В РЕПОРТАЖЕ ДЕЙСТВУЮТ:

К о р о л е в  С е р г е й  П а в л о в и ч — Главный конструктор ракетно-космической системы «Восток».

Г а г а р и н  Ю р и й  А л е к с е е в и ч — летчик-космонавт СССР.

Г о р ш и н  И г н а т и й  И г о р е в и ч — вице-президент Академии наук СССР.

Д у м е н к о  А л е к с е й  Т и х о н о в и ч — главный конструктор двигателей.

Ф а т ь я н о в  Б о р и с  Б о р и с о в и ч — ведущий конструктор по кораблю.

К р у т о в  Н и к о л а й  В л а д и м и р о в и ч — конструктор систем управления.

Г р о м о в  Л е о н и д  Н и к о л а е в и ч — заместитель Королева.

П р е с н я к о в а  Л а р и с а  В а с и л ь е в н а — инженер-испытатель.

П р е с н я к о в  Г е о р г и й  В и к т о р о в и ч — ее муж, конструктор тормозной установки.

Т о м и л и н  А р к а д и й  С е м е н о в и ч — доктор технических наук.

К у л и к о в  Ф и л и п п  Ф и л и п п о в и ч — академик Академии медицинских наук СССР.

К а л ю ж н ы й  В я ч е с л а в  Ф е д о р о в и ч — медик Центра подготовки космонавтов.

Х о р о в  П е т р  Т р о ф и м о в и ч — генерал, наставник космонавтов

Е г о р о в  В а с и л и й  П е т р о в и ч — ветеран ракетостроения.

Н а т а ш а — дочь Егорова, оператор.

Н и н а  И в а н о в н а — жена Королева.

Ж у р н а л и с т — автор репортажа.

С о к о л о в  В а с и л и й  В а с и л ь е в и ч — бригадир электросварщиков.

А м а н г а л о в  А м и р }

П р о ш и н а  М а ш а }

Я р к и н  П е т р } — электросварщики.

С в е т о в  Г р и г о р и й  С а м с о н о в и ч — профессор, металлург.

П р о к о п ь е в н а — вахтер в доме Королева.

Ч у п и н  В а с и л и й — летчик.

Л е т ч и к и - к о с м о н а в т ы — второй, третий, четвертый, пятый.

У ч е н ы е,  к о н с т р у к т о р ы,  и н ж е н е р ы,  о п е р а т о р ы,  ч л е н ы  с т а р т о в о й  к о м а н д ы,  о ф и ц е р  с в я з и.

 

СТРАНИЦА ПЕРВАЯ

12 апреля 1961 года

ПРЕКРАСНОЕ МГНОВЕНЬЕ

Театральный зал заполняется стереофоническими звуками радиопланерки. В ней участвуют специалисты, готовящие ракету и корабль к полету. Зрители оказываются в атмосфере тех событий, свидетелями которых вот-вот станут.

Г о л о с  Г р о м о в а. Внимание всем службам! Внимание всем службам старта! Я — «Второй». Подготовьтесь к докладам. «Пятый», доложите!

Г о л о с  «П я т о г о». Я — «Пятый». Проверку систем жизнеобеспечения заканчиваем.

Г о л о с  Г р о м о в а. Подробнее.

Г о л о с  «П я т о г о». Все параметры строго выдержаны. Температура в кабине корабля ожидается восемнадцать градусов Цельсия, давление семьсот сорок миллиметров ртутного столба. Относительная влажность семьдесят процентов.

Г о л о с  К у л и к о в а. Прошу быть повнимательнее к системе регенерации. Еще раз проверьте соотношение кислорода и азота.

Г о л о с  «П я т о г о». Ясно, Филипп Филиппович. Сделаем.

Г о л о с  Г р о м о в а. Я — «Второй». Прошу «Шестой». Почему молчит «Шестой»? Теряем минуты.

Г о л о с  «Ш е с т о г о». Леонид Николаевич!

Г о л о с  Г р о м о в а. «Шестой», мы не на пляже. Доложите по форме.

Г о л о с  «Ш е с т о г о». Я — «Шестой». Докладываю сводку погоды. Температура двенадцать градусов выше нуля, к девяти ожидаем двадцать. Скорость ветра четыре метра в секунду. Гроз и осадков не предвидится.

Г о л о с  К р у т о в а. Я — «Третий». «Девятый», доложите.

Г о л о с  «Д е в я т о г о». Я — «Девятый». Проверка бортовых систем управления ракеты-носителя закончена. Замечаний нет.

Г о л о с  К р у т о в а. Спасибо. Прошу на связь «Десятого».

Г о л о с  П р е с н я к о в а (нервно). Я вам докладывал, Николай Владимирович. Все нормально.

Г о л о с  Г р о м о в а (резко). «Десятый», эмоции потом. Доложите еще раз.

Г о л о с  П р е с н я к о в о й. Я — «Одиннадцатый». Позвольте мне. Тормозная двигательная установка прошла предстартовые испытания во всех позициях. Замечаний нет.

Г о л о с  Г р о м о в а. Ясно. «Семнадцатый», я — «Второй».

Г о л о с  «С е м н а д ц а т о г о». «Семнадцатый» докладывает. Автобус с космонавтами идет на старт.

Открывается занавес. Стартовая площадка космодрома Байконур. Бескрайняя казахская степь. Раннее утро. Над горизонтом неяркое апрельское солнце. Вдали видна ракета, напоминающая гигантскую стрелу, нацеленную в небо. На переднем плане подножье второй ракеты, готовящейся к полету. К ней примыкает массивная металлическая лестница, ведущая на небольшую площадку. С нее вход в лифт, который доставит космонавта к кораблю. Слева вход в командный бункер. Огромный красный стяг полощется на ветру.

С группой ученых стоит  К о р о л е в. Внимательно слушает радиопланерку, которую ведет его заместитель  Г р о м о в. Чуть в стороне  Ж у р н а л и с т  с микрофоном и блокнотом в руках.

Г о л о с  Д у м е н к о. Я — «Четвертый». «Двенадцатый», доложите о ходе заправки баков ракеты.

Г о л о с  «Д в е н а д ц а т о г о». Заправка закончена. Параметры горючего и окислителя в норме.

Г о л о с  Г р о м о в а. Внимание всем службам! Я — «Второй». Напоминаю, в семь ноль-ноль заседание Государственной комиссии. Доклады о готовности к пуску ракеты в пределах двух минут.

Королев быстро подходит к радиопереговорному устройству.

К о р о л е в (в микрофон). Я — «Заря-один». Небольшая поправка к пожеланию «Второго». Доклады — минута, если нет веских оснований для большего. А теперь «Второй». Прошу самую суть.

Г о л о с  Г р о м о в а. Я — «Второй». Подготовка ракеты-носителя и корабля к старту идет строго по графику. Замечаний по системам не поступало.

К о р о л е в. Спасибо, «Второй». Если понадоблюсь, я на площадке. Начинаем посадку космонавта в корабль.

Г о л о с  Г р о м о в а. Ясно, «Заря-один». Объявляю трехчасовую готовность. Внимание всем службам! Внимание всем службам! Объявляется трехчасовая готовность.

На сцене собираются все участники происходящего: у ч е н ы е,  к о н с т р у к т о р ы,  л е т ч и к и,  ч л е н ы  с т а р т о в о й  к о м а н д ы.

Ж у р н а л и с т (в зрительный зал). Сегодня двенадцатое апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года. Я веду этот исторический репортаж непосредственно со стартовой площадки космодрома Байконур. Человечество еще не знает, что через несколько часов…

Вспыхивают аплодисменты. На площадке у ракеты появляется  Ю р и й  Г а г а р и н. Он в оранжевом комбинезоне и серебристо-матовом гермошлеме. На лобовой части его короткое «СССР».

Это — Юрий Алексеевич Гагарин.

Г а г а р и н (подняв руку вверх). Дорогие друзья, близкие и незнакомые, соотечественники, люди всех стран и континентов! Через несколько минут могучий космический корабль унесет меня в далекие просторы Вселенной. Что можно сказать вам в эти последние минуты перед стартом? Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновеньем. Все, что прожито, что сделано прежде, было прожито и сделано ради этой минуты. Вряд ли стоит говорить о тех чувствах, которые я испытал, когда мне предложили совершить этот первый в истории полет. Радость? Нет, это была не только радость. Гордость? Нет, это была не только гордость. Я испытал большое счастье. Первым совершить то, о чем мечтали поколения людей, первым проложить человечеству дорогу в космос… И если тем не менее я решаюсь на этот полет, то только потому, что я коммунист, что имею за спиной образцы беспримерного героизма моих соотечественников — советских людей. Счастлив ли я, отправляясь в космический полет? Конечно, счастлив. Ведь во все времена и эпохи для людей было высшим счастьем участвовать в новых открытиях… (После паузы.) Я говорю вам, дорогие друзья, до свидания, как всегда говорят люди друг другу, отправляясь в далекий путь. Как бы хотелось вас всех обнять, знакомых и незнакомых, далеких и близких! До скорой встречи!

Аплодисменты. Возгласы: «До встречи!» «Ни пуха ни пера!», «Мягкой посадки!» Калюжный открывает дверь лифта. Гагарин скрывается в нем. Провожающие медленно расходятся. На площадке остаются только Королев и несколько его сотрудников, Журналист.

Ж у р н а л и с т. Мне посчастливилось встречаться с Юрием Гагариным. Сын Анны и Алексея Гагариных — дочери питерского рабочего и смоленского крестьянина-бедняка, — он, кажется, вобрал в себя все лучшее, что есть в этих двух могучих родниках. Юрию Гагарину недавно исполнилось двадцать семь. Ему предначертано осуществить дерзновенную мечту человечества и облететь вокруг родной планеты — колыбели разума — на фантастическом корабле. Имя ему «Восток». Именно фантастическом. Гигантская у него скорость: свыше семи километров в секунду. Я не могу себе представить ее. Двадцать восемь тысяч километров в час!

Неслышно подходит Королев. Слушает.

И ракетно-космическая система, и сам корабль созданы под руководством Главного конструктора, выдающегося ученого…

Королев кладет руку на микрофон Журналиста.

Сергей Павлович!

К о р о л е в (мягко). Вы не сказали одного слова: «Ци-ол-ков-ский». А дальше ничего не надо, товарищ пресса. И мы с вами условились… Пусть всё и всех оценит матушка история. Она женщина строгая и справедливая. Когда понадобится, она всех расставит по своим местам. А то, не дай бог, раньше времени отольют кого-либо из нас в бронзе или добрую глыбу гранита изведут. Потом все рушить придется.

Г о л о с  Г р о м о в а. Внимание всем службам! Внимание всем службам! Объявляется двухчасовая готовность Двухчасовая готовность!

К о р о л е в. Вот уже и двухчасовая готовность. Всего сто двадцать минут! (Медленно подходит к входу в командный бункер и скрывается в нем.)

Подземный бункер. Командный пункт. Через стеклянную дверь видны строения космодрома. На одной из стен карта полушарии, перепоясанная красной лентой, обозначающей первую космическую трассу. Большой цветной телевизионный экран. По мере его включения на экране в натуральную величину, как бы через люк корабля, в различных ракурсах зрители видят космонавта во время подготовки к старту, в часы полета и перед возвращением на Землю. Этим создается иллюзия телевизионной передачи, ведущейся с борта корабля в командный бункер на протяжении всего космического полета.

У радиопереговорного пульта  К о р о л е в,  Д у м е н к о,  Г р о м о в,  К р у т о в, К а л ю ж н ы й.

У других пультов  П р е с н я к о в а, Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т,  Н а т а ш а,  о п е р а т о р ы. На телевизионном экране появляется  Г а г а р и н. Он полулежит в корабельном кресле.

К о р о л е в (в микрофон). Я — «Заря-один». Приступайте к проверке скафандра. Как поняли меня?

Г а г а р и н (с экрана). Я — «Кедр». Вас понял. Приступаю к проверке скафандра. Проверка телефонов и динамика прошла нормально. Самочувствие отличное. К полету готов!

Королев отходит от микрофона к Думенко и Крутову. На связь с Гагариным выходит Четвертый летчик-космонавт.

Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т. Юра! Ребята довольны, что у тебя все нормально и мы видим тебя на экране. Понял?

Г а г а р и н (с экрана). Понял, понял! Паша, передай «ландышам» сердечный привет!

Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т. Передам. (Выключает телевизионный экран.)

Г р о м о в. Нервы у всех как струны, а он спокоен.

К о р о л е в. Я влюблен в этого парня.

Д у м е н к о. Думающий.

К о р о л е в. Настоящий. Кое-кто не прочь поворчать на молодежь: «Не та пошла, что в наше время…» Не скрою, люблю нынешних. Самостоятельные, ничего на веру не берут. Ершистые. Как правило, таланты.

К р у т о в. Мне ершистых уговаривать некогда.

К о р о л е в. Надо убеждать. Надо, надо убеждать, Николай Владимирович. Не терплю тех, у которых что ни слово, то чужое. Белоручки ума — обуза обществу.

Появляется  К у л и к о в. Его замечает Королев.

Прошу, Филипп Филиппович. Вы мне нужны. (Громову.) Дайте на экран кабину корабля.

Четвертый летчик-космонавт включает телевизионный экран. Улыбающееся лицо  Г а г а р и н а. Он с кем-то продолжает разговор.

Г а г а р и н (с экрана). Как, по данным медицины, бьется мое сердце?

Г о л о с  К а л ю ж н о г о. Пульс шестьдесят четыре удара. Частота дыхания двадцать.

Г а г а р и н (с экрана, в том же шутливом тоне). Понял, Вячеслав. Значит, сердце бьется.

К о р о л е в (в микрофон). Я — «Заря-один». Вижу вас, «Кедр», на экране. Вид бодрый. Это нас радует. (После паузы.) Наверное, Земля наша с высоты очень красива. Счастливый! Увидите ее такой первым. (Помолчав.). Даже тогда, когда, кажется, все проверено и перепроверено, остается доля риска. И она не дает мне покоя. Впрочем, Юра, вы знаете это не хуже меня. (Весело.) А зайчишку Леночке в степи поймаете. Их там много. Только уж не забудьте на этот раз!

Г а г а р и н (с экрана). Не забуду. (Тихо-тихо.) Ждать устал. Минуты как версты.

К о р о л е в. Понял, «Кедр». Скоро будут даны нужные команды. (Громову.) Леонид Николаевич, отключите лишние каналы связи. (Гагарину, задушевно, как отец сыну, на «ты».) Юра, я говорю с тобой по прямой связи. Помни мои советы. Старт, отделение ступеней. Особенно последней. Будь готов ко всему. Мы никогда не обманывали друг друга. Я не запрашиваю данных ни о пульсе, ни о давлении. Если даже все идеально с точки зрения медиков, я знаю, ты волнуешься. Если бы кто-нибудь измерил мой пульс в эти минуты! Верю, все будет так, как задумано. Сделано, кажется, все, что в человеческих возможностях. И все-таки шаг, на который мы решились сегодня, небывало ответственный. (После паузы.) Помни, Юра, какие бы трудные ситуации ни сложились у тебя в полете, все силы нашего разума немедленно будут отданы тебе. В сегодняшнем деле, повторяю, есть риск. Но разве подлинный исследователь нового может не рисковать?! Нет! Мы коммунисты с тобой, Юра, и этим сказано все. (Твердо.) Все будет хорошо. Я абсолютно уверен в успехе.

Г а г а р и н (с экрана). И я тоже, Сергей Павлович!

К о р о л е в. Закройте гермошлем, займите исходное положение.

Г а г а р и н (с экрана). Я — «Кедр». Вас понял. (Полностью опускается в кресло, закрывает гермошлем.)

Королев выключает телевизионный экран.

Г р о м о в. Внимание всем службам! Внимание всем службам! Объявляется минутная готовность!

Хронометр отсчитывает секунды.

К о р о л е в (в микрофон). Юрий Алексеевич! Объявлена минутная готовность. Я — «Заря». Минутная готовность.

Г о л о с  Г а г а р и н а. Я — «Кедр». Вас понял. Объявлена минутная готовность.

Появляется Т о м и л и н.

Г р о м о в. Ключ на старт!

Г о л о с. Есть ключ на старт!

Г р о м о в. Продувка!

Г о л о с. Есть продувка!

Г р о м о в. Протяжка!

Г о л о с. Есть протяжка!

Г р о м о в. Зажигание! (После паузы.) Главная! (Почти кричит.) Подъ-ем!

В бункер доносится гул работающих двигателей ракеты.

Г о л о с  Г а г а р и н а (звонкий, восторженный). По-е-е-ха-а-а-ли!

К о р о л е в (в микрофон). Я — «Заря». Все мы желаем вам доброго полета! (Куликову.) Что скажете, Филипп Филиппович?

Куликов молчит.

Г о л о с  Г а г а р и н а. До свидания! До скорой встречи!

Н а т а ш а. Десять секунд полета! (После паузы.) Тридцать секунд полета! (После паузы.) Сто секунд полета! Машина идет устойчиво!

К о р о л е в (в микрофон). «Кедр», я — «Заря». По скорости и времени все нормально. Как чувствуете себя, Юра?

Г о л о с  Г а г а р и н а. Растут перегрузки. Тяжесть становится все больше. На плечи, кажется, кто-то десяток пудов бросил. Слежу за работой приборов. Настроение бодрое!

Н а т а ш а. Двести секунд полета! (После паузы.) Двести пятьдесят секунд полета! Все параметры в норме!

Г р о м о в. Главное, чтобы не подвела последняя ступень ракеты.

К у л и к о в. Сейчас главное — человек.

Напряженная тишина.

Н а т а ш а. Триста пятьдесят секунд полета… Четыреста секунд полета… Пятьсот тридцать секунд полета…

Четвертый летчик-космонавт включает телевизионный экран.

Г а г а р и н (с экрана, голос восторженный, ясный). Все прекрасно! Двигатель последней ступени выдал полный импульс. Проверил секундомером. Это я почувствовал. Корабль на орбите. Наступила невесомость.

Операторы вскакивают со своих мест, что-то кричат, аплодируют, поздравляют ученых.

Красота-то какая! Красивая наша Земля. Самочувствие отличное! Невесомость переношу хорошо.

К о р о л е в (в микрофон). Я — «Заря-один». Как слышите меня, «Кедр»? Я — «Заря-один». Доложите.

Г а г а р и н (с экрана). Я — «Кедр», я — «Кедр». Слышимость отличная. Такой красивый ореол… Сначала радуга от самой поверхности Земли. Очень красиво! Вижу звезды. Очень красивое зрелище! Продолжается полет в тени Земли. В правый иллюминатор наблюдаю звезду… Проходит слева… Уходит, уходит… Вся аппаратура работает нормально. На борту корабля все нормально.

Т о м и л и н (в сторону). Вот только сработает ли ваша тормозная? А то и красоте не нарадуешься.

К о р о л е в. Я — «Заря-один». Как слышишь меня, Юра? Здесь тоже все нормально. Ждем тебя на Земле. Через несколько минут корабль уйдет из зоны прямой радиовидимости. Не скучай. Как условились, используй телеграф. Пять, четыре. Думаю, тройка не понадобится. Да, есть для вас приятная новость. Вам присвоено внеочередное звание. Надо менять погоны.

Г а г а р и н (с экрана). Спасибо, спасибо. (Строго.) Вас понял. Все ясно. До встречи.

Королев выключает телевизионный экран.

Г р о м о в. Садитесь, Сергей Павлович. Вы уже третьи сутки на ногах.

К о р о л е в. Да, нервы на пределе. Сегодня как в годы войны. Помню, я конструировал к военным самолетам ускорители с двигателями Алексея Тихоновича. Испытывал их там, в небе. Всякое бывало.

Г р о м о в. Я этого не знал…

К о р о л е в. Да, полетел бы сам и сейчас. Вот только мое жалкое сердце. Сейчас оно бьется как сумасшедшее.

Г о л о с  М о с к в ы. Работают все радиостанции Советского Союза! Работают все радиостанции Советского Союза! Сообщение ТАСС!

Все слушают.

Двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года в Советском Союзе на орбиту вокруг Земли выведен первый в мире космический корабль «Восток» с человеком на борту. Пилотом-космонавтом космического корабля-спутника «Восток» является гражданин Союза Советских Социалистических Республик майор Гагарин Юрий Алексеевич.

Общее оживление. Все аплодируют.

К о р о л е в (повторяет). Юрий Алексеевич… Настоящий русский богатырь! (Идет к легкому креслу, садится, откидывается на спинку.) Да, нелегок путь до тебя, космос. (Задумывается.)

З а т е м н е н и е

Ж у р н а л и с т. Все идет хорошо, вы это знаете. До очередного сеанса связи с Гагариным целых полчаса. Предлагаю перелистать несколько страниц репортажа, написанных ранее. Вернемся, скажем, в тысяча девятьсот пятьдесят девятый — тысяча девятьсот шестидесятый годы. Согласитесь, зная вчерашнее, легче оценить невиданное в истории сегодняшнее свершение. Не возражаете?

 

СТРАНИЦА ВТОРАЯ

Март 1959 года

ДУМАТЬ О БУДУЩЕМ

Приемная вице-президента Академии наук СССР Горшина. На стенах портреты Менделеева, Попова, Циолковского. Небольшая мраморная скульптура Ломоносова. Несколько журнальных столиков. Справа большое окно. Круглая вешалка заполнена одеждой. Возле двери, ведущей в кабинет, небольшой столик секретаря-референта. На столике несколько телефонов. Только что объявлен перерыв. Кто-то курит, кто-то читает газету. Слева на переднем плане за журнальным столиком сидят К о р о л е в,  Г о р ш и н  и  Ж у р н а л и с т. В стороне группами стоят  Т о м и л и н,  С в е т о в,  Х о р о в,  Д у м е н к о,  К р у т о в,  Г р о м о в,  К а л ю ж н ы й,  у ч е н ы е,  с п е ц и а л и с т ы.

Т о м и л и н (Хорову). Златоуст ваш Королев! Какой доклад! И прогнозы погоды, и космическое телевидение, и… солнечная энергия вместо угля. (Зло.) Ему не Главным конструктором быть, а фантастические романы пописывать. Циолковский — тот мечтал, а этот требует, черт подери. А если говорить конфиденциально, Петр Трофимович, самолет надо совершенствовать.

Х о р о в. Боитесь вы всего нового, как черт ладана. Я не забыл, как вы в тридцатых годах ниспровергали Циолковского.

Т о м и л и н. Это ложь.

Д у м е н к о. Это правда, Аркадий Семенович. Правда! Мы проникли в космос, перекинули мост между Землей и Луной. Совершили чудо, а вы нас тянете назад. Если сегодня мы не примем решение поддержать предложение Королева…

С в е т о в (со слуховым аппаратом). Говорите же громче. Аппарат барахлит. (Томилину.) Может, вы подкрутите?

Т о м и л и н. Я зову вас, академик Думенко, не назад, а к здравому смыслу. Сегодня — Луна, завтра — Марс. А ведь это всё денежки. Именно оттого я против полета человека в космос. Послать докладную в ЦК о нашей готовности сразу осуществить полет человека вокруг Земли — непростительное верхоглядство.

Д у м е н к о. Верхоглядство? Вы, товарищ Томилин, хотите ребенку, уже начавшему самостоятельно ходить, связать ноги и заставить его сидеть сиднем. Не понимаю вас.

С в е т о в (Томилину). Обидно, так красиво сделано. (Показывает на слуховой аппарат.) А толку никакого! Ну ничегошеньки не слышу.

Г о р ш и н (встает, всем). Товарищи, десять минут истекли. Продолжим работу. (Светову, громко на ухо.) Будете выступать, Григорий Самсонович?

С в е т о в. Пока не решил, Игнатий Игоревич.

Горшин, участники совещания неторопливо идут в кабинет вице-президента. Крутов и Томилин задерживаются. Ждут окончания разговора Королева с Журналистом.

Ж у р н а л и с т. Мы не договорили с вами, Сергей Павлович. Вы хотели рассказать о последних минутах перед стартом спутника…

К о р о л е в (загораясь). Минута?! В ней целых шестьдесят секунд! И самой трудной была последняя. Ждали появления спутника там, над Землей. Поверьте, впервые в жизни я понял разумом — нет, скорее почувствовал всем своим существом — бесконечную длину секунды… Для нас голос спутника стал таким же желанным, как в муках рожавшей матери первый крик ее младенца… (Обрывает себя.) Может, не сегодня, товарищ пресса? А вот самая суть: человек больше не прикован к своей планете. Можно ли точнее определить научное значение спутника? Вряд ли. (Резко.) А скептики есть и будут.

Ж у р н а л и с т. Времена Циолковского остались позади.

К о р о л е в. Но законы развития? Разве нет борьбы между зарождающимся и отживающим? Старое и новое во многих случаях так же антагонистично, как и миллионы лет назад. Ничего не поделаешь, диалектика! (Смотрит на часы.) Пора. Сейчас пойдут вопросы, а потом обсуждение доклада. Надо еще с Фатьяновым парой слов перекинуться. (Журналисту.) До встречи. (Идет к столу референта, набирает номер. В трубку.) Елена Алексеевна, Преснякова не появилась? Если прорежется, пусть немедленно мне позвонит в Академию наук. В приемную Горшина. (Кладет трубку.)

Т о м и л и н (подходит к Королеву). Не хотелось бы говорить там, Сергей Павлович, при всех, но мой долг ученого… Ты торопишься заручиться поддержкой Академии наук. Сказать Центральному Комитету, что мы готовы? Нет, я своей подписи под этим документом не поставлю. Это слишком безответственно. Пойми меня правильно. Холодная война. Тут деться некуда. А космос?! Да бог с ним.

К о р о л е в (открывая перед Томилиным дверь в кабинет Горшина). Я все-таки очень, очень надеюсь на вашу поддержку… Да, Аркадий Семенович, а у вас внуки есть?

Т о м и л и н (в дверях). Внуки? Странный вопрос. (Уходит в кабинет.)

К Королеву подходит Крутов.

К р у т о в. Ничего понять не могу, Сергей Павлович… Вы мечете бисер. Как это поточнее сказать…

К о р о л е в (насмешливо). Не уточняйте, Николай Владимирович, не надо. (Серьезно.) Искру туши до пожара, напасть отводи до удара. Народная мудрость.

К р у т о в. Дипломатия.

К о р о л е в. А как вы думаете! Очень, скажу вам, наука нужная и в нашем деле. Дипломатия чем-то схожа с навигацией. Помогает определять понадежней путь к цели. Гак-то! (Меняя тему разговора.) Преснякова молчит? Ну, я с нее стружку сниму. Испытания закончились. Два часа, а ока молчит.

К р у т о в. Да вы не волнуйтесь, Сергей Павлович. Предварительные стендовые прошли успешно.

К о р о л е в. Ну-ну.

К р у т о в. К концу заседания все будет известно.

К о р о л е в. Просто «известно» мне мало.

К р у т о в (нервно). Я уверен, я отвечаю. (Уходит в кабинет Горшина.)

К о р о л е в. Ну вот и обиделся. (Останавливается. Достает из кармана таблетку валидола, кладет под язык.) Есть главное — мощнейшая ракета-носитель. Она должна служить науке. Еще одна ступень, дополнительная, — и человек в космосе. Человек! (Уходит в кабинет Горшина.)

Сцена некоторое время пуста. В приемную быстро входят  Л а р и с а  и  Г е о р г и й  П р е с н я к о в ы. Они прямо с аэродрома, одеты по-дорожному, в руках чемоданы, портфели.

П р е с н я к о в (запальчиво). Ты понимаешь, что ты делаешь? Он же ждет нас. (Достает из портфеля бумаги.)

П р е с н я к о в а. Не подпишу, Георгий. Это тормозная установка. Цена ей — жизнь человека. Ты можешь это понять, можешь?!

П р е с н я к о в. Люди не глупее тебя поставили подписи.

П р е с н я к о в а. Я очень устала, Георгий.

П р е с н я к о в (не слушая). Может, все дело в топливе. Может, система… Все же поправимо!

П р е с н я к о в а (успокаивая). Ну хорошо, хорошо. Я прошу тебя посоветоваться с Фатьяновым. Он отвечает за все. Ведущий конструктор по кораблю имеет право…

П р е с н я к о в (выходит из себя). Я тебя просил, я же тебя просил!

П р е с н я к о в а (решительно). Может, все-таки не здесь и не сейчас?

П р е с н я к о в. В тот день, когда у Королева появился Фатьянов…

Из кабинета выходит  Ф а т ь я н о в.

Ф а т ь я н о в. Ну слава богу!

П р е с н я к о в а. Я… я… акт испытаний не подписала. Многое неясно.

Ф а т ь я н о в (ошеломлен). Ты шутишь?!

П р е с н я к о в а. Взгляни! (Показывает на лист бумаги.)

Фатьянов читает.

Ф а т ь я н о в. Значит, объект… Этого Королев не ждет. Особенно сегодня, сейчас.

П р е с н я к о в. Да поймите вы наконец, если Академия наук не поддержит нас…

П р е с н я к о в а (в отчаянии). Как я буду смотреть в глаза Сергею Павловичу? Я, наверное, подпишу, Борис. (Достает ручку, пододвигает к себе листы бумаги.)

Ф а т ь я н о в (Пресняковой). Подожди. Так нельзя.

П р е с н я к о в (Пресняковой, зло). Эх ты! (Быстро идет к двери. Останавливается.) Не тот советчик, Лариса Васильевна! (Убегает.)

Ф а т ь я н о в. Что с ним? (Пресняковой.) Прежде чем сказать обо всем Королеву, пойдем, Лариса, да подумаем, очень подумаем.

Появляется  К у л и к о в. Он в пальто, шляпе.

К у л и к о в (раздраженно). Все куда-то бегут. Земля, что ли, вращаться быстрее стала? (Снимает пальто. Вслед Пресняковой.) Скажите, барышня, началось заседание?

Преснякова не отвечает. Куликов уходит в кабинет Горшина.

Кабинет Горшина. На подставке макет первого искусственного спутника Земли. Через огромное окно видна вечерняя Москва. За длинным столом и возле стен сидят  у ч е н ы е,  к о н с т р у к т о р ы,  и н ж е н е р ы,  у ч а с т н и к и  з а с е д а н и я. Председательствует  Г о р ш и н.

К о р о л е в (продолжает выступление). Масса нашей планеты в общем-то невелика. И ее ресурсы ограничены. А пассажиров на борту Земли уже три с лишним миллиарда человек. Я уже говорил: железо, уголь, медь, нефть… Кто-нибудь из сидящих здесь видел своими глазами новообразование этих полезных ископаемых? Нет! (После паузы.) Как бы вы отнеслись к человеку, который, решив обогреться, начал растапливать печь, ломая на дрова стены собственного дома? Я бы назвал его безумцем. Мне все больше кажется, что уважаемые мои земляне напоминают этого безумца. Мы вычерпываем из недр земли все, что можем, забывая, что дарам ее когда-то наступит конец. Нам не хочется перешагнуть порог дома, съездить за дровами в лес. Но так жить нельзя. Нельзя жить, не думая о завтрашнем дне. Опасно, очень опасно.

С в е т о в. Не хотелось бы сесть на голодный паек?

К о р о л е в. Вот именно. В этом вся суть. Неужели трудно понять, что из космоса нам легче взглянуть на кладовую Земли, узнать, где, что и сколько! Но не это главное. Мы должны следить за тем, чтобы все системы жизнеобеспечения планеты Земля работали всегда безотказно. Имеется много путей для совершенствования наших отношений с природой. Поверьте, необходимость заставит рано или поздно осваивать близлежащие небесные тела, использовать их ресурсы. Если сказать кратко, пора разрабатывать основы будущего внеземного производства.

Т о м и л и н. Фантазерство!

С в е т о в. Но это предприятие, Сергей Павлович, будет стоить бешеных денег!

К о р о л е в. А разве самая первая тонна угля, добытая на Земле в самой современной шахте в день ее пуска, не стоит, как вы сказали, профессор Светов, бешеных денег?

Г о р ш и н. Есть еще вопросы к докладчику? Вы будете отвечать сразу или запишете их? Как вам удобнее, Сергей Павлович?

К о р о л е в. Лучше сразу, Игнатий Игоревич. Мне помогут мои коллеги.

В зале поднимается несколько рук.

Г о р ш и н. Прошу.

Ж е н с к и й  г о л о с. Докладчик почему-то обошел молчанием метеорную опасность.

К о р о л е в. Метеорная опасность преувеличена. Тем не менее мы не игнорируем ее полностью.

С в е т о в. Э, голубок мой, это несерьезно. Нам, металлургам, да и химикам хорошо известно, что прочнейшую двенадцатимиллиметровую сталь вот такусенький — с горошину — пробивает запросто.

Т о м и л и н. Может, я прослушал, Игнатий Игоревич, но в докладе очень глухо сказано о технике возвращения корабля на землю-матушку, а это вопрос вопросов.

К о р о л е в. Хорошо, скажу несколько подробнее. (Громову.) Леонид Николаевич, повесьте куда-нибудь нашу схему.

Громов встает из-за стола, развертывает ватман. Не знает, куда его повесить.

Г о р ш и н (Громову). Да вот на эту стену. Там есть за что прикрепить ее. Вот так. Всем видно. (Королеву.) Продолжайте, Сергей Павлович.

К о р о л е в (возле схемы спуска корабля с орбиты). Ну, а дальше все ясно. Тормозная установка частично гасит скорость и меняет направление полета корабля. Корабль выходит на спусковую траекторию, к Земле. На высоте примерно семь километров над спускаемым аппаратом раскроется парашют. Конструкция тормозной установки разработана инженером Пресняковым. Она нас устраивает.

К у л и к о в. А если… произойдет разгерметизация кабины?

С в е т о в (прижимая слуховой аппарат). Попутный вопрос: а не сварится ли ваш кораблик, как яйцо, вкрутую, на пути к Земле? Температура может оказаться куда выше, чем в мартене.

Г о р ш и н (полушутя). Вы, Григорий Самсонович, до старта так запугаете наших летчиков, что они и лететь раздумают.

С в е т о в. Чуть погромче. Опять это издельице забарахлило. (Что-то подкручивает в аппарате.)

Г о р ш и н (громко). Ученые стоят на пути создания необходимого теплозащитного материала. Но, согласен, в этом отношении не все еще закончено. (Куликову.) Прошу вас, Филипп Филиппович.

К у л и к о в. Прежде всего о не-ве-со-мо-сти. Что мы знаем о ней? Секунды в самолете — это чепуха. По ним могут судить только люди малосведущие, еще хуже — безответственные.

К а л ю ж н ы й (ехидно). Ну и ну! Не пойду в воду, пока не научусь плавать. Смешно.

К у л и к о в. Острить будем потом, молодой человек. (Продолжает.) Теперь о радиационной опасности. Одна частица высоких энергий способна уничтожить десять тысяч живых клеток. Десять тысяч!

Г о р ш и н. Есть еще вопросы? Нет. Кто хочет высказать свое мнение?

Т о м и л и н. Разрешите?

Г о р ш и н. Пожалуйста, Аркадий Семенович!

Т о м и л и н. В мире началось черт знает что: космическая лихорадка, как в свое время золотая. Просто стихийное бедствие. Было бы смешно отрицать известную ценность полученных из космоса научных сведений. Но человечество не покатилось бы назад к первобытности, если бы и не увидело обратного лика Луны.

Д у м е н к о. Это, положим, явная чушь.

Г о р ш и н (укоризненно). Алексей Тихонович! (Томилину.) Продолжайте, прошу вас.

Т о м и л и н. Ну хорошо, хорошо, успокойтесь. И если уж так приспичило, то вначале по логике вещей следует провести полет человека по баллистической траектории. Тут вам всё — и отработка техники, и перегрузки, и невесомость. Шажок за шажком. Об этом и надо написать в докладной.

К у л и к о в. Прекрасное предложение. Я за него.

Ж е н с к и й  г о л о с. Еще раз проверим метеорную опасность.

С в е т о в. Стоит подумать, Сергей Павлович.

К р у т о в. В этом предложении заложен известный смысл.

К у л и к о в. Уточним влияние невесомости.

Т о м и л и н. Слава богу, кажется, хоть с этим соглашаетесь.

Настороженная тишина.

К о р о л е в (после долгой паузы). Я много думал и об этом. Баллистический полет займет всего пятнадцать минут. Невесомость, Филипп Филиппович, коснется человека лишь на пять минут. Нет, наши возможности шире, и не использовать их просто недопустимо.

Т о м и л и н. Десять полетов, пятьдесят минут. Опыт.

Д у м е н к о (зло). Шажок за шажком.

К о р о л е в. Деньги уметь считать, Аркадий Семенович, должны не только финансисты, но и ученые.

Т о м и л и н. Не очень ясно.

К о р о л е в. Да поймите вы, осуществление баллистического полета потребует не меньших средств, а для человека — не меньшего риска! Полета вокруг Земли — вот чего требует наука.

Д у м е н к о. Не шажка, а решительного шага, и, может быть, даже дерзновенного.

Т о м и л и н (бешено). Да что вы все прицепились к моим шажкам?! (Бросает на стол мешочек с землей.) Взгляните!

Г о р ш и н. Что это?

Т о м и л и н. Земля Байконура. (Достает из мешочка щепотку земли.) Сердце у вас не щемит при виде ее? Тысячи лет она ждет человеческой ласки, заботливых рук. Потрогайте: суха, как мумия. Дать этой землице один глоток воды — и она одарит нас своей щедростью. Каналы, оросительные системы надо сооружать в казахской степи. А вы египетские пирамиды строите!

К у л и к о в (примирительно). Сергей Павлович, Алексей Тихонович, мы ведь не враги вашим идеям, не враги прогресса. Я бы лично никогда не рискнул. Невесомость! Враг номер один. Кто знает, может, полчаса невесомости — и… смерть. Мы не ретрограды, нет. Но представьте, что эксперимент не удался или, не дай бог… Как мы будем смотреть в глаза ученому миру?

К а л ю ж н ы й. Полеты животных вас не убедили?

К у л и к о в. Нет, Вячеслав Федорович. Нет!

Д у м е н к о. Извините меня, Филипп Филиппович, но от вашей осторожности попахивает научной трусостью, если хотите.

К у л и к о в. Алексей Тихонович!

Д у м е н к о. Других слов не нахожу.

Г о р ш и н. Кажется, мы начинаем повторяться.

Г о л о с а. Все ясно.

— Пора закругляться.

— Что ясно?

Г о р ш и н. Сергей Павлович, вам заключительное слово как докладчику.

К о р о л е в. Два слова. Наши дети, внуки — будущее планеты Земля. Будущее! Ради него мы живем, мыслим, собрались сегодня в Академии наук. Вы воюете, товарищ Томилин, с будущим, а мы прогнозируем его и по мере сил строим для таких мальчишек и девчонок, как ваш внук, как моя дочь. Вы, Аркадий Семенович, очень опасный для науки человек. Вы используете веские на первый взгляд аргументы. Они легко воздействуют на неподготовленные умы. Тут забота и о народной копейке, и о благе народа. Куда уж дальше! Кто может выступить против! Но я выступлю, ибо все, что вы говорите, — типичная ограниченность мышления, консерватизм чистейшей воды. Опыт нашей ленинской партии учит нас смотреть вперед, намного вперед…

Г о р ш и н. Вспомните первые пятилетки, годы индустриализации! Извини, перебил тебя, Сергей Павлович.

К о р о л е в. Верно. В те годы немало голосов было за сатин да за ситчик. Партия не согласилась, народ ее поддержал, хотя пришлось потуже затянуть пояса.

Д у м е н к о. Ситчиком от фашизма не укрылись бы. Металл выручил.

К о р о л е в. Точнее — сплав людей и металла. (После паузы.) Наша идея освоения Вселенной взращена мечтой всего человечества, его жаждой познания окружающего мира. И потому семена космонавтики, посеянные еще в незапамятные времена, начинают давать всходы.

Входят  П р е с н я к о в а  и  Ф а т ь я н о в. Ждут, когда закончится разговор, чтобы подойти к Королеву.

Т о м и л и н (ехидно). Мы еще не знаем, что из этих семян вырастет, — может, сорняк. Да и ракеты ваши еще пошаливают. Человеку летать, а не собачкам.

Д у м е н к о (нервно). Безответственный домысел!

Х о р о в (жестом призывая к вниманию). Я присутствовал при испытаниях всех ступеней ракеты. (Проходит по комнате, останавливается возле Горшина.) Игнатий Игоревич, сочту за честь предложить своего сына — летчика-испытателя — пилотом первого космического корабля.

Шум, возгласы, общее волнение.

Мой сын Николай готов лететь. Он просил меня об этом. Прошу оказать честь нашей фамилии Хоровых.

Общий шум, аплодисменты.

Т о м и л и н (переждав шум). Похвально, похвально, генерал Хоров. Я знаю, вы и ваш сын мужественные люди. Только науке нужны более веские гарантии успеха. Одних эмоций мало. Наш долг…

С в е т о в (Томилину). Долг ученого? Святое слово. Это верно, мы должники у народа… Не любим мы строить дороги. Дороги в завтра. Сиюминутными заботами прикрываемся. Одним словом (поворачивается к Королеву), успехов тебе, Сергей Павлович. Буду счастлив помочь тебе по своей части. (Томилину.) А этот слуховой аппаратик, между прочим, Аркадий Семенович, подсобный цех твоей фирмы изготовляет. Дали мне на испытание, не скрою — дерьмо! Вот ваша забота о людях.

Оживление, смех.

Г о р ш и н. Тише, товарищи, прошу вас! Судя по всему, желающих выступить больше нет? Позволю себе напомнить: идея Академии наук об организации полета человека в космос в Центральном Комитете партии и Совете Министров встречена одобрительно. Цель сегодняшней встречи, о чем я говорил, открывая заседание, одна — целесообразный вариант. Я думаю, что мы готовы к новому большому шагу — к орбитальному, именно орбитальному полету человека за пределы Земли. Скептиков же мне хочется спросить: разве извечную жажду познания окружающего мира можно чем-то ограничить? А развитие производительных сил? Имеют ли они предел?

Шум, возгласы одобрения. Королев замечает Преснякову и Фатьянова.

К о р о л е в (собравшимся). Извините. (Пресняковой.) Ну как? Докладывайте!

Ф а т ь я н о в. Сергей Павлович!

К о р о л е в. Да, здесь!

П р е с н я к о в а. Я… акт испытаний тормозной двигательной установки не подписала. Объект на Землю не возвратился.

Т о м и л и н. А если человек?

В комнате гнетущая тишина.

К о р о л е в. Где Пресняков?

П р е с н я к о в а (не знает, что сказать). Я… Он…

К о р о л е в. Что это за местоимения: «я», «он»? Вы разобрались в причинах? Вы полагаете, что ваше дело только сказать «нет»? Может, вы, Лариса Васильевна, из другого ведомства? (Берет себя в руки.) Так, так.

Т о м и л и н. А если человек, Сергей Павлович?

К о р о л е в (принимает решение. Горшину). Извините, Игнатий Игоревич, я должен уйти. Надо во всем самому разобраться. По горячим следам. (Поворачивается к Пресняковой и Фатьянову.) А вас я знать не хочу. (Уходит.)

Фатьянов и Преснякова идут за ним.

Т о м и л и н (всем, решительно). Так что шажок за шажком, да и растянуть бы их на сотенку лет.

З а н а в е с

ВО ВРЕМЯ АНТРАКТА

Г о л о с  М о с к в ы. Передаем очередное сообщение ТАСС о полете корабля «Восток». Период выведения корабля-спутника «Восток» на орбиту космонавт товарищ Гагарин перенес удовлетворительно и в настоящее время чувствует себя хорошо. С ним поддерживается двухсторонняя радиосвязь.

 

СТРАНИЦА ТРЕТЬЯ

Сентябрь — октябрь 1959 года.

ЕСТЬ НАШ ВАРИАНТ!

Ж у р н а л и с т (перед занавесом). После жаркой дискуссии в Академии наук прошло несколько месяцев. Сергей Павлович Королев не прекращает работы над космическим кораблем. Но нет еще окончательного решения, каким быть полету — баллистическим или орбитальным. А тут еще некстати сдало сердце…

Открывается занавес. Летний домашний кабинет-веранда Королева. Круглый стол завален книгами, журналами. Вдоль стены справа — книжные полки. На стене возле двери, ведущей в другие комнаты, коричневая доска. На ней цифры. Фотография искусственного спутника Земли. На переднем плане сцены — вековые березы; чуть дальше, в глубине, — осенний яблоневый сад. Справа несколько садовых скамеек. Одна из них сломана. Между березами натянут плакат, на котором написано от руки: «Талант — это вера в себя, в свои силы. М. Горький». Возле калитки на скамейке сидит  П р о к о п ь е в н а. Возле нее телефон.

К о р о л е в  в домашнем костюме: темно-серые брюки, темно-синий свитер. Он стоит возле доски и пишет какие-то цифры. Энергичным движением руки стирает их. Вычерчивает на доске схему спуска корабля из космоса на Землю.

К о р о л е в. А если так?(Снова вычерчивает на доске.) Нет, не годится. Тормозная установка должна работать как часы. При чрезвычайных обстоятельствах мы обязаны будем включать ее в любую секунду полета над любой территорией. Без уменья возвращать аппарат на Землю нет корабля, нет полета. Нет эксперимента. Тут Томилин прав. Это вопрос вопросов. (Подходит к телефону, набирает номер.) Соедините со сто пятым. Да, с Пресняковой. (После паузы.) Нет связи! Сутки же прошли! Чепуха какая-то. До Луны добрались, а тут сто километров… Извините. Не вам. (Вешает трубку и с силой нажимает большим пальцем то место на столе, где обычно укрепляется кнопка звонка.) Черт! (Кричит.) Нина!

Н и н а  И в а н о в н а (из соседней комнаты). Я здесь. (Появляется в дверях.)

К о р о л е в (смотрит на часы). Мои не врут?

Н и н а  И в а н о в н а. Ждешь кого-то? Лекарство, конечно, не принимал. Беда с тобой. (Дает таблетку.)

К о р о л е в. Хуже рыбьего жира.

Н и н а  И в а н о в н а. Прокопьевна очередную почту несет.

Входит  П р о к о п ь е в н а.

П р о к о п ь е в н а (Королеву). Все пишут и пишут. Все заказные. Когда прочитывать успеваете?

К о р о л е в. Не ворчите, Прокопьевна. Что тут у вас?

П р о к о п ь е в н а. Письма. Телеграммы не по-нашему написаны.

К о р о л е в (читает). Париж, Лондон, Нью-Йорк. С ними я сам справлюсь. (Кладет в карман. Нине Ивановне.) Посмотри, что в этой охапке срочного?

Н и н а  И в а н о в н а. «Новый мир» пришел. (Забирает всю почту и уходит.)

П р о к о п ь е в н а. Я вас тоже хотела спросить, Сергей Павлович. На Луне-то жить придется или только так, для науки?

К о р о л е в. И то, и другое. С Луны будем изучать другие планеты. Может, когда-нибудь найдем подходящую. Похожую на нашу Землю. Освоим ее.

П р о к о п ь е в н а. Не пойму! У нас земли на Земле вроде хватает.

Королев не отвечает. Читает телеграммы.

Тишина-то какая! Не нарадуешься. Никто не звонит, никто не приходит.

К о р о л е в. Вы о чем это, Прокопьевна?

П р о к о п ь е в н а. Пока человек на коне, все шапку ломают.

К о р о л е в. Не рвите мне душу.

П р о к о п ь е в н а. Да я так, к слову. Жалеючи. Вижу, извелся. Сын у меня вроде вас, такой же беспокойный.

К о р о л е в (вдруг оживляется). Послушайте, Варвара Прокопьевна, давно хотел спросить: сын часто пишет?

П р о к о п ь е в н а. Не балует. Как ваша Наташа — раз в месяц.

К о р о л е в. Все летает?

П р о к о п ь е в н а. Училище для этого окончил.

К о р о л е в (мягко). Скажите, Варвара Прокопьевна, если вашему сыну в космос придется лететь, благословите?

П р о к о п ь е в н а (отшатывается). Последнего сына на смерть?! Что вы, Сергей Павлович, сейчас не война.

К о р о л е в. Да… Сейчас не война.

П р о к о п ь е в н а. Извините, коли я не то сказала. (Быстро уходит во двор.)

К о р о л е в (про себя). Да, я теряю время. Пишу статьи, порчу бумагу и чернила. (Комкает все написанное и бросает на стол.) Нет, надо работать, работать. (Нервно ходит по кабинету.) Сидеть дома нельзя, невозможно, преступно.

Входит  Н и н а  И в а н о в н а. Она со вкусом, нарядно одета. В руках хозяйственная сумка и «Новый мир».

Н и н а  И в а н о в н а. С кем ты так энергично разговариваешь?

К о р о л е в (рассмеялся). Подслушивала? Куда так вырядилась?

Н и н а  И в а н о в н а (несколько игриво). Тебе нравится? (Грустно.) Моя орбита по кругу: дом — магазин — дом, дом — аптека — дом. Сегодня вот квартплату внести.

К о р о л е в (как-то необычно внимательно смотрит на жену. С горечью). Плохо тебе со мной, с моими делами, вечной занятостью… и болезнями.

Н и н а  И в а н о в н а. Плохо, Сергей. (Вздыхает.) Только ведь каждому свое счастье. Мне — мое. И другого не надо, не хочу. Слышишь? Не хочу. Люблю тебя ждать из твоих бесконечных командировок. (Весело.) А вообще за что я тебя люблю?

К о р о л е в (повеселев). Действительно, за что? Ты об этом мне ни разу не говорила.

Н и н а  И в а н о в н а. Не знаю. Да и не спрашивал ты меня об этом.

К о р о л е в. И некрасив, и грубоват. (Смеется.) Ну, может, в уме не откажешь мне. (Машет рукой.) Но и ума не хватает, и такта. (Задумывается.)

Н и н а  И в а н о в н а (переводя разговор). Пойдем, Сережа, проводи до калитки. Полдня за бумагами. Отдохни.

К о р о л е в. И то дело. (Увидев журнал.) Журнал-то зачем?

Королев и Нина Ивановна идут из кабинета в сад.

(Замечает плакат. Весело смеется. Нине Ивановне.) Твоя работа? Нет, с тобой не заскучаешь. Ты же знаешь, местком второй год массовика ищет.

Н и н а  И в а н о в н а. Не пойду. Мало платят. Да, Сергей, скамейка сломалась. Сама хотела починить, да не получилось. Там и гвозди и молоток.

К о р о л е в (шутливо). Слушаюсь.

Н и н а  И в а н о в н а. Совсем забыла. Садовник обещал прийти. Посоветуйся с ним.

К о р о л е в. Слушаюсь. Еще какие приказания? Тогда у меня просьба. Что-то на бруснику потянуло, может, найдешь.

Н и н а  И в а н о в н а (срывает яблоко). А пока яблоко съешь. (Уходит к Прокопьевне, о чем-то говорит с ней, изредка посматривая на Королева.)

К о р о л е в. Житомиряночка. (Держит в руках яблоко. Любуется.) Первые плоды. Красивые… (Подходит к яблоньке.) Не могу припомнить, кто из друзей привез тебя с родины — тонконогую, с пятью веточками. (Снова рассматривает яблоко, будто видит впервые.) Нина, а почему яблоко круглое? И Земля круглая, и планеты?

Н и н а  И в а н о в н а (подходит). И даже моя голова. Ну, я побежала. (Целует Королева. Идет мимо другой яблони. Останавливается, что-то рассматривает.) Ты смотри, Сережа, паук какую паутину наплел. Жди добрых вестей. (Проходит мимо Прокопьевны, что-то говорит ей, показывая то на сад, то на Королева. Уходит.)

Появляется  Ж у р н а л и с т. Королев сосредоточенно рассматривает яблоко.

К о р о л е в. Во всем этом чувствуется какой-то мудрый смысл. Может, в этой шарообразной форме природа заложила еще не объясненную человеком целесообразность. Следуя природе, первый космический корабль… круглым… Круглым. Гениально! (Достает записную книжку и начинает что-то чертить. Потом идет к сломанной скамейке. Сколачивает ее.)

Ж у р н а л и с т. Столярничаете? Здравствуйте, Сергей Павлович!

К о р о л е в. А, Пимен-летописец! Опоздали на пять минут, товарищ пресса. Рад видеть вас. Поручение жены… Ну вот, теперь можно и сесть. (Садится на скамейку.) Остальное потом доделаю. (Достает из кармана листки бумаги.) Прочитал, прочитал ваш репортаж. Как бы вам сказать…

Ж у р н а л и с т. Понял вас!

К о р о л е в. Не торопитесь. Такое чувство, будто я стою возле памятника самому себе. Очень скверное чувство.

Ж у р н а л и с т. Не вы один стояли, Сергей Павлович.

К о р о л е в (смеется). Ну-ну!

Ж у р н а л и с т. Образ Главного в репортаже собирательный. В нем от Королева небольшие крупицы.

К о р о л е в. Ну, и на этом спасибо. Кто-то из вас, журналистов, однажды написал примерно так: «Главный конструктор — мозг, душа, сердце всего». И еще что-то вроде этой чепухи. Запомните, товарищ пресса, век ученых-одиночек кончился. Фундаментальные проблемы решают десятки, а порой сотни коллективов. Кол-лек-ти-вов!

Ж у р н а л и с т. Но должна же, Сергей Павлович, быть единая воля, единый направляющий разум?!

К о р о л е в. Главное — единая цель, увлекшая всех. Нет энтузиазма без увлеченности. Нет.

Ж у р н а л и с т. Но кто-то же должен быть главным, ответственным за все!

К о р о л е в. Должен. Космос — это не временная кампания. Он навсегда! Все надо делать основательно. Вы знаете, я пришел в ракетную технику с мыслью о полете человека в космическое пространство. И я знаю, день, к которому мы идем, станет великим торжеством разума и рук человеческих. Но он не родился сам по себе. Он нерасторжимыми узами связан с миллионнопрошлым всего человечества. Не будем досконально заглядывать в то бесконечно далекое. Но у меня нет сомнений, что земляне всегда жили не только одной мыслью, чем накормить себя, но и робкой, с веками усиливающейся жаждой познания окружающего мира, им непонятного и дорогого. Самые разумные из людей уже задумывались, глядя на небо, а «что» и «почему». Солнце, питающее их светом и теплом, Луна, приходящая на смену дневному светилу, мерцающие в ночи звезды и созвездия, напоминающие очертания животных, рыб и человека и куда-то исчезающие. Все это и многое другое радовало и тревожило, чаще пугало ум человека младенческого периода. (Задумывается.) Перешагнем геоцентрическое мировоззрение, долго властвовавшее умами. А разве нет органической связи между сегодняшним днем и идеями Галилео Галилея, Джордано Бруно и Николая Коперника, Иоганна Кеплера и Исаака Ньютона? Мы вправе поставить рядом с ними Михаила Ломоносова и Константина Циолковского, Альберта Эйнштейна? Этим революционным в науке умам человечество обязано многим… (Спохватывается.) Я, кажется, увлекся… Это от безделья. Неделю дома. Никто не приходит, никто не звонит, как сговорились. И решения окончательного все нет… (Смеется.) Значит, Главный — с миру по нитке? Действительно, он не один. Смотрите: академик Горшин. Светлейшая голова, теоретик. Масштабы его математических открытий грандиозны. Без него в космонавтике что полет корабля без системы ориентации. Мне просто везет на людей. И будьте объективным, честным перед историей. Пишите о том, что есть, и о тех, кто есть. (Смеется.) Смотрите-ка, афоризм. (Передает листки бумаги.) Там кое-какие пометки технического характера.

Ж у р н а л и с т. Спасибо, Сергей Павлович. До свидания.

К о р о л е в. Будут вопросы — звоните…

Журналист уходит через калитку возле Прокопьевны. Звонит телефон. Прокопьевна берет трубку. Появляется  Ф а т ь я н о в. Видно, что он с дороги. Ждет, когда Прокопьевна кончит разговаривать.

П р о к о п ь е в н а (в трубку). Пастухова. Нет, миленький. По слогам: Па-сту-хо-ва. Вот и хорошо. Товарищ Королев живут тут. Только сегодня вроде выходной, да и больны они. Конституция, как солнце, для всех одна. Не объясняй, сама грамотная. Дело-то какое? Помедленнее. Так, так, так. Позвони, миленький, к заму. Скажи, Варвара Прокопьевна посоветовала. Не учи, не учи. Я тут ихние порядки знаю. Как кто? Вахтер. Вахту, значит, несу. Салют! (Вешает трубку. Фатьянову, приняв его за садовника.) Чего опаздываешь? Обещал к десяти, так к десяти и прибудь. Академика заставляешь ждать. А где саженцы?

Ф а т ь я н о в. Саженцы? Какие саженцы?

П р о к о п ь е в н а (показывая на футляр для чертежей). Ну, слава богу, хоть инструмент-то прихватил.

Ф а т ь я н о в. Да… То есть нет.

П р о к о п ь е в н а. Ну, коли нет, так наш возьми. (Передает растерявшемуся Фатьянову лопату.) Да иди пошибче, хозяин давно ждет.

Фатьянов идет к Королеву. Прокопьевна — за ним.

И скамейку справить подмогни. Он тебе за все разом и заплатит.

Фатьянов и Прокопьевна подходят к Королеву. Ждут, пока тот забьет гвоздь.

Вот, привела.

Ф а т ь я н о в. Это я, Сергей Павлович.

К о р о л е в (радостно). Фатьянов?

Ф а т ь я н о в. Да вот… (Показывает на Прокопьевну.)

П р о к о п ь е в н а (радостно). Так мы же вас давно ждем! Ну молодец, что пришел. Исстрадался весь, вас ожидаючи. А что за садовника приняла, уж извините. Здоровьем-то бог не обидел. Вон какой! Вроде моего младшего, Василия.

К о р о л е в. Пока мы тут, может, вы, Варвара Прокопьевна, у меня в кабинете порядок наведете? Только, пожалуйста, ничего не выбрасывайте.

П р о к о п ь е в н а. Чего меня учить-то! Первый день, что ли! Поговорите. (Уходит.)

Ф а т ь я н о в. Смешная старуха.

К о р о л е в. Смешная?! Всю войну эта смешная женщина у токарного станка простояла… Муж и два сына… в земле. Руки целовать надо при встрече. Вот так, Борис Борисович!

Ф а т ь я н о в (смущенно). Извините, не знал.

К о р о л е в. Ну добро, садовник. Что пришел — спасибо. А как дела?

Ф а т ь я н о в. В общем, с тормозной установкой, по-моему, все в порядке…

К о р о л е в. Ну наконец-то! Раз так, можно подвести некоторые итоги. Отработка систем корабля идет полным ходом. Добро. Проблема герметизации решена. Теплозащита корабля найдена. Спасибо профессору Светову. С энергетикой все в порядке. А вот система ориентации — капризная штука. Возьми ее под свой контроль, Борис Борисович. Передай, пожалуйста, мою просьбу генералу Хорову: пусть сам лично поприсутствует на испытаниях парашютных систем. Ну что же, к баллистикам у меня претензий нет пока. Горшинская фирма — вне конкуренции. И прошу, Борис Борисович, максимум энергии и внимания. В нашем деле мелочей нет. (Склоняется над бумагами.) Так, так. Разумно. Это чья подпись? Георгия Преснякова? А это?.. Лариса Преснякова? До чего расписываются одинаково, чертенята! Удивительно талантливая пара. Тебе не кажется?

Ф а т ь я н о в (после паузы). Они разные… И… поссорились. С того дня в академии.

К о р о л е в. Ты, кажется, радуешься?

Ф а т ь я н о в. Я люблю ее, Сергей Павлович.

К о р о л е в. Вот те раз!

Ф а т ь я н о в. Мы учились с Ларисой и Георгием в одной школе. Дружили. Потом фронт. Вы знаете. (После паузы.) Георгий Пресняков вернулся первым…

К о р о л е в. Жизнь. Ты никогда не говорил мне…

Фатьянов свертывает чертежи.

Нет, нет. Оставь мне. Я пару дней помозгую. Куда-то валидол затерялся. (Серьезно.) Ты что-то хочешь мне сказать?

Ф а т ь я н о в. Вот. (Подает Королеву листок бумаги.)

К о р о л е в (читает). Я против. Решительно против.

Ф а т ь я н о в. Но вы, Сергей Павлович, не только конструировали самолеты и планеры, но и сами испытывали их. Представьте, я в кабине корабля.

К о р о л е в (официально). Не представляю. Да и вообще к чему этот разговор? Вы знаете, нет окончательного решения.

Ф а т ь я н о в. Может, разрешат по баллистической?

К о р о л е в (раздраженно). Тогда… Тогда передайте ваше заявление Томилину. Да-да, Томилину. И забудьте дорогу ко мне. Мне нужны единомышленники во всем: в большом и малом… (Берет себя в руки.) Что же нам Преснякова не звонит? Пойду закажу полигон. (Уходит на веранду к телефону.)

Появляется  П р е с н я к о в а  в дорожном костюме — куртке и сапогах. Фатьянов быстро идет ей навстречу.

П р е с н я к о в а (нервно). Борис!

Ф а т ь я н о в. Я все понял, Лариса.

П р е с н я к о в а. Есть дефекты, правда незначительные. Пытались скрыть их от меня. Я не имею права. Дело в принципе. Сегодня в малом, завтра могут в большом.

Ф а т ь я н о в. Ни слова Королеву. Я сам.

Появляется  К о р о л е в. Видит Преснякову.

П р е с н я к о в а (как можно веселее). Здравствуйте, Сергей Павлович!

К о р о л е в. Здравствуйте, здравствуйте. А я заказал полигон. Самую суть!

Ф а т ь я н о в (торопливо). Тормозная есть. (Пресняковой.) Ты, Лариса, очень устала. Сергей Павлович…

К о р о л е в. Да, да, конечно, пойдемте на веранду. Остальное потом. Отлично, отлично. Теперь снова вперед. А сейчас за стол. Борис, свертывай-ка свои чертежи. В кои-то веки мы встречаемся так, по-домашнему. Рад, рад, что вы оба здесь. (Обнимая Преснякову и Фатьянова, уходит на веранду.)

К Прокопьевне подходит  Е г о р о в. Он в осеннем легком пальто, в кепке. В руках продолговатый сверток.

Е г о р о в. Здравствуйте!

П р о к о п ь е в н а. Здравствуй.

Е г о р о в. Сергей Павлович дома?

П р о к о п ь е в н а. Не садовник, случаем?

Е г о р о в. Кое-что понимаю. Яблоньки-то подрезать пора. Крепко запущены.

П р о к о п ь е в н а. Кому ухаживать-то? Сам с утра до вечера на работе. Инструмент-то поставь, чего ты его в руках, как младенца, держишь.

Егоров ставит сверток к забору.

Ты посиди тут, а я пойду доложу.

Егоров садится на скамейку. Прокопьевна идет на веранду к Королеву.

К о р о л е в (Пресняковой и Фатьянову). Вот жена ушла некстати! (Достает коробку конфет. Пресняковой.) Признавайтесь, Лариса Васильевна, любите сладкое? Прошу.

П р е с н я к о в а. Признаюсь, Сергей Павлович, люблю. В детстве нас не баловали. Отец у меня строгий. Сахар и мед признает. Остальное, говорит, баловство.

Появляется  П р о к о п ь е в н а.

П р о к о п ь е в н а (всем). Какой-то бородач пришел. Похоже, в этот раз садовник, с инструментом. Яблони пора подрезать, запущены, говорит, очень.

К о р о л е в. Пойдемте, Варвара Прокопьевна. (Пресняковой и Фатьянову.) Я сейчас. А вы пока новую песню Бориса Мокроусова послушайте. (Включает магнитофон.)

Звучит песня:

Королев и Прокопьевна подходят к калитке. Егоров встает.

К о р о л е в (подает руку). Здравствуйте. Королев.

Е г о р о в. Не узнаешь, Сергей Павлович? (Встает по стойке «смирно», вскидывает руку к козырьку, четко, по-военному.) Товарищ начальник, первая советская жидкостная ракета ноль девять к старту готова. Механик Егоров.

К о р о л е в. Кажется, это сон… Егорыч! (Бросается к Егорову.) Родной мой! (Обнимает.) Да неужели это ты?! Сколько лет прошло! А бородища-то, бородища!

П р о к о п ь е в н а (в сторону). Опять промахнулась. (Уходит.)

К о р о л е в. Пойдем, старина. Там у меня двое инженеров с работы. Подождут! Вон туда. Ну, рассказывай.

Садятся на скамейку.

Е г о р о в. Да что рассказывать? Воевал. Подгорел в танке. (Гладит рукой по щеке.) За бороду и спрятался. После войны партийная работа. Одно поручение за другим. Вот и сегодня приехал за новым. (Смотрит на часы.) В восемнадцать двадцать должен быть у секретаря ЦК. Давно хотел тебя повидать, Сергей. Да и в Москве-то лет пятнадцать не бывал. Сижу все в родной Сибири. Кое-кого спрашивал: где Королев? Никто не знает. А тут первый спутник… Опять спрашиваю: кто командует? А мне в ответ: Главный. Как фамилия, спрашиваю, а они: не знаем. Только по размаху да по хватке понял — твоих рук дело.

К о р о л е в. Чуть было не связали эти руки.

Е г о р о в. Не пойму что-то.

К о р о л е в. Мечтали о полете человека Циолковский, Цандер, Кондратюк…

Е г о р о в. Теперь и пора. Силищу какую народ накопил! По Сибири вижу.

К о р о л е в. Скажи мне, старый мой друг, действительно все это не ко времени? Война была…

Е г о р о в. Не ко времени? А план электрификации? Что греха таить, не все поняли в двадцатом году великую ленинскую задумку. Да и я в том числе… Опять же земля-то не бездонная кладовая. Железо, уголь, нефть не хлеб, не вырастишь. Пора, самая пора трубить во все трубы, как перед началом атаки. А ты — не ко времени.

К о р о л е в. Сердце сдает. Две недели на Грановского провалялся.

Е г о р о в. Подлечат. Медицина вон куда шагнула. Поговаривают, что ученые искусственную почку создали, — может, скоро и наши моторы научатся ремонтировать, а еще лучше заменять новыми.

Идут к саду.

А садик-то запущен.

Королев и Егоров уходят в сад. Действие продолжается на веранде.

П р е с н я к о в а. Борис, давай послушаем еще раз… (Включает магнитофон.)

Звучит песня:

Ф а т ь я н о в. Я помню, Лариса, другую. (Выключает магнитофон.)

П р е с н я к о в а. Не надо, Борис.

Ф а т ь я н о в. Почему?

П р е с н я к о в а. Прошло столько лет…

Ф а т ь я н о в. Послушай, Лариса, я тебе никогда об этом не говорил. Однажды меня фашисты схватили… и расстреляли. Но пуля попала вот сюда. (Показывает на шею.) Ночью с трудом выбрался из-под трупов. Как никогда раньше захотелось жить. Жить, чтобы драться. Драться с фашистами до конца. И когда командир партизанского отряда говорил о Родине, я видел тебя. Когда он меня отправлял в разведку, я знал: рядом со мной ты. Все, что было на земле, было с тобой, Лариса. (Достает из кармана маленькую фотографию.) Ты помнишь эту девчонку с косичками и добрыми глазами? Я всегда ношу ее с собой. И когда мне очень трудно, я смотрю этой девчонке в глаза, как сейчас.

П р е с н я к о в а. Прости меня, если можешь. (Закрывает лицо руками.)

Ф а т ь я н о в. Я люблю тебя… Люблю.

П р е с н я к о в а. Боря… (Берет из рук Фатьянова фотокарточку и долго смотрит на нее. Вдруг зарыдала.) Ты прости меня…

Ф а т ь я н о в. Милая ты моя! (Обнимает Преснякову.)

На веранду из комнаты выходит  К о р о л е в. Видит Преснякову и Фатьянова. Улыбается. Неслышно подходит к книжной полке, берет книгу и так же неслышно уходит.

П р е с н я к о в а. Ой, кто-то здесь был! Это Сергей Павлович. Стыд-то какой! И все ты, Борис.

Ф а т ь я н о в. Он все знает, Лариса. Сергей Павлович мне вместо отца. Встретились после войны в небольшом немецком городишке. Я лежал в госпитале. Он приезжал к своему другу. В общем, после госпиталя я заехал к нему. Это было в мае тысяча девятьсот сорок шестого года. Потом поступил в Бауманку. Родные, ты знаешь, погибли, помогать было некому. Сергей Павлович придумал для меня должность. (Смеется.) Ночного вахтера у него в кабинете. «Вот тебе, — говорит, — Борис, должность. Место для занятий, место для сна и зарплата на пропитание». Днем слушал лекции Сергея Павловича по ракетной технике, а вечером… (Неожиданно вспоминает.) Лариса, какое сегодня число?

П р е с н я к о в а. Шестое октября. (Вспоминает.) Боже мой! (Закрывает лицо руками, планет.)

Ф а т ь я н о в. Ну что ты! Не надо. Не плачь, родная.

П р е с н я к о в а. Пятнадцать лет… Все как вчера. Вокзал, шинель и ты. Я никогда не забуду твоих глаз.

Ф а т ь я н о в. Пойдем в сад, Лариса. И спой ту… что в тот год… на вокзале.

Фатьянов и Преснякова уходят. Появляются  К о р о л е в  и  Е г о р о в  с книгой в руках.

Е г о р о в (энергично). А у министра был? Боишься, я вижу, у начальства по столу кулаком постучать. Не узнаю тебя, Королев. С Центральным Комитетом партии в одном городе живешь, мог бы и сходить.

К о р о л е в. Ну что ты, Василий Петрович, на больного так навалился?

Е г о р о в. Партия — это, Сергей, для сильных, для самых сильных… Может, мне позвонить по-дружески старому коннику Климентию Ворошилову? Ну что молчишь?

К о р о л е в. У меня рубашка взмокла. Двадцать лет не виделись и устроили заседание. Будто больше не о чем говорить… Как твои парни, что делают?..

Е г о р о в. Федор с войны не вернулся. В последний день у рейхстага проклятая пуля свалила… Анисья с той поры как травинка. Владимир — карусельщик в Ленинграде. Турбины для наших сибирских ГЭС строит. Недавно ордена Ленина удостоен.

К о р о л е в. Поздравляю. Я помню его. Он все время у нас в мастерской крутился. Любил гайки ключом закручивать.

Е г о р о в (смеется). Ну, по части закручивания гаек ты был непревзойденным мастером. Помнится, промашка у меня случилась, так закрутил (копируя Королева): «Мы, товарищ Егоров, не утюги с вами делаем, а ракеты…» А за книгу спасибо, дорогая память…

К о р о л е в. Да что там!

Е г о р о в. Только ведь и я, Сергей, тебе подарок приготовил. (Идет к калитке, берет сверток, снимает с него упаковку и возвращается.)

Поблескивает металлической синевой ракета. На ней четко «09».

Позволь вручить. Правда, без торжественной церемонии. Дал слово себе подарить ее тому, кто первым запустит ракету в космос. Счастлив, по-человечески счастлив, что именно тебе.

К о р о л е в (растерянно, радостно). Знаменитая московская! Спасибо, Егорыч. Лучшего подарка и не может быть. Спасибо! (Ставит ракету. Обнимает Егорова.) Такая малюсенькая! А нынешняя-то — громадина. (Задумывается.) Первый шаг. Всякое дело начинается с первого шага. Помню, радовался я… Наташенька вот такой шажок сделала, сейчас студентка Первого медицинского, первый шаг… не скрою, люблю их, самые первые, самые трудные.

Е г о р о в (после паузы). Ну вот, свои обязанности выполнил. Мне пора, Сергей Павлович.

К о р о л е в. Как пора? С минуты на минуту моя жена возвратится.

Е г о р о в. Не могу. Весь лимит времени израсходован, а еще в пригороде надо побывать. Дочь там у меня. (Грустно.) Старшая невезучая. Все не так, как у людей. При случае расскажу. Три года дома не была. А тут пишет: приезжай, отец, тяжело мне. Командировка в Москву как нельзя кстати.

К о р о л е в (неожиданно). Послушай, Егорыч, просись в ЦК к нам. Секретарь парткома на учебу уходит. Вот мы с тобой бы закрутили…

Е г о р о в. Я солдат партии. Куда пошлют.

Раздается телефонный звонок.

К о р о л е в. Это полигон. Извини. (Кричит.) Варвара Прокопьевна! Проводите Егорыча к машине. Я сейчас. (Торопливо идет к телефону, что в кабинете.)

Егоров и Прокопьевна уходят через калитку. Появляются  П р е с н я к о в а  и  Ф а т ь я н о в.

П р е с н я к о в а. А где же садовник? (Оглядывается. Видит ракету, удивленно восклицает.) Отец! Нет, сегодня у меня какой-то необыкновенный день.

Появляется  К о р о л е в. Слышит слова Пресняковой.

К о р о л е в. Какой отец? Может, ты мне объяснишь, Борис?! (Догадавшись.) Егорыч? Догоняйте, а то уедет!

Преснякова и Фатьянов бегут к калитке. Со стороны сада появляются  Н и н а  И в а н о в н а  и  К а л ю ж н ы й. Их видит Королев.

Сейчас меня начнут лечить. (Прячется за дерево.)

Н и н а  И в а н о в н а (Калюжному.) Все нервничает. Привык все сам.

К а л ю ж н ы й. Да и у нас без него, Нина Ивановна, откровенно говоря, все не так. Никто до конца ответственность на себя взять не хочет. Топчемся на месте. (Передает рецепт.) Это тонизирующее. Все остальное, как раньше.

Н и н а  И в а н о в н а (замечает Королева. Калюжному). Тс-с! (Королеву.) Выходи, Сергей, выходи.

К а л ю ж н ы й (Королеву). Добрый день, Сергей Павлович!

К о р о л е в. Рад вас видеть, Вячеслав Федорович! Как здоровье Филиппа Филипповича? Он мне звонил позавчера, два таких великолепных предложения… А как там орлята? Тренируются? Что вы молчите?

Калюжный мерит Королеву давление.

А почему «топчемся на месте»?

К а л ю ж н ы й (не обращая внимания на вопросы Королева). Давление сегодня в норме. Я разрешаю вам работать дома, не более четырех часов в день. Разрешу вашим ближайшим сотрудникам звонить вам.

К о р о л е в. Вот как! Значит, я все это время как бы под домашним арестом! (Сдерживается.) Ну и дела! (Просительно.) Так как все-таки идут тренировки?

К а л ю ж н ы й. Нелегко ребятам. Нагрузки большие. Все для них непривычно, да и для нас тоже. Авиационного опыта явно недостаточно. Начались первые встречи летчиков с кратковременной невесомостью. Ребята не жалеют себя, выкладываются полностью. Особенно первая группа: Попович, Гагарин, Титов, Николаев, Быковский, Леонов…

К о р о л е в. Не назвали седьмого. Почему?

К а л ю ж н ы й. Пришлось откомандировать.

К о р о л е в. Правильно. Я полностью одобряю решение генерала Хорова. И впредь будем поступать так. Нам нужны люди, верящие в дело, увлеченные им. Спасибо, Вячеслав Федорович, за информацию. (Весело.) Много ли мне надо.

К а л ю ж н ы й (пользуясь хорошим настроением Королева, передает ему листок бумаги). Сергей Павлович, вы знаете, я ведь не только медик, но и летчик.

К о р о л е в (хитро улыбается). Я здесь, дома, Вячеслав Федорович, человек бесправный. Одно слово — пациент. Завтра в КБ я с удовольствием продолжу этот разговор…

К а л ю ж н ы й (решительно). Через неделю, не раньше.

К о р о л е в (вспылив). Ну вот что, товарищ Калюжный…

Н и н а  И в а н о в н а (пытаясь потушить назревающий конфликт). Да, Сергей, я тебе такой чудесной брусники купила… Совершенно случайно. Шла мимо и…

К о р о л е в (выходит из себя). Какая брусника! При чем тут брусника! (Калюжному.) Вам все ясно? Завтра в двенадцать ноль-ноль.

К а л ю ж н ы й (по-военному). Слушаюсь! (Берет под козырек.) Честь имею.

К о р о л е в. Честь имею.

К а л ю ж н ы й быстро идет к калитке.

Н и н а  И в а н о в н а (вслед Калюжному). Куда же вы, Вячеслав Федорович? Сергей, что же ты молчишь? Ты ведешь себя несносно. Я тоже пойду.

К о р о л е в (останавливая Нину Ивановну). Ну, Нина, ну, подожди. Кто-то хвастал чудесной брусникой.

Н и н а  И в а н о в н а (копируя Королева). «Какая брусника! При чем тут брусника!»

К о р о л е в. Вот опять не сдержался. (Меняя тему разговора.) Ну что там, Ниночка, умного в журнале? (Берет журнал, читает.) Межелайтис. (Читает.) Удивительно, как настоящий поэт чувствует время! Подумай, я, ученый, и он, писатель, мыслим одинаково. Вернее, об одном и том же. Читай-ка вслух, у тебя это получается красивее.

Н и н а  И в а н о в н а (читает).

К о р о л е в (повторяет). «И развитие молний — ракеты». Кто-то должен быть первым.

Н и н а  И в а н о в н а (настороженно). Конечно, конечно…

К о р о л е в. Испытывал же я планеры и самолеты.

Н и н а  И в а н о в н а (испуганно). О чем ты, Сережа?

К о р о л е в. Каждый первый тоже был чьим-то сыном, мужем, а может быть, и отцом.

Н и н а  И в а н о в н а. Это для молодых.

К о р о л е в. Ради этого шага мы живем, боремся, страдаем от неудач и терзаемся сомнениями.

Н и н а  И в а н о в н а (нервно). Ты шутишь.

Бежит  П р о к о п ь е в н а. За ней идет  о ф и ц е р  с в я з и.

О ф и ц е р. Товарищ Королев?

К о р о л е в. Да, это я.

О ф и ц е р. Прошу документ.

К о р о л е в. Нина, а где он у меня?

Н и н а  И в а н о в н а. Сейчас. (Уходит.)

О ф и ц е р. Пакет из Кремля.

К о р о л е в (нетерпеливо). Нина! Скорее!

Входит  Н и н а  И в а н о в н а.

Н и н а  И в а н о в н а (передает офицеру документ). Пожалуйста.

О ф и ц е р. Распишитесь в получении.

Королев расписывается. Офицер передает пакет, отдает честь и уходит.

К о р о л е в (вскрывает пакет). Боюсь. Видишь, руки дрожат. Читай ты, Нина.

Н и н а  И в а н о в н а (читает). Поздравляю, Сергей.

К о р о л е в (радостно). Есть решение. (Берет документ, читает. Кричит.) Егорыч! Василий Петрович! Борис! Лариса! Да где же вы?!

Появляются  Е г о р о в, П р е с н я к о в а  и  Ф а т ь я н о в.

Постановление… О полете… Разрешили наш вариант. Ор-би-таль-ный. Теперь, друзья, только вперед.

П р е с н я к о в а (Фатьянову). А как же тормозная? Нет, я не могу лгать. (Шагнула к Королеву.) Сергей Павлович…

З а н а в е с

ВО ВРЕМЯ АНТРАКТА

Г о л о с  М о с к в ы. Сообщение ТАСС. По предварительным данным, период обращения корабля «Восток» вокруг Земли составляет восемьдесят девять и одну десятую минуты. Минимальное удаление от поверхности Земли (в перигее) сто семьдесят пять километров, а максимальное расстояние (в апогее) триста два километра. Системы, обеспечивающие необходимые жизненные условия в кабине корабля-спутника, функционируют нормально.

 

СТРАНИЦА ЧЕТВЕРТАЯ

Январь 1960 года

ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ — К ЗВЕЗДАМ!

Ж у р н а л и с т (перед занавесом). Эта страница, пожалуй, одна из самых трудных в жизни Сергея Павловича. И хотя идеи Главного конструктора уже переводятся в металл, одна техническая трудность встает за другой. Все делается впервые, действительно впервые в мире… Создан отряд космонавтов. Тренируется Гагарин. А тормозная — эта лестница, без которой космонавт не сможет вернуться на Землю, — все еще капризничает.

Открывается занавес. Огромный цех из бетона и стекла. В разных направлениях цех пересекают два красных полотнища. На одном написано: «Земля — колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели. К. Циолковский». На другом слова: «Искусственные спутники Земли проложат дорогу межпланетным путешествиям». В глубине сцены на специальных ложементах серебристо-матовые баки ракет. В стороне макет космического корабля в натуральную величину. Где-то вспыхивают искры сварки. Чуть ближе щит, на котором написано: «Сварку ведет бригада коммунистического труда Василия Соколова». Еще один щит: «Досрочно выполним квартальный план!» Слева — отгороженная стеклом часть цеха. Это кабинет заместителя Королева — Громова. На одной из стен — доска. Возле нее  Ф а т ь я н о в,  К р у т о в,  Х о р о в  и  П р е с н я к о в а. Справа в цехе появляются  С о к о л о в  и  А м а н г а л о в  в светлых халатах. Они несут ящики.

С о к о л о в. Ребята говорят, что Эс Пэ прилетел. Поехал не в гостиницу, а прямо к нам на завод.

А м а н г а л о в. Испытание тормозной. Осторожнее. (Ставит ящик к другому, принесенному ранее.)

С о к о л о в. Ох и попадет нам, Амир, за эту самодеятельность!

А м а н г а л о в. Струсил? Пока Быханов проснется, мы до Марса доберемся. На уголок ставь. Вот так. Пусть все видят. (Вытирает пот со лба. Пишет мелом: «Ремонт».) Три дня простоя. А ты… График как соломинку ломаем. Ракете пора летать, а она…

Амангалов и Соколов уходят. В цех входит  К о р о л е в. Он в белом халате, накинутом на плечи, в серой шляпе. В руках небольшой портфель. Дошел до середины цеха, постоял, потом быстро пошел в глубину сцены. Появляется  Е г о р о в. Он кого-то ищет. Видит идущую из глубины сцены Н а т а ш у.

Е г о р о в. Ты чего тут, Наташа?

Н а т а ш а. Будто не знаешь.

Е г о р о в. Королева не видела?

Н а т а ш а. Даже на фотографии… Это же тайна… Вот я ему и пожалуюсь!

Е г о р о в. С тобой говорить…

Н а т а ш а. Ну, попроси Громова. (Машет рукой.) У всех отец как отец, а у меня…

Кабинет Громова. Ф а т ь я н о в  вычерчивает на доске схему космического корабля. К р у т о в,  Х о р о в  и  П р е с н я к о в а о чем-то спорят.

Х о р о в (Крутову). Недоверие к человеку?

К р у т о в. Наоборот, Петр Трофимович. Доверие к тем, кто создает технику. Она будет управлять экспериментом с начала и до конца. Вот схема. (Стирает с доски все начерченное Фатьяновым и чертит свою схему.)

По металлической лестнице в кабинет Громова поднимается  К о р о л е в. Преснякова не замечает его.

П р е с н я к о в а. Только автоматика? Вы знаете, Эс Пэ против…

К р у т о в (перебивая). Да что вы все твердите: Эс Пэ да Эс Пэ? Что он, бог всезнающий, всемогущий?

К о р о л е в (подходит). Не бог, не бог. (Резко.) И все-таки…

К р у т о в. Лишний вес!

К о р о л е в (резко, Фатьянову). Вы почему не доложили мне о положении дел? Вы мои глаза, уши и руки. Есть график работ, он закон для всех. Вы не обеспечили его выполнение. Вы… Дайте мне ваш пропуск, вы отстраняетесь.

Фатьянов достает из кармана пропуск и отдает его Королеву.

Топчемся на месте… Не за горами комплексные испытания. (В микрофон.) Я — Королев. Громова прошу немедленно ко мне!

К р у т о в. Может, и мой пропуск возьмете?

К о р о л е в. Я отвечаю за все, товарищ Крутов. С меня тоже есть кому спросить.

К р у т о в. Администрируйте.

К о р о л е в. Хватит с меня томилиных. Теперь вы… (Пресняковой.) Когда же наконец мы покончим с неполадками в тормозной? Лариса Васильевна, я вас спрашиваю. Больше года топчемся. И даже сегодня опаздываем.

П р е с н я к о в а. Испытания уже идут. Последний этап испытаний начнется через несколько часов.

Быстро входит  Г р о м о в.

Г р о м о в. Слушаю вас, Сергей Павлович.

К о р о л е в. Мы что, утюги делаем? Занимаетесь ракетой-носителем, а корабль передоверили Фатьянову. Да его Крутов подмял, как школьника! Помолчите! Исходные данные, Леонид Николаевич, вы имели месяц назад.

Г р о м о в. Вы были в командировке, Сергей Павлович.

К о р о л е в (передразнивая). Сергей Павлович, Сергей Павлович! А вы? Вы — мой заместитель. У вас знания и власть.

К р у т о в. Возглавляемая мной группа специалистов настаивает на том, чтобы автоматике в корабле было отдано полное предпочтение.

К о р о л е в (категорично). Ручная система управления кораблем обязательна. На этом период дискуссии закончим. Мною в эти дни будет подписана вся документация, касающаяся компоновки первого космического корабля-спутника. Разумные предложения в плане утвержденного проекта — пожалуйста.

К р у т о в. Н-да!

К о р о л е в. Есть сроки работ. (Фатьянову.) Что вы там прячетесь, Борис Борисович? Доложите.

Ф а т ь я н о в. Система ориентации корабля требует доработки.

К о р о л е в. Вы почему, товарищ Фатьянов, мне об этом раньше не доложили? Я же вас лично просил…

Ф а т ь я н о в. Сергей Павлович…

К о р о л е в. Я объявляю вам выговор.

Ф а т ь я н о в. Не имеете права.

К о р о л е в (возмущенно). Я? Не имею права?!

Ф а т ь я н о в. Вы меня только что отстранили от работы.

К о р о л е в (рассмеялся). Ну вот, с такими разве можно работать? (Крутову.) В чем дело, Николай Владимирович?

К р у т о в. В нашей лаборатории она прошла полный цикл испытаний.

Х о р о в. Системе работать не в лаборатории, а в космосе.

К о р о л е в. Прошу назначить день контрольных испытаний. Буду присутствовать сам.

К р у т о в (раздраженно). Как прикажете, Сергей Павлович.

К о р о л е в. Сейчас, товарищи, главное — космический корабль. Ему все наши усилия. Сегодня генеральные испытания тормозной. А это половина успеха. В конце года полетные испытания космического корабля. Такова программа. Есть ко мне вопросы? Нет? Все свободны.

Крутов, Фатьянов и Преснякова уходят. В кабинете остаются Королев, Хоров и Громов. Королев молча ходит по кабинету.

(Хорову.) А врачи говорят: не нервничайте. Как же! Как там у вас дела в Звездном, Петр Трофимович?

Х о р о в. Отличные ребята, с «ястребков». Через час здесь будет вся группа летчиков. Пора им вникать в дело. Вы найдете для них время?

К о р о л е в. О чем вы спрашиваете? Конечно. (Уходит.)

В цехе появляются  К у л и к о в  и  К а л ю ж н ы й.

К у л и к о в (оглядывая цех). Никогда бы не подумал, что это заводской цех. И эти белые халаты, и чистота. Махина! Мой институт вместе с клиникой и парком просто детская игрушка. И все за такой короткий срок! Чувствуется королевская хватка. Да, хотел тебя спросить, Вячеслав. Вместе с нами летели молодые летчики. Один веселый, улыбка необыкновенная…

К а л ю ж н ы й. Тебе понравились?

К у л и к о в (поняв, о чем речь). Нет-нет. Таких парней… на смерть… Сейчас не война.

Громов и Хоров подходят к Куликову.

Г р о м о в (Куликову). С приездом, Филипп Филиппович! Сергей Павлович просил извиниться перед вами. Я покажу все наше хозяйство. Он обещал вас найти.

К у л и к о в. Так тому и быть. (Спохватывается.) Разрешите вам, Петр Трофимович, и вам, Леонид Николаевич, представить (показывая на Калюжного) доктора Калюжного…

Х о р о в (переглядывается с Громовым). В общем-то… Мы знакомы.

К у л и к о в. Не совсем, не совсем. (Гордо.) Вячеслав Федорович мой внук. Так сказать, традиция. В нашем роду он четвертое поколение медиков.

Г р о м о в. Приятно слышать. Поздравляю! Прошу, Филипп Филиппович.

Куликов и Громов уходят. С противоположной стороны цеха появляются  Г а г а р и н,  Ч у п и н, л е т ч и к и - к о с м о н а в т ы.

Г а г а р и н (оглядывая цех). Такого я еще не видел. Здорово! (Показывая на корпус ракеты.) Похоже, наша лошадка. Поскорее бы ее оседлать. (Чупину.) Тебе нравится, Вася?

Ч у п и н. Тоже мне, кавалерист. (Мрачно.) Надоело мне все это. Я же летчик.

Г а г а р и н (меняя тему разговора, напевает). «Что ты, Вася, приуныл…»

В т о р о й л е т ч и к - к о с м о н а в т (подхватывая песню). «Голову повесил…»

Ч у п и н (прерывая). Сорвали нас с летной работы. Да я без нее дня не могу прожить! Можете вы меня понять? А тут еще… Мне осточертели все эти термо-, баро-, центрифуги. Я же летчик-испытатель, черт подери! А здесь? Я чувствую себя как в первоначалке. (Машет рукой.) С вами говорить — себе дороже стоит. (Четвертому летчику-космонавту.) Ты у нас, Павел Романович, по партийной линии самый старший.

Т р е т и й л е т ч и к - к о с м о н а в т (посмеиваясь). Задал ты нам задачку, Вася!

Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т. Ну что ж, решим ее…

П я т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т (с ехидцей). А может, Чупина медвежья болезнь одолевает?

Г а г а р и н. Подожди, Валера. Разговор действительно серьезный. Не знаю, как тебя разубедить, Вася, да и не место здесь. Только я тебе скажу, надо иметь терпение. Мы идем на штурм неведомого и чуждого нам мира. И не думай, Чупин, что он встретит нас как родная мать. Нет, это крепость, и водрузят на ней победное знамя самые сильные — сильные знаниями, безгранично верящие в успех. Штурм есть штурм. Будет все: гордое счастье победы, неудачи, жертвы… И все-таки, по мне, нет высшего счастья, чем участие в новых открытиях.

Ч у п и н. Громкие слова, Юра!

В т о р о й л е т ч и к - к о с м о н а в т (ни к кому не обращаясь). «Испортил песню… дур-рак!»

Чупин бросается ко Второму летчику-космонавту, но его перехватывает Пятый летчик-космонавт.

П я т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т. Что с тобой, Чупин? Герман же Горького цитирует. Есть такая пьеса — «На дне». Слышал?

Чупин уходит вперед. Появляется  Н а т а ш а. Видит летчиков-космонавтов, подходит к ним.

Н а т а ш а. О, у нас мальчики! Откуда такие красивенькие?

Т р е т и й л е т ч и к - к о с м о н а в т. Да прямо с неба.

Н а т а ш а. Не ангелочки ли?

Г а г а р и н. А что, похожи? Работу вот себе подходящую подыскиваем.

В т о р о й л е т ч и к - к о с м о н а в т. А вы не из отдела кадров?

Н а т а ш а (кокетливо). А что, похожа? Я вижу, вы ребята подходящие. И работа (многозначительно) вас ждет. Помощница вам не понадобится?

П я т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т. Надо подумать. Как, друзья?

Н а т а ш а. И думать нечего. Без меня вам не обойтись. Разрешите представиться: Наташа. Умею летать на планере, пять раз прыгала с парашютом… Как видите сами, красива и бог меня ничем не обидел. У уважаемого собрания есть ко мне вопросы?

Г а г а р и н. Послужной список довольно содержателен.

Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т (нарочито строго). Фамилия, возраст, семейное положение?

Н а т а ш а (смеясь). А вот это все как раз военная тайна. Рада была, мальчики, с вами познакомиться. Вон видите шарик? (Показывает на макет космического корабля.) Я думаю, он вам понравится. Если в нем что-то не сообразите, обращайтесь прямо ко мне.

Летчики-космонавты и Наташа уходят. Почти сталкиваются с  П р о ш и н о й, которая несет корзину со съестным.

П р о ш и н а (вслед). Опять комиссия какая-то!

Раздается звонок на обеденный перерыв. Прошина вынимает из корзины бутылки с молоком и кефиром и расставляет их по ящикам. Появляются  С о к о л о в,  Я р к и н,  А м а н г а л о в. Рассаживаются, едят. Появляются  К о р о л е в  и  Г р о м о в.

К о р о л е в (показывая на импровизированную столовую). Что это?

Г р о м о в. Столовая работает с утра. Походная.

Королев и Громов неслышно подходят к бригаде.

П р о ш и н а (не замечая их). Телеграмму Эс Пэ надо послать. Сидит там, в Москве, ничего не видит. Наука тоже порядка требует…

К о р о л е в (строго). Так что Мария Прошина хотела бы сказать Эс Пэ?

Все встают. Неловкая пауза.

П р о ш и н а. Здравствуйте, Сергей Павлович.

К о р о л е в. Здравствуйте.

П р о ш и н а. С нами за компанию. Наверное, с утра не ели? (Не дожидаясь ответа Королева, передает ему стакан кефира.) Да вот сюда и садитесь.

К о р о л е в. Вывернулась?

Я р к и н. Она у нас дипломат.

К о р о л е в (усмехается). Дипломат. (Неожиданно весело.) А что?! Со студенческих лет не привык ждать второго приглашения. (Садится на ящик.) Никого не обижу?

П р о ш и н а. Яркин может и на молочке пожить. (Угощает Королева пирожками.) Домашнего производства. (Громову.) А вы, Леонид Николаевич?

Г р о м о в. Спасибо. Я попозднее.

К о р о л е в. Постойте, друзья! (Роется в портфеле.) Ну, конечно. Я же знаю свою жену. (Достает сверток, разворачивает его.) Колбаса. Отлично. (Передает Прошиной.) В общий котел. Без разговоров.

Молча продолжают есть. Слева появляются  Х о р о в,  К у л и к о в,  К а л ю ж н ы й  и  Ж у р н а л и с т.

К у л и к о в. Мой друг академик Кирпичников как-то удивительно образно заметил: человеческий организм подобен полужидкой капле, заключенной в непрочную оболочку.

Х о р о в. Странное сравнение.

К у л и к о в. Мудрое, мудрое, Петр Трофимович. Эту каплю в определенных границах удерживают мускулы и кости. Даже в спокойном состоянии, вися, например, вниз головой, человек погибнет.

К а л ю ж н ы й. В общем, бог, создав Адама, забыл по рассеянности написать на его спине: «Не кантовать», «Не трясти», «Осторожно»!

Х о р о в (смеясь). Академик ведь только цитирует своего друга.

К а л ю ж н ы й. Висящего вниз головой.

К у л и к о в (раздраженно). У меня время ограничено. Острить, Вячеслав Федорович, будете позднее. А ваша система жизнеобеспечения меня лично не устраивает.

Уходят в глубину сцены.

К о р о л е в (заметив лежащую книгу, берет ее в руки). Академик Патон. Чья?

С о к о л о в. Моя.

К о р о л е в. Осиливаешь? Не сложно? У тебя, Василий Васильевич, какое образование?

С о к о л о в. ФЗУ, потом техникум. А что?

К о р о л е в. А как насчет института?

С о к о л о в. А что, без института держать не будете?

К о р о л е в. Не ершись. Может, в тебе второй академик Патон сидит? Это я серьезно. Подумай.

А м а н г а л о в. Он подумает, Сергей Павлович. Мы поможем.

К о р о л е в. Ну что же, спасибо за хлеб-соль. (Встает.) Теперь о деле. Сегодня завершим наземные испытания тормозной. Ракета нужна как воздух. Очень прошу поскорее закончить сварку баков.

С о к о л о в (уклончиво). Как вам сказать…

А м а н г а л о в. График ломаем как соломинку. Мы Патона читаем: времени свободного много.

К о р о л е в. Дайте-ка график работы.

Все молчат.

Ну?

С о к о л о в. А что его показывать — два сварочных аппарата вышли из строя. Вот они, в ящиках.

П р о ш и н а. Для мебели еще годятся…

К о р о л е в. Сидите и ждете? А еще бригада коммунистического труда.

С о к о л о в. Сергей Павлович!

К о р о л е в. Что — Сергей Павлович? Быханова за ворот брали? Громову в дверь стучали? В партком к Егорычу ходили? Ну, что молчите?

А м а н г а л о в. Не дошли, джолдос Королев… Как вам сказать…

П р о ш и н а. Я скажу, а то мужчины больно пугливы стали.

К о р о л е в. Ну, ну?!

Появляется  Е г о р о в. Слушает.

П р о ш и н а. Не обижайтесь, Сергей Павлович, но, по-моему, не наше рабочее дело ходить по инстанциям да пороги обивать. (Соколову.) Ты мне, Соколик, модельную обувь не порти и в кумовья не набивайся. Наше дело — работать…

К о р о л е в. Так, так! Значит, партия, по-твоему, Маша, просто инстанция? (Егорову.) Твоя недоработка, Василий Петрович!

С о к о л о в. Да не слушайте вы ее.

К о р о л е в (недовольно). Разговор на эту серьезную тему, Мария, у нас впереди. А пока несколько строк из одной поэмы: «Мозг класса, дело класса, сила класса, слава класса — вот что такое партия!» И слышал я эти слова от самого Владимира Маяковского. А где же все-таки ваш Быханов? (Быстро идет к настенному телефону.)

Из глубины сцены появляются  К у л и к о в,  Х о р о в,  К а л ю ж н ы й  и  Ж у р н а л и с т. Идут в сторону бригады Соколова.

Ж у р н а л и с т. Буду благодарен вам, Филипп Филиппович…

К у л и к о в. Зачем прессе мое мнение? Вот они (показывая на бригаду Соколова) лучше меня ответят. Они люди практичные. (Рабочим.) Добрый день.

Г о л о с а. Здравствуйте, присаживайтесь.

К у л и к о в. Мы вот с журналистом обсуждаем вопрос. Если позволите: как вы понимаете, зачем нам космос? Может, подождать лучше? Да и средств немало на него пойдет.

А м а н г а л о в. До Отечественной строил самолеты, туполевские. Потом сам летал. Понимаешь? В сорок втором году меня сбили. С тех пор опять в промышленности. Так вот, помнится мне, когда первые самолеты делали, находились люди, говорили: «Зачем? Зря деньги тратим». А сейчас? Да без самолетов как без рук. Два часа — и у себя дома, в Алма-Ате. Два часа — обратно дома, здесь.

Возвращается  К о р о л е в. Слушает.

Так и о космосе думаю. Сегодня как будто не нужен, а завтра без него вроде не обойдемся. Тонкостей, конечно, я не знаю, но Циолковского тоже читал. А поработать в космосе — с удовольствием!

К о р о л е в. Отлично, Амир Амангалович! А нас некоторые высокопоставленные все еще пытаются убедить, что идея важности освоения космоса не овладела массами. Спасибо. (Пожимает руку Куликову.) Здравствуйте, Филипп Филиппович. Рад, что вы здесь. Извините, что задерживаю вас: дела. Их надо решать немедленно, не откладывая. (Громову.) А где же все-таки Быханов? Рабочий телефон не отвечает.

Г р о м о в. У него ангина, говорят.

К о р о л е в. Ангина? Помнится, в прошлый мой приезд…

П р о ш и н а. Та же ангина. Только, Сергей Павлович, пьяница ваш начальник цеха, и другого ему имени нет.

К о р о л е в. У кого-нибудь есть листок бумаги?

Г р о м о в. Только из записной книжки.

К о р о л е в. Мы сейчас выпишем ему рецептик. (Что-то быстро пишет.) По всей стране собираем лучших людей, золотые руки, умнейшие головы. Чтобы им срывал работу один разгильдяй? (Передает листок Громову.) Это приказ об увольнении Быханова. Я его дважды предупреждал.

Е г о р о в. Дай мне твою бумагу, Сергей Павлович. Мы вначале Быханову на парткоме построжим. Партия ему доверила высокий пост, она его и вниз опустит. Не возражаешь? Ну, вот и хорошо.

К о р о л е в (Громову). Простой рабочим оплатить из зарплаты Быханова. Я проверю. Не сделаете — вычтем из вашей. (Бригаде.) Два сварочных аппарата через три часа вам доставят из Москвы самолетом из моего резерва.

С о к о л о в (Королеву). Можете на нас положиться. Нагоним упущенное. Пока не закончим сварку баков ракеты, из цеха не уйдем.

К о р о л е в. Добро. И все-таки сегодня на совещании доложишь, Василий Васильевич, почему график как соломинку смяли.

А м а н г а л о в (Прошиной). Ну, «недоработка», пойдем!

Электросварщики уходят в глубину сцены.

К о р о л е в (Куликову). Теперь к вам голову на плаху, Филипп Филиппович.

К у л и к о в. Смелый вы человек, Сергей Павлович. В таком суденышке (показывает на стоящий вдали макет корабля) туда!

К о р о л е в. Мне рассказывали, Филипп Филиппович, что во время войны вы испытывали на себе один медицинский препарат.

К у л и к о в. Я рисковал собой.

К о р о л е в. Мы должны обо всем подробно поговорить. (Смотрит на часы.) Вы, наверное, с утра ничего не ели, а я тут, сами видели…

К у л и к о в (смотрит на часы). Да, пожалуй. Не вредно и подкрепиться. Может, меня Калюжный и проводит?

Калюжный берет под руку Куликова. Уходят.

К о р о л е в (увидев Журналиста, здоровается за руку). Я вижу, вы не теряете времени. (Хорову.) А где же, Петр Трофимович, обещанная встреча с орлятами?

Х о р о в. Все в сборе. Вас ждут. Прошу…

Ж у р н а л и с т. Разрешите, Сергей Павлович, присутствовать при вашей беседе?

К о р о л е в. Да, пожалуйста.

Королев, Хоров, Громов, Егоров и Журналист уходят.

Сцена поворачивается. Возле макета корабля «Восток» собрались летчики-космонавты. С ними  К р у т о в, Ф а т ь я н о в, Д у м е н к о. К о р о л е в, Х о р о в,  Г р о м о в,  Е г о р о в  и Ж у р н а л и с т  подходят к ожидающим.

Рад познакомиться с вами, орлята! (Здоровается за руку.)

Слышны голоса: «Николаев», «Титов», «Быковский», «Попович».

Г а г а р и н. Лейтенант Гагарин.

К о р о л е в (внимательно вглядывается в лицо летчика). Из каких краев?

Г а г а р и н. Со Смоленщины.

К о р о л е в. Исконно русская земля. Друг у меня там… в сорок первом. Инженер из Реактивного института. Командовал дивизионом «катюш». Талантливейший человек. Погиб. (После паузы.) Смоленчане — богатырский народ. Наполеона били, Гитлеру хребет крепко помяли. (Возвращаясь к теме о друге.) Сын ищет могилу отца, хочет перенести его прах ближе к дому. Помните, у Александра Твардовского:

Г а г а р и н (продолжая).

К о р о л е в (удивлен и растроган). Прекрасные строки: «А Родина у всех у нас одна». (Перейдя на деловой тон.) Средняя школа?

Г а г а р и н. Ремесленное — литейщик.

К о р о л е в (обрадованно). Вот как! Значит, мы с вами, лейтенант Гагарин, птицы одного полета. Я вот профессионально-строительную школу окончил. Давненько это было. Крыл крыши черепицей и смотрел в небо. (Неожиданно.) Планеры строили?

Гагарин отрицательно качает головой.

А как же небо?

Г а г а р и н. Во время войны мальчишкой видел самолеты. Один подбитый совершил вынужденную посадку у нас в селе… Вначале индустриальный техникум в Саратове. Там был аэроклуб.

К о р о л е в (довольный). Совсем молодец. (Обращаясь ко всем летчикам.) В нашем деле все прежние профессии пригодятся. Будет чем заняться в космосе и строителям, и литейщикам. Но это потом. Сегодня нужны летчики-космонавты. Сколько лет самому старшему из вас?

Х о р о в (смеется). Всем вместе, пожалуй, чуть побольше, чем нам с вами.

К о р о л е в. Мы с тобой, Петр Трофимович, тоже начинали в их возрасте. В тридцатые годы. Первые удачи, первые огорчения — все было. Да и сейчас не все идет гладко. (Поворачивается в сторону макета космического корабля. После долгой паузы.) И давайте будем всегда откровенны. Вы выбрали себе нелегкий путь. Прямо скажу, опасный. (После паузы.) Надеюсь, не запугал вас…

Г а г а р и н. Мы летчики.

В т о р о й л е т ч и к - к о с м о н а в т. В наш век тлеть нельзя, надо гореть огнем.

К о р о л е в. Согласен. Летчик — это профессия смелых. Завидую вам. Кому-то из вас действительно выпадет счастье первым штурмовать космос.

Г а г а р и н. Хорошо бы мне.

К о р о л е в (взглянув на Гагарина, улыбается). Профессия космонавта — труднейшая. Лавры потом. А вначале труд, труд и труд. Римский философ Сенека сказал: «Через тернии — к звездам!» (Смотрит на часы.) Наверное, у вас есть вопросы…

Появляется  П р е с н я к о в. Он взволнован. Королев замечает его.

Извините. Вы ко мне? (Летчикам-космонавтам.) Познакомьтесь: инженер-конструктор тормозной двигательной установки Георгий Викторович Пресняков. (Здоровается за руку.) А теперь докладывайте.

П р е с н я к о в. Прошу разрешить завершающий этап испытаний всей установки.

К о р о л е в. Почему не докладываете, что все в порядке?

П р е с н я к о в. Не все в порядке, Сергей Павлович. Снова происходит перегрев… Есть мысль испытать в условиях, близких к критическим.

К о р о л е в. Запрещаю.

П р е с н я к о в. Но…

К о р о л е в. Отправьте изделие на завод.

Ф а т ь я н о в. Потеряем много времени, Сергей Павлович. Позвольте мне быть вместе с Георгием.

П р е с н я к о в. Нет, я один.

К о р о л е в. Риск!..

Ф а т ь я н о в. А где его нет, Сергей Павлович?

К о р о л е в. Это верно. Без меня испытаний не начинать, ясно?

П р е с н я к о в. Хорошо. (Уходит.)

Королев жестом задерживает Фатьянова. Нащупывает в кармане его пропуск.

К о р о л е в. Что это такое? (Разыгрывая, читает.) «Фатьянов Борис Борисович, ведущий конструктор». Между прочим, он у вас просрочен. И вас пускают на завод? У меня пропуск вахтер пять раз в день проверяет. (Весело.) Я вам его продлю. Вы не собираете автографы? (Достает авторучку, пишет.) До двухтысячного года. Достаточно? (Передает пропуск Фатьянову.) И, пожалуйста, не подбрасывайте его в чужие карманы.

Фатьянов уходит. Рядом, в кабинете Громова, настойчиво звонит телефон.

Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т (Королеву). Разрешите?

К о р о л е в. Да, пожалуйста.

Четвертый летчик-космонавт уходит к телефону.

(Продолжает беседу.) Конструирование корабля, друзья мои, дело абсолютно новое и потому исключительно сложное. Нет опыта. Все — первый шаг. Мы хотим, чтобы в создании космического первенца вы приняли самое деятельное участие. Вам летать, вот и помогайте.

Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т (из кабинета). Сергей Павлович, вас просят из Центрального Комитета партии.

К о р о л е в. Сейчас подойду.

Г а г а р и н (показывая на макет корабля). Аэродинамические качества у корабля невелики.

К о р о л е в (взглянув на Крутова). На этот вопрос вам даст исчерпывающий ответ конструктор Крутов. Извините. (Уходит в кабинет Громова.)

Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т  присоединяется к беседующим.

Х о р о в. Слушаем вас, Николай Владимирович.

К р у т о в. К этой части приборного отсека примыкает тормозная двигательная установка. Она возвращает корабль на Землю. Двигатель ее перед спуском включит бортовая автоматика в нужное время полета.

Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т (иронически). Значит, наше дело — дышать, есть, пить.

П я т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т. Пускай собачки летают.

Х о р о в (строго). Товарищи!

К р у т о в. Напрасно иронизируете. Может случиться непредвиденное — летчик потерял сознание. Влияние космических факторов не изучено. Всякое может быть. Мы не имеем права рисковать…

Г а г а р и н. Но и в самом умном и исполнительном автомате может тоже что-нибудь забарахлить.

К р у т о в. К сожалению, не исключено.

Г а г а р и н. Человек в союзе с автоматикой — надежнее. Это бесспорно.

К р у т о в. Может, и так. Приглашаю ознакомиться с некоторыми системами в действии.

Летчики-космонавты, Хоров, Крутов и Егоров уходят. Остаются Журналист и Думенко. Из кабинета Громова выходит  К о р о л е в.

К о р о л е в (радостно). Хороший звонок из ЦК партии. Такие поднимают настроение. А где же мои собеседники?

Д у м е н к о. Тут без вас космонавты Николая Владимировича в такой оборот взяли…

К о р о л е в. Вот как! Это мне нравится. Молодцы! А как вам Гагарин?

Журналист и Думенко молчат.

Осторожничаете. А мне, не скрою, пришелся по сердцу. (После паузы.) Все думаю: сделаю сегодня — завтра будет полегче. Наступает завтра — опять то же самое. Сколько себя помню, не было легких дней. Вот и сегодня. Труднейший день, скажу вам.

Ж у р н а л и с т. Проблема руководителя и коллектива?

К о р о л е в. Да, именно. Всегда конкретная, всегда социальная, всегда острая… Только не следует забывать: и личности разные, и идеи тоже разные. Нельзя всякому и всякой слепо поклоняться. Рабочие Соколов и…

Ж у р н а л и с т. Амангалов.

К о р о л е в. И Амангалов. Чудесный казах. И языкастая Маша. Это личности. В общем, роль личности в нашей жизни от малой до великой должна быть только созидательной. Иначе зачем ей быть?

Ж у р н а л и с т. Можно вопрос? Каким, по вашему мнению, должен быть современный ученый-руководитель?

Д у м е н к о. Одни предпочитают ученого-организатора, другие — лабораторно-академического ученого.

Ж у р н а л и с т. А ваша точка зрения, Сергей Павлович?

К о р о л е в. Академик Курчатов.

Ж у р н а л и с т. Сплав того и другого?

Д у м е н к о. Это и мой идеал.

Ж у р н а л и с т. Еще один вопрос. Не слишком ли мы осуждаем тех, кто думает о сегодняшнем дне?

К о р о л е в. Сегодняшнее должно быть частицей прогноза наших предшественников. Мы обязаны лишь скорректировать расхождения и смотреть в завтра, далеко в завтра. Подлинным ученым могу считать только того, кто мыслит и делает вперед хотя бы во имя двух-трех поколений. Преемственность. Нельзя каждый раз начинать все сначала. Опасно.

Ж у р н а л и с т. А как вы относитесь к людям с характером?

К о р о л е в. Это вы о Крутове? Трудно с ним, ой как трудно! Но именно на таких все держится. Под стать ему Преснякова, Фатьянов. Та-лан-ты! Такие пойдут дальше нас. А Алексей? Пять слов в день, а дел гора.

Думенко разводит руками.

Молчу, молчу. (После паузы.) Ну что же, отдохнули? Пора. Пресняков, наверное, меня уже ждет. Грешен, люблю все своими глазами посмотреть да руками потрогать: не утюги делаем. До встречи.

Думенко и Журналист уходят налево. Королев идет по цеху, замечает на ящиках плачущую  Н а т а ш у.

(Наташе.) Вы ко мне?

Н а т а ш а. Нет.

К о р о л е в. Плачете?

Н а т а ш а. Кончила уже.

К о р о л е в. Очень хорошо, что кончила, а почему начала?

Н а т а ш а. Так, захотелось. А что?

К о р о л е в. Разлюбил, что ли?

Н а т а ш а (удивленно). Меня разлюбить?

К о р о л е в. О да! Ну а почему все-таки плачешь-то?

Н а т а ш а. На сессию не пускают.

К о р о л е в. Куда? Кто?

Н а т а ш а. В Бауманку. Громов. Там, говорят, Королев лекции сейчас читает…

К о р о л е в (резко). И редко, и плохо.

Н а т а ш а. Плохо? Вы его хоть раз слышали? (Гневно.) Нет!.. Вы… (Наступает.) Вы… несерьезный человек. Да вы знаете?!..

К о р о л е в (смеется). Ну, не будем ссориться. Мы же свои люди. Поедете через неделю.

Н а т а ш а. А что, меня специально ждать будут?

К о р о л е в. Полетите на служебном самолете. Успеете? (Быстро уходит.)

Н а т а ш а. И меня пустят в самолет?

К о р о л е в (кричит). Позвоните через три дня по двадцатому в девять ноль-ноль!

Н а т а ш а. А кого спросить-то? (Кричит вслед уходящему Королеву.) Как ваша фамилия? Ничего не слышу… Кого по двадцатому? Да у нас вроде и номера такого на заводе нет.

Появляется  А м а н г а л о в.

А м а н г а л о в. Чего кричишь?

Н а т а ш а (в сторону уходящего Королева). Кто это?

А м а н г а л о в. Человек. (Уходит.)

Вбегает  С о к о л о в.

С о к о л о в. Вот черт! Уже ушли. (Замечает Наташу.) Послушай!

Н а т а ш а. Нет, вы послушайте! Вы знаете этого человека?

С о к о л о в. Седой-то? Амангалов.

Н а т а ш а. Да нет же! Того, что в серой шляпе. Вот такой. (Изображает грузного человека.)

С о к о л о в. Многого хочешь.

Н а т а ш а. И почему это вы со мной сразу на «ты», мальчик?

С о к о л о в. Э! Да ты, пичуга, веселая.

Н а т а ш а. Это еще что за обращение?

С о к о л о в. Хочешь к нам в бригаду?

Н а т а ш а. Сейчас. Только вот шнурки от ботинок поглажу.

С о к о л о в (смеется). Я подожду.

Н а т а ш а. Я о том, с которым вы в цехе говорили. Ну, пожалуйста!

С о к о л о в. Да академик Королев. Надо бы знать.

Н а т а ш а. Академик… Да ну вас! Ой! Вот дура-то! Что я ему наговорила!

Откуда-то с улицы доносится гудок промчавшейся машины «скорой помощи». Второй, третий.

С о к о л о в. Что это?

Н а т а ш а. «Скорая». Бежим!

Соколов и Наташа убегают. Выбегают П р о ш и н а  и  Я р к и н. Из глубины цеха выбегают  Г р о м о в,  К а л ю ж н ы й  и  Ж у р н а л и с т.

Г р о м о в (на ходу, обращаясь ко всем). Прошина, если меня будут спрашивать, я в восьмом. (Убегает.)

Я р к и н. Послушай, Маня, туда ведь ушел наш Амир.

П р о ш и н а. Да что ты, Петр! (С тревогой в голосе.) Давно?

Я р к и н. Я побегу. (Убегает вслед за всеми.)

Прошина бежит к телефону, набирает номер.

П р о ш и н а (в трубку). «Скорая»! «Скорая»! Что там случилось, Катя? Да ты что, не узнала? Это я, Маша. (После паузы.) Взрыв? Да подожди ты, ради бога! Туда наш Амангалов ушел.

Появляется  П р е с н я к о в а. Слушает.

Вот несчастье! Да что ты говоришь! Как фамилия? Пресняков? Нет, такого не знаю.

П р е с н я к о в а. Что, что? (Вырывает трубку у Прошиной.) Алло, алло! Уже повесили. (Прошиной.) Что вам сказали, что там случилось с Пресняковым?

П р о ш и н а (растерянно). Вы его знаете?

Преснякова не слушает, бежит к двери. Навстречу ей  А м а н г а л о в,  К а л ю ж н ы й  и  Н а т а ш а.

К а л ю ж н ы й. Лариса Васильевна!

П р е с н я к о в а. Нет, я должна пойти туда.

А м а н г а л о в. Нельзя туда, нельзя. Там медицина… врачи…

П р е с н я к о в а. Это ужасно!

Входит  П р е с н я к о в. Он в обгорелом халате, лицо в темных пятнах.

(Бросается к нему.) А Борис? (Видит Наташу, кидается к ней.) Ты была там! Ты видела его?! На-та-ша! (Рыдает.) Бо-о-рис…

П р е с н я к о в. Все произошло так быстро. Я ничего не успел сделать.

Преснякова словно окаменела.

Лариса! (Нервно.) Не успел. Ты слышишь меня?

П р е с н я к о в а (решительно). Проводите меня к нему.

Входят  К о р о л е в  в обгорелом халате, без шляпы, Г а г а р и н  в гимнастерке без пояса, на лице следы сажи. Все смотрят на них.

К о р о л е в (окидывает всех взглядом, глухо). Я виноват… Как я мог разрешить… (Резко, Преснякову.) Я просил вас, Георгий Викторович, не начинать без меня… О чем я?..

Г а г а р и н. Нет. Слова ни к чему. Только вы, Сергей Павлович, говорили… Вы говорили… Риск неизбежен. Дерзание.

К о р о л е в. Не такой ценой. Я начинаю терять веру. Какой-то рок…

Г а г а р и н. А я верю, уверен.

З а т е м н е н и е

Ж у р н а л и с т. Вот так или почти так все и было. Время, конечно, примирило сторонников и противников полета человека в космос. Забылись жестокие споры, нелицеприятные дискуссии, поиски технических решений, удачи и срывы. И лишь бесстрастные архивы сохранят следы об этом. В них не найти только самого главного: чего все это стоило дерзавшим, смотревшим вперед, на много сотен лет вперед! Укорачивало жизнь. А она, жизнь, даже у тех, кого мы называем бессмертными, всего одна! Только одна! (После паузы.) А теперь вернемся в сегодняшнее, в день двенадцатого апреля тысяча девятьсот шестьдесят первого года.

 

СТРАНИЦА ПЕРВАЯ

(продолжение)

12 апреля 1961 года

ПРЕКРАСНОЕ МГНОВЕНЬЕ

Снова подземный командный бункер космодрома Байконур. Здесь  Г р о м о в,  Д у м е н к о  и  К р у т о в. У пультов  о п е р а т о р ы,  П р е с н я к о в а  и  Н а т а ш а. Чуть в стороне К у л и к о в,  Х о р о в,  П р е с н я к о в  и  Т о м и л и н. К о р о л е в, откинувшись на спинку кресла, задумался.

К о р о л е в (как бы сам себе). Теперь вперед, не останавливаясь, вперед!

Г р о м о в (Королеву). Вы что-то сказали, Сергей Павлович?

К о р о л е в (улыбается). Да нет. Что-то прошлое вспомнилось. Промчалось, как на киноленте.

Входит  Г о р ш и н.

Г о р ш и н. Есть еще новости, товарищи!

Д у м е н к о. Интересно.

Г о р ш и н. Предполагается торжественная встреча!

Х о р о в. В Кремле?

Г о р ш и н. Принято специальное решение Центрального Комитета партии и Советского правительства. Гагарин расскажет о полете в космос с самой высокой трибуны — с Мавзолея Ленина — всей стране, всему народу…

К о р о л е в (взволнованно). Всего ожидал, но только не этого.

Вбегает  К а л ю ж н ы й. В руках у него телеграфная лента.

К а л ю ж н ы й. Сергей Павлович! Игнатий Игоревич! Смотрите! Только что приняли.

К о р о л е в (взглянув). Тройка! Дубль. (Дает дубль Хорову.)

Х о р о в. Не может быть! (Всем, показывая ленту.) Идет тройка. Включите экран!

Включается телевизионный экран. Изображения нет.

Т о м и л и н. Это же катастрофа! Я предупреждал…

К о р о л е в (резко). Помолчите! (Овладевая собой.) Ясно… Ясно… Проклятая тройка! (Калюжному, сдерживаясь.) Что вы скажете, Вячеслав Федорович?

К а л ю ж н ы й. Возможно, недостаток кислорода. Предполагаю выход из строя одного из узлов регенерационной установки, отсюда почти потеря сознания.

К о р о л е в. Так-так.

К у л и к о в. Или то, чего мы боялись больше всего, — воздействие невесомости. Частичное расстройство сердечно-сосудистой системы.

К о р о л е в. Так-так. А если радиация?

К а л ю ж н ы й. Ни в коем случае, Сергей Павлович. Ни в коем случае… В зону непосредственной опасности корабль не заходил. Солнце было абсолютно спокойно.

Г о р ш и н. Было, товарищ Калюжный. А сейчас? Ваши данные суточной давности. Запросите институт.

К а л ю ж н ы й. Хорошо. Но это не меняет положения.

К о р о л е в. Меняет. Необходимо срочно вызвать специалистов-медиков. Возможно, понадобится эффективная помощь. (После паузы.) Может, каждый из вас и прав. Будем возвращать корабль немедленно. Возражения? Нет. Хорошо.

Калюжный убегает.

(В микрофон, решительно.) Я — «Заря-один». Внимание «Восьмому»! Без вопросов. Ждите наших указаний. (Громову.) Леонид Николаевич, подготовьтесь к проведению нулевой программы на двадцать минут раньше. (Хорову.) Товарищ Хоров, свяжитесь с группой поиска.

Х о р о в. Есть. (Быстро уходит.)

К о р о л е в (в микрофон). Внимание службам управления полетом! Внимание службам управления! Работаем по нулевой. Точные координаты посадки корабля будут переданы позднее. Объявляется готовность номер один к посадке корабля. По внештатной.

Н а т а ш а. Это ужасно!

Вбегает  Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т.

Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т (радостно). «Пять»! Смотрите, как четко «пять»! (Показывает ленту.)

Все поворачиваются к Четвертому летчику-космонавту.

«Пять», «пять», Сергей Павлович! Товарищи, шифровка! Наземный аппарат передавал неточно. Вот, смотрите, вместо «пять» выбивал «три»! (Передает ленту.)

К о р о л е в (резко). А если аппарат исказил «три», передав сейчас «пять», Павел Романович?

Ч е т в е р т ы й  л е т ч и к - к о с м о н а в т (недоуменно, растянуто). Нет, не может быть. Все-нормально.

К о р о л е в (всем). Приступаем к заключительной операции.

Преснякова вскакивает, снимает наушники.

П р е с н я к о в а (радостно). У Гагарина отлично! Наземной станцией слежения двадцать пять установлена прямая связь. У Гагарина все отлично, Сергей Павлович!

Общее оживление. Радостные возгласы: «Отлично!», «Молодец!»

К о р о л е в (жестом призывает к тишине. Надевает наушники. Лицо светлеет. В микрофон). Я — «Заря-один». Внимание всем службам! Нулевой — отбой. Приземление — по основному. По пер-во-му. Я — «Заря-один». Я Королев. Дайте прямую. Я — «Заря-один», как слышите меня, «Кедр»? Как слышите меня, Юра?

Вспыхивает телевизионный экран. На нем чуть усталое, счастливое лицо Гагарина.

Г о л о с  Г а г а р и н а. Я — «Кедр», я — «Кедр». Слышимость прекрасная. Все приборы корабля работают отлично. Перехожу на прием.

К о р о л е в (в микрофон). Я — «Заря». Радуюсь за вас, крепко жму руку. Через несколько минут будут переданы команды на спуск. До встречи! (Отключается от микрофона.) Ну и задал ты нам работы, Юра! Минуты, минуты…

Д у м е н к о. Гора с плеч. (Садится на стул.)

Г о р ш и н. Кажется, мы живем и мыслим не зря.

Г р о м о в (в микрофон). Внимание всем службам! Внимание всем службам! Космический корабль «Восток» следует в направлении расчетного района посадки.

К о р о л е в. Инженер Преснякова, к пульту управления! (Выключает экран.)

П р е с н я к о в а (радостно). Есть к пульту управления! (Садится за один из пультов.)

Наташа подходит к Пресняковой.

К у л и к о в. А радиация, а невесомость?!

К о р о л е в (после долгой паузы). Филипп Филиппович! Буду благодарен вам, если ваш коллектив возьмет на себя труд по послеполетному обследованию космонавта.

К у л и к о в. Там работает ваша группа медиков, Вячеслав…

К о р о л е в. Мне думается, что это не встреча представителей двух разных родов — Монтекки и Капулетти. Она не приведет к роковому исходу. И тем не менее две разные точки зрения, два метода. Так нужно для науки. Правда, это моя просьба.

К у л и к о в. Удивительный вы человек, Сергей Павлович. Не скрою, мне очень хотелось услышать это предложение. Именно от вас. Согласен. Благодарю. (Неожиданно.) А мой внук тоже полетит в космос… Так-то…

Королев смотрит на часы, идет к микрофону.

К о р о л е в (в микрофон). Я — «Заря-один». Внимание всем службам посадки корабля «Восток»! Выдать команду два!

П е р в ы й  г о л о с (в аппаратной). Команда на спуск корабля выдана.

В т о р о й  г о л о с (в аппаратной). Команда на спуск «Востока» прошла.

К о р о л е в. Тормозная установка?

Напряженная тишина.

Ну, ну!

П р е с н я к о в а (радостно). Тормозная выдала импульс!

Общее оживление, радость.

П е р в ы й  г о л о с (в аппаратной). Корабль-спутник вышел на спусковую траекторию.

П р е с н я к о в а (радостно). Тормозная сработала! (Закрывает лицо руками, рыдает.)

Н а т а ш а. Что ты, Лариса, не надо!

К о р о л е в. Не казните меня, Лариса Васильевна. (После паузы.) Одному из лунных кратеров присваивается имя Бориса Фатьянова. Это — бессмертие. (Отходит в сторону.)

П р е с н я к о в а (мягко, но с укором). Борис достоин бессмертия, но еще больше, он имел право на жизнь.

П р е с н я к о в (громко). Есть разделение отсеков!

Н а т а ш а. До расчетной точки посадки корабля тысяча километров!

Появляется  Ж у р н а л и с т. Подходит к Королеву.

Ж у р н а л и с т. Вы счастливы, Сергей Павлович? Мечта, точнее, цель вашей жизни осуществилась.

К о р о л е в. Я жаден, товарищ пресса. Сегодня хочу уже большего. Нет, не для себя. Когда слышу «цель вашей…», меня коробит. Поймите меня правильно. Цель индивидуума жизненна, если она выражает интересы масс, потребность общества. Проще говоря, всему свое время. Но идеи часто опережают возможности общества. Так было с Циолковским. Он шел впереди своего века. Почти шестьдесят лет назад вышел его классический труд «Исследование мировых пространств реактивными приборами», и только в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году мы создали и смогли запустить в космос первый искусственный спутник Земли. Уровень развития производительных сил — вот что определяет наши возможности… Но стимулируют их опять-таки идеи. Цепная реакция… (Смеется.) Сколько я наговорил вам — и все не по существу вашего вопроса! Конечно же я счастлив. Скажу «нет» — никто не поверит. (Серьезно.) Только, пожалуйста, помните: все, что сделано, делается и будет сделано по созданию ракет-носителей и кораблей, подготовке космонавтов, — это результат усилий многих коллективов, всей страны.

Ж у р н а л и с т. Вы сказали, Сергей Павлович, что хотите сейчас уже большего.

К о р о л е в (шутливо). Я смотрю, вы тоже хотите большего. (Переходит на деловой тон.) Полет еще не закончен. Приземление сложнейшее дело. Так что позднее.

Н а т а ш а (все радостнее). До расчетной точки двести километров! (После паузы). До расчетной точки сто километров!.. До расчетной точки «Востока» пятьдесят километров!.. До расчетной…

К о р о л е в (поднимает руку вверх, словно прося внимания). Сейчас включится парашютная система.

Напряженная пауза.

Г о л о с  л е т ч и к а  с  м е с т а  п р и з е м л е н и я (возбужденно-радостно). Вижу парашют! (Строго.) Докладывает командир вертолета Никифоров. Вижу, медленно, медленно корабль идет к земле.

Общее ликование. Звучит музыка.

Уходит в сторону командный бункер. На фоне развевающегося красного стяга все участники эксперимента. В центре — Главный конструктор академик Королев и первый космонавт планеты  Ю р и й  Г а г а р и н. Он в скафандре и с гермошлемом в руках. Рядом  г р у п п а  у ч е н ы х  и  л ет ч и к о в — завтрашних космонавтов. Взоры всех обращены к Гагарину. Аплодисменты, возгласы. Ликование. Королев жестом призывает всех к вниманию. Наступает тишина.

К о р о л е в. Друзья мои! Поздравляю всех вас! Вы творцы всего свершившегося. (Поворачивается к Гагарину.) Спасибо тебе, Юра! (Крепко обнимает и целует космонавта.)

Г а г а р и н (смущенно). Сергей Павлович…

К о р о л е в (всем). Наш Юрий Гагарин — олицетворение вечной молодости нашего народа! (Переждав овации.) Человечество никогда не забудет вашего подвига, как не забудет, что он совершен в двадцатом веке, когда народы России под руководством партии Ленина первыми на планете Земля подняли знамя социализма.

Новая волна аплодисментов.

Мы начали. Вслед за нами, я уверен, туда, в безоблачные дали Вселенной, устремятся и другие народы. Места в космосе хватит всем. Вспомним сегодня слова великого Циолковского: человечество приобретает всемирный океан, дарованный ему как бы нарочно для того, чтобы связать людей в одно целое, в одну семью. (С воодушевлением.) В тот день, когда космический аппарат доставит нам с одной из планет хотя бы горсточку полезных ископаемых или, тем более, когда мы получим с первого внеземного завода-автомата первую, может быть, ничтожно малую шестеренку, человечество вправе будет сказать: отныне ресурсы Земли приумножены неисчерпаемо… Но настанет, я твердо верю, другой поистине великий день. В этот день на одной из некогда безжизненных планет взойдет зерно пшеницы и первое дитя, рожденное вне Земли, скажет земное слово «мама». И тогда земляне гордо воскликнут: Вселенная принадлежит человеку! (После паузы.) То, что еще вчера было дерзновенной мечтой, сегодня становится реальной задачей, а завтра свершением. Нет преград человеческой мысли!

Музыка, общее ликование.

Г о л о с  М о с к в ы. Работают все радиостанции Советского Союза! Работают все радиостанции Советского Союза!

Обращение Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Президиума Верховного Совета СССР и правительства Советского Союза!

…Нам, советским людям, строящим коммунизм, выпала честь первыми проникнуть в космос. Победы в освоении космоса мы считаем достижением не только нашего народа, но и всего человечества. Мы с радостью ставим их на службу всем народам, во имя прогресса, счастья и блага всех людей на Земле…

Звучит музыка.