли за мной хоть одна авария?

Л у п а т о в. Если вы не прекратите ваши смертельные эксперименты, я возбужу дело об увольнении вас из армии. (Уходит.)

Г о с т ь. Да, то, что вы делаете, — это опасно, очень опасно. Я здесь, на земле, чуть не умер со страху, наблюдая за вашим полетом. Но совершенно не понимаю господина полковника. Может быть, вы мне объясните…

И в а н. Застарелая болезнь — что позволено Европе, то запрещено России. Но ничего, мы, нижегородские, люди крепкие!

Г о с т ь. Завидую вашему оптимизму.

И в а н. А вы пессимист? Не надо, дорогой, не надо! Это не дело. Это не по-русски.

Г о с т ь. Пессимизм, по-моему, одна из основных черт русского характера.

И в а н. «Умом Россию не понять…» Тютчев. Читали? Впрочем, не будем. Это заведет нас слишком далеко.

Г о с т ь. Почему вы не написали о вашей мертвой петле?

И в а н. Я писал. Для себя, для друзей. А то, что имеете в виду вы, так я не писатель — летчик.

Г о с т ь. Каждый, кто пережил что-то невероятное, должен рассказать об этом людям. И если он сделает это хорошо — он писатель.

И в а н. Это не по мне. Я летчик.

Г о с т ь. А хотите, это сделаю я? Что вы чувствуете при совершении вашей мертвой петли?

И в а н. Что она — живая.

Г о с т ь. Прекрасно. Вот об этом-то я и напишу. А что вы чувствовали в первый раз?

И в а н. Вы мальчишкой кувыркались на лугу?

Г о с т ь. Мальчишкой? На лугу? Не помню…

И в а н. Не может быть! Этого нельзя не помнить. Тогда попробуйте.

Г о с т ь. Что, здесь? Сейчас?

И в а н. Здесь. Сейчас. И немедленно.

Г о с т ь. Ну что ж… (Кувыркается.)

И в а н. Что чувствуете?

Г о с т ь. Не понял…

И в а н. Тогда попробуйте еще.

Вбегает  М а р ь я. Вслед за ней появляется  С ы с о й.

М а р ь я. Ты здесь? Живой! (Приникает к Ивану.)

И в а н. Что ты, Маша?

М а р ь я. Ничего. Ты жив!

И в а н. Да что случилось?

М а р ь я. Леня Есипов… погиб!

И в а н. Леня?!

М а р ь я. Пришла ко мне его сестра…

И в а н. Как это случилось? Где? Когда?

М а р ь я. Не могу! Больше не могу!..

И в а н. Ну что ты, Машенька! Успокойся, Маша, успокойся.

М а р ь я. У меня нет больше сил! Понимаешь, больше нет сил! Кузьминский! Стоякин! Павлов! Исаченко! Фирсов! Есипов! Кто следующий? Кто?!

И в а н. Я понимаю тебя, Машенька, я все понимаю. Но что прикажешь делать? Перестать быть самим собой? Перестать быть русским офицером?

М а р ь я. Но не все же русские офицеры такие!..

И в а н. Не надо, Машенька! Пойдем. Может быть, может быть… Однако пойми… Впрочем, не будем здесь, сейчас… Пойдем. Полеты кончились, теперь я два дня дома… Пойдем.

Иван и Марья уходят. Гость долго смотрит им вслед, потом садится за стол, быстро пишет что-то.

С ы с о й. Вот об чем писать-то надо, господин писатель!

Г о с т ь. А что, и вправду часто гибнут?

С ы с о й. А то вы не знаете?

Г о с т ь. Да как-то не задумывался.

С ы с о й. Машины хреновые! Взлетел, а тут ветер — вот тебе и хана! Только такие орлы, как мой поручик, и выныривают. А вы там о французах пишете. Им хорошо, французам. Заводы на них работают. Надо самолет — пожалуйста. А мы — лапотники… Ну ничего! Дай срок! Вздохнет еще Россиюшка! Вздохнет!..

                                         Х о р

 

ОДНА, НО ПЛАМЕННАЯ СТРАСТЬ

Титры «Близ Нижнего Новгорода» и «1929». Ясное утро. Высокий берег Волги. Где-то рядом пасется стадо. Позвякивают колокольчики на шеях коров. Появляется  Н и к о л а й  П е т р о в и ч  в форме офицера летных войск. Он кого-то ищет. (В этом эпизоде в произношении Ивана и Сысоя желательно волжское оканье.)

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. И куда подевался? Ничего, я тебя, голубчик, все равно найду. Ты от меня не уйдешь. (Уходит.)

С другой стороны появляется  С ы с о й  с кнутом.

С ы с о й. Куды, куды, треклятая! Навязались бы на мою голову, так-перетак и еще сначала! Полкан, едрен корень! Чего разлегся? А ну, гони ее сюды!

Лай собаки. Удаляется, приближается, затихает.

Ну, то-то!.. Не мне же за тебя бегать да тявкать.

Вновь появляется  Н и к о л а й  П е т р о в и ч.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Здорово, отец!

С ы с о й. Здравствуй, сынок.

Николай Петрович приставляет ладонь ко лбу, смотрит на берег.

Кого высматриваешь?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Да ищу тут одного.

С ы с о й. Ваньку небось?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Иваном зовут. А как догадался?

С ы с о й. Чего ж догадываться! Чин у тебя большой и форма небесная.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Небесная! Надо же! Это ты хорошо сказал. Ну и где же он, Иван?

С ы с о й. Кто ж его знает… Давеча сеть с рыбаками тянул. Не видать его на берегу-то?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Не видать.

С ы с о й. Домой, стало быть, отправился.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Разминулись!

С ы с о й. Нужон он тебе?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Нужон.

С ы с о й. Ишши, коли так.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Ишшу. (Уходит.)

С ы с о й. Забегало начальство-то! (В сторону.) Опять! Красуха! Ну, куды, куды ты поперла?! Полкан! Растолкуй ей!

Лай собаки. Появляется  И в а н.

Вона! А я думал, ты дома, молоком парным балуешься.

И в а н. Бродил по берегу.

С ы с о й. А у меня суприз для тебя.

И в а н. Тошно, дед Сысой! Куда деваться? (Опускается рядом с Сысоем.)

С ы с о й. Ну, а коли тошно, приберегу. А то ведь оно как: коли сперва хорошо, потом нет — то тошно, а ежели сперва совсем пакостно, а потом получше — то вроде бы и ничего.

И в а н. Философ ты, дед!

С ы с о й. Поживи с мое. Но вот удивляюсь я: чего тебе тосковать? Молодой, видный… Шел бы, к примеру, в пароходку. Корабли водить будешь. По морям, по окиянам…

И в а н. Нет, дед, не пойдет. Мне с моряками не по пути. Мне (указывает на небо) вон куда надо.

С ы с о й. А чего там?

И в а н. Не понимаешь ты, дед!

С ы с о й. Понимаю, Ванюшка, ох как понимаю! Думаешь, мне охота с холерами энтими возиться? Я ведь мастер! В деревне-то половина домов — мои. И что ни дом, то песня!

И в а н. Кто же тебе мешает? Иди да строй.

С ы с о й. Куды я теперь пойду? И глаз не тот, и рука твердость потеряла.

И в а н. Тогда дома сиди. Сыновья-то прокормят.

С ы с о й. Дурак ты, Ванюха! Я тут (указывает на Волгу) каждый день с красотой! (Приглядывается к Ивану.) Э-э, голубь, чтой-то ты совсем нос повесил. Никак ответ на свое прошение получил?

И в а н. Получил.

С ы с о й. Ну?

И в а н. Отказали.

С ы с о й. Вот идолы! Слышь, Ванюшка, а поезжай-ка ты в Москву, да прямо к Сталину!

И в а н. Ты что, дед, рехнулся?

С ы с о й. А чего? Про тебя вон и в газетах писали.

И в а н. Ну и что? Мало ли про кого газеты пишут!

С ы с о й. Да ты не дрейфь! У тебя, как говорится, случай особый.

Появляется Николай Петрович.

Во, суприз твой объявился!

И в а н. Батя!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. А ну, смирно!

И в а н. Товарищ майор!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Слушай команду! Смирно!

Иван в неловкости оглядывается на Сысоя, становится по стойке «смирно». Сысой встает рядом с Иваном, вытягивается.

Рапортуй по уставу!

И в а н. Да что ты, батя!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Отставить «батю»!

И в а н. Куда ж его отставишь? Батя есть батя. Второй отец.

С ы с о й. Товарищ старший командир, разрешите обратиться?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Что такое?

С ы с о й (делает строевой шаг вперед). Так что осмелюсь доложить, парень не в себе. Муштруй его не муштруй — все одно будет. Вы бы лучше с ним по-душевному.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. По-душевному?! А я вот сниму ремень и прямо при вас, при уважаемом его односельчанине…

С ы с о й. Пори меня, товарищ командир!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Ты-то при чем?

С ы с о й. Так что я есть живой свидетель. Парень намучился, настрадался… Теперича ему никакая порка не поможет.

И в а н. Молчи, дед, он скоро остынет.

С ы с о й. Молчу.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Это кто остынет, кто?! Я-то думаю, он служит, мастерство свое оттачивает, а он на Волге рыбку ловит, ушицу под водочку кушает. Деда себе завел…

С ы с о й. Ты это… погодь, товарищ старший командир! Неча на парня напускаться! Он тут места себе не находит, прошения пишет…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. А письма он пишет?

С ы с о й. Письма — не знаю, а прошения пишет.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч (Ивану). Ну-ка отвечай, как это я от тебя письма получаю?

И в а н. Да ладно, батя!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Нет уж, ты открой секрет.

И в а н. Чего там, батя. Ну, посылаю письма ребятам, а они вам. Вам же спокойней…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Видали шельмеца?! (Глянув на Ивана и Сысоя.) Вольно!

С ы с о й. Есть вольно! (Садится.)

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Вот так, отец! И я был у него командиром! Позор, позор! Что там у тебя вышло? И чтоб как на духу!

И в а н. Несколько происшествий, батя. Я думаю, меня по совокупности…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Давай-давай, повествуй!

И в а н. Ну, закончил я курс совершенствования… Комэск говорит: «Покажи, чему научился». Я и показал.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Конкретней.

И в а н. Ничего особенного, батя. Ну, спикировал на ангар… Да ведь не задел же, все рассчитал.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Дальше?

И в а н. Пошел вверх. На ста пятидесяти метрах сделал петлю. Потом пониже — иммельман…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Машина?

И в а н. «Фоккер Д-11».

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Слыхал, отец?

С ы с о й (вскакивает). Так точно, сынок!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Отставить!

Сысой садится.

Хулиган!

Сысой вскакивает.

Отставить! Брось, дед, шутками парня выгораживать.

Сысой садится.

Самоубийца!

Сысой намеревается вскочить, но Иван его удерживает.

Дальше?

И в а н. Все… почти. Пошел на посадку — перевернул машину…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Высота?

И в а н. Метров тридцать… ну, двадцать-то было, не меньше. Совершил обратный переворот и сел на три точки.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Ну, и что было дальше?

И в а н. Ничего. Летчики подбросили меня раз пять. По-моему, столько же раз и поймали.

С ы с о й. Во, видали!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. А командир эскадрильи?

И в а н. Вместе с ними.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Ну а комбриг?

И в а н. Дал двадцать суток ареста. Да разве это справедливо, батя? Помнишь десятую годовщину Октября? Члены правительства, дипломатический корпус… Я ведь тогда почти то же самое сделал. А мне денежную награду выдали и благодарность зачитали в Большом театре…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Стоп, стоп! Не уводи в сторону. Что же все-таки переполнило чашу терпения?

И в а н. Понимаешь, батя, я… самолет разбил.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Та-ак!

И в а н. Обидно, батя. Сколько лет ни одной аварии!.. Письмо, понимаешь, от Маши получил. Она же в положении, ты знаешь. Ну, был малость не в себе… Зацепился за провода и…

С ы с о й. Вот оно какое строгое дело — самолет. Жена там, может, помирает, а ты улыбайся и летай.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Ну и что за сим последовало?

И в а н. Суд, батя, суд! Честно скажу, не ожидал я этого. Дали год тюрьмы. Просидел девятнадцать дней. Выпустили и уволили из рядов Красной Армии.

С ы с о й (вскочив). А много у нас таких, ну-ка, много?

И в а н. Сядь!

С ы с о й. Я тебе не Полкан!

И в а н. Не надо, дед, молчи!..

С ы с о й. Молчу. Да ведь обидно: такого орла за решетку упрятали!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Если по букве судить, то все было правильно, отец. А потом, он ведь сам говорит — по совокупности. А совокупность у него агромадная!

И в а н. Да чего там, батя!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. А ты посчитай, сколько у тебя гауптвахты было? Не сосчитаешь.

С ы с о й. Так он и в детстве озорной был. Все в чулане сидел за художества свои.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. В детстве ладно, а вот когда озорство во взрослую жизнь переходит… Расскажи деду, как ты вираж вокруг Исаакия изобразил, как под Троицким мостом пролетел, как двести пятьдесят петель подряд скрутил…

С ы с о й (опять не выдержав). Молодец!

И в а н. Дед!

С ы с о й. Молчу!

И в а н. Да ведь это все элементарно, батя!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Допустим. Но ведь никому же и в голову такое не пришло!

И в а н. Значит, голова моя не так устроена.

С ы с о й. Это точно. У него она совсем по-другому устроена.

Иван бросает на него строгий взгляд.

Молчу!

И в а н. Люди всему название ищут. Необычно летаю. Как назвать? Ну и назвали: воздушное хулиганство. Пусть так. Мне что? Разве дело в названии?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Да ты никак гордишься этим?

И в а н. Не гордость это, батя. К лихому времени готовлюсь. А оно придет, ты это лучше меня знаешь. Должны мы быть готовы? Должны. Значит, надо кому-то и рисковать…

С ы с о й. Поезжай, Ванюшка, к Сталину!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Со мной он поедет.

И в а н. С тобой? Куда, батя?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. В Москву.

И в а н. В Москву?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Мы с Юмашевым и Громовым всех начальников обошли. Убеждали, что тебя необходимо вернуть в авиацию.

И в а н. И… и что?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Стоят на своем.

С ы с о й. Ванюха, поезжай…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Подожди, отец. Недавно нас вызывали наверх. Разговор шел о… (Сысою.) Тебе можно доверить государственную тайну, отец?

С ы с о й. Могила!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Разговор шел о перелете через Северный полюс в Америку.

И в а н. Через Северный полюс?! В Америку?!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Нас спросили, кто может это сделать. Мы сказали — ты.

С ы с о й. Едрена палка! Ванюха! Я ж тебе говорил — суприз!

И в а н. Батя! Батя!..

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Ну-ну! Не хватало тебе еще зареветь.

И в а н. Батя! Да я… я… Дед! Ты слышишь, дед?! (Выхватывает у Сысоя кнут и сломя голову несется куда-то вниз, к Волге, пушечно выстреливая им.)

С ы с о й. Поостерегся я сразу суприз-то ему выдать. И правильно. Совсем ишь парень-то свихнулся.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Ничего, отец, пусть побесится. Два месяца это в нем копилось. Надо, чтобы вышло.

С ы с о й. А ежели совсем выйдет?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Останется! Это гениальный летчик, отец. Ге-ни-аль-ный! Понимаешь?

С ы с о й. А чего не понять? Наша Волга много великих людей дала. А сколько еще великих-то погубили, на излете срезали…

Появляется  И в а н.

И в а н. Батя, не верю! Утешаешь ты меня, успокаиваешь…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Да ты что! Врал я тебе когда-нибудь?

И в а н. Батя, ох, батя! Хошь, я сейчас Волгу переплыву?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Успокойся, Иван, остынь. Во-первых, это пока еще планы. Отдаленные планы, понимаешь? А во-вторых, тебе до этого еще дожить надо.

И в а н. То есть как?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. А так. Определим тебя летчиком-испытателем на авиационный завод.

И в а н. Отлично, батя! Это же живое дело!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Живое, согласен. Но ведь ты сумасшедший.

И в а н. Ты меня знаешь, батя! У меня ни одной поломки… Эх, батя, да я еще вокруг шарика!..

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Ну, ладно, ладно…

И в а н. Значит, едем? В Москву? Побегу!

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Куда?

И в а н. На почту, телеграмму Маше…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Не надо телеграмму.

И в а н. А… а что? (Шепотом.) Что, батя?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Да-а, вредно тебе без неба. Совсем психованный стал. Приехала Марья, со мной вместе приехала.

И в а н. Да ведь она же…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Сына тебе привезла!

С ы с о й. Вы, товарищ старший командир, ухайдакаете сегодня парня! Разве можно так вот, разом?

Появляется  М а р ь я.

И в а н. Маша, Машенька! (Бросается к ней.) Сын, да? Нет, правда сын? Дед, ущипни меня!

Сысой в шутку стегает его кнутом.

Не сплю! (Марье.) Сколько?

М а р ь я. Что?

И в а н. Весит сколько?

М а р ь я. Четыре двести.

И в а н. Еще один летчик на свет появился!

М а р ь я. Ну уж нет! Мне и одного много. Ты почему меня два месяца обманывал?

И в а н. Не мог же я тебе в такое время правду написать!

М а р ь я. А ты помнишь наш уговор? Правду, всегда только правду!

И в а н. Я люблю тебя — вот моя правда! (Бережно поднимает Марью на руки.)

М а р ь я. Ты что, Ваня, люди ведь…

И в а н. Хорошие люди, Маша! И жизнь, Маша, тоже хорошая! Сколько счастья, и все одному!

М а р ь я. Двоим.

И в а н. Троим! Пошли к Игорьку.

М а р ь я. Ты уж и имя дал?

И в а н. А мы с тобой давно договорились. Ты что, забыла? (Уходит с Марьей на руках.)

Н и к о л а й  П е т р о в и ч (Сысою). А?!

С ы с о й. Да-а! Молодые!.. (В сторону.) Ох, холеры! Опять на огороды пошли! Полкан! Полкан!..

Лай собаки.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Давно пасешь, отец?

С ы с о й. Да годов пять.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. А раньше чем занимался?

С ы с о й. Дома́ у нас в деревне видел?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Видел.

С ы с о й. Красивые?

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Красивые.

С ы с о й. Я строил.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Ты?

С ы с о й. Удивляешься? Я тут по Волге километров на полтораста вверх-вниз строил. Сейчас еще поезди, поспрашивай: Сысоя Шамолина, мол, знаете? Знаем, скажут, помним. Золотые руки были… Теперь вот ослабели, и глаза шалят…

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Может, подлечиться тебе? В Москву приезжай, врачей хороших найдем.

С ы с о й. Э-э, мил человек, от старости лекарства нету. Не придумали еще. Я об одном только жалею — мало построил.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Не печалься, отец. Внуки твои достроят. Они и глубины морские, и дали небесные покорят и, кто знает, быть может, к далеким мирам прорвутся. Прорвутся и расскажут там, что жил на земле, на великой русской реке Волге, и строил людям дома мастер Сысой Шамолин…

                                         Х о р

 

СЫН ЗЕМЛИ

Титры «Москва» и «1961. 1 апреля». Красная площадь. Силуэт Мавзолея В. И. Ленина. Вечер. На сцене  И в а н  и  С т е п а н. Они в летной форме, старшие лейтенанты.

И в а н. Не хочется уходить.

С т е п а н. Да.

И в а н. Знаешь, первый раз я увидел Красную площадь в шестнадцать лет. Думал, она огромная, а пришел — и поначалу даже разочаровался…

С т е п а н. А я вот думаю: у каждого из нас есть родной уголок. У тебя на Смоленщине, у меня на Алтае. И у всех — один, здесь… Марья твоя о чем-нибудь догадывается?

И в а н. Вроде нет. А твоя?

С т е п а н. Пристала сегодня с расспросами.

И в а н. А ты что?

С т е п а н. В первый раз, говорю, что ли? На тренировочные полеты уезжаем.

И в а н. Моя не расспрашивала.

С т е п а н. Американцы планируют на двадцать восьмое апреля, слыхал? Баллистический прыжок.

И в а н. В конце марта у них капсула «Меркурий» не отделилась от ракеты-носителя, а они человека хотят забросить.

С т е п а н. Слушай, Иван, тебя не мучает один вопрос?

И в а н. Какой?

С т е п а н. Кто из нас полетит?

И в а н. Да как тебе сказать…

С т е п а н. Честно.

И в а н. Думаю об этом, конечно. Но не мучает. Не вижу большой разницы.

С т е п а н. Разница есть. Сейчас тебя знают сотни, а через несколько дней будут знать сотни миллионов, все человечество!

И в а н. Первое и главное, что они узнают, — полетел советский человек.

С т е п а н. А я считаю, тот, кто посильнее, покрепче, вторым лететь должен.

И в а н. Почему?

С т е п а н. Задача будет сложнее.

И в а н. Да, наверное.

С т е п а н. А все же первый — это первый. Колумб когда Америку открыл, а и сейчас звучит: Ко-лумб! Звучит?

И в а н. Звучит. Но если вдуматься, то мы с тобой не первые.

С т е п а н. То есть как?

И в а н. А так. Сколько их до нас было на Руси, первых! Подьячий Крякутный в Рязани. Можайский…

С т е п а н. Да-да, первый самолет. И ведь испытал!

И в а н. Испытал. Братья Райт тогда еще под стол пешком ходили.

С т е п а н. Циолковский!

И в а н. Звездный мечтатель! Не будь его…

С т е п а н. А Нестеров! Мертвая петля! Высший пилотаж…

И в а н. Михаил Ефимов! Первый русский летчик. Мой земляк, смоленский. Побил все мировые рекорды.

С т е п а н. Летчики-полярники…

И в а н. И Чкалов, Степа, Чкалов! Мечтал вокруг шарика… А кому-то из нас скоро, быть может…

С т е п а н. Никаких «быть может»! Вопрос только: кому?

И в а н. Нет, Степа, не первые мы с тобой. Под нашей ракетой такой фундамент!..

С т е п а н. Ну, пошли?

И в а н. Пошли.

З а т е м н е н и е

Тот же вечер. Квартира Ивана. На письменном столе горит настольная лампа. Входит  И в а н. Раздевается. Из другой комнаты появляется  М а р ь я.

М а р ь я. Ваня! Тебе же завтра рано ехать.

И в а н. Да, понимаешь, бродили со Степаном, ушли далеко, возвращались пешком… Леночка спит?

М а р ь я. Только что уснула. Ждала тебя. В последнее время ты все реже и реже бываешь дома.

И в а н. Что делать, Машенька, работа. Я взгляну. (На цыпочках проходит в соседнюю комнату, возвращается.) Улыбается, что-то веселое, наверно, снится.

М а р ь я. Звонил Николай Петрович.

И в а н. Давно?

М а р ь я. Минут двадцать назад.

Иван идет к телефону. Марья прикрывает дверь в комнату дочери.

И в а н (набирает номер). Добрый вечер, Николай Петрович! Гуляли со Степаном. Известно, кто? На месте будет известно? Понятно. На полчаса раньше? Хорошо. Да нет, что вы! Заведу будильник. Если подведет? У меня другой есть. Ну, этот меня еще никогда не подводил. (Улыбаясь, смотрит на Марью.) Подарить вам? Не могу, товарищ генерал. Догадались? Передать поклон? Спасибо! До завтра, Николай Петрович. Спокойной ночи! (Кладет трубку.) Генерал тебе кланяется. Говорит, что безумно мне завидует.

М а р ь я. Чемодан я собрала. Надо спать, Ваня.

И в а н. Я и сам себе иногда завидую. Слушай, а если бы тогда, в училище, ты не пошла со мной танцевать, значит, ничего могло и не быть?

М а р ь я. Ты пригласил бы меня еще раз, я уверена.

И в а н. Я приглашал бы тебя до бесконечности!

М а р ь я. Что-то случилось, Ваня?

И в а н. Почему ты так решила?

М а р ь я. Или должно случиться?

И в а н. Ну с чего ты взяла?

М а р ь я. Ты немножко не такой, как всегда.

И в а н. Я всегда немножко не такой, когда уезжаю от вас. А эти тренировочные полеты рассчитаны надолго…

М а р ь я. Сегодня первое апреля, но если правду?

И в а н. Маша!

М а р ь я. Ваня, я прошу тебя! Мне будет спокойнее, если я буду знать.

И в а н. Ну хорошо. Мы уезжаем на испытание новой машины.

М а р ь я. Она необычная?

И в а н. Как всякая новая.

М а р ь я. Никогда не говорила тебе этого, а сегодня скажу. Я приучила себя прощаться с тобой легко, с улыбкой. Но если бы ты знал, чего мне это стоит! Сколько раз мы расставались за эти четыре года! И каждый раз я внутренне прощалась с тобой навсегда. Я знаю, что любое наше расставание может быть последним.

И в а н. «Жизнь, которая приносит страдания и радости, это и есть настоящая жизнь». Сент-Экзюпери. Как просто и как точно. Мы ведь с тобой верим этому летчику?

М а р ь я. Пожалуйста, береги себя!

И в а н. Все будет хорошо, Машенька! Если бы со мной что-нибудь случилось, то это было бы высшей несправедливостью по отношению не только к тебе, но и…

М а р ь я. Но и?..

И в а н. Но и к нашей дочурке. Все будет хорошо, Маша! Все будет хорошо!..

З а т е м н е н и е

Титры «Байконур» и «1961. 12 апреля. 8 часов 51 минута». Пункт управления. Здесь  С е р г е й  П а в л о в и ч,  Н и к о л а й  П е т р о в и ч,  С т е п а н, к о с м о н а в т ы,  т е х н и ч е с к и й  п е р с о н а л. Идет радиопереговор с космическим кораблем. (Радиопереговор документален.)

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Готовность — пять минут. Поставьте громкость на полную, громкость на полную.

И в а н. Вас понял: объявлена пятиминутная готовность, поставить громкость на полную. Полную громкость ввел.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Все идет нормально. Займите исходное положение для регистрации физиологических функций.

И в а н. Вас понял, все идет нормально, занять исходное положение для регистрации физиологических функций. Положение занял.

С е р г е й  П а в л о в и ч. У нас все нормально. До начала наших операции — до минутной готовности — еще пара минут. Как слышите меня?

И в а н. Я слышу вас хорошо. Вас понял: до начала операций осталась еще парочка минут. Самочувствие хорошее, настроение бодрое, к старту готов, все нормально.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Понял вас, понял хорошо. Минутная готовность. Как вы слышите?

И в а н. Вас понял: минутная готовность. Занимал исходное положение, занял, поэтому несколько задержался с ответом.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Понял вас. Во время запуска можете мне не отвечать. Ответьте, как у вас появится возможность, потому что я буду транслировать подробности.

И в а н. Вас понял.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Ключ на старт! Дается продувка.

И в а н. Понял вас.

С е р г е й  П а в л о в и ч. У нас все нормально: дренажные клапаны закрылись.

И в а н. Понял вас, почувствовал: слышу работу клапанов.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Отлично. Идут наддувы, отошла кабель-мачта. Все нормально. Дается зажигание, «Кедр».

И в а н. Понял: дается зажигание.

С е р г е й  П а в л о в и ч. Предварительная ступень… Промежуточная… Главная… Подъем!

И в а н. Поехали!..

Документальная запись старта ракеты. Яркая вспышка света. Гул уносящегося ввысь космического корабля. Музыка.

На авансцену выходит  Н и к о л а й  П е т р о в и ч.

Н и к о л а й  П е т р о в и ч. Труден, тернист путь в космос. Если вы когда-нибудь услышите чересчур бодрый репортаж о работе экипажа на борту корабля или космической станции или прочтете где-то о сверхспособных космонавтах, не верьте этому. Среди наших девизов нет лозунга: «Пришел, увидел, победил». Ни одно серьезное исследование в науке, да и в практике не проходит гладко. Не составляет исключения и космонавтика. В ней не только победы, бывают временные поражения, неудачи и даже трагедии. Таковы факты… Такова жизнь. Но она идет вперед, и все новые и новые маршруты прокладывает в глубинах Вселенной наш советский человек.

З а н а в е с