Ревизионисты утверждают, что они противники капитализма и верные сторонники социализма, что их критика направлена не на подрыв марксизма, а лишь на преодоление ошибок и недостатков в социалистическом строительстве. Но это только на словах. В действительности же ревизионизм находится по ту сторону баррикад: независимо от того, сознают ли это отдельные его представители, их теоретические построения направлены против социализма, в защиту капитализма, ибо они пытаются выхолостить революционную суть единственно правильной научной теории — марксизма-ленинизма, подменить его оппортунистическими концепциями.

Марксизм-ленинизм учит, что социализм как определенный тип общественно-экономических отношений един во всех странах. Всюду, где утвердилось социалистическое общество, его основу составляют общественная собственность на средства производства, плановое развитие экономики. В социалистических странах власть принадлежит трудящимся, при авангардной роли рабочего класса. Руководство общественной жизнью осуществляется марксистско-ленинской партией. Экономическое развитие в каждой социалистической стране направлено на создание материально-технической базы социализма и коммунизма и на этой основе — на дальнейшее повышение жизненного уровня трудящихся. Эти черты характеризуют единую сущность социализма, основные закономерности, присущие социалистическому обществу в любой стране.

Признание того, что социализм един по своей сущности, что его закономерности и принципы являются одинаковыми для всех стран, не только не исключает, но, напротив, предполагает разнообразие путей и средств их реального воплощения, многообразие форм строящегося и построенного социализма. Исторический опыт подтвердил вывод В. И. Ленина о том, что все нации придут к социализму «не совсем одинаково, каждая внесет своеобразие в ту или иную форму демократии, в ту или иную разновидность диктатуры пролетариата, в тот или иной темп социалистических преобразований разных сторон общественной жизни. Нет ничего более убогого теоретически и более смешного практически, как «во имя исторического материализма» рисовать себе будущее в этом отношении одноцветной сероватой краской: это было бы суздальской мазней, не более того» *.

Следует напомнить, что Программа Коминтерна, развивая этот ленинский тезис, указывала на неизбежность разнообразия не только форм перехода, но и форм самого строящегося социализма. В ней говорилось: «Неравномерность развития капитализма, обострившаяся в империалистский период, вызвала разнообразие его типов, различные ступени его зрелости в отдельных странах, разнообразные и специфические условия революционного процесса. Эти обстоятельства делают исторически совершенно неизбежными разнообразие путей и темпов прихода пролетариата к власти, необходимость в ряде стран известных переходных ступеней, ведущих к диктатуре пролетариата, а затем и разнообразие форм строящегося социализма в отдельных странах». Таким образом, когда марксисты говорят о многообразии форм социализма, они имеют в виду исторически обусловленное многообразие проявлений его единых сущностных черт.

Теоретическая конструкция социалистического общества, созданная на основе познания объективных закономерностей, практически может быть только одна. Она является логическим выводом из общей теории социализма, из анализа основных тенденций революционного преобразования действительности и дает исходные контуры для конкретной программы действий.

Именно под этим углом зрения и должно рассматриваться учение Маркса и Энгельса о первой фазе коммунистического общества. В. И. Ленин, говоря о Марксовом представлении о социализме как первой фазе коммунизма, замечает: «Маркс ставит вопрос о коммунизме, как естествоиспытатель поставил бы вопрос о развитии новой, скажем, биологической разновидности, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определенном направлении видоизменяется».

Далее, отмечая, что «у Маркса нет ни тени попыток сочинять утопии, по-пустому гадать насчет того, чего знать нельзя», Ленин пишет: «на основании каких же данных можно ставить вопрос о будущем развитии будущего коммунизма? На основании того, что он происходит из капитализма, исторически развивается из капитализма, является результатом действий такой общественной силы, которая рождена капитализмом». При этом он подчеркивает: «…Маркс дает постановку вопроса и как бы предостерегает, что для научного ответа на него можно оперировать только твердо установленными научно данными».

В чем суть этих «твердо установленных научных данных»? Ответ на этот вопрос дан марксизмом. Известно, что коренными устоями капитализма являются господство капиталистической собственности, отношения эксплуатации, политическая власть буржуазии, антагонизм эксплуататоров и эксплуатируемых, борьба рабочего класса и других слоев трудящихся против своих угнетателей и т. п. Отсюда вытекает, что для стран, совершающих переход от капитализма к социализму, общими вехами на этом пути являются социалистическая революция, установление той или иной формы диктатуры пролетариата, обобществление средств производства и социалистическое преобразование экономики, приобщение широких масс к ценностям культуры и др. Эти и другие главные черты присущи всем странам, движущимся по пути к социализму. Вместе с тем известно, что действие общих закономерностей проявляется в различных формах, обусловленных конкретной исторической ситуацией, национальными особенностями. Но накопленный опыт неопровержимо подтверждает глубокое ленинское положение о том, что эти особенности в социалистическом развитии «могут касаться только не самого главного».

Оппортунисты же отрицают наличие общих признаков, общих критериев социализма, противопоставляют опыт одних стран опыту других. В противоположность марксистам ревизионисты рассуждают о множественности «моделей социализма», имея в виду многообразие сущностей, а не форм социализма. Об этом, в частности, красноречиво говорит то, что все, кто выступает с концепцией множественности «моделей социализма», как правило, стремятся сконструировать «модель» такого общества, социально-экономическая и политическая системы которого были бы совершенно иными, чем реальный социализм. Они открыто заявляют, что стремятся к такому социализму, который качественно отличался бы от известных до сих пор образцов, что созданная ими «модель» должна, дескать, воплотить черты «подлинного социализма».

Конструируемый таким образом социализм отличается от реально существующего прежде всего своим экономическим базисом. По мнению изобретателей «нового социализма», социалистическая государственная собственность на средства производства, господствующая во всех странах мировой социалистической системы, порождает бюрократизм, ограничивает демократию и ведет к деформации социализма. Поэтому они отвергают социалистическую государственную собственность и заменяют ее одни — абстрактной «общественной собственностью, руководимой всей совокупностью трудящихся» (Р. Гароди), другие — «собственностью производственных коллективов» (О. Шик), а третьи даже… частной собственностью (М. Джилас).

Естественно, что и надстройка, вырастающая на таком базисе, должна существенно отличаться от надстройки реального социализма. Проектируемый таким спекулятивным образом социализм, по утверждению его «творцов», и должен быть «подлинным социализмом», который-де и будет соответствовать марксизму.

Однако подобного рода утверждения в корне расходятся с марксистско-ленинским учением и практическим опытом масс. Классики научного коммунизма не раз подчеркивали ту мысль, что государственная социалистическая собственность на средства производства является той незыблемой основой, на которой строится все здание социалистического общества. «Пролетариат, — читаем мы в «Манифесте Коммунистической партии», — использует свое политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т. е. пролетариата, организованного как господствующий класс…» Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге» весьма определенно говорит: «Пролетариат берет государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность». В разработанной В. И. Лениным в первые месяцы после победы Октябрьской революции «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа» подчеркивалось, что все средства производства становятся достоянием трудящегося народа, т. е. переходят в собственность рабоче-крестьянского государства.

Приведенные высказывания основоположников научного коммунизма ясно показывают несостоятельность попыток ревизионистов прикрыть свои антимарксистские концепции авторитетом марксистского учения.

Извращения научного представления о единой сущности социалистического общественно-экономического организма идут по двум основным направлениям.

Последователи одного направления, истолковывая социализм с открыто ревизионистских позиций, подменяют марксистское учение ненаучными концепциями «национальных социализмов». Они рассуждают о западном и восточном социализме, о социализме европейском, азиатском, латиноамериканском, о советской и китайской, чехословацкой и французской и других «моделях» социалистического общества. При этом всячески гипертрофируются, преувеличиваются национальные особенности, отрицаются общие закономерности строительства социализма. Не ограничиваясь дроблением социализма по национальному и региональному признакам, некоторые из ревизионистов пытаются квалифицировать социализм по типу управления экономикой, характеру взаимоотношений между обществом и личностью и т. п. В результате многоликий социализм «обогащается» моделями «самоуправленческого» или «рыночного социализма», социализма «бюрократического» и «демократического», «гуманистического» и «не-гуманистического».

Сторонники другого направления выдают за различные «модели социализма» отличающиеся друг от друга пути приближения, перехода к социализму, неодинаковые приемы и методы его достижения. Такого рода отождествление конкретных форм движения к социализму с принципиально различающимися «моделями социализма» также представляет собой отход от научного представления о социализме.

С такого рода взглядами выступал, например, Р. Гароди, один из наиболее активных поборников ревизионистской концепции множественности «моделей социализма». Французская коммунистическая партия разгромила ревизионистские взгляды Гароди, в том числе и по вопросу о путях перехода к социализму. Генеральный секретарь ФКП В. Роше в речи на пленуме ЦК ФКП (октябрь 1969 г.) говорил, что Гароди «систематически путает вопрос о различных путях перехода к социализму с понятием различных моделей социализма. Между тем употребление понятия «модель» там, где речь идет о путях и способах перехода от капитализма к социализму, — очень спорный метод, вносящий путаницу, в частности, потому, что он ведет к затушевыванию общих черт, неизбежно присущих любой социалистической революции, таких, например, как необходимость завоевания политической власти и руководство ею рабочим классом и его союзниками, ликвидация крупной капиталистической собственности, обобществление основных средств производства и обмена и т. д.». Эти общие принципы социалистической революции, отмечает далее В. Роше, обязательные для каждой страны, видоизменяются в зависимости от исторических условий и национальных особенностей. Об этом четко и ясно было сказано на международном Совещании коммунистических и рабочих партий в Москве в 1969 г. Употребление же Гароди понятия «модель», по словам В. Роше, «открывает дверь новым интерпретациям, в том числе отрицанию общих законов социализма».

Эта критическая оценка относится не только к ошибочным суждениям и выводам Р. Гароди, но и ко всей антимарксистской концепции «моделей социализма».

Какие «аргументы» выдвигаются ревизионистами в обоснование своей концепции множественности «моделей социализма»? Они исходят прежде всего из следующей посылки: поскольку социализм в отличие от рабовладельческого строя, феодализма и капитализма не является самостоятельной социально-экономической формацией, постольку в нем одновременно имеются и элементы прошлого строя — капитализма или феодализма и предпосылки будущего строя — коммунизма. Именно это, по мнению Р. Гароди, предопределяет глубокие, принципиальные различия между разными «моделями социализма», которые зависят от экономической, социально-политической и идеологической структуры в каждой стране.

Иными словами, Р. Гароди считает социализм «переходным строем» между капиталистической и коммунистической формациями. На этой основе он строит свою концепцию множественности «моделей социализма». Между тем марксизм-ленинизм рассматривает социализм не как переходный строй, а как первую фазу коммунистической формации. Переходный же период охватывает процесс революционного преобразования капитализма в социализм.

К. Маркс в «Критике Готской программы» и В. И. Ленин в «Государстве и революции» четко различают историческую последовательность различных этапов борьбы за коммунизм: «особый этап» перехода от капитализма к социализму («долгие муки родов»), затем первая фаза коммунистического общества — социализм, и, наконец, высшая фаза коммунистического общества— собственно коммунизм. В переходный период в обществе сосуществуют различные социально-экономические уклады, продолжают сохраняться эксплуататорские классы, против которых победивший пролетариат вместе со своими союзниками ведет непримиримую борьбу. С завершением переходного периода утверждается социалистический способ производства, ликвидируются остатки эксплуататорских классов. Первая фаза коммунизма — социализм характеризуется полным и безраздельным господством социалистической собственности, социалистических производственных отношений, отсутствием социальных противоположностей между городом и деревней, между людьми умственного и физического труда, сближением всех классов и социальных групп, возникновением и упрочением морально-политического единства общества, господством марксистско-ленинской идеологии.

Рассматривая практику строительства социализма в различных странах, ревизионисты отвергают все существенное, характеризующее новое общество. Их цель — сконструировать такую «модель социализма», которая напоминала бы «общество-гибрид», соединяющее в себе черты и социализма и капитализма. Подтверждением этому служит, например, расписанная всеми цветами радуги «чехословацкая модель социализма».

В самый критический период развития чехословацких событий, когда «тихая контрреволюция» готовилась стать контрреволюцией стреляющей и вешающей, на страницах газеты «Руде право» (10, 11, 12 июля 1968 г.), временно узурпированной антисоциалистическими, правыми силами, появилась статья под многозначительным названием «Накануне принятия решения (О новой чехословацкой модели социализма)». В написании ее приняли участие «теоретики» всех рангов. Реальный социализм здесь назывался «пустым словом», а Советский Союз — «главным врагом».

Весь пафос ревизионистского опуса «Накануне принятия решения» был направлен на то, чтобы втоптать в грязь, как выражались его авторы, «старую, перенятую Чехословакией изйне традиционную модель социализма», которая возникла-де в странах, «непосредственно не располагавших материальной, социальной и культурной основой для социалистического развития». Авторы статьи объявили историческим недоразумением строительство социализма в СССР и, пожалуй, почти во всех странах мировой социалистической системы. Больше всего они постарались очернить социалистические завоевания в самой Чехословакии.

По примеру других «модельеров» социализма авторы пытались выдать за «традиционную модель» те или иные ошибки, допущенные в стране в ходе социалистического строительства. Примечательно, что с некоторыми оговорками за «отступление» от социализма выдавалось не что иное, как признание руководящей роли коммунистической партии, принципа демократического централизма, права социалистического государства планировать народное хозяйство, руководить социалистическим строительством и многое другое, без чего нет и не может быть подлинного социализма.

Как же в общих чертах выглядела новая «модель социализма», предлагавшаяся чехословацкому народу? Она, оказывается, избавлена от всех «деформаций», присущих «традиционной модели», ибо отрицала необходимость вмешательства государственной власти в «сферы, которые ей не принадлежат, как, например, экономика, наука, культура и т. п.». Экономическая основа «чехословацкой модели» мыслилась как «полное развитие товарных отношений, не стесненных государством и государственным планом». Прославляя этот утопически-анархистский идеал, авторы статьи объя— вили демократический централизм «временной, вынужденной мерой в период напряженной классовой борьбы». А поскольку, говорили они, с ликвидацией эксплуататорских классов исчезает вся острота классовой борьбы внутри страны, должен исчезнуть и принцип демократического централизма, уступив место «чистой демократии», в условиях которой местные организации не подчиняются центру, низшие — высшим, меньшинство— большинству. Одним из моментов развитой социалистической демократии ревизионисты считали возникновение, объединение и выделение в рядах КПЧ оппозиционных групп, фракций. Так рисовалась картина общественно-политической жизни страны.

Вполне понятно, что «чехословацкая модель» получила самую высокую оценку в зарубежных буржуазных и реформистских кругах, усмотревших в ней отрицание и дискредитацию подлинного социализма.

Выступая на международном Совещании коммунистических и рабочих партий в 1969 г., генеральный секретарь ЦК КПЧ Г. Гусак говорил: «Содержание социализма и его основные принципы стали предметом идеологических и политических спекуляций. У некоторых понимание социализма ассоциировалось с буржуазным плюралистическим демократизмом и реформистской моделью так называемого «демократического социализма», известного из программ правых социал-демократических партий».

История с «чехословацкой моделью» наглядно показала, что ее творцы и защитники были озабочены отнюдь не совершенствованием социалистических отношений, не созданием условий для наиболее полного проявления их демократической и гуманистической сущности, не поисками наиболее пригодных для страны средств построения развитого социалистического общества, а прежде всего упразднением социалистической Чехословакии.

Как показала практика, идеи, лежавшие в основе «чехословацкой модели социализма», находились в глубоком противоречии с коренными интересами народа, были направлены против социалистического строя и коммунистической партии. Попытки внедрить эту «модель» привели к дезорганизации социалистической экономики страны, породили анархию, столь выгодную для контрреволюционных сил. Под прикрытием «демократического социализма» эти силы создавали свои организации, использовали средства массовой информации для дезориентации трудящихся масс, пропаганды реакционных, буржуазных идей, разжигания антикоммунистической истерии, прямых политических провокаций и диверсий, морального террора против честных коммунистов.

Казалось бы, контрреволюционная деятельность антисоциалистических элементов в Чехословакии не оставила и тени сомнения в их подлинных намерениях — использовать ревизионистскую концепцию множественности «моделей социализма» для обмана народных масс, для реставрации капиталистических порядков. Однако нашлись теоретики, называющие себя марксистами, которые тем не менее считают, что именно изобретению новых «моделей социализма» принадлежит чуть ли не главное место в теории и практике современного марксизма.

Так, в интервью, напечатанном буржуазной газетой «Монд», уже известный нам Р. Гароди выразил неудовлетворенность работой международного Совещания коммунистических и рабочих партий в Москве, сделав особый упор на то, что Совещание обошло «центральную проблему» — проблему «моделей социализма».

Сам Р. Гароди придает очень большое значение множественности «моделей социализма». Об этом свидетельствуют его книги «За французскую модель социализма», «Большой поворот социализма», «Вся правда» и «За возрождение надежды». В них содержатся положения и выводы, которые никак не согласуются с проверенными жизнью принципами марксизма-ленинизма. Под «моделями социализма» Гароди подразумевает совокупность экономических, социально-политических и идеологических структур, резко различающихся, а порой просто не имеющих ничего общего между собой. Перебирая «модели социализма» одну за другой, Р. Гароди отвергает, «критически преодолевает» почти все, что достигнуто общественной практикой в странах социализма.

Больше всего Р. Гароди не устраивает та «модель» социализма, которая реализована в Советском Союзе. Казалось бы, раз принимается принцип множественности «моделей», то все модели должны быть равноценными? Ничего подобного! Ревизионист Гароди отвергает и осуждает «советскую модель».

«Устарелость» ее он усматривает прежде всего в государственной социалистической собственности на средства производства, которая, по его мнению, должна быть заменена некой абстрактной «общественной собственностью, руководимой всей совокупностью трудящихся». В государственной собственности при социализме Гароди видит мнимую основу «бюрократической деформации социализма».

Понимая, очевидно, всю абсурдность этого вывода, Гароди спешит оправдаться, заявляя, что деформация «советской модели» имела, мол, неодолимые исторические причины. Вслед за выброшенными на свалку истории меньшевиками, нынешними буржуазными «советологами» он повторяет набившие оскомину доводы о слабом экономическом развитии России в прошлом, об отсутствии здесь демократических традиций, что якобы фатально предопределило возникновение и существование деформированной «советской модели социализма».

Разумеется, Гароди умалчивает о том, каким образом «извращенный, бюрократический социализм» обеспечил невиданные темпы экономического и культурного развития Страны Советов, открыл широкие просторы для проявления энтузиазма и творческой инициативы не одиночек, а многомиллионных масс, о созидательной деятельности которых он в свое время много писал, и притом с восхищением. Теперь же Гароди, став отступником и ренегатом, старается очернить социалистическое общество, построенное в СССР. Злобная критика «советской модели» нужна ему для восхваления «нового социализма», по сути дела, ничем не отличающегося от того социализма, который проповедуют социал-демократы.

«Развенчав» «советскую модель», Р. Гароди переходит к прославлению «модели», подлинная сущность которой столь отчетливо проявилась в тщательно готовившемся демонтаже социализма в Чехословакии. В его «трудах» не нашлось ни одного критического слова в адрес этой квазисоциалистической «модели». Напротив, Гароди захлебывается от восторга, говоря о ее явных преимуществах йо сравнению со всеми существующими «моделями», провозглашает эту модель «подлинным ренессансом социализма».

Предоставление старым руководством Коммунистической партии Чехословакии антисоциалистическим, правым элементам полной свободы бесцеремонно поносить социализм, дезориентировать трудящиеся массы, захватить в свои руки важнейшие посты в органах массовой информации провозглашается Р. Гароди вдохновляющим признаком «новой модели». Он договаривается до того, что «чехословацкая модель» будто бы должна была впервые на деле доказать преимущества социалистических производственных отношений и социалистической демократии над капиталистическими производственными отношениями и формальной буржуазной демократией.

После этого восторженного панегирика не приходится удивляться, что Гароди расценивает интернациональную акцию стран — участниц Варшавского договора, направленную на пресечение замыслов контрреволюции, как подавление «демократической модели социализма» сторонниками «традиционной модели».

Среди «новых моделей социализма» Гароди рассматривает и сконструированную им «французскую модель», мало чем отличающуюся от капиталистического общества. Пространно излагая возможные особенности движения Франции к социализму, он замалчивает общие закономерности перехода от капитализма к социализму, оставляет в тени ведущую роль французского рабочего класса и его революционной партии в социалистическом преобразовании общества. Желая, по-ви-димому, завоевать на свою сторону симпатии буржуазных кругов, Гароди неоднократно повторяет, что «французский социализм» не будет похож на «советский социализм». И действительно, «французская модель» скроена Гароди так, чтобы в ней не было и намека на социалистическую революцию, диктатуру пролетариата, слом государственной машины монополистической буржуазии, иначе говоря на все те коренные преобразования, без которых нет и не может быть подлинного социализма.

В книгах Гароди, как и в работах прочих поборников концепции множественности «моделей социализма», отчетливо видна попытка соединить какие-то элементы социалистического базиса с элементами буржуазной надстройки. Так, во «французскую модель социализма» Гароди включает ряд составных частей формальной буржуазной демократии. Говоря, например, о многопартийной системе в будущей социалистической Франции, он старается обойти вопрос о том, что в эту многопартийную систему могут быть включены лишь те партии, которые согласны содействовать строительству социализма, а не бороться против него.

Но ведь достаточно обладать элементарной марксистской подготовкой, чтобы понимать, что существование в социалистическом обществе враждебных ему партий, располагающих всеми возможностями вести борьбу против победившего рабочего класса, против народа, — чистейший абсурд. Каждому известно, что социализм начинается с ликвидации эксплуататорских классов. Какой же смысл может иметь в социалистическом обществе деятельность политических партий, представляющих интересы упраздненных эксплуататорских классов?

Активную деятельность против реально существующего социализма развивает также австрийский ревизионист Э. Фишер, пропагандирующий концепцию «гуманного» и «демократического» социализма. Буржуазная пресса Запада превозносит его как «одного из великих адвокатов демократизации коммунизма». Его книги выходят в буржуазных издательствах, в частности в венском издательстве Фрица Мольдена, пользующегося такой же дурной славой, как и крупнейший пет чатный концерн Шпрингера в Западной Германии. Железный закон шпрингеровской кухни, как известно, сводится к одному: все, что готовится, должно быть приправлено антикоммунистическим соусом.

Напрасно читатель будет искать в книге Э. Фишера «Искусство и сосуществование (к вопросу о современной марксистской эстетике)» изложение проблем названной темы. Вопросы эстетики занимают в книге явно менее десятой части ее объема. Зато в ней широко представлена тотальная критика реально существующего социализма. В своей критике Фишер идет столь далеко, что начисто отрицает существование социализма в социалистических странах. Например, касаясь Советского Союза, он недвусмысленно говорит «о системе господства, которую следует превратить в социалистическую».

В этой же книге мы знакомимся с мешаниной взглядов из арсенала буржуазных теорий «индустриального общества», «конвергенции» и т. п. На мрачном фоне фальсификации и клеветы на достижения социализма автор дает эскиз (всего лишь!) «истинного, демократического, свободного и гуманного социализма».

Под «истинным» социализмом Фишер понимает «мир, противоположный тому, где материальность поработила человека, где он одержим материальными продуктами, где им руководят и управляют монополистические центры, в руках которых сосредоточена власть». Где существует этот «мир»? Оказывается, и «тут и там». Фишер «уравнивает» социализм и капитализм, не замечая принципиального различия в социальном строе, в целях материального производства и т. д.

Общие формулировки Фишера кажутся в равной степени направленными как против социализма, так и капитализма. Однако эта видимость обманчива. Поставив в качестве общей цели освобождение человека от «овеществления и власти», он расшифровывает ее и выдвигает конкретные требования, призванные изменить социалистическое общество. Что же, по Фишеру, подлежит изменению?

Острие своей критики сей ренегат направляет против социалистического государства, диктатуры пролетариата и уж конечно против марксистско-ленинской партии. В социалистических странах, утверждает он, «на расчищенной для социализма почве, на правильном фундаменте», было, дескать, воздвигнуто строение «неправильных форм власти», господство «коммунистического партийного и государственного аппарата». Ну а из этого логично вытекает только один вывод — о необходимости устранения социалистического государства. Фишер выдвигает контрреволюционный лозунг: «рыхление власти снаружи и изнутри». Если власть социалистического государства будет «разрыхлена», то могут быть осуществлены и прочие требования «улучшенного» социализма.

К ним он относит требования «демократии, свободы, гуманности, плюрализма». На пути к «демократическому социализму» Фишер рекомендует апробировать экспериментально те или иные формы плюрализма. Вывеска «плюрализма» понадобилась Фишеру для определенных политических выводов. С уверенностью он предсказывает, что в «будущем обществе» произойдет «необходимое отделение партии от государства и хозяйственной администрации». Марксистско-ленинская партия должна превратиться в некий «духовный авангард», лишенный функций руководства и компетенции. И это сокровенное желание всех врагов социализма Фишер преподносит в качестве «демократического обновления» социализма! Но мало того, он требует для своей «плюралистической модели» социализма «автономных профсоюзов», затем «изобилия организаций, созданных на основе общности интересов и убеждений», а также возможности образования оппозиции существующим учреждениям, режиму власти и, наконец, «полной свободы мнений как первой и решающей предпосылки процесса преобразования».

Воплощение своей концепции Фишер видел в опасном для судеб социализма развитии известных событий в ЧССР. Поражение контрреволюции здесь означало также и банкротство ревизионистской концепции Э. Фишера. Какие выводы из этого сделал Фишер? Пришел ли он, хотя бы с опозданием, к переоценке своих взглядов? Ничуть нет. Он по-прежнему подвизается в роли глашатая безудержной антисоветской клеветнической кампании, развязанной империализмом. После XXI съезда Коммунистической партии Австрии, осудившего взгляды Э. Фишера, он начал открытую борьбу и против КПА.

Среди «моделей социализма» особое место занимает так называемый «рыночный социализм», который, по существу, является экономической основой всех или почти всех ревизионистских концепций «социализма». Острие этой «модели» направлено против социалистической собственности на орудия и средства производства, как экономической основы социализма, на превращение ее в групповую собственность отдельных предприятий.

Модель «рыночного социализма» предполагает коренные изменения не только в экономике социалистического общества. Она преследует далеко идущие планы коренных преобразований и в политической системе, которые означают поворот к буржуазному строю.

Модель «рыночного социализма» призвана сыграть подрывную роль в постепенной деформации социализма не только в отдельных социалистических странах, но и внутри всей мировой социалистической системы. Буржуазные пропагандисты и ревизионистские приспешники заявляют, что социалистическая интеграция не будет действенной до тех пор, пока не примет за основу механизм рыночного регулирования. Другими словами, они рассчитывают с помощью рыночного регулирования подорвать экономику социалистических стран, с тем чтобы сделать и последующие шаги по пути перевода этих стран на капиталистические рельсы.

В числе прочих «моделей социализма», противопоставляемых реальному социализму, есть также модели «этического» или «гуманного социализма». Изобретатели этих моделей, следуя за социал-реформистами, повторяют, что социализм — это лишь убеждение, моральная ценность, которая вряд ли может воплотиться в жизнь. «Социализм, — писал польский ревизионист Л. Колаковский, — есть сумма общественных ценностей, реализация которых намечается для каждого человека в отдельности как моральная повинность. Это — собрание требований, касающихся отношений между людьми, которые ставит перед собой личность или сумма личностей. В какой степени эти ценности позволяют себя практически осуществить, этот вопрос совершенно не зависит от вопроса, следует ли работать над их осуществлением».

Что же из этого следует? Если бы у нас была уверенность в невозможности социализма, продолжает тот же автор, наша обязанность борьбы за социализм от этого не уменьшилась бы и не ослабла. Напротив, только при этом условии наши старания приобретают оттенок героизма, благодаря которому их моральная ценность проявляется в полном свете. Согласно таким рассуждениям выходит, что только те действия имеют моральную ценность, которые заранее обречены на неудачу, в то время как исполненная героизма борьба десятков миллионов людей за будущее человечества — коммунизм не имеет якобы моральной ценности.

«Кто сознательно борется за проигранное дело, — заключает Колаковский, — тот может быть освобожден от подозрений аморального характера. Кто же, наоборот, вступает в борьбу за социализм с непоколебимой верой в победу, просто ставит на номер, у которого, по его мнению, остановится стрелка рулетки истории. Его действия не имеют моральной ценности». И вся эта писанина, призывающая к бессмысленным жертвам во имя неосуществимого идеала, выдается за нравственный, «этический социализм»!

…Модели, модели. А вот ренегат М. Джилас, когда-то слывший югославским коммунистом, выдумал свое немодельное общество. Толкуя о нем, он заявляет: «Мы, например, можем очень четко охарактеризовать это общество, как общество частной собственности, а не как общество государственной, или национальной, или общественной собственности».

Джилас со всей антикоммунистической откровенностью заявляет — и в книге «Новый класс», и в интервью «Нью-Йорк тайме», — что не может быть и речи о существовании социалистической собственности, ибо «существующий при коммунизме режим собственности представляет собой главное препятствие (!) к объединению мира».

Так называемый «национальный коммунизм» сей ренегат считает одним из важнейших, если не самым важным элементом «сближения», «сращивания» «западного и восточного обществ», «сходства» в идеях между ними.

Главный вывод, который делает Джилас из теории «сближения» различных систем, — это вывод о необходимости взорвать социализм, ликвидировать социалистическую собственность, восстановить частную собственность. Тогда, по Джил асу, мир придет к «объединению» и торжеству «свободы и демократии».

Как видим, за проповедью «идеологического сосуществования» и «сращивания» двух систем скрывается элементарная программа контрреволюции, реставрации капиталистической системы и буржуазных порядков. Чтобы эта идеологическая диверсия не выглядела уж слишком грубой и откровенной, Джилас разглагольствует о «социализме», к которому-де «стремится все человечество». Но это «не коммунистический, ленинский социализм». «Под социализмом следует понимать, — заявил он в интервью западногерманской газете «Кельнер штадт-анцайгер», — ослабление крупного личного капитала и его влияния в обществе». И только!

Но хозяева и покровители этой пифии прекрасно понимают смысл его заявлений, и не удивительно, что Джилас получил в Нью-Йорке американскую «Премию свободы» — ту самую, которую до него получали такие зубры антикоммунизма, как У. Черчилль и Г. Трумэн.

Западная печать пытается представить М. Джиласа эдаким новым «королем обновленного социализма». Но этот «король» гол и его наготу, антикоммуниста и пособника буржуазии, нельзя прикрыть никакими заверениями в приверженности «истинному социализму».

Подводя итог сказанному, следует подчеркнуть, что главный порок концепции множественности «моделей социализма» заключается в стремлении перечеркнуть научные критерии социалистического общества и обосновать модели таких социально-политических структур, которые несовместимы с подлинным социализмом. Вместе с тем ревизионисты всячески стараются очернить реально существующий социализм, свести его к тем или иным искажениям, представить его бюрократическим, недемократическим и тем самым уменьшить воздействие примера реально существующего социализма на мировой революционный процесс. Наиболее злобные политические выпады ренегаты делают против первого в мире социалистического государства — Советского Союза. Антисоветизм вообще стал лейтмотивом всей их «теоретической» деятельности.

Концепция множественности «моделей социализма», связанная с расчленением единого по сущности социализма на разновидности, коренным образом отличающиеся друг от друга по экономической и социально-политической структуре, проникнута духом «специ-физма», обособленности и национализма. Она несовместима с пролетарским интернационализмом, так как ведет к искусственному противопоставлению стран реально существующего социализма странам, в которых социалистические революции еще не победили. Она несовместима с пролетарским интернационализмом и потому, что требует от рабочего класса и других слоев трудящихся капиталистических стран отказа от использования огромного, многократно проверенного на практике опыта строительства социализма, что неизбежно обедняет теоретический арсенал и затрудняет деятельность революционных сил в капиталистических странах.

Все это означает, что ревизионистская концепция «множественности моделей социализма» служит силам империализма, противостоящим силам прогресса. Сами же модели «гуманного», «демократического», «рыночного» и т. п. социализма на деле означают предательство коренных интересов рабочего класса и всех трудящихся, судьбы которых неразрывно связаны с социализмом, ставшим реальностью и общественной практикой сотен миллионов людей.