Войско шло, не встречая сопротивления. Вдоль правого берега Стикса, по полого спускавшейся долине, поросшей вереском и чахлыми кустами можжевельника, шла ровная, мощенная камнем дорога. Здесь Ор впервые увидел участки разрыхленной земли, покрытые ровными рядами растений – видимо, съедобных. Он не понял объяснений Чаза: то ли косоглазые сами их делают, то ли колдовством вызывают из земли. Кое-где стояли брошенные селения.

Изредка Ор привычно совал руку за пазуху, чтобы подержаться за амулет, но уже не прежний. Когда он смотал аркан и подошел к Тейе сказать «Ешь досыта», ему стало жаль атлантку – такая она была маленькая, тонкая и грустная. И тогда он отдал ей амулет Паланта, чтобы приносил удачу ей и детенышу, хранил от опасностей, как хранил его со дня первого боя у Оленьей речки. Тейя заплакала и засмеялась и дала ему маленького бронзового зверя на шнурке. Это был барс с темными пятнами на шкуре и глазами из желтых камешков. Ор одел шнурок на шею, подкинул к потолку малыша и сел на застоявшегося Плясуна, приведенного по верхней тропе.

Майя и Акеан ехали верхом поодаль от Севза. Тот давно махнул рукой на воинские доблести высокородного и рассчитывал лишь на его влияние среди атлантской знати.

- В большой игре, - говорила Майя, - можно нанизать целый пояс бронзы или остаться без единого кольца. Ты любишь игру в камни?

- Как ты догадалась, Близкая к небу?

- Знатные тоже хотят сразиться, но без опасности для жизни. Все же, доведись мне играть против тебя, я, наверно, без труда взяла бы все твои камешки. Но мы можем сесть рядом…

- А кто сядет напротив?

- Это покажет игра. Ведь иной раз стоит отдать одному игроку камень, чтобы взять у другого три.

- А потом вернуть ему потерю и отобрать у первого целых шесть?

- Именно! Помогай тому, с кем удача, но не прогляди, когда она покинет его. Ну, играем вместе?..

Через пять дней войско достигло края плоскогорья. Перед Ором открылся головокружительный, изрезанный ущельями склон, уходящий в туманную глубину. Не в Нижнюю ли землю вела эта тропа? Внизу угадывалась зеленая равнина, над которой словно нависала темно-синяя стена. Справа ревел водопад, первый из грандиозного каскада, по которому Стикс рвался туда. Бронт показал воинам Анжиер. Отсюда он казался небольшим острым пятном, занявшим угол между сверкающим изгибом Стикса и океанским берегом.

Дорога, петляя по склонам, круто пошла вниз. К концу следующего дня воины подошли к городу. За домиками предместья поднимались высокие темные стены с сужающимися кверху башнями. Таких крепостей еще не встречалось восставшим. Казавшийся грозным Керб был бы по колено Анжиеру. Город был готов к осаде: жители предместий укрылись за стенами, ныряющий под башню канал закрыт решеткой. Время быстрых побед кончалось для Молниеносного.

Но Севз был настроен спокойно и решительно: расставил отряды, послал конных поджечь предместье, треть войска направил к пресноводному каналу.

- Будем засыпать эту вырытую людьми реку, - разъяснил Ору Чаз.

Вновь Ор подивился могуществу атлантов. День за днем воины по указаниям Бронта кидали в канал землю, но течение уносило почти все, что они сыпали. Воины ворчали – копать землю дело кабана, а не человека. Потом появился широкоплечий приветливый Зогд и предложил срыть в одном месте часть берега. В тот же день вода канала хлынула в брешь и широким потоком устремилась к Стиксу. В старом русле остался жалкий ручей, который без труда перегородили земляной плотиной.

Севз с вождями пришел на место работ.

- Как видишь, - мои знания пригодились тебе, - сказал Зогд.

Я не просил твоей помощи, - нахмурился Севз.

- Я помог тебе, и буду помогать впредь, потому что пока наши тропы совпадают, и я хочу, чтобы ты оценил пользу от союза с Промеатом.

- А что ты еще можешь сделать?

- Дай мне воинов, и я восстановлю мост через Стикс на дороге, ведущей к яптам и гиям.

- На случай бегства? – возмутился Севз. – Запомни, если мне понадобится мост, его построят пленные атланты после взятия Анжиера. Я не собираюсь отступать!

Но тут в разговор вмешалась Даметра.

- Сколько тебе нужно помощников, брат Приносящего? Япты все сделают для тебя.

- Пять-шесть рук.

- Только-то, - процедил сквозь зубы Севз, заметив, что решение может быть принято помимо его воли.

Можешь начинать хоть сейчас.

Севз надеялся, что без канала город сразу покорится, но, наверное, там были большие запасы воды. Потянулись унылые дни. Воинам быстро надоело перебрасываться стрелами и руганью с дозорами врага за высокими зубцами стен.

Через пол-луны с начала осады произошла первая встреча с отборными, тяжело вооруженными силами атлантов. Оказалось – это совсем не то, что охотники за рабами или оплывшие гарнизонные стражи.

Кормчий Италд, по неверной вести из Керба, отбыл ловить бунтовщика в коттской земле, с тремя челнами лучников и ладьей бронзовогрудых копьеносцев. Получив новый приказ, он повернул к Анжиеру.

Вблизи города на них налетели истосковавшиеся по битве борейцы, затем подоспели котты, гии. Поднятая копытами соленая пыль временами совсем заволакивала сражающихся, и тогда издали казалось, строй атлантов сломан и растоптан волной всадников. Но пыль оседала, и из нее появлялись, поблескивая остриями, словно заговоренные ряды. Италд, поставив лучников в середину, окружил их бронированными воинами со щитами из носорожьей кожи и не торопясь шел к городу. После каждого налета диких на пути атлантов оставались распоротые копьями лошади и олени, насквозь пробитые стрелами люди. После четвертого налета помятого Айда вытащили из-под убитой лошади. Он тряс обломком копья, хрипя проклятья на бронзовые головы и груди врагов. У ворот Италд остановил воинов и, подняв утыканный стрелами щит, помочился на землю перед полукольцом врагов.

Севз со смесью злости и восхищения следил за боем с холма.

- Пусть! – сказал он, когда массивная створка ворот поднялась. – Их стало больше? Тем скорее мы уморим их жаждой.

Бронт с сомнением покачал головой, показав глазами на закат, где за серыми волнами лежала Срединная Земля…

И тут удача еще раз повернулась к Севзу своим прекрасным лицом. Ночью в лагерь пришел пеласг. С тела его стекала вода, глаза были мутны, словно вволю насмотрелись в лицо смерти. После первых же слов раба его спешно увели в шатер Севза.

Лагерь спал. Луна, полная и розовая, как лицо бореянки, мягко светила на затоптанные поля, бурые бока холмов. Редкое полукольцо всадников маячило поодаль от стен крепости. За спинами дозорных кривились шалаши, навесы, землянки разных племен. Странный вид был у этих жилищ. Обглоданные Стиксом бревна уживались с резными дверями домов, драные шкуры с вышитыми занавесями.

На холме над жилищами возвышался шатер Севза. Рядом стоял шатер поменьше из синей ткани, вышитой звездами, - жилище Майи. Когда в большом шатре утих шум, вызванный появлением пеласга, из малого скользнула фигура и прокралась к ближайшей кучке шалашей.

Три раза крикнула маленькая земляная жаба. На ее зов из шалаша выбрался мужчина. Укрывшись в тени куста шиповника, двое шептались, замирая, когда под каким-нибудь навесом вскрикивал во сне воин.

- Настало время повернуть игру, - шепнула женщина.

- А что, ты вынула хороший камень?

- К Незаконнорожденному пришел раб из Анжиера. Прыгнул со стены в Стикс и выплыл против течения… Нет, это ветер шелестит вереском. Слушай дальше: рабы в городе готовят бунт. Завтра ночью они зажгут пожары и обрежут ремни на Северных воротах.

- О-о, какой камень для Севза!

- Богатый, но последний! Да перестань ты умирать от каждого шороха!

- Меня могут хватиться.

- Кому ты нужен! Я рискую больше, если Быку вздумается зайти ко мне – почесать язык или размять бедра…

- Но ты уверена, что его удачи кончаются?

- Диким надоело шататься по чужим землям. Еще луна, и они передерутся между собой, а потом разбегутся по вонючим стоянкам. Севз дерзок и хитер, но он невежда и окружен невеждами. Если бы он еще принял союз того беглого знатока… Но решено: извещаем Анжиер!

- Пусть будет по-твоему. Но как передать весть?

- Ты сейчас пойдешь с ней в крепость. Каким путем? Тем же, что и этот пеласг. Но тебе будет легче плыть по течению, а не против. Под башней уцепишься за стену и окликнешь дозорных.

- Думаешь, я безумный?!

- А ты думал – доля в игре это только доля в выигрыше? Я двинула камешек, теперь твоя очередь. Вот мех от некты – надуешь, чтобы легче плыть.

- Нет, Близкая к небу! Мертвому ни к чему выигрыши.

- Я знала, что ты дрянной игрок. Но ты еще не понял, как играю я. Откажешься – я закричу, что ты выманил меня из шатра и посягал на жену вождя. Бык раздавит тебя, не дав сказать ни слова.

- У тебя хватит жестокости?

- Жалостливым нечего браться за камешки. Бери мех и помни – я устрою так, что голову Севза подаришь Наследнику ты.

Ободрившийся Севз тщательно готовил штурм крепости. Лучшие всадники укрылись в засаде под береговым склоном у Северных ворот. Воины с арканами, длинными шестами ждали у других частей стены, когда дозорных отвлекут пожары и бой у Северного входа.

Ночь кончалась, а в городе не было никаких признаков мятежа. Лишь когда небо над океаном стало розоветь, на стене у Северных ворот показались люди, тащившие что-то тяжелое. Всадники замерли, ожидая, что створка с грохотом отвалится. Вместо этого передние раскачали свой груз и кинули в Стикс. Сзади им передали новую ношу, и она полетела в реку. Гонд тихо свистнул. В ответ раздались хохот и ругательства.

Когда совсем рассвело, стало видно, что со стены летят трупы рабов. Река подхватывала их и долго качала в слабеющем течении на пути к океану. Кто-то предупредил атлантов о бунте, и они устроили избиение городских рабов – настолько умелое, что из-за стен не донеслось ни стона. Обнаружилось исчезновение Акеана. Как он исхитрился подслушать разговор с пеласгом?!

А предсказания Майи начали сбываться быстрее, чем она ожидала. Томясь на приморской равнине, без охоты и добрых пастбищ, воины падали духом. Слабело едва возникшее хрупкое чувство общности. Лучшие из захваченных припасов были съедены или беззаботно испорчены; люди с проклятьями жевали твердые зерна или давились гнусной пылью, из которой не умели приготовить съедобных блюд.

Борейские роды вздорили между собой. Оолы в ссоре убили либа, и совет вождей долго спорил о мере возмездия. Решили, что брат убитого метнет копье в каждого их троих обидчиков. Двоих он убил…

Гии из кочевья, отдаленного от рода Гезд, собрались домой. Севз хотел для примера переколоть их, но Мать сказала, что такого не было и не будет. Род сам решает, куда ему кочевать. Всадники на оленях двинулись по Умизанской тропе. Чего было больше в провожающих их взглядах – презрения или зависти?

Бронт советовал отойти к Умизану, принять союз Промеата и готовиться к долгой войне. Но Громовержец все еще ждал чуда: буря размечет Тифоновы корабли или Мор поразит Анжиер… Зогд с грустью наблюдал, как гаснет пыл восстания.

Отстояв в дозоре, Строп сошел со стены и тяжело сел в тени каменной арки. Мысль, как слепая лошадь, все ходила вокруг того, что хочется пить – полкувшина в день – это не дело! – и что завтра сражение. Тифон прислал с птицей весть, что высадится южнее крепости и подойдет по коттской дороге, отрезая бунтарям путь к бегству. Воинам Анжиера надлежало выйти из крепости после полудня, чтобы отвлечь внимание диких. Строп выпросил разрешение вести в бой отряд Восточных ворот. Если он хорошо сделает дело, в победных торжествах может забыться подозрение в измене, которое тяготеет над ним…

- Привет собрату по ладье!

Строп поднял голову, увидел неслышно подошедшего Акеана, буркнул в ответ что-то неразборчивое.

- Я давно хотел побеседовать с тобой, - продолжал Акеан, не смущаясь холодной встречей, - но Держащий меч не отпускал меня ни на шаг. Ведь никто лучше не мог рассказать ему о самозванце, его повадках и хитрости.

- Да уж! – хмыкнул Строп. – У тебя было время их изучить!

- А иначе бы мне не удалось украсть у него тайну анжиерских рабов. Разве не достоин этот подвиг большой награды?

- Еще бы! – сказал Строп с горечью. – Того, кто, облизывая сапоги врагу, вымолил себе жизнь, осыпают похвалами, а сохранившему верность грозят вынуть печенку…

- Ну, не будем пререкаться, Строп. Мы с тобой можем и принести друг другу вред и оказать помощь. Вот ты сказал, что я… унижался перед самозванцем. Это была необходимая хитрость, но не все поймут ее как надо. Или бой у этой проклятой речки: ты же видел, что меч мой сломался от страшного удара, который я нанес.

- Я видел, как ты кинул меч и протянул руки навстречу ремню.

- Зря ты не хочешь понять: для тебя лучше, чтобы мой меч сломался, а Севз почтительно звал меня в соратники.

- Почтительно?! – Строп не удержался от смеха.

- Значит, упорствуешь! – сказал Акеан, желтея от злости. – А я ведь тоже сумею рассказать кое-что.

Например, как ты дал отсрочку той гийской колдунье, чтобы погубить Аргола. А потом обещал самозванцу лишить Керб и Умизан бдительности…

С каким бы наслаждением Строп придушил двойного перебежчика! Но перед глазами поплыли пытки, тюремная яма, клювы коршунов – и стойкость покинула стареющего волка. Акеан, щурясь, смотрел, как гнев и страх борются за душу воина.

- Ну, - сказал он, - мы поняли друг друга?

Строп опустил голову.

В полдень, когда дозорные на холмах маялись от жары и скуки, за крепостной стеной раздался звон оружия. Щит Южной башни плавно лег на край рва, и по нему двинулись ряды бронированных воинов. По бокам колонны ехали два челна конных, пуская зайчики длинными копьями. Позади качались два мамонта с лучниками на боевых площадках. Бивни огромных зверей были отпилены до половины и кончались бронзовыми остриями; в хоботе у каждого было нечто вроде вязанки из копий с торчащими в стороны остриями.

Когда в шатер Севза вбежали с вестью, там была Майя. В последние дни она стала ласковее с мужем: не насмехалась над его грубыми повадками, а, слушая замыслы о будущем величии, порой отворачивалась, чтобы скрыть вздох.

При словах гонца Севз вскочил и потянулся за доспехами. Один за другим входили вожди. Затягивая панцирь, опоясываясь мечом, он спрашивал, отдавал распоряжения, обдумывал бой. Майя невольно любовалась мужем. Он не бахвалился, но и не трепетал перед решающей схваткой.

О, будь у Быка чуть больше шансов, она решилась бы на другую игру. И как бы она украсила мощь его власти своей красотой, острым умом, рысьим чутьем на все необычное, способное одолеть бездну забвения… Но нет, удача оставила могучего Быка, и волки лижут его следы. Пора отыгрывать самый ценный камень!

- Останься, - сказала она Севзу, - пусть начнут без тебя. Я сегодня еще не насытилась твоей мощью, о Бык Быков!

- Нет, - сказал Севз, натягивая тетиву.

- Ну, выпей чашу перед боем. Последняя некта из запасов храма.

- Женщина, ты не знаешь битвы! – усмехнулся Севз. – Она пьянит сильнее любой некты. А от питья лишь слабеют удары.

- Впервые ты не делаешь то, о чем я прошу…

- А ты думала – буду клевать все, что насыплешь? Что? Плащ с молниями? Не надо – в бою длинная одежда только мешает.

Севз велел пеласгам и оолам медленно отступать, заманивая врагов подальше от ворот. Потом гии и котты должны ударить слева, а борейцы сзади. Либы и япты, оставив заслоны у Северных ворот, подтягивались к месту схватки.

Подбадривая себя криками, сутулые рыбари оолы то подбегали к искрящимся бронзой рядам, швыряя камни и метательные дубинки, то врассыпную кидались назад. Более искушенные в войне пеласги соблюдали нечто вроде строя: когда один ряд с гарпунами бежал на врагов, другой, натянув луки, готовился встретить ответный удар.

Атланты молча медленно развертывались из колонны в упругий, изогнутый в виде лука строй. Посередине, позади воинов покачивались мамонты, у концов выставили острия конные отряды. Передний край щитами встречал удары, а из-за него лучники метко пускали стрелы. Севз махнул мечом. Котты и гии с ревом бросились на левую сторону лука. Ряды стойко встретили удар, но волны всадников на лошадях и оленях снова и снова бились о бронзовую стену, и она начала медленно прогибаться.

Копье Ора отскакивало от металла. Лишь раз удалось ткнуть острием в незащищенную руку. Раненый, перехватив левой рукой копье, отступил в задний ряд, а навстречу Ору вы сунулось граненое острие, и лишь скачок Плясуна спас его от большой раны. Фигурка барса пока что помогала не хуже Палантова амулета!

Гии распаляли себя для новой схватки, когда вождь атлантов – кряжистый, с квадратным лицом, в куртке с красным поясом уже в двух местах разодранной копьями, махнул людям на мамонтах. Середина строя раздвинулась, и две поросшие красным мхом скалы выступили вперед. Вломившись в ряды атакующих, они закружились, давя людей и размахивая вязанками из копий. Иногда пронзенное насквозь тело повисало на остриях. Тогда умный зверь поднимал оружие вверх и легонько стряхивал на землю изувеченную жертву.

Повстанцы в ужасе отхлынули. Летящие в мамонтов стрелы застревали в красной шерсти. Концы атлантского строя стали медленно выпрямляться. Конные отряды теснили дикарей под удары мамонтов.

Тогда в пространство, усеянное раздавленными телами, вынесся Айд. Натягивая свой страшный лук, он помчался сбоку на ближнего мамонта. Зверь замахнулся, но котт внезапно повернул коня. В тот же миг мамонт затряс головой и бросил оружие; в глазу его торчала впившаяся почти до перьев стрела. Он попробовал вытащить ее хоботом. Видимо, это вызвало страшную боль. Пронзительно трубя, гигант вздыбился на задние ноги и рухнул на землю, придавив нескольких атлантов.

Котты и гии с торжествующим воплем вновь кинулись вперед. Второй мамонт стал пятиться. На него помчался Самадр. Но вождю оолов не хватило быстроты и умения править конем - связка копий настигла его и кинула под ноги мамонту. Упрямец и тугодум Самадр остался верен себе: сбитый наземь, проткнутый несколькими остриями, он все же натянул и спустил тетиву. Стрела попала в хобот. Раздавив оола, мамонт отступил за копьеносцев. Оказавшись в безопасности, он положил смертоносную связку на спину и протянул хобот погонщику, который стал осторожно вытаскивать стрелу.

Справа над шумом битвы взлетел голос Севза, подхваченный гиканьем борейцев. Они пытались отсечь атлантов от ворот. Гонд махнул украшенным перьями копьем, и лавина гиев с новой злобой вклинилась в центр атлантского строя. Ора подхватил азарт решающей схватки. Отбив удар, он ударил сам и, оставив копье в бедре врага, выхватил топорик. Подоспевшие либы и япты протискивались между всадниками. Голос Севза раскатывался над сражением.

И тут за спинами бойцов, пронзая гул боя, раздался другой голос. Коверкая яптские, коттские, гийские слова, кто-то кричал:

- Оглянитесь назад! Спасайтесь! Враг со спины!!

До увлеченного Ора не доходил смысл криков, пока он вдруг не почувствовал, что за ним вместо рвущихся к горлу врага людей – пустота. Тогда, прячась за ветвистые рога, он повернул оленя. Удар секиры разрубил один рог, но Плясун уже рванулся вбок, унося седока от пеших врагов. С холмов над дорогой показались словно с неба сошедшие ряды врагов. Впереди бурыми комьями катились медведи. Растерянные повстанцы бежали им навстречу, кидались в стороны, нигде не находя спасения.

Вновь разнесся высокий голос. Ор увидел скачущего через сумятицу посла Промеата. За ним, подхватывая крики, ехали двое с рогатыми прическами и голуболицый япт.

- К реке! На мост! – кричали они, мешая слова разных языков. Масса бегущих повернула к Стиксу. Но туда же спешил свежий отряд атлантов из Западных ворот и спущенные проводниками медведи Тифона.

Первыми приняли конец низкорослые япты. Они не могли быстро бежать, и медведи валили их одного за другим. Отмахиваясь копьями, воины старались дать уйти Матери.

В это время с другой стороны подскакал Айд с сотней черных всадников. Он кинул Даметру поперек лошади впереди себя и, не останавливаясь, помчался навстречу врагам. Схватка была короткой и ужасной. Копья со всех сторон отдирали черные тела от кольца вокруг Айда. Но в ближнем бою с коттами дешевели бронза, воинские навыки, обученные звери. Нагрудники вдавливались в тела, шлемы плющились вместе с черепами, медведи уползали, волоча внутренности… Разметав бронзовые ряды, полсотни негров помчались к березовым холмам коттской земли. На прощанье Айд обернулся и пустил стрелу в кормчего ладьи.

Красноодеждый, хрипя, схватился за горло. Хохот черного гиганта покрыл атлантские проклятия.

Уцелевшие гии и борейцы скакали за Зогдом к мосту через Стикс. Следом бежали остатки пеласгов и оолов. Оставшиеся близ Стикса заслоны либов уже перебегали мост и скрывались среди камней и кустов на правом берегу. Но Хамма не успела добежать до спасительных бревен: стрела пробила ей бедро.

Севз скакал, то и дело оборачиваясь к догорающему бою, все еще ожидая чуда. Большинство бунтарей-атлантов повалилось на колени, протянув руки победителям. Черные копи Гефеса казались им сияющим счастьем. Один Бронт остался с вождями. Гезд и защищающий ее спину Гонд ехали правее. Вдруг Севз повернул коня вправо. Несколько борейцев повернули вслед.

- Куда! – крикнул Бронт. – Там люди Тифона!

Севз не обернулся. Гехра заколебалась, но, увидев, что муж гонит коня к шатру Майи, с проклятьем поскакала к мосту.

Севз мчался, покалывая коня ножом. Он уже видел у входа в шатер завернутую в желтый плащ фигуру жрицы. Но в это время правее холма появились одетые в бронзу воины. Свистнули стрелы. Конь Севза вздыбился и упал, запрокинувшись назад. Видя, что придавленный всадник силится выбраться, лучник пустил вторую стрелу. Она попала в голову, и руки вождя подломились. Из скакавших за ним борейцев несколько упало под стрелами, остальные повернули назад. Одного раненого лошадь, протащив, сбросила почти у ног Майи.

Воины Тифона подбежали к шатрам. Передний ударом топора добил борейца и с изумлением опустил оружие перед жрицей. Повелительным жестом она послала воинов вниз, к мосту. По пути им встретился всадник в накидке главы весла, галопом поднимающийся на холм.

Прорыв Айда немного задержал преследователей, но левое крыло Тифона уже опомнилось и нагоняло выбивающихся из сил беглецов. Зиланока, который не поспевал за молодыми, поддерживали под руки сын и еще один из крючконосых. Впереди – вокруг гиев и борейцев, рвущихся к мосту, - смыкались челюсти отряда Северных ворот и правого Тифонова крыла. Вдруг Зиланок остановился:

- Ко мне, кто не может бежать! – крикнул он. – Дадим уйти молодым и сильным, чтобы жило племя!

Вокруг старого вождя стали сбиваться усталые и раненые. Ковыляющий сзади оол с пробитым бедром что-то крикнул своим и с несколькими земляками присоединился к остающимся.

- Беги! – толкнул Зиланок Посдеона.

Нет, Посдеон не был послушным сыном! Вот и теперь он, упрямо закусив бороду, уже высматривал среди набегающих врагов добычу своему мечу.

- Племени нужен вождь! – Зиланок, схватив сына за грудь, хрипло дышал ему в лицо. – Если ты, крикливый и безмозглый неслух, не выполнишь волю отца… - и на Посдеона рухнул град отборных, просоленным морем проклятий. Посдеон выплюнул бороду, ткнулся лицом в грудь отца и кинулся догонять молодых воинов. А старый вождь жилистой рукой поднял гарпун и крикнул своему истекающему кровью отряду древний клич морских воинов:

- Пускай их ко дну! Ко дну!

Атланты и даже медведи на миг запнулись перед непонятной дерзостью идущей им навстречу горсти окровавленных дикарей…

У моста догорала последняя головешка из костра битвы.

- Обороняйте Мать Матерей! – крикнул Гонд.

Десятка два гиев кинулись за ним, навстречу напирающим врагам. Борейский вождь Уртан присоединился с несколькими бойцами. Остальные пробивали Матерям путь к мосту.

Навстречу Ору бежал узкомордый, почти черный, медведь. Гий направил на него копье, но зверь, нырнув под острие, впился в горло оленя. Плясун повалился, запрокидывая голову; рог его вдавился в грудь Ора. Какое-то время тот еще слышал истошные крики, топот копыт, рев зверей, а потом потерял сознание. Он не видел, как промчались по мосту Гезд и Гехра с защищающими их спины Гондом и Бронтом, как пеласги и оолы в последний момент вырвались из смертельного кольца.

- Сюда! Сюда! – кричал Зогд с тропы, ведущей в кусты на склоне северного отрога. Возле него, опустившись на колени, несколько воинов выпускали последние стрелы во врагов, вбегающих на мост. Когда атлант наклонился над загородившим путь телом Уртана, тот схватил врага за горло и вместе с ним скатился в Стикс. Один из ибров выбежал из-за кустов и швырнул на мост зажженный факел. Настил, который Зогд успел полить горящей водой, запылал, задержав преследователей.

Солнце, словно досмотрев до конца кровавое зрелище, медленно опускалось в океан. Густеющие сумерки укрывали беглецов от погони.

Бросив лошадь, Акеан подбежал к Майе. Она не сразу заметила его.

- Севз был прав, - сказала жрица, словно просыпаясь, - битва опьяняет сильнее некты. Даже если только смотреть на нее.

- Ты обещала мне его голову.

- Не вышло. Он не захотел остаться и не выпил напиток с ядом.

- Но как же моя доля! За такой подвиг я стал бы Кормчим…

- Погоди визжать, - взгляд Майи задумчиво обежал вокруг, - посмотри на этого борейца: как хорошо изувечено его лицо. А волосы и борода совсем как у сына Реи…

- Отрубить ему голову?

- И достань из шатра плащ с молниями.

- А если найдут настоящего?

- Кто станет рыться в трупах, если я признаю голову мужа!

- Не постыдишься признать себя женой самозванца?

- Жрицы, опытные в любви, не одного врага скинули с себя под сапоги титанам. Думаю, моя награда будет не беднее твоей.

- Этот жив! – сказали над Ором по-атлантски. Было темно и тихо. Кто-то отвалил мертвого оленя. Поднявшись, Ор увидел, что это сделал медведь. Светя факелами, атланты сбрасывали трупы в Стикс, искали своих раненых… Проводник медведя, звякнув знакомыми крючьями, загнул Ору руки за спину…

Вытерев меч о хвост мертвой лошади, Строп брел к Восточным воротам. Огни факелов выхватывали из тьмы фигуры воинов, обыскивающих трупы. Строп был подавлен бегством вождей. Все шло так хорошо. И откуда взялся проклятый всадник, который своими воплями всполошил дикарей, уже сунувших головы в петлю? Сам Тифон тоже упустил Айда с Даметрой, но разве властные бывают виноваты!

Проходя мимо пленных, Строп скользнул взглядом по скорчившимся на земле фигурам. В его глазах не было злобы – только усталость и горечь. Сидящий с краю Ор узнал тяжелолицего атланта, приходившего с синеодеждым в становище Куропаток в то бесконечно далекое утро… всего пять лун назад. Но Строп, конечно, не узнал гийского щенка, погубившего ладью Аргола.

У Южной башни в окружении доблестных кормчих, мощных телохранителей, стремительных вестников сидел на бронзовом табурете молодой атлант в белой, расшитой золотом одежде. На нем был шлем из непохожего на бронзу, отливающего синью, металла, украшенный большими вспыхивающими камнями. Неподвижное одутловатое лицо было надменно поднято, тонущие в жире глаза со скукой смотрели мимо подходившего Стропа.

Когда тот уже начал сгибать спину, к башне подскакала лошадь, несущая на спине двоих. Стражи выставили копья, но Акеан осадил коня, помог слезть Майе и положил к ногам Наследника меч с насаженной на него головой.

- Чья? – толкнув ее сапогом, - спросил Тифон.

- Самозванца, вождя бунтовщиков. Вот плащ нечестивого со знаками молний.

- Я подтверждаю, что это голова сына Реи, который брал меня в жены, - сказала Майя, выступая вперед.

Голова брата не заинтересовала Тифона. При взгляде на жрицу он слегка оживился:

- Это ты выведала тайну о бунте в Анжиере?

- А я принес эту весть, нырнув в Стикс! – напомнил Акеан. – И я поразил Севза! Вот и храбрый подкормчий знал его.

Строп взглянул на изуродованную голову и равнодушно кивнул.

- Это ты упустил вождей? – спросил Тифон со спокойствием, равным приговору.

Строп опустил голову, не пытаясь оправдываться.

- Идите, - отослал их Тифон, - каждый получит свое. А ты… - он обернулся к Майе и приостановился, рассматривая ее. – А ты вскоре расскажешь, что узнала полезного для Подпирающего.

- Я исполню все, что пожелает Наследник, - жрица склонилась так, что на миг ее груди открылись глазам Тифона, и тут же выпрямилась – открытое взгляду не заостряет желания. Идя к воротам, она пробормотала: «Младший не стоит клочка из бороды старшего!»

Утром пленных вывели из окруженного кольями загона и, вразумляя плетьми, поставили в несколько рядов перед Южными воротами. Жирный атлант в белой одежде и блестящей синей шапке выехал из ворот на черном коне. Несколько человек подскочили к нему и, сняв с коня, усадили на бронзовое сиденье. Ор стоял рядом с Чазом, которого тоже свалил медведь у моста, когда пробивали путь Огненноволосой.

Одетый в снег, глянув на пленных, что-то сказал склонившемуся бронзовогрудому. Тот побежал к воинам, то показывая семь пальцев, то загибая один из них. Атланты пошли по рядам, вытаскивая каждого седьмого и отводя их на утоптанное место перед воротами. Туда же спешили проводники с медведями на поводу.

- Куда их… - начал Ор. В это время воин поравнялся с ними. Против Ора он загнул шестой палец и дернул за ворот стоящего с ним Чаза.

- Ешь досыта! – крикнул тот, в прощальной улыбке растягивая дырявые щеки.

Ор рванулся за другом, но атлант захохотал и ударил его в грудь, загоняя в ряд. Он не знал, что по-гийски выразил высшую похвалу пленному.

Когда седьмых согнали вместе, вождь в белом очнулся и даже встал, чтобы подойти поближе. Водящие зверей окружили полторы сотни пленных. Все поняв, Ор обхватил голову руками, чтобы не видеть гибели товарищей…

- Войди, - Палант оторвался от кожи, на которой писал тонкой палочкой, макая ее в краску. На вошедшем Стропе не было привычного красного пояса – знака главы челна.

- А я сегодня дважды искал тебя в доме воинов! – вскочил Палант.

- Я уже не воин. Вчера за мной пришли гиены Наследника, сорвали меч, пояс, отвели в подземелье. А утром туда явился вестник и, подвывая от торжественности, объявил, что меня не подвесят для коршунов, а милостиво шлют искупать вину на Канал. Не иначе – руки Акеана!

- Думаешь, за тебя просил этот…

- Ну, не из братских чувств. Просто я много знаю, а перед казнью человек хоть раз в жизни говорит, что хочет.

- Да, слава, склеенная слюнями, может рассыпаться от одного крепкого слова. И эта голова: ты заметил, уж больно она изуродована.

- Хороший удар. Не знаю, чья рука его нанесла, только не Акеанова.

- Рука не Акеанова, может быть, и голова не…

- Э, Палант! Оставим чужие головы – свои целей будут. Лучше скажи-ка: ведь ты бывал на Канале? И сама эта затея пошла из рук твоего… кормчего, что ли?

- Учителя, Строп. У знатоков нет кормчих. Да, старый Ферус сумел убедить Подпирающего, что Канал превзойдет подвиги всех прежних повелителей.

- Вот и расскажи, что ждет меня на вашем Канале: смогу ли я там горбом выслужить помилование или подохну через две луны?

- Рассказать о Канале… - Перед глазами Паланта встала огромная рытвина в земле, медленно ползущая от середины перешейка к двум океанам. Горы выброшенной земли по сторонам. Вереницы согнувшихся под корзинами людей несут землю со дна земной раны. Мамонты тянут на канатах каменные глыбы. Пламя горящей нефти – от него трескаются и падают кусками скалы. Визг бронзовых пил – там, куда не подобраться с огнем. Главы участков с вымазанными глиной листами замеряют, считают, перегоняют людей. Вся мощь и знание Атлантиды отданы Каналу – послушные животные, самая твердая бронза, хитрые приспособления, свитки с чертежами… Но девять десятых работы тяжко легло на плечи сотен тысяч рабов. Строптивые гии и могучие котты, бешеные в ярости борейцы и глубоко таящие злобу либы – роют, долбят, носят проклятую чужую землю, умирают от усталости, от бессмысленности труда; новыми вереницами бредут из восточных гаваней…

Палант из встающего перед глазами старался выбрать то, что может пригодиться Стропу.

- В главы наделов послано много знатных юнцов, - закончил знаток. – Они ненавидят работу. С твоим умением направлять людей ты можешь стать доверенным такого мягкорукого. А в конце Подпирающий по обычаю щедро раздаст награды и помилования.

- Кувшин меду твоей глотке! А сколько еще рыть этот… Подвиг?

- Хроан спешит, ему уже пятьдесят пять. Еще зим десять…

- Я на четыре зимы младше. Дотяну? Старые волки живучи… - Строп взял в углу кувшин и наклонил ко рту. – Все не привыкну, что воды вволю, - усмехнулся он, напившись. – А скажи, на что нужен этот подвиг? Какой толк перегонять рассол из океана в океан?

- Помнишь, на холме у того окаянного стойбища я говорил, что льды все больше покрывают землю? Так вот, если ты бывал на западном берегу Срединной, то, наверно, помнишь, как там тепло.

- Еще бы! Я тогда засунул куртку в мешок и носил красный пояс на голом брюхе! – Глаза воина сощурились от удовольствия.

- А знаешь, отчего это? По Западному океану течет большая теплая река.

- Река по океану? Не может этого быть!

- И все же это так. Она налетает на западный берег Срединной, обогревает его и, сворачивая к югу, рассеивается. А если будет канал…

- Теплая река войдет в него?

- И потечет на северо-восток. Ее теплое дыхание заставит льды отступить от Срединной и других земель.

Строп задумался, пытаясь представить бой тепла и стужи:

- В воинском искусстве, если на тебя бросается сильный отряд врага, можно расступиться перед ним и сжать с боков. Не обойдут ли льды твою теплую реку?

- Ферус думает, что нет. Вот, послушай притчу: бьются медведь и бык. Их силы почти равны. Медведь сильнее, но совсем ненамного, и он одолевает – медленно, почти незаметно. Но вдруг в лапу ему втыкается колючка, заноза, которая в обычное время не страшна зверю. Он выдернет ее зубами и пойдет дальше. Но, если он станет делать это сейчас, бык пропорет его рогами. Значит, сражаться с занозой в лапе? Ведь она совсем немного ослабила его силу…

- Но эта сила и была всего чуть больше, чем у быка!

- Ты понял! Бык и медведь это почти равные силы тепла и холода, а теплая река – маленькая, но острая колючка, которая должна совсем немного ослабить холод – и решить борьбу.

- Ну вот, стало даже как-то веселее…

Знаток и бывший воин обнялись по-атлантски, опустив головы на плечо друг другу.

В высоком зале анжиерского дворца звучал голос Тейи. Добытчик удовольствий Наследника сбился с ног, ища еду и развлечения для пира в честь Великой Победы. Тейю за три дня примчали из Умизана. Она пела, стоя лицом к возвышению, на котором в окружении властных восседал обрюзглый Тифон:

Она боялась, что знать, пресыщенная лучшими певцами Атлы, засмеет ее – безвестную певицу из Умизана. Зря она решилась петь свою новую песню. Но теперь поздно.

С удивлением она заметила, как стихают хмельные голоса, осторожно опускаются чаши, оборачиваются к песне новые лица.

«Славная песня! – думал Палант, глядя на певицу из угла, где теснились гости попроще. – Сама она придумала эти изгибы мелодии, или я их уже где-то слышал?»

В памяти знатока почему-то всплыла тундра, землянки, пасущиеся олени. Неужели это дикие гийские напевы освежили песню, сделали волнующей и горячей?

Несколько мгновений все молчали, потом пир одобрительно зашумел. Добытчик удовольствий поднес Тейе чашу пенного сока. Она почти падала – столько сил отняла песня.

Италд сделал Добытчику знак. Тот покосился на Наследника. Тифон задумчиво жевал, похлопывая по бедру жрицу. Тогда Веселитель взял певицу за руку и подвел ее к вождю броненосных. У того было длинное горбоносое лицо с покатым лбом; глаза не такие узкие, как у большинства атлантов, жесткие, прямые губы.

- Сядь, - сказал Италд, - подкрепись едой. Видно, петь не легче, чем сражаться.

По знаку Держащего меч поднялся Акеан, которому на этом пире было доверено вознести хвалу победителю. Нового кормчего шатало, приплюснутый нос и широкие губы блестели от жира, а глаза от верноподданности.

- Слава и хвала Великому Победителю бунтовщиков! Боги, как никогда, радуются, глядя на его величие! – зал угодливо взревел. Тифон благосклонно шевельнул губой. – Мы, верные слуги Наследника, - продолжал Акеан, - несказанно счастливы выполнять его повеления! Мы жадно ждем дня, когда он примет на свои мощные плечи Небесный Свод!

- Что он плетет! – Глаза Держащего меч полезли на лоб. – Завтра Хроан узнает, что новый кормчий торопит его смерть. И кто же из них умрет раньше?!

А Акеан не унимался:

- И тогда Могучий выберет себе достойный подвиг: не копание земли, не выдумки знатоков, а великие завоевания. Бронзе опостылело тупиться о камень! Она хочет рвать тела врагов!! Слава и хвала Великому…

Зал снова взвыл.

- Нет, хмельной щенок знает, что вопит! – понял Держатель. – Наследник не даст его в обиду. Видно, Тифон решил показать отцу, что готов возглавить недовольных. А их нынче хватает!..

- Кто умеет добыть богатства и щедро раздарить их? Напиться сам и упоить целое войско? Наловить диких и не тащить на Канаву, а для веселья затравить зверями?! Наш Повелитель! Настоящий Повелитель!

Обвислые губы Тифона разъехались в улыбке. Он поманил Акеана и ткнул ему свою недопитую чашу. Держащий меч застонал от зависти.

Одним духом осушив чашу Наследника, Акеан из своей с хвалебным возгласом выплеснул некту под ноги Тифону. Один за другим гости, норовя переорать друг друга, изливали перед повелителем свою преданность, расплывшуюся пузырчатой пенной лужей.

«Дикари льют прямо на голову», – усмехнулся про себя Палант.

Добытчик удовольствий ввел полуголых танцовщиц. Осипшие от славословий гости с новой силой брались за еду и питье.

- …У меня был покровитель, но он уехал, оставив меня с маленьким сыном, - ответила Тейя Италду.

Тифон, брезгливо отвернувшись от неумелых, мало округленных танцовщиц, подозвал Главу кораблей:

- Завтра к полудню будь готов развернуть паруса.

Пятерых вождей и сотню разноплеменных воинов – все, что осталось от войска Севза, - привел Зогд в Долину ибров. Не раз по дороге в горное гнездо беглецы вспоминали о страшной битве, гибели Севза, чудесном спасении Айда и Даметры, но старались не думать о своей дальнейшей судьбе. Теперь, когда, они оказались в безопасности, такое время настало.

На зеленой площадке перед пещеркой Промеата, где всего две луны назад Зогд прощался с учителем, собрались ученики Приносящего, отдохнувшие вожди, наиболее уважаемые ибрские Матери. Для некоторых Ситтару пришлось пересказывать беседу, шедшую на языке атлантов.

Койр, Мать ибров, предложила спасенным вечное гостеприимство, ведь сейчас им было небезопасно возвращаться в свои земли.

- Навечно остаться здесь! – воскликнула Гезд. – Для меня это равносильно вечному плену.

- Вернусь в Борею и разделю судьбу своего племени, - обреченно сказала Гехра.

- Мы разбиты, - кивнул Посдеон, - боги атлантов оказались сильнее наших. Но все равно я вернусь в свою землю и буду вредить узкоглазым, чем сумею.

- Ваши слова вселяют надежду, - проговорил Промеат. – Вы не сломлены, значит, битву еще можно выиграть. Но путь к этому один – вооружиться знанием и стать подлинными братьями, позабыв старые распри.

- Мы бились вместе, - возразила Гезд, - и либы были с нами, и оолы…

- Это был первый шаг. Ребенок, учась ходить, часто падает. Ведь у него мало сил и умения. Атланты сильны знаниями. Севз пренебрег ими, думая обойтись смелостью и лукавством. Я подарю их вам.

Первое – умение выращивать зерна – восприняли япты Даметры. Оно кормит, но привязывает к земле. Земледелец более уязвим для врагов. Это знание пригодится вам после победы. Но есть три вещи, которые сделают вас сильными. Это – тайна бронзы, искусство письма и наука приручения птиц-вестников.

Я шел к вам, чтобы принести мир, сытость и умение всем племенам. Я хотел научить их выращивать зерна добра, но мои злобные сородичи не хотят этого! – В глазах и в голосе Промеата угасла боль и зашевелилась ярость. – Пусть так! Я буду учить вас выращивать зерна гнева. Но вновь говорю: долог и мучителен будет путь к победе. Стянет тело голод – стерпи, схватит сердце страх – одолей, ляжет на пути обычай предков – перешагни его.

- Будете ли вы заодно? Не отступите от нашей цели из страха, от усталости, из вражды к соседу?

Встала Гезд. Ее обрамленное пламенными волосами лицо поднялось к нему. Вынув из-за пазухи кремневый нож, она воткнула его в левую руку выше запястья. К ней потянулись руки матерей и вождей. Последней лезвие рассекло бронзовую кожу Промеата, и кровь Приносящего свет смешалась на каменном клинке с кровью племен, поднявшихся против титанов.

- Но это не все, - сказал Промеат, когда обряд был закончен. – Каждый год Срединная земля проглатывает тысячи юношей разных племен. В Атлантиде сейчас коттов может быть не меньше, чем в земле коттов, а яптов – больше, чем в яптской стране. У этих людей нет ничего, кроме жалкой жизни и ненависти к похитителям. Гнев их, если он вспыхнет, будет неодолим. Но атланты за много веков научились разъединять людей, глушить жажду свободы и вырывать зубы непокорности. Надо соединить и поднять рабов. Если удар извне сольется с ударом изнутри, власть зла рухнет, как источенная ветром скала.

Но кто превратит жалкие забитые толпы в гневных тысячеруких гигантов? Готовящий рабов к битве должен сам стать рабом.

Ужас и отвращение исказили лица вождей и учеников.

- Да, выбравшие этот подвиг добровольно отдадутся в руки охотников за людьми, будут трудиться под плетями и тайно шептать слова братства и гнева. Я не укорю тех, кто не решится ступить на этот путь, ибо слабый не только погибнет сам, но и навлечет беду на остальных. – Промеат замолк.

Юный ибр рванулся вперед, но его остановил, взяв за плечо, Сим из земли яптов. Тихий, рассудительный, он все делал медленно и основательно: постигал знания, упражнялся в навыках, учил других.

- Учитель, - сказал Сим, - из робких никто не пошел за тобой. Этот камень действительно тяжел, но я понесу его.

- А я мог бы стать работорговцем, - предложил Ситтар. – Лавка работорговца стала бы местом встречи и отдыха наших тайных друзей, помогла бы привлекать новых.

- Ты мог бы разыскать и выкупить Хамму, - сказал Зогд, - скорее всего она оказалась среди пленных.

- Вот что, - выступил вперед Бронт, - мне удалось спасти часть денег, захваченных нами в Таре, Кербе и Умизане. Их хватит и на открытие лавки в Атле, и на покупку небольшого корабля для связи со Срединной и на многое другое. Я передаю их тебе, бывший знаток.

- Благодарю тебя! – воскликнул Промеат. – Твой вклад сделает нас намного сильнее.

До вечера не смолкали горячие речи, обсуждались планы, принимались решения. Все понимали, что впереди долгие годы подготовки и ожидания, но чувствовали, что битва за справедливость уже началась.

Когда большие горные звезды загорелись над Ибрской котловиной, Промеат с Ымом, дремлющим у ног, сидел на медленно стынущем камне вдали от жилых пещер. Уверенные слова Приносящего свет ободрили, устремили на борьбу вождей и учеников. Но кто скажет такие слова ему самому?