Севз торопился, надо было пройти страну западных гиев до начала летнего половодья, когда тающие льды превращают даже небольшие речки в грозные потоки. В войске было около двух тысяч воинов, Ору это число казалось несметным.

Севз ехал впереди, с вождями племен, проводниками и несколькими опытными в воинских делах атлантами. Следом двигались заросшие бородами борейцы и рослые черные коты на косматых низких лошадках, пешие отряды низкорослых яптов с пращами и дротиками, либов с кожаными щитами и топорами, пеласгов с гарпунами и рыбаков из Оолы с дубинами, утыканными зубами акул. Гии на оленях замыкали шествие.

Жизнь воина нравилась Ору. Интересно было ехать по незнакомым местам, не заботясь ни о чем. В первые дни он старался не отходить от Чаза, но потом осмелел и на привалах бродил между кострами, разглядывая людей разных племен. К его удивлению, наиболее приветливыми оказались меньше всего похожие на людей – людьми он, понятно, считал гиев, - черные котты и злейшие враги, узкоглазые.

Примкнувшие к Севзу атланты ежились под перекрестными злобными взглядами и рады были отозваться на малейшее дружелюбие. Ор трогал их вещи, пытался запомнить названия. После того, как он долго вертел чудной лук с зазубренной бронзовой полосой вместо тетивы, один атлант, ухмыльнувшись, взял у него орудие и за несколько вздохов свалил дерево, которое гий рубил бы полдня.

Войско шло на запад вдоль моря, иногда удаляясь от берега в предгорья, где было меньше болот, и многие реки можно было перейти по снежным мостам. Вечером на шестой день пути остановились в березовой роще перед широкой полноводной рекой Гуад. Севз приказал готовиться к переправе, которую назначил на полдень – проводники говорили, что в это время поток заметно слабеет.

Отряды расположились на ночлег. Оолы и либийцы надували козьи шкуры, атланты рубили деревья для плотов. Только беззаботные гии и борейцы не принимали участия в общей суете, надеясь переправиться, держась за своих коней и оленей.

Бронт – сутулый, с глубоко спрятанными глазами и запавшим ртом, морщась от старой раны, подошел к Севзу. Бывшего атлантского военачальника раздражали споры, путаница, веселый гвалт, сопровождавшие все действия этой дикой армию.

- Молниеносный, - сказал он, развертывая карту, - путь к перевалу идет по этому берегу.

Севз прищурился. От улыбки лицо его становилось лукавым и жестким:

- А разве мы идем к перевалу?

- Куда же еще? К Анжиеру нет другой дороги.

- Ты так полагаешь, военачальник? А я знаю путь короче.

- Что же это за путь? – недоуменно спросил Бронт. Севз близко придвинулся к нему и, продолжая улыбаться, шепнул:

- Воды Стикса!

Сперва Бронт счел это неуместной богохульной шуткой. Мрачная подземная река, по которой вода неслась из Окруженного моря в океан, вызывала у людей ужас. Выражение «войти в Стикс» означало отправиться в мир теней.

Но Севз и не думал шутить. Давно он вынашивал смелый план и, уже отпуская Стропа, начал его выполнять. Верный вояка донесет, что Севз решил перевалами прорваться в землю яптов. Это отвлечет силы и внимание врагов, а он между тем кратчайшим путем выйдет к Анжиеру – основной крепости океанского побережья.

Выслушав Севза, Бронт не слишком ободрился. Да, сотни груженых плотов ежегодно проходили Стикс. Но ни один гий, котт, даже атлант не смел хоть одним глазом глянуть на ужасы подземной реки. У ее истоков в крепости Керб жили харны, проводники плотов. Это племя, ведущее род от пса, покровителя Стикса, из поколения в поколение передавало навыки плавания по соленому потоку, до выхода его из-под земли у города Умизан. Перевозимых рабов привязывали к настилу вниз лицом, атланты завязывали себе глаза. Иначе они могли умереть или сойти с ума от ужаса.

А что сделают харны со слепым войском бунтарей, если даже удастся заставить их вести плоты? Впрочем, до этого надо было еще овладеть стражем Стикса, крепостью Керб.

Строп без отдыха ехал по берегу моря, торопясь в Керб. Через два дня он нагнал корабль Улунга, причаливший на ночевку в устье какой-то речки. Воины поздравляли его с чудесным спасением, Палант крепко обнял приятеля.

Оказавшийся старшим по званию, Строп торопил Улунга. Скорее в Керб, предупредить о замыслах самозванца. Утром того дня, когда Севз еще только переправлялся через Гуад, корабль подошел к крепости.

Гавань Керба была почти пуста, корабли ушли на восток и сейчас, вероятно, стояли у мыса Цсиллы, ожидая, пока освободится ото льда пролив в восточную часть Окруженного моря. Через две луны они вернутся нагруженные рудой, кожами, рабами, если, конечно, начавшаяся на востоке смута не помешает этому.

Еще с корабля Строп крикнул воинам, что везет важные вести. Едва нос корабля ткнулся в песок, он прыгнул на берег, охнул от вспыхнувшей в голове боли и, прихрамывая, чуть ли не побежал к башне. Палант едва успевал за ним. По бревенчатому подъемному мосту они вошли в ворота, над которыми выбитый из камня скалился на входящих огромный трехглавый пес.

Наместник и Держащий меч ждали прибывших в зале главной башни, сидя на меховых подушках по сторонам каменного стола. Строп и Палант молча остановились, ожидая вопросов от старших по власти.

Наместник Керба был невысок ростом – даже для атланта. Но черты его, по атлантским канонам, были красивы и величественны. На плоском лице скулы выступали гораздо резче, чем нос, узкие, скошенные к вискам глаза смотрели холодно и непроницаемо.

- С чем вас прислал Аргол? – спросил он.

Строп рассказал о нападении Севза и дальнейших событиях. Наместник задал несколько коротких вопросов и подозвал Держащего меч. Тот развернул карту, начальники Керба стали совещаться, иногда советуясь со Стропом. Письмо Севза рассмешило их, конечно, они не верили ни единому слову самозванца. Но бахвальство мятежника не много добавляло к тому, что они узнали бы и от Улунга. Главным было то, что Севз появился в земле гиев, а оттуда было не так уж много дорог, по которым он мог пойти. Северный путь к Анжиеру шел через единственный перевал Ван. Южную дорогу в землю коттов и тропу Харнов над Стиксом стерег Керб.

- Усилим охрану перевала, - заключил наместник. – Пошли два отряда, - обернулся он к Державшему. – Первый засядет на подступах, второй на гребне. Когда Севз пройдет засаду, мы оседлаем проход с двух сторон и схватим за горло, как змею. А вы, принесшие весть, пройдете с войском до перевала, а оттуда отправитесь в Анжиер и дадите отчет о том, что было на Оленьей.

В середине дня войско повстанцев достигло заросшей соснами лощины. Проводник сказал, что совсем близко за холмом стоит Керб. Расположись на отдых. Было запрещено жечь костры и громко разговаривать.

Воины подкреплялись холодным мясом, вожди слушали Акеана. Атлантская одежда висела на нем клочьями, из сапог торчали пальцы.

- Керб стоит на северном берегу Стикса, - объяснял он. – Стены крепости составляют треугольник с воротами в каждом углу. Восточные ворота командуют приморской дорогой, северные – путем к перевалам в землю ибров, западные – верхней тропой через перешеек. По ней харны возвращаются после страшного плавания. Есть еще подземный ход, но в крепости он закрыт тяжелым щитом, который поднимают стражи в Главной башне. Стены высотой в три человека сложены из грубо обтесанных камней. Да, взобраться можно бы, но стражи собью смельчаков стрелами. Ворота? Акеан с готовностью стал описывать их устройство.

Проем в стене закрыт щитом из кедровых бревен. Его нижние углы выступающими концами вставлены в отверстия стены, а к верхним прикреплены ремни из кожи носорога. Когда надо открыть ворота, стражи в башне поворачивают деревянные круги с зубцами, и щит медленно опускается, образуя мост через ров.

Севз хмурился, мало что поняв из описания подъемного механизма. Зато Бронт мигом уловил главное:

- Значит, если перерезать ремни, щит упадет сам?

- Вот, вот! – закивал Акеан. – Как остра твоя мысль! И такого воителя глупец Хроан загнал в жалкий Тар!

Севз еще больше нахмурился, он не любил, когда при нем хвалили других.

- Хватит болтовни! Значит, ночью подкрадываемся, на рассвете нападаем. Но кто-то должен влезть первым – резать ремни.

- Пошли пеласгов! – сказал Посдеон. – Они в бурю забираются на корабельные мачты.

- Гии как козлы лазят по отвесным скалам, - сказала Гезд.

- Япты влезают на самые высокие деревья, - вставила Даметра, чтобы отыскать путь в лесу.

- Ха! – крикнул Айд. – Ваши деревья полны сучьев, а южные котты залезают на дерево с голым гладким стволом!

- Но ваши черные, большие тела будут на рассвете видны всем, - усмехнулась жрица, - а маленькие япты…

Краем уха слушая вождей, Севз одновременно пытался уловить тот дивный голос изнутри, что не только сулил ему божественную власть над миром, но и подсказывал смелые, верные решения. При словах Даметры Севз вздрогнул и впился глазами в черного Айда.

- На рассвете? – переспросил он. – А зачем ждать рассвета!

Три десятка нагих негров с мечами, завернутыми в шкуры, бесшумно вышли из лагеря. Через несколько шагов их тела слились с ночью. Немного погодя выступили конные борейцы и котты, гии на оленях. Копыта животных были обмотаны шкурами. Оолы, впереди которых плелся Акеан, ушли вправо, к подземному ходу. Остальные пешие отряды – либов, яптов, пеласгов – следовали за конными.

Гии притаились на кромке леса у восточных ворот. Ожидание битвы было томительным. Ор то ощупывал стрелы и топорик за поясом, то пытался разглядеть стражей на угловатой скале башни. Над горами на востоке темная шкура неба начинала чуть заметно редеть.

Вдруг, от северного угла крепости донесся гул. Может быть, это отвлекло дозорных восточной башни на тот единственный миг, которого ждали затаившиеся под ней котты: не прошло вздоха, как грохнуло совсем близко, и в черной стене впереди возник просвет. В мелькании ветвистых рогов, приглушенном стуке копыт гии молча рванулись к воротам. Тревожно крикнул страж на стене, вспыхнули факелы… Теперь можно было не скрываться. Протяжный боевой клич взлетел над атакующими. Ему ответили бореи от северных ворот, сзади подхлестнули гортанные крики пеласгов… В разноголосом крике едва слышно было, как рухнул третий щит.

Плясун был хороший олень, и Ор одним из первых влетел в проем. Несколько стрел свистнуло мимо. Целясь на огонь факела, он спустил тетиву, услышал вскрик и, ободренный первой удачей, поскакал навстречу фигурам, выбегающим из-за угла бревенчатого дома. Одного врага он сбил оленем, другой взмахнул мечом, но лишь срубил кусок рога задравшему голову Плясуну. Ор выхватил топорик, но тоже промахнулся и проскочил вперед.

- К Главной башне! – крикнул Гонд.

Сонные атланты и харны не могли понять, где враги, сколько их. Севз с борейцами первым пробился к центральной площади. Быстро светало, и можно было оценить ход боя. На стенах не осталось ни одного врага. Несколько групп Харнов, окруженных между домами, сдались. большинство уцелевших воинов и плотовщиков отступало к центральной башне, медленно втягиваясь в ее узкие двери. Сверху в нападающих летели стрелы. Из одной бойницы высунулась трубка с горящим впереди факелом, и струя пылающей жидкости полоснула по нескольким бородатым. Двое покатились, сдирая горящую одежду, остальные, хватаясь за обожженные места, в ужасе отхлынули.

- Бейте по окнам! – крикнул Севз.

На площадь верхом ворвалась Гезд и с криком: «Духи Огня не враги гиям!» - помчалась к двери. Следом, кто верхом, кто спешась, бросились воины.

Но ни одно копье не встретило нападающих. В нижнем зале башни горела нефть, разлившаяся из меха с глиняной трубкой на конце. Посреди пола зияло отверстие с приподнятым над ним бревенчатым щитом. Несколько гиев кинулось к люку, но Севз со смехом крикнул:

- Не надо! Там уже ждут! – и, шагая через две ступеньки, стал подниматься на верхний ярус башни. Вслед затопали воины. Толкнув дверь, Севз уставился на малорослого атланта в алом плаще, стоявшего у окна с голубем в руках. Тот поднял на вошедших плоское лицо с узкими щелями глаз и одновременно кинул голубя в окно.

- Успе-ел? – протянул Севз ласково. – И что же унесла птица?

- Твою гибель, - ответил наместник, едва шевельнув губами.

Улыбка Севза стала шире:

- Я скажу тебе, что ты написал: «Самозванец обманул Стропа, хитростью захватил Керб. Шлите воинов на тропу Харнов и путь к земле коттов». Так я прочел?

Наместник чуть приподнял брови. Будь здесь кто-то из его приближенных, он сказал бы, что властный крайне изумлен.

- А ты решил повернуть назад? – спросил он. – Выходит, ты умнее, чем я думал. Но трусливее.

- Эх, правитель! – Севз медленно смаковал слова. – Опять ты промазал. Я проплыву по Стиксу и врасплох захвачу Умизан, который благодаря твоим вестям останется без воинов.

- По Стиксу?! – И тут произошло невероятное: глаза властителя достигли никем не виданной ширины, плоский нос сморщился, и из разинутого рта раздался скрежещущий смех. Ему ответил хохот Севза. Двое смеялись в лицо друг другу под недоуменными взглядами воинов. Севз перестал первым. «Заколите его», - крикнул он и, повернувшись спиной, шагнул к лестнице.

С разных сторон к площади сводили пленных, подъезжали возбужденные боем вожди, восхваляя подвиги своих отрядов. Потрясающий молниями позвал коттов, перерезавших ремни ворот. Двое из них погибли. Остальным вождь собственноручно надел сияющие бронзовые нагрудники с убитых телохранителей наместника. Айд сиял от гордости.

В углу площади теснились харны – в основном женщины и дети, вытащенные из домов. Примчался торжествующий Самадр, но от его вести Севз вместо похвал разразился проклятиями. Оолы, поставленные в засаде у подземного входа, забыв наставления, перебили всех выскакивающих оттуда беглецов. Лишь немногие кинулись назад и в башне сдались гиям.

План Севза оказался под угрозой. Всего 45 мужчин, посвященных в тайны Стикса, нашлось среди пленных. Севз спросил, кто из них старший. Харны растерянно топтались, потом, поняв, показали на женщин. Севз приосанился. Он любил и умел вести дела с женщинами. Уважительно посадив Матерей на шкуры, он отпустил пару похвал плотоводческому искусству племени, сказал, что лишь у мудрых и сильных матерей бывают такие дети, пожалел о гибели многих Харнов, которым он вовсе не враг… За этим следовала вежливая просьба провезти часть его войска до Умизана по Стиксу. Взамен он обещал племени признание его особых прав, а после победы над Хроаном – щедрую награду. В случае же отказа пришлось бы с великим сожалением перебить всех, включая детей.

Недолго подумав, харнянки согласились. Вот теперь слово перешло к старейшинам плотовщиков. Расставляя ноги, как на качающихся бревнах, они подошли к Севзу и сказали, что есть 30 готовых плотов. На каждом уместится два десятка воинов. Но на каждый плот требуется четыре проводника, так что харнов хватает только на 11 плотов.

Двести воинов? Такой силой нападать на Умизан не решался даже Севз. Нет, ему нужны все шесть рук плотов. Харны в один голос твердили: пусть лучше казнят их сразу, чем гнать в Стикс по одному-двое на плоту.

И никто, кроме них, не сможет вести плоты? Все дружно замотали головами. Обучение ведется годами, сопровождается тайным колдовством, без которого духи Стикса пожрут безумца, замахнувшегося на них веслом. Севз вздернул бороду: уладить с духами – это он берет на себя! Да, да, у него припасено очень хорошее средство. А вот насчет искусства плотовождения…

Тут старый Зиланок что-то шепнул Посдеону. Тот был сегодня полон обиды. Все восхваляли коттов, открывших ворота, гиев, одолевших жидкий огонь, борейцев, что верхом проскакали по северной стене, сбрасывая лучников… А когда пеласги добежали до стен, в Тупе не осталось ни одного вооруженного врага.

- Великое искусство! – закричал он. – Плыть по этой соленой речке?! Пеласги покажут, как резать воду веслами!

Крючконосые согласно загалдели. Севз кивнул:

- Верно, Посдеон! Нет мореходов лучше пеласгов. Сколько из твоих воинов знают кораблевождение?

На призыв вождя вышло более шестидесяти. Севз, не сильный в числах, велел Бронту посчитать, хватит ли этого.

- Нужно еще одиннадцать человек.

- Ну, кто умножит славу своих племен? – крикнул Севз. – Я сам возьму весло!

- Я тоже! – откликнулся Айд, заслужив улыбку Даметры.

По одному, по два выходили борейцы, котты, либы…

- Ну, еще всего двое! – Чаз, раздвинув ряды соплеменников, вышел вперед. Поперхнувшись от страха перед собственной дерзостью, Ор шагнул вслед.

Подчиняясь могучей воле гиганта с атлантскими скулами и борейской бородой, харны сказали, что юношей обучают вождению плотов у истоков, где река течет двумя рукавами: один спокойный, а другой изобилует порогами. После того, как плот с учениками пройдет Протоку Испытаний, его оттаскивают назад по спокойному руслу.

Множество воинов расселось по берегу. Оставленные в крепости дозорные глазели со стен, даже раненые приковыляли полюбоваться зрелищем. Плот подвели к началу пути. Двое харнов стали с веслами на носу, третий – на корме, четвертый – посредине с длинным шестом. По его сигналу гребцы оттолкнулись от берега. Да, харны умели водить плоты! Связка бревен влетела в кипящую воду и, направляемая точными ударами, понеслась между камнями хитрым змееподобным путем.

Причалив ниже порогов, харны подошли к Севзу. Он с похвалой кинул каждому в фартук по три бронзовых кольца. Второй плот, на котором был один харн и три пеласга, плыл неуверенно, застревая между камнями и крутясь в водоворотах, но к концу пути старший и гребцы стали лучше понимать друг друга и благополучно вышли на спокойную воду. Следующие два плота постигла неудача. Тогда Севз решительно встал и, взяв за плечо старейшину харнов, пошел к реке. Следом двинулся Посдеон, поманив еще одного пеласга. Но Айд отстранил воина, и четверо вождей взошли на плот.

Искусство старого харна было изумительно. Посдеон тоже не посрамил многих поколений мореходов. Но больше всего восхищенных криков досталось Севзу, который мощно бурлил воду широкими взмахами весла. У Айда, когда он сходил с плота, лицо было серое, но, как всегда, улыбающееся.

Когда плот оттолкнули от берега, Ору показалось, что вода застыла. Зато, продираясь через нее и раскидывая фонтаны брызг, навстречу побежали камни. Налегая на весло, Ор старался направить нос плота в проход, которым прошли предыдущие. Но его напарник, либиец, вдруг загреб навстречу, и связку бревен неудержимо понесло на черную, окруженную пеной глыбу.

Молодой харн, подняв шест, крикнул команду, Чаз навалился на носовое весло, но либ, зажмурясь, опять рванул против течения. Тяжелое весло, ткнувшись концом в камень, вырвалось из вилки и, как великая стрела, с гудением пролетело над плотом, едва не сбив Чаза. Плот с размаху стукнулся о препятствие и, скрипя, полез на наклонный бок камня. Либиец, взмахнув руками, полетел в поток. Остальные, вцепившись в ремни, распластались на бревнах. Плот постоял немного, лениво развернулся и вперед кормой скользнул в поток. С берега кинули веревку, потянули бревна к отмели. Туда же прибило ошалелого либа.

- В двух пальцах ото лба! – твердил Чаз, показывая, как летело весло.

Весь день с порогов слышались крики, треск севших на камни плотов и ломающихся весел. Свободные гребцы пялились с берегов или бродили по крепости. После скудной походной пищи люди досыта наедались, чинили одежду, выбирали добычу.

В сумерках тяжелый от сытости Ор вышел на берег, где, привязанные к кольям, колыхались на легкой волне плоты. Он шагнул на свой плот и долго стоял, вглядываясь в щель между скалами, куда, вспухая горбом, втягивалась вода. Волна шевельнула весло. Вспомнилась утренняя неудача – удар и гудение огромной стрелы.

И тут он услышал голос тихий, но настойчивый: «Плохо, что весло вылетает. Не дай ему бежать с плота!» Ор испуганно оглянулся, но вокруг никого не было. Значит, голос шел изнутри? «Но как заарканить весло? – пробормотал Ор. – Ведь им надо грести! Разве примотать к вилке?» - «Она сломается и пропадет вместе с веслом!» - голос стал сердитым от глупости Ора. «Тогда привязать прямо к плоту?» - «Пробуй!»

Ор отрезал кусок повешенного через плечо аркана.

- Оэ, охотник! – окликнул его проходивший мимо Гонд. – Что делаешь?

Запинаясь, Ор рассказал ему, как вырвалось весло, и про голос, что советует посадить его на привязь.

- А будет духам по нраву твоя хитрость? – покачал головой вождь. – Харны не привязывают весел. Если плот снаряжен не по обычаю, река может не принять его.

- Смотри! – Ор шагнул к веслу и стал загребать воду. – Грести не труднее. Может, духи гиев хотят помочь?

- Надо спросить Мать Матерей.

Гезд, выслушав спор, захотела осмотреть плот. По дороге она окликнула Посдеона, и тот присоединился. Послали за старейшиной харнов. Плотовщик, презрительно глянув на ремень, сказал, что настоящий гребец всегда вовремя уберет весло.

- Ты плыл тут много раз, а мы пойдем впервые, - сказал Посдеон. – Я велю всем пеласгам привязать весла.

Гезд обратилась к духам, подняв глаза в вышину.

- Добрый дух говорил с этим воином! – объявила она. – Пусть на всех плотах привяжут весла, чтобы их не выхватила враждебная сила.

Подойдя к покрасневшему юноше, она сильно ударила его в середину груди, отчего у него сладко перехватило дыхание.

- Прислушивайся к этим голосам, охотник, - сказала Мать гиев, - но будь осторожен. Не всегда по голосу отличишь доброго духа от злого.

Солнце едва приподнялось над вершинами, когда семь сотен воинов, вздрагивая от утреннего холода и волнения, сошли к реке. Плоты, натянув привязи, вздрагивали, словно спеша устремиться в смертоносные теснины. С берегов наклонялись к воде метелки лилового барбариса, качали головками рослые чертополохи, которыми харны искусно расчесывали козий пух для своих высоких шапок.

Погрузка шла в тишине. Воины ложились на бревна, хватаясь за натянутые ремни, и заранее закрывали глаза. Плоты уходили в Стикс тремя десятками. Впереди каждой шел плот с четырьмя опытными харнами. На остальных лишь в середине стоял с шестом проводник по реке смерти, а весла держали пеласги и смельчаки других племен.

Короткий вопль жертвенного козла надорвал тишину. Его безголовая туша, подняв брызги, упала в воду. Следом оторвался от берега первый плот. Одна за другой десять заостренных площадок взлетели на искрящийся под низким солнцем водяной горб и, спрыгнув с него, исчезли за поворотом.

Вновь наступило томительное ожидание. Либиец, достав из-за пазухи полоску вяленого мяса, сосредоточенно жевал, Чазу зачем-то понадобилось перемотать висящий через плечо аркан. Молодой харн пробовал на колене длинный упругий шест. Ор, сунув руку за пазуху, ощупывал амулет Паланта. Воины неподвижно лежали лицами вниз.

Наконец настала их очередь. Плот тряхнуло при перекате, и вновь, раздирая неподвижную воду, навстречу понеслись камни. Чаз, расставив ноги, стоял рядом с Ором на носу, либиец выравнивал корму. За слиянием рукавов гудел первый порог. На его камнях стоял застрявший плот первой десятки. Воины сталкивали его с мели. Но Ору было некогда оглядываться. Он яростно греб, видя только скалы, воду и идущий впереди плот.

Впереди перегораживал реку увенчанный пеной вал. Передний плот взлетел на него, страшно наклонился вперед и, показав мокрое брюхо, исчез. Руки гребцов опустились. Плот несло туда, где только что исчезли два десятка их товарищей. Но проводник кричал, что надо грести вперед – сильней, еще сильней!..

Низкий гул ударил в лица. Нос плота вздыбился и полез на вал, весла яростно ворочались в затвердевшей воде. С гребня они увидели передний плот – целый, убегающий к повороту. Разогнавшись, их связка бревен прыгнула с переката. Вода с тяжелым плеском расступилась и тут же кинулась со всех сторон, накрывая скорченные ужасом тела лежащих воинов. Когда волны схлынули, либиец утер лицо рукой и удивленно улыбнулся Ору. Чаз на носу, отряхиваясь, как вылезший из реки пес, корчил им веселые рожи. Буруны опадали, соленая река быстро и ровно неслась вперед.

Харн положил шест и потянулся к меху с водой, и тут гребцы почувствовали жгучую жажду. Все вокруг было соленым: брызги воды, пот, кровь из ссадин на руках.

За первым порогом Стикс тек между соснами, растущими на песчаных откосах. Местами обнаженные корни висели над потоком, как когтистые лапы чудовищ. Берега становились все выше и круче, пески заменил желтый, морщинистый камень. Налетая на выступы, струи разбивались и через поток ложились косые полосы бурунов.

Повинуясь коротким выкрикам харна, трое гребцов кидали весла в ребристую воду, и плот, словно живой, увертывался от камней, водоворотов, нависающих стен.

- Смотри! – крикнул Чаз.

Пустой плот с поломанными веслами плыл, тыкаясь в скалы. Но у Ора не было ни сил, ни времени почувствовать страх. Обливаясь потом, он греб, отдергивая весло от выступов, вновь вонзал его в соленую пену. Иногда гребцы успевали видеть убегающий передний плот. Значит, не они одни уцелели в бесконечной схватке с духами воды и камня!

Но вот, как было условлено, с передних плотов долетел пронзительный свист. Ор сразу стал загребать направо. Вода тащила из рук мокрую рукоять. Из-за поворота несся низкий, упругий гул. Либиец, раскрыв рот, замер у левого весла. Харн что-то кричал ему, но по пустым глазам гребца было видно, что в нем ничего не осталось, кроме ужаса. Впереди над рекой висела многоцветная радуга. Под ней вода, вскинув пенные руки, проваливалась между двумя отполированными скалами. На переднем плоту бешено гребли вправо, в узкую протоку, отгороженную от русла грядой камней. А либ все стоял, намертво стиснув опущенное в воду весло, отчего плот, несмотря на отчаянные усилия остальных, сворачивал к провалу.

Бросившись к гребцу, харн сильно хлестнул его по лицу. Глаза либийца ожили, хрипя от натуги, он рванул веслом воду. Нос неохотно свернул в протоку, где уже стояло три плота.

Еще два успели свернуть, но на следующем замешкались, и он проскочил спасительную гряду. Крик кого-то из гребцов на миг вплелся в гул потока и тут же пропал в радужной завесе брызг. Харн стоял посередине, бросив шест, покорный воле духов. Ни один из воинов не поднял голову – взглянуть на приближающуюся смерть. Затянутые в провал бревна на миг сдвинули струи: низкий голос водопада поднялся, взлетел до воя – и тут же опять зазвучал ровно и упруго.

Девять плотов сбились в горле протоки. Раздали еду и по малой мерке некты. Хмельной напиток ободрил воинов. Упираясь в бревна и удерживая плот ремнями, они повели плоты по узкой протоке в обход водопада. Гребцы, отдыхая, шли позади. Кое-где берега были стесаны, словно гигантским топором. Пользуясь тайным искусством разрушения скал, атланты расширили древний путь харнов.

Ор шагал по краю обрыва, обдаваемый солеными брызгами, косясь на водопад. Стена воды скрывалась внизу, в черной щели, из которой поднималась водяная пыль, словно там горел холодный огонь. Стены ущелья были белыми от соли; бахрома соляных сосулек свешивалась с выступов, камни щетинились, будто покрытые седым мхом.

Наконец вырубленный в скалах канал спустился к потоку. Берясь за весла, гребцы в последний раз оборачивались к ревущей воде, бесследно поглотившей плот и два десятка людей. Снова мимо поплыли скалы, сдвинутые так тесно, что над ними виднелась лишь узкая змейка неба. Еще один большой порог виднелся впереди, но пройденные опасности закалили гребцов. Страх не исчез, но рядом с ним в душе скалил зубы азарт борьбы.

Ору казалось, что они попали в стадо каменных чудовищ, прыгающих им навстречу. Он угадывал их намерения, увертывался от одних, отталкивал веслом других. Случалось все же, что глыба со скрежетом задирала днище или бодала плот сбоку мокрым лбом. Уже вблизи конца порога идущий впереди плот запрыгал на бурунах, медленно поднялся и перевернулся. Большинство воинов так и не выпустили из рук ремни. Харн покорно пошел ко дну. Искусные проводники по реке смерти не умели плавать. Но трое пеласгов и два гия вынырнули – их головы мелькали среди бурунов.

- Арканы! – крикнул Чаз, на миг обернув к Ору дырявое лицо.

Две петли пролетели над водой и упали возле захлестываемых пеной голов. Харн на середине плота жалобно взвыл: нет, эти проклятые невежды решили совсем взбесить духов! Где же видано, чтобы отнимать у Стикса то, что он выбрал себе! В ужасе он ждал, что вот-вот вода разинет белую пасть и проглотит всех. Но ничего не случилось. Дерзкие неучи старательно гребли, скалясь улыбками. Спасенные, дрожа, жались друг к другу… Кто их знает, этих отчаянных чужаков: то ли уж очень сильные духи их защищают, то ли Стикс решил взять свое в подземелье?!

После нескольких поворотов, которые надо было проходить, тесно прижавшись к отвесному берегу, русло стало шире. Справа желтела песчаная отмель. На ней росло несколько сосен с ветвями, вывернутыми борьбой с ветром. По низкому берегу расхаживал Севз с Посдеоном, загибая пальцы. В первой десятке погиб один плот, во второй – два. Подходили плоты третьего отряда, их оставалось восемь. Один разбился на пороге, другой, на котором плыл Айд, не успел свернуть у водопада. Но черный гигант почти над провалом ухватился рукой за выступ скалы, а другой – за суковатый конец бревна на корме, и так, раздираемый надвое, ждал, пока все не выберутся на берег. Сейчас он, широко разводя руки, рассказывал Севзу и Посдеону об этом веселом приключении.

Вновь воины тесно легли на бревна. Харны установили на каждом плоту жердь с масляным светильником и, бормоча заклинания, зажгли масло. Напомнив вождям замысел близкого сражения, Севз прыгнул на плот, который закачался под его тяжестью.

Быстрое течение несло плоты между плитами, с которых свисали к воде пряди белесых, почти не знающих солнца растений. Дневной свет все слабее пробивался между протянутыми навстречу друг другу каменными ладонями. Вот они встретились, еще на миг разошлись и, наконец, плотно сомкнулись над головой. Вода стала маслянисто-черной и выпуклой. На плеск весел под сводами пещеры злобным шепотом отзывалось эхо.

Обычай не разрешал произносить здесь ни звука. Зубами удерживая бьющийся изнутри вопль, гребцы провожали глазами выхваченные из мрака то изгрызенные, то гладко вылизанные водой уступы. Провалы в стенах, усеянные белыми зубами сталактитов, на миг вырывались из тьмы, как гигантские пасти, и, корча страшные гримасы, уплывали назад. Навстречу свисающей со сводов бахроме из воды тянулись копья, перья неведомых птиц, занесенные в угрозе руки… Страх то подкатывал душной волной к горлу, то отливал к коленям, которые начинали дрожать и гнуться.

Вдруг либиец, не выдержав пытки ужасами, повалился на бревна, затыкая пальцами рот. Плот качнулся вправо и стал кормой втягиваться под нависшую стену, где устрашающе чавкала вода. Харн несколько раз ткнул либа шестом, но тот даже не вздрогнул. Тогда к веслу кинулся один из спасенных пеласгов: он не стал грести, а упершись грудью в рукоять, выставил его навстречу скале. То же сделал Чаз. Ор изо всех сил отгребал влево. По знаку харна два весла и шест разом оттолкнулись от стены, и ловушка неохотно выпустила добычу.

Снова дрожащие огни вырывали из мрака куски свода. Казалось, пещера живет, извивается, дышит. Есть у нее конец, или коварная нора, поиздевавшись над смельчаками, сомкнется непроходимой стеной? Чаз внезапно обернулся и затопал ногами, раскрыв рот в беззвучном смехе. Неужто и его духи Стикса поразили безумием? Нет, просто глаза рудокопа, привыкшие к подземельям, уловили впереди первый блик дневного света. Харн повернулся к уходящей назад тьме и благодарно согнул колени.

Навстречу плыл треугольник входа. Гребцы жмурили отвыкшие от света глаза. А из-за раздвигающихся стен уже летели навстречу боевые вопли, стоны раненых, треск пожара. Плоты вплывали в битву. Чаз пинками подымал воинов. Они вставали, растерянно моргая, еще не веря, что ужас неведомого остался позади, а впереди – просто война: привычная, земная и после пережитого совсем не страшная.

Город не был защищен со стороны Стикса. Никто не ждал нападения из теснины, вход в которую заперт стенами Керба и мрачными легендами.

К берегу спускались деревянные хранилища для продовольствия, снаряжения, добычи. Сейчас они горели; шум боя доносился с улиц, идущих вверх. Севз с воинами первых плотов уже захватил часть города. Умизанские рабы, вооружась чем попало, нападали на атлантов со спины, поджигали дома. Лишь у нескольких каменных зданий еще защищались группы воинов и горожан.

Гии бежали за Чазом по пустой, затянутой дымом улице. Мимо мелькали странные высокие землянки, не покрытые землей. Изредка попадались трупы. Но вот зазвучали возбужденные голоса. Воины первых плотов, смешавшись с городскими рабами, толпились, прячась за стену углового дома. Некоторые пускали с крыши стрелы. Севз стоял у стены.

Сзади подбежал отряд либийцев. Разделив воинов на две части, Севз взмахнул мечом. С криками они выскочили по обе стороны дома на перекресток, наспех перегороженный бревнами, тюками, корзинами. Визгнули стрелы, но воины, не оглядываясь на упавших, бежали к завалу, за которым мелькали треугольные шлемы врагов.

Копья скрестились над завалом. Несколько повстанцев, взбежавших наверх, тут же повалились на землю, истекая кровью. Ор, заметив щель между бревнами, протиснулся в нее и оказался лицом к лицу с молодым щекастым атлантом. Копье Ора ударило первым – между капюшоном и нагрудником. В ответе врага не было силы – острие лишь ободрало кожу на боку Ора. Ноги атланта подломились, и он сел, пряча окровавленное лицо в колени.

К Ору повернулось сразу три копья, но гии, заметив, что внимание врагов отвлеклось, уже взлетали на завал. Защита сломалась. Воины кинулись вслед немногим беглецам.

На улице несколько рабов избивало камнями волка с обрывком ремня на шее. Гии, кроме Ора, присоединились, а ему стало жалко зверя, и он ушел, повернув наугад в одно из деревянных ущелий между домами. Всюду воины распахивали двери, вытаскивали ткани, посуду, незнакомые предметы. Горожане при виде победителей становились на колени, протягивая руки вперед. Ха! Всесильные владыки – чего они стоят без заостренной бронзы и боевых зверей!

Ор открыл одну дверь и заглянул в дом. Свет пожара через высокое окошко освещал неуютную атлантскую землянку. В одном углу стоял кожаный ларь, в другом – слишком высокое ложе, накрытое пестрым ковром из кусочков разного меха. В нишах стен стояли сосуды и непонятные вещи. Вдруг охотничий слух Ора уловил затаенное дыхание. Откинув копьем занавеску возле ложа, он увидел притаившуюся женщину в светлой одежде. Из-за ее спины мальчик лет пяти таращил любопытные глазенки. Мать отталкивала его назад, пытаясь спрятать.

У входа затопали шаги. Приземистый оол забежал в комнату. Увидев, что дом занят, он плюнул в сторону атлантки и скрылся.

Ор опустился на корточки и, улыбаясь, поманил детеныша. В стойбище он, не допущенный к играм молодежи, много возился с малышами и успел по ним соскучиться. А еще было интересно – рождаются дети атлантов сразу краснокожими и узкоглазыми или позже путем колдовства обретают облик, несхожий с людьми.

Мать заслоняла ребенка, но гий осторожно развел ее тонкие руки. Да, это был почти готовый маленький атлант, раскосый, с кожей блестящей, как наконечник копья. Мальчик доверчиво глядел на Ора, а когда тот попробовал оттереть бронзовый цвет с его кожи, засмеялся от щекотки совсем как маленький гий.

Женщина – почти на две головы ниже Ора – все пыталась выхватить сына, но боялась разъярить ужасного дикаря с ледяными глазами и соломенной гривой.

- Воины не закалывают оленят, - сказал ей Ор.

Она не поняла и забормотала что-то умоляющее. Тогда гий нашарил в мешке памяти слово, которым Севзовы атланты что-нибудь хвалили, и сказал его, ткнув пальцем в детеныша. Женщина робко улыбнулась и повторила: «Хороший!»

Ор прислонил копье к стене, подхватил детеныша и, подкинув к потолку, поймал. Мальчик засмеялся и подергал волосы чужака.

Посадив малыша на ложе, Ор окинул взглядом комнату, думая, как живут узкоглазые в этих поднятых над землей деревянных ловушках. Женщина, решив, что воин ищет добычу, метнулась к нише, открыла ящичек из кости и протянула несколько блестящих украшений и связку колец. Юноша с любопытством оглядел звякающие вещицы, но не нашел ничего годного для войны или охоты. А амулет у него уже был.

Положив побрякушки, он взял копье и пошел к двери, но женщина вдруг ухватилась за его куртку и потянула назад. Он обернулся, и узкоглазая обхватила его руками, не пуская из дома.

Ор понял – она ищет в нем защиты от других воинов. Растерянно он ощутил, что прикосновение атлантки приятно ему, и вид ее гладкого лица с темными глазами и припухлым ртом не вызывает отвращения. От нее пахло синими цветами, что растут у моря. А как же ненависть к коварным врагам? Что сказали бы Оз и Гезд! Ор мешкал, как молодой волк перед незнакомым следом. Тут подошел мальчик и тоже потянул Ора в дом.

И он остался, и играл с детенышем, а женщина, все еще опасливо косясь, достала чашу, налила в нее воды, раздула огонь в каменной пещерке у входа. Потом она резала мясо и коренья, делая все не очень ловко, словно малознакомую работу. Ор удивился, что дым не расходится по комнате, а убегает через дыру в стене – еще одно колдовство!

Еду в ярко разрисованной миске женщина поставила на ларь в глубине комнаты. Мясо и жидкость имели острый привкус – странный, но не злой. Для малыша Ор откусывал кусочки, немного пережевывал и совал ему в рот. Тот совсем освоился с пришельцем и вскоре заснул у него на коленях. Женщина робко гладила черные волосы малыша и ободранные веслом руки гия.

Вдруг издалека раздались гулкие удары по щитам и крики вождей, сзывающих разбредшихся по Умизану воинов. Ор вскочил, подхватил копье и топорик. У двери, оглянувшись, он встретил умоляющий взгляд женщины. Тогда гий снял с плеча аркан, разложил его перед входом, что на языке охоты значило: «Добыча имеет хозяина» - и побежал на кожаные голоса щитов.

Ор вышел на забитую воинами площадь и остановился, разглядывая высокое ступенчатое здание с острой крышей, украшенной бронзовыми цветами, в которых плясали отсветы костров. Подошедший Чаз объяснил Ору, что это жилище атлантских духов звездного неба и что Севз велел поставить свой шатер напротив храма. На освещенном кострами возвышении перед входом в здание сидели Севз и атлантка в желтом. Ее лицо было словно выточено из согретого солнцем красноватого камня, на выпуклых, чуть приоткрытых губах играла дерзкая презрительная улыбка. Севз с гордостью оглядывал войско и что-то говорил женщине.

Воинов, несмотря на жертвы Стикса и бои в городе, стало больше. Бывших умизанских рабов выдавала одежда из волокон или грубой шерсти. Одних гиев прибавилось более сотни. Среди рабов были и женщины, которым соплеменники наперебой оказывали знаки уважения. А те, смакуя забытые обычаи, гордо сидели на мягких шкурах, приглядывая избранников, которых назовут своими охотниками.

Когда подбежали последние из гиев, Гонд сказал, что завтра большинство воинов пойдет по верхней тропе к перевалу Ван навстречу остальному войску, чтобы окружить отряд врагов, посланный туда по ложной вести из Керба. Побив их, все придут в Умизан, где будет празднество, потому что Севза берет мужем вон та колдунья по имени Майя, которую Молниеносный отыскал в доме духов Звездного неба.

Видно было, что Гонду, Чазу и другим старым воинам не нравится эта свадебная затея. Но большинство весело приплясывало, предвкушая развлечение. Гонд сказал еще – Севз дает отдых гребцам плотов. Пусть они ходят по городу и выбирают добычу, но не убивают узкоглазых. Так обещал Севз звездной колдунье. А потом, подозвав Ора, вождь хорошо ударил его в грудь и еще раз, потому что придуманные молодым хитрецом привязи спасли не один плот. После такой похвалы матерые воины с уважением смотрели на Ора, а гийские рабыни готовились спорить за такого охотника. Но глупые ноги Ора понесли его к дому, перед которым он положил аркан.

В хранилище с разбитой дверью Ор взял связку сушеного мяса и копченый окорок незнакомого зверя – стыдно возвращаться на стоянку без добычи. Аркан лежал нетронутым. Атлантка сидела возле кожаной лодочки с высокими краями, в которой спал мальчик. Увидев Ора, она обрадовалась и поднесла ему чашу красного напитка – веселого, шутливо покалывающего язык. Потом атлантка опустилась на ложе и поманила Ора.

Юноша давно мечтал о том, как женщина позовет его быть отцом. Но он думал о Зод и других длинноногих, сильных гиянках с волосами как осенний ковыль и глазами цвета льдинок, в которых играет солнце. А позвала его женщина враждебного племени – маленькая, темнолицая и беспомощная. Но по гийским обычаям отказаться – великая обида женщине и всем матерям семьи. Они побьют наглеца и будут гнать от себя, пока он не выпросит прощения у оскорбленной. И Ор наклонился к узкоглазой. Сначала она оставалась чужой, и в глазах ее подрагивал испуг, но потом маленькие руки обняли гия, и в груди его загорелся сильный, добрый огонь, словно залетевший из того неведомого края, куда наугад, блуждая во тьме, бредут заскорузлые от незнания, страха и жестокости, но уже человеческие, души охотников каменного века.

Когда Ор проснулся, женщина подала ему кувшин, такой тонкий, что он не мог быть сделан руками человека. Там было молоко, похожее на оленье, и они выпили его, поочередно поднося кувшин к губам. Коверкая атлантские слова, гий сказал:

- Дай твой имя. Возьми мой имя – Ор.

- Тейя, - ответила женщина, приложив руку к груди. Убрав кувшин, она положила на колени маленький бубен и, ударяя по нему, тихонько запела. Незнакомые слова казались Ору почти понятными, вызывая в памяти то веселый ручей, то тоскующий ветер над снежной тундрой. Может быть, и гийские слова будут понятнее темнолицей, прозвучав в песне? Он спел ей «Олененка, потерявшего мать» и «Вот желтые цветы с вкусными корешками». Женщина чутко слушала, поглаживая пальцами губы.

Мальчуган сидел в своей лодочке, играя крашеными орехами. Словно и не было страшной реки, языков пожара, изорванных смертью тел.

Между гребцами разных племен, одолевшими Стикс, возникло полуосознанное чувство братства. Встречаясь, они не отворачивались, как прежде, а неловко приветствовали друг друга. Ор видел, как синегубый негр и курносый бореец стояли, смущенно смеясь и не зная – потереться щеками по-борейски или хлопать друг друга по ляжкам, как делают котты.

А когда однажды Ор с Чазом шли мимо стоянки сварливых пеласгов, те с гамом окружили их и повели к себе. Гостей с почетом усадили у костра, и трое спасенных ими воинов из рук кормили их жареной рыбой.

- Наверное, мы с тобой не настоящие гии, - вздохнул Чаз, когда они, шатаясь от сытости, продолжили путь.

Ор, вздохнув, согласился с ним.

Он сильно привязался к Тейе и ее сыну, учил атлантские слова, не переставая удивляться жизни узкоглазых. В загоне за домом жили две длинношерстные козы, не похожие на диких. Тейя доила их и кормила сухой травой. По дому бегал колючий зверек, неизвестный гиям, и требовал молока.

Многое было непонятно, но Ор решил не ломать голову. Все равно скоро в путь.

Испуская победные крики, вернулось войско с верхней тропы. Впереди ехали Севз и Гехра. Борейская мать кидала косые взгляды на мужа, а тот торопил коня к храму.

Севз, сойдя с коня, поднялся по ступеням храма. Гехра, красная от злости, шла следом. Навстречу победителю вышла жрица. Севз, раздвинув руки, подтолкнул женщин друг к другу. На миг соприкоснувшись, они тут же отшатнулись. Севз захохотал.

С утра началось празднество. Старейшины отмеряли каждому по три горсти некты. Гии плясали танец токующей куропатки, либы изображали львиные прыжки, котты покатывались со смеху, глядя, как двое нагих, натертых жиром силачей норовят свалить друг друга.

Отдельно сидели атланты. Ор не увидел среди них Тейи. Она появилась неожиданно – в оранжевой одежде, с поющим луком в руке. Старик поднес ей чашу, и Тейя запела. Казалось невозможным, что в хрупком теле живет такой крылатый голос. Песня была тревожной, как души людей, несущих жизнь на кончике копья.

После Тейи на площадку вышел неуклюжий, заросший рыжими кудрями Арфай, влюбленный в Севза и поклоняющийся земле бродячий певец из дальнего эгейского рода. Ор пару раз уже слышал на привалах его странные, возвышенные песни. Вождей Арфай называл богами, их имена произносил на свой лад и был убежден, что раз они породнились, то, значит, все стали потомками Подпирающего и знаменитой бореянки. Певец ударил в маленький бубен и начал широким раскатистым голосом повествовать о том, как Рея родила Хроану (он пел «Крону») светлых детей:

Арфай бросил бубен, вцепился руками в волосы и горестно закачался. Потом, обратив лицо вверх, снова затараторил, отбивая такт:

По сути дела, только гии улавливали смысл песни, но из уважения к вдохновленному духами певцу воины и гости прислушивались к его голосу. Ор видел, как Гезд, наклонившись к Гехре, тихо переводит ей слова Арфая. Гехра в ответ то смеялась, то хмурилась. Но вот началось самое главное. Арфай, протянув бубен к Севзу и патетически потрясая им, начал запев следующей части:

- Майя, Атлантова дочерь, взошла на священное ложе к Зевсу… - зарокотал он и осекся, потому что Гехра проворно вскочила и заткнула ему рот недоеденным куском конины.

Получив эту щедрую награду богини, Арфай с подарком в зубах поспешно скрылся. Воины дружным смехом одобрили шутку Гехры, и на площадке вновь начались танцы.

В кругу вождей не было большого веселья. Один Айд не замечал разлада. Разгрызая кости, он клал мозг в тонкие губы Даметры. Жрица яптов с достоинством принимала знаки внимания. Лишь в самой глубине ее зеленых глаз поблескивала теплота.

Остальные вожди хмурились. Кое-как привыкнув к замкнутому, словно сонному Бронту, не замечая Акеана, они сейчас ежились под взглядами атлантской колдуньи. Она сидела, почти не касаясь еды, чуть заметно морщась от ломаной речи вождей, запаха полусырого мяса, громкого хохота Севза. А тот веселился от души, восхищенный собой и своими победами, предвкушая обладание женщиной, манящей, как яркий цветок на колючем стебле.

Выпив чашу и оторвав зубами добрый кусок горячего жира, Гехра дернула мужа за рукав, продолжая прерванный спор:

- А я вновь говорю тебе, охотник Матери бореев (Севз заметно скривился), что не пристало мне делить с другой одного мужчину! Если ты захотел сильной семьи, пусть и я выберу славного борейца, чтобы нас было четверо.

- Лучше я прыгну в Стикс! – сказала Майя. – С меня хватит бореянки, после которой мужчина пахнет, как загнанная лошадь.

Гехра потянулась к ножу. В глазах Севза заплескался гнев, но, стиснув кулаки, вождь загнал его внутрь. Когда же кончится эта игра в братьев и сестер и он сможет во весь свой божественный голос показать каждому его место! С вкрадчивой улыбкой Севз обратился к первой жене:

- Мать бореев! Пристало ли богу, мечущему молнии, жить по обычаям людей? Ты стала моей женой, ибо ты – дочь Великой Кобылицы – высшего божества бореев. Эта атлантка – ровня нам. Ведь она рождена Звездным Небом. Место ли простому охотнику в такой семье?

Слушайте все! – Севз лукаво ухмыльнулся. – Вот я говорю: едва лишь моя жена Гехра найдет подходящего бога, как он сразу сядет четвертым у нашего огня, и наши дети будут мощны и непобедимы!

Получилось убедительно. Даже Зиланок согласно опустил седеющий клин бороды. Мать бореев, не имея на примете холостых богов, приуныла. Все дело испортила Гезд.

- Трудно будет сестре моей искать второго мужа, - вздохнула она.

Севз сочувственно закивал: конечно, небожители не каждый день сходят на землю.

- Ведь не просто, - продолжала Гезд, - найти второго бога столь же непривередливого, который польстится на такую мелкую и тощую богиню. – Взгляд Гезд пренебрежительно скользнул по Майе.

Нехитрый гийский юмор повалил вождей с их сидений. Айд ухал, колотя кулаками по гулкой груди, Даметра качалась, спрятав лицо в ладони, беззвучно трясся Зиланок, хрипло взлаивал Самадр. Строгая Хамма всхлипывала, утирая выжатые смехом слезы. Посдеон взглядывал на наивно удивленное лицо гиянки и снова запрокидывал голову. Сама Гехра смеялась заливисто, как озорной жеребенок.

Багровый Севз гнул и обламывал края у толстой бронзовой чаши. От каждой вспышки смеха к горлу Громовержца подкатывало бешенство. Одним ловким уколом Жрица неба могла бы толкнуть могучего Быка на полную ссору с вождями. Но, видно, это не входило в ее замыслы.

- Полно! – сказала она, вставая. – Одному милее маленький кусок бронзы, другому – большой ком навоза. Пора. Пойдем на ложе.

Севз шагнул за ней. Вожди посторонились, пропуская его.

Ф-фу! Вот теперь можно спокойно попировать! Гехра, хватив еще некты, придвинулась к Гезд, и вскоре Матери двух племен, разделенных и связанных многими веками вражды, сердечно беседовали, кивая отяжелевшими от сытости и хмельного питья головами. Перед их глазами зеленела тундра, стада и табуны брели по сытным пастбищам, капала кровь с богатой охотничьей добычи. И не было никаких узкоглазых с их нелюдскими обычаями и словами, петляющими, как лисий след.

Сытое и усталое празднество шло к концу. Ор стоял у догорающего костра, не зная, остаться с соплеменниками или идти к Тейе. Севз помиловал горожан, и ей уже не нужен защитник. Сегодня атланты так восхищались ее песней… Зачем ей теперь воин-дикарь? Так он думал, уже шагая по знакомой деревянной лощине-улице.

Верный аркан лежал перед дверью, но в доме было темно и тихо. Значит, Тейя не ждет его. Может быть, ушла к соплеменникам, чтобы избежать встречи? Он нагнулся смотать ремень. В этот миг легкие пальцы, как в первый день, схватили его за куртку и потянули в дом.

- Я думала – ушел! – сказала женщина, пряча голову на его груди.

- Три дня! – Ор поднял пальцы. – Потом путь…

Они замолчали. У них было еще очень мало общих слов.

Севзу сказали, что четверо путников: атлант, япт и два ибра, пришли к нему с важной вестью. Когда посланцев ввели к вождям, япт радостно кинулся к Даметре, хваля духов, спасших Мать племени. А та засыпала вопросами плечистого атланта со смеющимися глазами:

- Ты брат Приносящего свет? Он жив? На свободе? – посол успевал лишь кивать в ответ.

- Какой еще Приносящий свет? – вмешался Севз.

- Я же рассказывала! – сияя, обернулась Даметра. – Это узкоглазый, который пришел в наше племя учить людей навыкам и тайнам атлантов.

- Зачем одному племени навыки другого? – нахмурился Севз. – Тайны атлантов – их тайны.

- Все хотят жить сытно и в тепле, - возразила жрица.

- Тепло разнеживает, а сытость покрывает тело жиром.

- Ты съедаешь за раз пол-оленя, - недобро усмехнулась Гезд, - и спишь под шкурами трех медведей, наш старший брат. А других оберегаешь от сытости и тепла. Лучше убери с наших земель свою красномордую родню, а потом мы и сами не собьемся с тропы.

Все рассмеялись. Вождей последнее время раздражала непомерная хвастливость Севза, его рассуждения о том, как он распорядится судьбами мира, став его повелителем. От слов Гезд он потемнел как туча:

- Не будем обгонять дни! С чем ты пришел? – обернулся он к Зогду.

- Я принес слова Промеата, мудрого Учителя…

- Нам сейчас нужны не слова, а воины с острыми копьями, - сказала Гехра, разодетая в яркие атлантские ткани. Наивная бореянка надеялась этим способом превзойти соперницу.

- Все же выслушайте. Бывает, что слово дороже сотни воинов.

- Ого! – усмехнулся Севз. – Ну, скажи нам такие слова.

Зогд заговорил о равенстве людей всех племен, о несправедливости правителей Атлантиды, которые, используя тайны земледелия, мореплавания, изготовления бронзы, превратили в своих слуг куда более многочисленные народы Окруженного моря. Нужно отдать знания атлантов всем, тогда исчезнет вражда, прекратятся войны, и наступит время братства и изобилия. Так учит Промеат.

- Севз, ты идешь той же тропой, что и Учитель, - заключил Зогд. – Соединим же с твоей силой наше стремление к братству и наши знания, и тогда поколения потомков прославят победу добра.

Вожди согласно кивнули.

- Но ты встречал лишь малые отряды и слабые крепости, - возразил Зогд, - а сила Атлантиды велика. Тайну жидкого огня, науку кораблевождения, навыки постройки крепостей и еще многое предлагает тебе Учитель.

- Чего же он хочет, - Севз все больше злился, - за столь щедрую помощь?

- Чтобы, овладев Атлантидой, ты отменил рабство и вернул всем племенам их детей. Чтобы тайны бронзы, земледелия, приручения животных были отданы всем. Чтобы ты поклялся не порабощать другие племена, а помогать им.

- Хватит! – Севз вскочил с сиденья. – Запомни и передай своему поучателю: да, я верну людей племенам, которые в союзе со мной. А с чего это я распущу всех рабов? Гии Матери Гезд – друзья мне. Но с чего бы я стал помогать гиесам, враждебным ей? Или тем коттам, которые не признают сильнорукого Айда! Или вашим ибрам, которые засели в щелях и думают – никто к ним не дотянется?! «Все люди братья», - поете вы со своим учителем. Спроси Мать либов: братья ей акорцы, что разоряют восток либийской земли?

- У-у, как мы посчитаемся с ними, когда побьем узкоглазых! – мечтательно сказала Хамма.

- Слышал, посол? Так вот, знай: прогнав отца, я с верными союзниками расширю владения на Восход и покорю земли на Закате, откуда приплыли мои предки. И Мохнатые у Ледяной Стены будут ловить для меня песцов. Иди и передай это Промеату… Или останься ненадолго. Тогда ты расскажешь ему, как я взял Анжиер и переломил хребет моему жирному братцу Тифону, который небось уже плывет спасать наследство.