Брайтон — город курортный. В летнюю пору местные пляжи влекут многих англичан. Зимой на них обычно пустынно. Но в один из февральских дней 1980 года пляжи заполнили тысячи людей, многие из них прибыли издалека.

Что привлекло их сюда? Все они торопились присутствовать при необычном действе — снятии с мели греческого судна «Атина Б», выброшенного жестоким штормом на береговой песок. Что ж, каждый, как говорится, ищет себе развлечения по вкусу. Но не об этом пойдет речь.

Спасательные шлюпки проделали недалекий путь по бушующим волнам до несчастного судна и благополучно сняли с него команду. Затем и само судно было снято с мели. Действо для зевак завершилось. Можно было возвращаться в родные города и городки, чтобы за домашним чаем или кружкой пива в своем «пабе» обсудить увиденное. А между тем одно обстоятельство для зевак осталось за кадром. Три человека из команды «Атина Б» прямиком из спасательной шлюпки были доставлены в полицейский участок города Шорема. Там их на пять суток заперли в камере. Затем транспортировали в столичный аэропорт Хитроу. Здесь посадили в самолет и выслали в Индию.

Почему именно туда? Потому что трое матросов были индийского происхождения. А этого для британских иммиграционных чиновников достаточно, чтобы заподозрить любого в намерении незаконно обосноваться в Англии. В таких случаях работники службы иммиграции не знают жалости. Вот и этим троим, только что пережившим суровый шторм и вымокшим до нитки, не дали возможности сменить одежду. Разумеется, им не позволили произвести расчет с капитаном или владельцем судна, получить положенную компенсацию за утраченную личную собственность. Для чиновников было важно другое: ни на йоту не отступить от инструкций, предписывающих оберегать Британию от «незаконных иммигрантов».

Рассказавший об этом случае в письме в газету «Гардиан»1 представитель организации «объединенный совет по социальному обеспечению иммигрантов» (ОССОИ) Джон Пламмер пишет: «Существует множество мифов о нелегальном въезде в страну, однако предположить, что матросы стали бы рисковать своей жизнью, устроив кораблекрушение для того только, чтобы быть допущенными на этот «венценосный остров», было бы на грани фантастики. Тот же факт, что после жутких испытаний их из спасательной шлюпки препроводили в камеру полицейского участка, вызывает просто ярость».

Но быть может, конкретные иммиграционные служаки проявили излишнее рвение?

Автор письма в «Гардиан» опровергает подобное предположение, приводя случай с командой судна «Калипсо», происшедший в августе 1978 года. Во время трудового спора с владельцами «Калипсо» (команда требовала повышения оплаты и улучшения условий работы) матросы были сняты с борта корабля и доставлены на берег. 23 моряка оказались выходцами из Индии. Никто из них ни в письменной, ни в устной форме не высказывал желания остаться в Великобритании. И тем не менее все 23 были отправлены на всякий случай за решетку. Спустя месяц без предъявления им каких-либо обвинений их депортировали из страны, выслав в Индию2.

Если так поступают с людьми, ненароком ступившими на британскую землю и не собирающимися на ней обосноваться, то что ждет тех, кто собрался приехать сюда, скажем, к родным? На гостеприимный прием им рассчитывать не приходится. С первых же шагов человек с небелым цветом кожи — и, добавим, в отсутствии солидной чековой книжки — столкнется с откровенным расизмом.

Бедную студентку из Нигерии или крестьянку из Бангладеш, приехавшую к своему мужу, живущему здесь, будут значительно интенсивнее засыпать вопросами, нежели японского финансиста или владельца отеля из Саудовской Аравии, писала газета «Обсервер»3. Многих этот допрос может сбить с толку, особенно женщин из азиатской «глубинки», впервые в жизни вступающих в столь обстоятельную беседу с европейским мужчиной. Да когда этот джентльмен настроен к тому же предвзято. Наблюдатели отмечают, что «в ходе исполнения своих обязанностей чиновники проявляют расистскую предубежденность, а впечатлительные молодые служащие действуют под влиянием сенсационных газетных статей, пестрящих выражениями типа «наводнение», «нескончаемый поток» и тому подобными» 4.

Уже в лондонском аэропорту Хитроу их будут рассматривать как «людей второго сорта»

О тех, кто сеет эти панические настроения, недвусмысленно высказалась в специальной редакционной статье «Гардиан». «Главную опасность для хороших межрасовых отношений в нашей стране, — писала она, — представляет не нашествие все новых иммигрантов. Никакого нашествия и в помине нет, имеется лишь тоненький ручеек… Главную опасность для хороших межрасовых отношений представляют собой министры и видные парламентарии, которые завышают число приезжающих».

Между тем официальная статистика свидетельствует о том, что число новых небелых иммигрантов неуклонно снижается. «Иммиграция из Нового Содружества и Пакистана в минувшем году вновь, как и на протяжении пяти последних лет, сократилась, — сообщала в 1981 году «Таймс». — Меньше заявлений на въезд в Соединенное Королевство было получено в Индии, Пакистане и Бангладеш, где сократилось и число уже ожидающих разрешения на въезд. Статистические данные министерства внутренних дел свидетельствуют, что из Нового Содружества и Пакистана — термин, используемый как эвфемизм для обозначения цветной иммиграции, — в Соединенном Королевстве обосновалось 33 700 человек, из которых 19 100 прибыло сюда, а остальные получили право на постоянное проживание после снятия временного ограничения. Это означает сокращение иммиграции на девять процентов по сравнению с 1979 годом и является самой низкой цифрой с 1973 года. На 14 процентов сократилась очередь ожидающих разрешения на въезд на Индостанском субконтиненте, где поступило 18 600 заявлений, что на 5 тысяч меньше, чем в 1979 году. На конец минувшего года ожидали разрешения на въезд 23 600 человек, 60 про центов которых — дети, а 30 процентов — жены (иммигрантов, обосновавшихся в Англии.—В. Ж.). Также сократилось — на 1600, до 5100—число людей, которым был разрешен въезд для совершения бракосочетания; четыре пятых из них прибыли из Индии и Пакистана»6.

За год до этого «Таймс» опубликовала данные за 1979 год. Сравнивая с итогами предшествующего, 1978 года, она указывала, что число иммигрантов из Индии, Пакистана и Бангладеш сократилось на 12 процентов7.

Официальные правительственные данные между тем вызывают весьма серьезные сомнения. И не у одних только левых. От них правительство тори может позволить себе отмахнуться. Данные о числе обладателей британских паспортов среди жителей Содружества— по данным Форин офис, только в Индии их 39 тысяч — были опровергнуты видным членом парламента от консервативной партии Джоном Уилером. После поездки в Индию он заявил в парламенте: «Складывается впечатление, что точная цифра не известна никому. У нас же имеются все основания предполагать, что цифра 39 тысяч является серьезным преувеличением» 8.

Государственный министр внутренних дел Тимоти Рейсон пытался слабо защищаться: если сведения британского МИДа о существовании 39 тысяч обладателей английских паспортов и неверны, правительство все равно вынуждено сокращать поток приезжих9. Постарался как-то ослабить острую ситуацию один из руководителей Форин офис, Д. Партридж. В письме, направленном в парламент, он согласился, что фигурировавшая цифра есть плод, как он выразился, «бумажной статистики», которая является крайне ненадежной. Все же, писал он, данные «не взяты с потолка»10.

Лондон не останавливается ни перед чем, чтобы максимально затруднить въезд в страну небелых британских граждан. Показательна в этом плане история примерно 20 тысяч обладателей английских паспортов людей индийского происхождения. Высланные из Уганды в начале 70-х годов правительством Иди Амина, проводившим политику «африканизации» экономики страны, эти люди оказались в сложном положении. Великобритания не выразила готовности незамедлительно принять их. И тогда им предоставила возможность временно обосноваться Индия — до тех пор, пока Англия не изыщет возможности принять собственных граждан11. За минувшие годы, исходя из им же установленных норм, Лондон должен был бы давно решить эту проблему. Квота на въезд в страну обладателей британских паспортов в размере 5 тысяч в год остается цифрой на бумаге. В 1978 году, например, разрешение получили 1752 человека. В 1979 году еще меньше —1604.

В коллективном письме в газету «Гардиан» 66 индийских ученых подчеркивается: «Многие из оказавшихся в Индии британских граждан по четыре-пять лет ожидают возможности воссоединиться с главой своей семьи, живущим в Великобритании. Европейская комиссия по правам человека квалифицировала иммиграционную политику английского правительства как расистскую и нарушающую права человека… Беспокоит тот факт, что получил широкое распространение миф о «затоплении маленькой Британии». В минувшем году (1980.— В. Ж.) число эмигрантов из Англии превысило количество иммигрантов на 60 тысяч. Глобальная миграция рабочих — факт XX века. История самой Англии отмечена широкомасштабной эмиграцией в колонии. Когда же Великобритания открыла двери для большого числа азиатов и вест-индцев в период после второй мировой войны, то сделала она это отнюдь не с благотворительными целями. Ей была нужна дополнительная рабочая сила, она предприняла соответствующие шаги, чтобы обеспечить ею себя. И если ныне английская экономика переживает кризис, то обвинять в этом иммигранте®, многие из которых давно приняли британский образ жизни, есть чистейшей воды расизм, воскрешающий в памяти нацизм. Уж во всяком случае, начиная с 1971 года первичная иммиграция была крохотной»13.

Действительно, стремление Лондона сократить число приезжающих из стран Содружества, выразившееся в ужесточении иммиграционных законов, привело к несколько парадоксальным результатам. Обосновавшиеся в Англии выходцы из этих стран не рисковали покидать Британские острова из опасения, что впоследствии они уже не смогут вторично получить разрешение на въезд. Все больше и больше людей стремилось воссоединиться со своими родными и близкими. Тем более что это формально не противоречило действующим законам. Однако это противоречило сиюминутным интересам Лондона. И он всячески стремился воспрепятствовать этому. Даже обладателей британских паспортов он заставлял ожидать своей очереди по нескольку лет.

В докладе «Британские заморские граждане», подготовленном в 1981 году «объединенным советом по социальному обеспечению иммигрантов», среди прочих приводится такой пример. Попавшая из Восточной Африки в Индию и потерявшая мужа мать пятерых детей является гражданкой «Соединенного Королевства и колоний». В 1975 году она подала соответствующие документы британским властям. В то время ее дочерям было соответственно 21 год, 19, 17 и 8 лет, а сыну — 13 лет. Если бы она тогда же получила, разрешение на въезд, все ее дети могли бы следовать вместе с ней (закон давал им такое право). Спустя шесть лет, к моменту опубликования доклада, старшим детям придется пытаться самостоятельно пройти многолетнюю процедуру оформления въезда в Англию14.

В том же докладе обнажается еще одна уловка лондонских крючкотворов. Установив квоту на въезд в Великобританию английских граждан — жителей стран Содружества в размере 5 тысяч в год, власти отдали значительную часть этой квоты — 3500 мест восточно-африканскому региону. Однако, подчеркивают составители доклада, там не осталось британских граждан азиатского происхождения, которые хотели бы покинуть этот регион и еще не покинули его. В этой связи квота остается неиспользованной, поскольку министерство внутренних дел отказывается расходовать эту квоту на людей, проживающих в данный момент в других странах, в частности на выходцев из Восточной Африки, находящихся в Индии. «Нынешний период ожидания в Индии, — отмечается в докладе ОССОИ, — является, таким образом, плодом продуманной политики министерства внутренних дел: очередь давно могла бы исчезнуть без всякого увеличения установленной нормы въезда в Англию британских граждан»15.

Препоны, которые чинят английские власти иммигрантам, отнюдь не ограничиваются многолетней бюрократической волокитой. Тем, кому удалось добиться разрешения на въезд, еще предстоит пройти инквизиторский допрос иммиграционных чиновников уже на территории Англии. Если это родственники проживающего здесь человека, то им надо найти поручителя, который подтвердит, что они будут располагать средствами для существования16. Престарелые родственники вынуждены доказывать, что у них дома некому оказать им помощь и что их уровень жизни «значительно» ниже среднего17. По словам информационного агентства Пресс траст оф Индиа, допросы учиняют даже пятилетним детям, с тем чтобы использовать полученные у них «показания» для отказа родителям во въезде в страну.

Дети приезжих подвергались не только психологическому давлению, но и весьма опасному для здоровья медицинскому обследованию. Это делалось втайне карантинной службой и случайно стало достоянием общественности. В 1979 году «Гардиан» сообщила, что детей потенциальных иммигрантов подвергают рентгеновскому облучению, цель которого — определить возраст ребенка по степени развития костей скелета18. Делалось это людьми абсолютно некомпетентными, что создавало известную угрозу здоровью детей.

Назревающий скандал заставил правительство публично выразить озабоченность этой ситуацией и даже пойти на создание специальной комиссии. Ее возглавил сэр Генри Йеллоуис, один из руководителей министерства здравоохранения и социального обеспечения. Несмотря на точку зрения Всемирной организации здравоохранения о том, что проводить рентгеноскопию в немедицинских целях недопустимо19, комиссия Йеллоуиса заняла иную позицию. Основной составитель доклада, высокопоставленный чиновник министерства здравоохранения и социального обеспечения Джон Эванс, утверждал, что с помощью рентгена можно «со значительной степенью точности» определить возраст человека, чей организм находится в стадии роста. В докладе содержались и указания на то, что, разумеется, рентгеноскопия должна производиться специалистами.

Томительны для эмигрантов часы ожидания

Об уровне «специалистов» из аэропорта Хитроу, где устраивались эти «экспертизы», говорит тот факт, что министр здравоохранения и социального обеспечения указал: уровень обследования никак не соответствует стандартам национальной службы здравоохранения21. А группа профессиональных рентгенологов сделала заявление о том, что использование неквалифицированного персонала представляет риск для здоровья как обследуемых, так и самих обследующих22. Резкой критике подверглась эта практика в ходе ежегодной конференции Британской медицинской ассоциации. Было принято специальное обращение к правительству с требованием положить конец «радиологическим обследованиям, проводимым исключительно в административных или политических целях»23.

Весьма аргументированно высказался по этому вопросу представитель Института детского здоровья Лондонского университета Н. Камерон. «Главное, что здесь следует понять, это то, что кости ребенка несут информацию о зрелости, а не о хронологическом возрасте. Пример для подтверждения этой мысли: зрелость скелета 12-летних английских мальчиков колеблется между «возрастом костей» в 10 и 14 лет. Некоторые дети, естественно, дальше ушли в своем развитии, другие отстают. Таким образом, вполне возможно увидеть результаты рентгеновского обследования 12-летнего мальчика, отражающие зрелость 10-летнего. И результаты другого — с данными среднего 14-летнего мальчика. Определить при помощи рентгена возраст костей в 12 лет — значит лишь предположить, что, по всей вероятности, ребенку от 10 до 14 лет. Однако даже это справедливо лишь в отношении английского мальчика, при этом должна применяться методика, предназначенная именно для английских детей. Когда речь идет о ребенке, представляющем иную популяцию, например индийском, использование той же методики дает значительно больший временной разлет вследствие ряда таких причин, как уровень питания или здравоохранения. Вследствие всего этого использование рентгена «в качестве средства установления возраста» является нелепостью».

Тем не менее правительство тори благосклонно встретило выводы комиссии сэра Генри и объявило, что, невзирая ни на что, намерено продолжать эту практику25. Такое решение вызвало еще большее возмущение. Резко негативно высказались Британская педиатрическая ассоциация, Королевский колледж радиологов, Национальный совет радиологической защиты26, многие политические и общественные деятели. Правительство было вынуждено вновь создать комиссию, которую опять возглавил сэр Генри Йеллоуис. На сей раз ее выводы были кардинально противоположными, что скорее свидетельствует не о ее объективности, а о том, что она выполняла откровенный «социальный заказ». Ощутив, что страсти накалились слишком сильно и он предстает в невыгодном свете, официальный Лондон «прислушался» к мнению комиссии27.

Между тем это был не единственный скандал, вызванный, мягко говоря, сомнительными действиями «медиков» от иммиграционной службы. Пожалуй, еще больше общественность была скандализирована просочившимися в печать сообщениями об обследованиях, которым подвергают девушек из азиатских стран.

Закон разрешал невестам приезжать к обосновавшимся в Англии молодым людям с целью заключения брака. Этим правом пользовались многие молодые люди — выходцы из Индии, Бангладеш, Пакистана, где весьма сильны общинные связи. Чиновники карантинной службы, как выяснилось, долгое время проводили повальную проверку всех приезжающих девушек. На основании этого, с позволения сказать медицинского, обследования они делали глубокомысленный вывод — «невеста» это или же «не невеста». На прямой вопрос представитель министерства внутренних дел заявил без обиняков: проверка преследовала цель установить, является ли данная женщина «невинной девицей, то есть невестой»28.

Хотя, по заявлению властей, такие обследования проводились с полного согласия приезжих, факты свидетельствуют об ином. Подробности оскорбительной процедуры предали гласности супруги Каккар, живущие в районе Саутхолл, в западном Лондоне. В 1&79 году к обосновавшемуся здесь иммигранту индийского происхождения Банфи Л ал Каккару приехала его невеста, 35-летняя школьная учительница из Индии. После ряда формальностей чиновник сказал ей, чтобы она сняла с себя всю одежду. «Затем вошел врач-мужчина, — рассказала она впоследствии корреспонденту «Гардиан». — Я попросила, чтобы меня осмотрела женщина, но мне в этой просьбе отказали». Она очень боялась, что ее отошлют обратно, и пошла на это унижение29. Спустя некоторое время супруги Каккар за это оскорбление подали в суд на министерство внутренних дел30.

Скандальная практика настолько шокировала общественность, что тогдашний министр внутренних дел лейбористского правительства Мерлин Рис поспешил объявить о немедленном прекращении этой процедуры. Однако задним числом, в докладе первой комиссии Йеллоуиса, власти попытались как-то оправдать эту практику, заявив, что «обследования на невинность» преследовали цель определить, рожавшая эта женщина или нет31. Это утверждение, как видим, находится в явном противоречии с прежним заявлением официального представителя министерства внутренних дел.

Но и этот скандал, порожденный действиями джентльменов из иммиграционной службы, был не последним. Газета «Гардиан», весьма пристально следящая за данными вопросами, поведала о существовании специальной инструкции министерства здравоохранения и социального обеспечения32. В соответствии с ней службе медицинского контроля, работающей в тесном контакте с иммиграционными властями в аэропортах и других пунктах въезда в страну, предписывается подходить к людям, приезжающим на срок свыше шести месяцев, дифференцированно. Во исполнение этой инструкции, как стало известно, лица из стран ЕЭС подвергаются медицинскому обследованию лишь в случае, если «они обнаруживают очевидные признаки умственного или физического нездоровья». В то же время прочих лиц могут направить на обследование, если они, по мнению работников карантинной службы, «внешне выглядят не совсем чистыми». Но мало того. «Привилегированным» приезжим может быть отказано в разрешении на въезд только в случае обнаружения у них некоторых остроинфекционных заболеваний, однако лицам из стран Содружества могут указать на дверь, если их поведение будет расценено как «предосудительное». Расшифровывая этот расплывчатый термин, авторы инструкции включили и такое загадочное понятие, как «ненормальная сексуальность». Инструкция также предписывает отказывать во въезде не только носителям инфекционных болезней, но и всем, у кого будет заподозрено какое-то умственное расстройство или же старческое слабоумие, а также обнаружена иная болезнь или физический недостаток, которые могут помешать данному человеку поддерживать себя и своих иждивенцев.

Преданная гласности, эта инструкция была справедливо расценена общественностью как расистская по духу и создающая новые предлоги для отказа во въезде в страну выходцам из стран Содружества.

Известно стало и еще об одном документе — циркуляре SC/291 министерства здравоохранения и социального обеспечения33. В нем министерство предупреждало своих работников о риске заразиться туберкулезом от «иммигрантского населения». Этот документ был послан примерно в 500 медицинских учреждений, с ним были ознакомлены тысячи людей.

Между тем руководителям службы здравоохранения лучше, чем многим другим, известно: свыше 90 процентов англичан имеют иммунитет против туберкулеза34. Так что циркуляр мог служить лишь для того, чтобы усиливать предубежденность против иммигрантов. После того как конфиденциальный циркуляр оказался обнародованным, официальные лица поспешили заявить: «SC/291 будет похоронен как можно более тихо и скромно»35.

Вопрос о различных служебных инструкциях явно и скрыто расистского характера, которыми руководствуются иммиграционные чиновники и некоторые другие службы, вызвал немалое возмущение в слоях британской общественности. Примечательны в этом плане суждения юриста Лоуренса Гранта, одного из авторов книги «Иммиграционный закон и практика».

Повседневные иммиграционные решения, пишет он, принимаются отнюдь не на основании одних утвержденных парламентом иммиграционных правил, но исходя из неопубликованных инструкций министерства внутренних дел чиновникам службы иммиграции. Закон об иммиграции гласит, что в ходе исполнения своих обязанностей работники этой службы должны действовать в соответствии с данными инструкциями, которые, как подчеркивается в законе, не «должны противоречить иммиграционным правилам». «Отчего же эти инструкции не могут быть опубликованы?» — задает вопрос Л. Грант. Тимоти Рейсон, государственный министр внутренних дел, ответственный за иммиграцию, отмечает далее Грант, сообщил «объединенному совету по социальному обеспечению иммигрантов», что «публикация принесла бы значительную пользу лицам, намеревающимся проникнуть в Соединенное Королевство незаконным путем, а также могла бы облегчить задачу тем, кто намерен обойти контроль». Между тем, продолжает юрист, например, министерство занятости и иммиграции Канады в октябре 1979 года предало гласности аналогичные сборники инструкций, и это не повлекло ни всплеска иммиграции, желаемого или нет, никто из иммиграционных чиновников не ушел с работы из соображений, что отныне невозможно эффективно осуществлять свои функции.

Это и наша земля, напоминают власть имущим иммигранты

Грант приводит целый ряд случаев, когда иммиграционные правила расходятся с действующими инструкциями. «Пришло время, — заключает он, — когда министерству внутренних дел следует поступить честно и открыто, опубликовав эти инструкции»36.

Явные и скрытые препоны, система изощренных «проверок» и «обследований» приводят к соответствующим результатам. Так, из 58 взятых наугад приезжих с Индостанского субконтинента, которым британские власти отказали в. разрешении воссоединиться со своими родными, 55 имели законное право остаться в Англии. Индийцы, приезжающие навестить родных в Великобритании, в 30 раз чаще получают отказ властей, чем приезжие из Канады или Австралии, хотя нет никаких свидетельств того, чтобы они чаще нарушали правила въезда. Каждый восьмой житель Нового Содружества и Пакистана, получивший разрешение навестить родственников в Англии, ограничивается сроком менее шести месяцев. Министерство внутренних дел устанавливает обычно пблугодовой срок, за исключением тех случаев, когда намерения приезжего вызывают сомнения. Между тем лишь каждому сотому гражданину Канады или Австралии продолжительность пребывания устанавливается ниже обычной. И только одному из 165 американцев не разрешается провести обычный шестимесячный срок. Собравший и представивший в парламент эти данные «объединенный совет по социальному обеспечению иммигрантов» указал на очевидную расовую предубежденность, которую демонстрируют официальные инстанции37.

Одной из многочисленных жертв дискриминации стал учитель из Зимбабве Ричард Чаварсарира. У него был 15-летний практический опыт преподавания в школе, и ему пришло предложение из Англии пройти курс обучения в колледже Бишоп Лонсдейл в городе Дерби. Однако к тому времени, когда он добрался из Зимбабве до Лондона, а затем до Дерби, занятия уже начались. Ему предложили место на другом отделении, однако там следовало подождать некоторое время начала занятий. Чаварсарира тем временем стал посещать лекционные курсы по двум дисциплинам.

Однако занятия ему вскоре пришлось прервать— пришло распоряжение государственного министра Тимоти Рейсона, предписывающее ему покинуть Британские острова. Министр выдвигал сразу две причины этого решения. Во-первых, Чаварсарира якобы изменил свой статус: приехал как гость, чтобы стать студентом, а временно стал просто студентом. А во-вторых, он не располагает необходимыми средствами, чтобы содержать себя. Джон Барнс, представитель колледжа Бишоп Лонсдейл, опроверг оба этих аргумента. Изменение статуса гостя на студенческий находится в пределах закона, подчеркнул он. Второй аргумент министра также не выдерживает критики: гость из Зимбабве проживает в Дерби у своего близкого родственника, а на первое время студенты и представители местной общественности собрали ему 500 фунтов стерлингов. К тому же Чаварсарира обратился с просьбой о выделении ему стипендии.

Однако ни доводы представителя колледжа, ни протесты Национального союза студентов и ОССОИ не возымели действия38.

Живущие в Англии иммигранты часто не подозревают, что буквально за каждым их шагом следят. Дело доходит до того, что строго конфиденциальную информацию из их истории болезни, хранящейся в больнице, передают чиновникам министерства здравоохранения и социального обеспечения для дальнейшей передачи ее сотрудникам министерства внутренних дел. Так произошло, например, со студенткой, родившейся на Кипре и с детства проживающей в Англии. Клерк лондонской больницы св. Бартоломея Джоан Лигуд заподозрила, что пациентка — нелегальная иммигрантка, то есть находится в стране в нарушение иммиграционных законов. Тут же произошел телефонный обмен сведениями между нею и обоими министерствами. Узнав об этом, врач, лечивший девушку, доктор Мартин Бернстингл, написал возмущенное письмо в Британскую медицинскую ассоциацию. Сведения о здоровье пациента строго конфиденциальны, и врачам следует держать их в тайне. «И не дело посторонних вынюхивать, кого мы лечим. Весь этот механизм контроля представляется мне весьма отталкивающим». «Гардиан» поместила статью об этом под красноречивым заголовком: «Министерство обязывает врачей шпионить за иммигрантами»39.

Любая информация о приезжем в случае необходимости может сделаться аргументом против него в руках властей. Ведь сколь медлительно и неохотно оформляют они разрешение на въезд в страну, столь энергично и изобретательно действуют, когда добиваются принятия решения о высылке из Англии очередного «цветного» иммигранта. Весьма показательна, например, история двух молодых пакистанцев, о которой рассказал корреспондент «Таймс»40.

…У Мангу Хана, жителя Хемел Хемпстэда, и Мохамеда Замира из Бирмингема много общего. Оба родились в Пакистане в 1957 году. Их отцы приехали в Англию и обосновались здесь в 1962 году. Оба юноши обратились с просьбами разрешить приехать к их отцам спустя 10 лет. «На этой стадии, — не без сарказма пишет «Таймс», — более счастливым оказался Замир: машина британской бюрократии выдала ему визу спустя всего лишь три года, в ноябре 1975 года, когда ему было 18 лет». Хану же пришлось ждать почти шесть лет — до июня 1978 года, когда ему исполнился 21 год. Получив визы, молодые люди не теряли времени: Замир приехал на Британские острова в марте 1976 года, Хан — в августе 1978 года. При этом каждый из них незадолго до отъезда вступил в брак. Это-то и стало видимой причиной их последующих мытарств.

Дело в том, что у себя на родине они получили въездные визы в Англию как «не состоящие в браке и находящиеся на иждивении дети в возрасте от 18 до 21 года». После бракосочетания они, быть может не отдавая себе в этом отчет, изменили свой статус. Что же, делом иммиграционных чиновников в аэропорту Хитроу было выяснить все обстоятельства перед принятием соответствующего решения. «Иммиграционные чиновники, — пишет газета, — наделены огромной, устрашающей властью, включающей право возвратить прибывшего обладателя визы незамедлительно назад, в случае если «изменение обстоятельств» устраняет основание для просьбы о въезде в страну. Для установления этого они также обладают правом задавать вопросы, и прибывшие обязаны правдиво отвечать на них. Если последние не отвечают правдиво, то получают немедленный отказ во въезде или же их депортируют позднее, когда становится известным истинное положение дел». Вопрос о бракосочетаниях Замира и Хана в Хитроу не обсуждался. Чиновник молча пропустил Замира. Хану же был задан только один вопрос: «Вы едете к вашему отцу?» На что он ответил: «Да». По его паспорту было видно, что в тот момент ему уже исполнился 21 год, причем произошло это еще до того, как ему дали визу. В феврале 1980 года апелляционный суд вынес постановление: поскольку представитель службы иммиграции мог собственными глазами убедиться, что приезжий находился вне категории «иждивенцев», и тем не менее позволил ему въезд, следовательно, это решение было сделано в пользу прибывшего вне зависимости от вопроса о его бракосочетании. В постановлении особо подчеркивалось, что в обязанность Хана не входило проявлять инициативу в предоставлении сведений об этом, если его самого не спрашивали.

Но почему вдруг возникло «дело Мангу Хана»? Потому что ему было вменено в вину введение в заблуждение представителей властей. И почти пять месяцев он провел за решеткой пентонвилльской тюрьмы.

За аналогичное «преступление» Мохамед Замир был также отправлен в тюрьму, где пробыл два с половиной месяца. Затем его судьба оказалась вверенной палате лордов, рассматривавшей его апелляцию. Мог ли совсем недавно подумать скромный пакистанский юноша, что им станет интересоваться столь уважаемый форум и что такой почтеннейший джентльмен, как лорд Уилберфорс, посвятит ему, Мохамеду, целую речь? Не мог, разумеется. И наверняка прежде не слышал об этом лорде. Хотя теперь это имя вряд ли забудет.

«Убеждение Замира предполагает, что его единственной обязанностью было давать ответы и что его долгом не было давать сведения по собственной инициативе. Я этого не могу принять, — громыхал лорд. — Это убеждение должно быть отвергнуто как можно решительнее… Чужестранец, добивающийся въезда в Соединенное Королевство, непременно обязан осветить все обстоятельства…» Речь настолько явно была пропитана предубежденностью против «чужестранцев», что даже «Таймс», с пиететом относящаяся к тому, что происходит в стенах палаты лордов, не выдержала. «В человеке столь видного положения и интеллектуальных способностей, как лорд Уилберфорс, — не говоря уж о его происхождении — подобное отношение обнаруживает просто поразительное отсутствие контакта с реальностью. Неужели следует напоминать, что иммигранты, чей уровень грамотности и способность выражать свои мысли часто не идут дальше отпечатка пальца на официальном документе («Таймс», разумеется, не распространяется о виновниках такой отсталости. — В. Ж.), кто, возможно, годами вынужден ожидать разрешения на въезд и кто должен работать день и ночь, чтобы сколотить денег на проезд, должны получать отказ у иммиграционной стойки вследствие отсутствия точного представления о правилах въезда, не говоря уже о том, что их английский менее богат и точен, нежели у человека, изучающего их паспорта? Как они могут сообразить, что тот хотел бы знать, но о чем не спрашивает? Неужели им действительно должна грозить депортация — незамедлительно или в будущем— из-за того, что после грохота авиационных двигателей они ступили на эту незнакомую землю в странной тишине и молчании?.. Дело Замира подмачивает репутацию британского закона в целом, равно как и подрывает веру в гуманную и просвещенную трактовку его палатой лордов… Как прапраправнуку человека, приложившего немало сил для уничтожения рабства, суждение лорда Уилберфорса делает ему мало чести».

Примерно ту же мысль высказал в ходе заседания апелляционного суда по делу Хана лорд Экнер. «Если бы Хан приехал в нашу страну в августе 1978 года, будучи холостым, он мог бы — это принимается всеми— вернуться первым самолетом в Пакистан, сочетаться браком с леди, которая ныне является его супругой, а затем на законном основании привезти ее в эту страну. Тот факт, что он перечеркнул свое и ее право жить в нашей стране, женившись до приезда сюда, является аномалией и никак не прибавляет престижа всей нашей системе»41.

Кстати, на весьма специфические методы судебного разбирательства дел «нелегальных иммигрантов» обратил внимание генеральный секретарь ОССОИ Ян Мартин. Принимая закон 1971 года об иммиграции, отмечал он, парламент предусмотрел, что нелегальные приезжие должны подвергаться административному заключению и высылке из страны даже сцустя годы проживания здесь без слушания дела, в ходе которого могли бы быть изучены свидетельства их незаконного въезда либо другие материалы: правом апелляции человек может воспользоваться после его высылки, и министерство внутренних дел не позволяет апеллирующему возвращаться в страну для присутствия на слушании. «За все сказанное выше, — подчеркивает Мартин, — несут ответственность наши законодатели».

Между тем речь-то идет о тех, кто проник в страну тайно, не пройдя контроль в пункте въезда. Те же, кто прошел оформление в иммиграционной службе, но совершил какой-либо обман или подлог, подлежат привлечению к суду с возможной последующей депортацией из страны, однако после соответствующего разбирательства, основанного на фактах. Их не должны были подвергать тюремному заключению или высылке на основании прерогатив, имеющихся у одного конкретного иммиграционного чиновника; все это имело еще большее отношение к тем, чей въезд в страну сопровождался вводом в заблуждение, в чем лично они не были повинны, или же кто не сообщил какие-либо факты, о которых их не спрашивали и которые стали рассматриваться как «существенные», отмечал генеральный секретарь ОССОИ. Возвращаясь к делу Замира, он призывал парламент пересмотреть законодательство, внести в него ясность. «Если бы речь не шла в подавляющем большинстве случаев о темнокожих иммигрантах, разве парламент поколебался бы это сделать?»42 — ставит вопрос Мартин.

Четырехлетняя Асина Биби может быть насильно разлучена со своими родителями. На этом настаивают чиновники министерства внутренних дел, придравшись к небольшой неточности в ее метрике

Разбитые судьбы, разделенные семьи — все это мало волнует лондонских «гуманистов».

Нирвана Кумар Датта — уроженец Индии. Ему 31 год. В Англию приехал в возрасте 17 лет. Изучал бухгалтерское дело. Много лет работает бухгалтером в Мидцлсексе. Он натурализованный британский гражданин. Его жена Индира тоже гражданка Великобритании. У них двое маленьких дочерей. В 1977 году он получил разрешение на воссоединение со своими родителями. Они приехали в Англию, имея статус иждивенцев: в Индии у них не было родственников, способных материально поддерживать их. «Моя мать заболела, — делился своими горестями с журналистами Датта-младший, — и я сказал тогда: «У вас там никого нет, приезжайте, живите у меня». Они и живут в моем доме, британскому государству они ничем не обязаны». Между тем немолодая чета все же попала в поле зрения сотрудников министерства внутренних дел. Спустя годы у них возникло убеждение, что у родителей Нирвана Датта—65-летнего Ранендра Кумар Датта и его 58-летней супруги Джунту нет особой необходимости находиться вместе с семьей сына и пользоваться материальной поддержкой43 (о таком обстоятельстве, как стремление к общению на склоне лет с сыном, внучками, повседневная помощь со стороны младшего поколения, вопрос не стоял). Нет, представитель министерства заявил, что «необходимости нет», и все тут.

Тут же было принято решение о незамедлительной депортации старших Датта обратно в Индию, невзирая на то, что Ранендра Датта был в это время болен тяжелой ангиной, а его супруга страдала нервным расстройством (имелись соответствующие медицинские документы, подтверждающие это). Между тем, как подчеркнул представитель ОССОИ Алпер Рица, подобное решение властей выходит за рамки принятой практики: по отношению к престарелым и слабым здоровьем высылка обычно не применяется. Чета Датта может просто физически не выдержать утомительного перелета в Индию, было официально заявлено властям44.

Однако в министерстве внутренних дел работают люди не особенно сентиментальные. Это может подтвердить и мать троих детей Анвар Дитта. В-течение шести лет она вела форменную битву с чиновниками этого ведомства за право воссоединиться со своими детьми. И если даже отбросить моральную сторону дела — необходимость для малолетних детей находиться с родителями — и встать на формальную точку зрения, то и здесь, как представляется, на ее стороне все права. Родилась она в Бирмингеме, до девяти лет жила в Англии. Затем, после того как ее родители развелись, она уехала в Пакистан. Там вышла замуж, родились дети. В 1974 году ее муж приехал в Англию. Через год она присоединилась к нему. Анвар планировала подыскать для покупки дом, постараться найти работу. А устроившись — тут же привезти детей. Однако, когда она обратилась в министерство внутренних дел за разрешением на приезд детей, то натолкнулась на отказ. Аргумент выдвигался поразительный: чиновники не верили, что дети — ее родные.

Анвар Дитта решила не сдаваться. Она выступала перед самыми различными аудиториями с рассказом о вопиющей несправедливости, совершаемой против нее и ее детей. В общей сложности она 400 раз выступала публично. Ее решимость и энергия нашли поддержку у общественности. Была создана организация «Комитет защиты Анвар Дитта», собравшая свыше трех тысяч подписей под петициями в ее поддержку45. Но власти стояли на своем. В 1980 году апелляционный суд вновь отверг ее просьбу.

«Дело Анвар Дитта» приобретало все большую огласку. Им заинтересовался член парламента Джоел Барнетт, попытавшийся обратиться к министру внутренних дел Тимоти Рейсону. Судьбой несчастной матери занялись даже корреспонденты телевидения. В ходе подготовки специальной передачи в рубрике «Мир в действии» тележурналисты договорились с виднейшим специалистом по крови доктором Барбарой Додд о ее поездке в Пакистан. Там она взяла пробу крови у троих детей супругов Дитта и по возвращении в Англию провела сравнительный анализ с составом крови Анвар Дитта и ее супруга Шуджи. Выводы Додд были однозначными: вне всяких сомнений, супруги являются родителями этих детей.

Телевизионная передача поставила чиновников министерства внутренних дел, мягко говоря, в неудобное положение. Можно было бы, конечно, поставить под сомнение компетентность специалиста, делавшего сравнительный анализ. Но Барбара Додд является официальным консультантом этого министерства. В конце концов в марте 1981 года министру Рейсону пришлось-таки признать: он верит, что Анвар Дитта— мать тех детей, воссоединения с которыми она добивалась.

Анвар Дитта полна благодарности ко всем, кто поддерживал ее в борьбе — и материально, и советом, и конкретными действиями. «На протяжении всего этого кошмара рядом со мной были люди, и мне не отблагодарить их в полной мере», — сказала она. Что же касается сотрудников официальных инстанций, с которыми она шесть лет вела изматывающую силы и нервы борьбу, то для них у нее нет добрых слов: «Я полна злости в адрес министерства внутренних дел за то, что с нами творили только потому, что я — черная»46. «Это дело вызвало серьезные сомнения в отношении справедливости процедур, с помощью которых проводится отбор людей, намеревающихся приехать в Англию»47,—комментировала «Таймс».

Цвет кожи Ширли Грэхем также темный. И у нее драма. Внешняя канва здесь иная, но суть все та же. Грэхем родом с Ямайки. Семь лет проработала в Англии медицинской сестрой. В паспорте у нее стоит официальный штамп: «Срок проживания не ограничен». В августе 1980 года она поехала отдохнуть в США на несколько дней. Когда же полная новых впечатлений вернулась в Англию, то дальше иммиграционного чиновника в аэропорту ей пройти не удалось. Шесть дней ей пришлось провести в камере, после чего ей было объявлено: она подлежит депортации. Министерство внутренних дел не снизошло до разъяснений, сообщив лишь, что как «гость» она может подавать апелляцию лишь после выезда из страны.

В чем же все-таки дело? Свет пролила журналистка Анджела Сингер: «Госпожа Грэхем, являющаяся разведенной, — представительница растущего числа женщин — черных и азиатского происхождения, находящихся под угрозой высылки после расторжения брака». Правда, в случае с Ширли Грэхем власти пошли дальше чем обычно. Решение о высылке было принято в отношении женщины, не добивающейся права проживать здесь, а имеющей в паспорте соответствующий штамп.

Однако, по заявлению лорда Эйвбери, штамп этот, как иллюстрирует данная история, вопреки принятым представлениям является ничего не значащим. «Человек, высылаемый как «гость», а именно к этой категории отнесли госпожу Грэхем, не имеет возможности получить юридическую консультацию или подготовиться к защите своего дела, — сказал он. — Решение министра окончательно, и теоретически его нельзя оспорить. На практике у человека, прежде чем его посадят в самолет, может быть срок в два дня или в 24 часа, чтобы наскрести какие-то встречные доказательства».

У Ширли ситуация была вовсе плачевной. Пока она отсутствовала, ее дом был ограблен. Вынесли все, ей даже не на чем было провести ночь. А между тем она незадолго до этого выписалась из больницы, где ей делали сложную операцию. Так что после пребывания в камере ей хотелось хотя бы ночь-другую провести нормально, в своей постели. Однако полиция, за помощью к которой она обратилась, ограничилась советом возбудить частное дело против грабителей. Между тем оказалось: поскольку Грэхем рассматривается как «незаконный иммигрант», она лишается гражданских прав как жертва ограбления…48

Практика высылки из Англии женщин, разошедшихся со своими мужьями-иммигрантами, обретает все более широкий размах. По словам сотрудника юридического центра Манчестера Стива Кохена, из 300 дел о депортации, которые ежегодно ведет эта организация, подавляющее большинство — дела о высылке из страны разведенных женщин49.

«Дела этих женщин породили серьезное беспокойство среди женщин-иммигранток в отношении их будущего в случае распадения брака, — писала «Обсервер». — Многие встревожены видимым ужесточением в применении министерством внутренних дел положений закона 1971 года об иммиграции… Как сообщает телевизионная программа «Мир в действии», до тысячи человек было в минувшем (1980.— В. Ж) году выслано из страны, поскольку, как утверждалось, они въехали в Англию незаконно. Более 250 человек получили распоряжение министерства внутренних дел покинуть страну без всякого судебного разбирательства» 50.

О том, что на языке иммиграционных властей означает «въехать незаконно», лишний раз дает представление судьба пакистанцев Зафара Икбала и Арифа Хуссейна. Они братья. Их отец уехал на заработки в Англию и осел здесь. Обосновалась в этой стране и их сестра. В 1972 году они подали официальное заявление с просьбой разрешить им приехать в Англию, чтобы жить вместе с отцом. В начале 1976 года их отец умер. Их дело, все еще к тому времени находящееся «в стадии рассмотрения», взялся продвинуть член парламента сэр Джон Холл. Спустя несколько месяцев с его помощью визы для братьев были наконец готовы. Их сопровождала мать, которая через несколько месяцев возвратилась на родину, в Пакистан.

Сразу же после приезда, согласно закону 1948 года, от их имени были поданы документы с просьбой зарегистрировать их как несовершеннолетних. При этом было приложено свидетельство смерти их отца. Тем временем 16-летний Зафар Икбал поступил на работу, а 11-летний Ариф Хуссейн стал заниматься в школе. Шло время, но ответа на заявление братьев не приходило. Однако, как выяснилось, иммиграционные власти о них не забыли. Это братьям стало ясно, когда майским днем 1979 года в их дом пришли полицейские, чтобы арестовать их. Изумленным юношам было объявлено: они — незаконные иммигранты. Правда, человеколюбивые джентльмены из министерства внутренних дел младшего брата препроводили за решетку «всего» на две недели. Старшему же пришлось провести в камере около двух месяцев. Так что полицейская логика, можно сказать, была соблюдена. Хотя, если бы не адвокат братьев, подавший апелляцию и добившийся их выхода на свободу, их знакомство с распорядком в британских тюремных заведениях было бы более продолжительным.

Однако и вне тюремных стен их мытарства продолжались. Начались бесконечные разбирательства в судах. Братьям вменяли в вину «сокрытие» факта смерти их отца. Но ведь сертификат о его смерти они представили властям. К маю 1981 года, когда старшему исполнился 21 год, а младшему было около 16, родилось окончательное решение палаты лордов: Икбал и Хуссейн — незаконные иммигранты и соответственно им не место в Великобритании.

Такое отношение властей вызвало возмущение у многих, знающих о судьбе двух пакистанских юношей. Мэри Кей, директриса школы в Хай Уикомбе, где учился Ариф Хуссейн (в момент, когда стало известно об окончательном вердикте, он как раз сдавал экзамены), свое негодование выразила в письме в правительственные инстанции. Возмутительно, подчеркивала она, что спустя годы юноше объявляют, что он должен покинуть страну. Парламентарий от Уикомба Реймонд Уитни обратил внимание министра Тимоти Рейсона, что было бы уместно хотя бы проявить снисхождение и позволить младшему брату завершить сдачу экзаменов51. Представители ОССОИ в очередной раз указали: то, как обошлись с этими молодыми людьми, находится в явном противоречии с Европейской конвенцией о правах человека.

Досье с наиболее одиозными случаями нарушений коренных прав человека было собрано лордом Эйвбери и направлено в 1981 году участникам Мадридской встречи. В основном это дела, связанные с воссоединением семей, один из членов которых является престарелым или больным.

Яркий пример— история 76-летней уроженки Пакистана Радж Бегум. Два ее брата, два сына, две дочери и 11 внуков живут в Великобритании. Ее муж умер семь лет назад. Здоровье ее пошатнулось. Одинокая, без родных и близких, она была даже не в состоянии принести воды в свой крестьянский дом. Не под силу ей было и добираться до почтового отделения за пенсией. Почта — в 40 милях от ее деревни.

Ее родственники в Англии подали заявление с просьбой разрешить старой женщине приехать кг ним. Однако рассмотрение этого заявления раз за разом откладывали. В конце концов один из ее сыновей, бизнесмен, будучи в деловой поездке в Пакистане, привез ее в Великобританию. Ей было разрешено провести здесь четыре месяца «в качестве туриста». Когда ее сын обратился за продлением визы, то получил отказ. «Госпожа Бегум глубоко обеспокоена возможностью того, что ее, одинокую, преклонного возраста, возвратят в страну, где у нее нет никаких родственников»52,— сообщил лорд Эйвбери.

Введенные в 1980 году новые иммиграционные правила предписывали, что проживающие в Англии женщины могут привозить сюда своих мужей или женихов лишь при условии, что сами являются гражданками Соединенного Королевства и колоний, родившимися здесь, либо же если их родители родились в этой стране. Правила не распространялись на мужчин, намеревающихся привезти своих жен или невест в Великобританию, и, по словам «Таймс», были нацелены на то, чтобы помешать обосновавшимся тут небелым женщинам подобрать себе мужа за границей53.

В августе 1980 года девять женщин, живущих в Англии и из-за этих ограничений лишенных возможности пригласить сюда своих мужей или женихов, обратились с жалобами в Европейскую комиссию по правам человека. Они указывали, что правительство нарушает Европейскую конвенцию о правах человека. В частности, они были подвергнуты унижающему человеческое достоинство обращению; были нарушены их права на создание и сохранение семьи; они подверглись дискриминации из-за их расы и пола.

О некоторых из этих женщин был поднят вопрос в палате общин.

Генеральный секретарь Национального совета за гражданские свободы Патриция Хьюитт заявила в этой связи: «Мы обращаемся к правительству с просьбой прекратить превращать в игру счастье и покой английских женщин, находящихся замужем за мужчинами-иностранцами. Не существует какого-либо приемлемого оправдания правилам, расистским по характеру, дискриминационным в отношении пола людей и разбивающим семейные союзы»54.

Однако Лондон не довольствуется достигнутым. Он проводит дискриминационную политику и в такой сфере, как религия. Согласно существовавшим вплоть до 1980 года иммиграционным порядкам, священнослужители, подобно врачам, некоторым категориям журналистов и личной прислуги, не нуждались в приглашении на конкретную работу для их приезда в Англию65. Новая регламентация предусматривает подачу с их стороны соответствующего запроса британским представителям в стране их пребывания.

Сикхский храм в восточном Лондоне посещают 10 тысяч верующих. Службы проводит один престарелый священнослужитель. Это ему не по силам. Однако иммиграционные власти трижды в 1980 и 1981 годах отказывали в разрешении трем различным религиозным деятелям в праве остаться в стране для ведения служб в сикхском храме. По сведениям совета расового равенства Теймсайда, как минимум, три индуистских храма и три мечети испытывают нехватку постоянных священнослужителей. «По всему Соединенному Королевству значительные слои иммигрантской общины сталкиваются с тем, как трудно убедить министерство внутренних дел в том, что религиозные нужды индусов и мусульман не менее важны, чем последователей христианской религии»56,—заявил представитель этого совета.

Впрочем, дело сводится не к нежеланию чиновников понять степень важности той или иной религии, а к стремлению и в этой сфере ущемить права жителей бывших колоний, постараться, может быть, отбить охоту у кого-то из их верующих родственников, собирающихся приехать в Англию, делать этот шаг. А заодно перекрыть и тонкий ручеек прибывающих сюда религиозных деятелей, которые после четырехлетнего пребывания здесь имеют право на постоянное жительство.

«Таких случаев — не тысячи, но это неизбежная проблема, и с ней сталкиваются все религиозные общины меньшинств, перед которыми воздвигают бессмысленные сложности и препятствия, — подчеркнул генеральный секретарь ОССОИ Ян Мартин. — Министерство внутренних дел демонстрирует вопиющую бестактность и полнейшее отсутствие уважения к религиям, о которых идет речь. Подоплекой всей операции с введением новых правил, как представляется, является абсурдное подозрение, что некто намеревается прибыть сюда и четыре года выступать в роли священнослужителя, а затем все бросить и ускользнуть, чтобы устроиться на завод Форда»57. Сказано не без сарказма. И все же Лондон, по всей видимости, и в этом конкретном вопросе преследует «сверхзадачу» — продемонстрировать великодержавное высокомерие по отношению к этническим меньшинствам, подорвать их моральный дух, еще сильнее притормозить и без того весьма скромную иммиграцию.

В свете всех тягот, которые приходится претерпевать в Англии ее небелым жителям, неудивительно, что кое-кто из иммигрантов видит единственное решение этих проблем в том, чтобы раз и навсегда покинуть негостеприимную землю. Этой точки зрения придерживается, например, один из лидеров карибской общины, Эштон Джибсон.

«Большинство вест-индцев, — говорит он, — прибыли сюда с надеждой получить образование, работу, накопить какие-то средства, с которыми отправиться домой. Вместо этого они столкнулись с нищетой, крушением всех надежд». По словам Джибсона, британские государственные институты не желают признавать культурные и религиозные особенности иммигрантов. Вест-индцы нуждаются в помощи, но не получают ее. Если им дать даже не шанс, а половину шанса, дополнив это финансовой поддержкой, то, думаю, многие предпочтут отправиться назад58.

Хотя его соображения о репатриации весьма близки тому, о чем толкуют деятели правого крыла консервативной партии, его анализ ситуации отличен, пишет обозревательница «Таймс» Люси Ходжес. Джибсон указывает на климат расовой предубежденности, существующий в Великобритании, с чем иммигранты примириться не могут59.

«Очистить страну от скверны», «убрать черных» — к этому призывают кликуши из правых политических кругов. Пожалуй, на лидерство здесь имеет полное право претендовать бывший консерватор, перешедший в официальную юнионистскую партию Ольстера и избранный по ее спискам в британский парламент, Энок Пауэлл. Он буквально не упускает случая высказать призыв организовать репатриацию выходцев из стран Содружества. Например, только осенью 1981 года он выдвинул этот призыв на целом ряде форумов, в частности в своем выступлении перед отделением организации «молодые консерваторы» в Кобхеме60 и на съезде северо-западного отделения этой организации61.

В последнем случае он для пущей убедительности привел даже некоторые цифры. Согласно его подсчетам, репатриация полутора миллионов человек— половины всех небелых — при расходах в 9 тысяч фунтов стерлингов на семью из пяти человек должна на протяжении 10 лет выливаться в ежегодную сумму 300 миллионов фунтов. Для вящей убедительности Пауэлл демагогически сопоставлял эти возможные затраты с некоторыми статьями расходов национального бюджета. Поскольку же высылка «цветных» — дело значительно более важное, нежели многое другое, то, стало быть, деньги эти изыскать вполне реально! Политикан пошел и дальше, пустившись в рассуждения относительно «реальной и долговременной пользы» для развивающихся стран, которую им могут принести репатрианты — «благодаря их трудовым навыкам, квалификации и капиталу, приобретенным здесь». К тому же, привел еще один демагогический довод Пауэлл, у многих выходцев из стран Нового Содружества созрело желание эмигрировать из Великобритании62.

Правый политический деятель передергивает. И тогда, когда утверждает, что число небелых иммигрантов в стране составляет три миллиона (половина — полтора миллиона, по его словам); большинство источников сходятся на цифре чуть больше двух миллионов. И в других случаях. В частности, заявляя о широко распространенном среди иммигрантов желании покинуть Англию. Здесь с ним в полемику вступает известный политический деятель, член парламента от социал-демократической партии Дэвид Оуэн. «Большинство иммигрантов не испытывают желания возвращаться в страны, с которыми они более не чувствуют себя связанными. Насильственная репатриация абсолютно неприемлема и отталкивающа», — подчеркнул он. «Энок-пророк — вот титул, который он хотел бы обрести для себя, — продолжал далее Оуэн, — он хочет предстать человеком безупречной последовательности, человеком принципов. Но нет ничего более далекого от правды, чем это. В бытность министром здравоохранения этот человек был вполне готов принять в качестве медсестер и работников службы здравоохранения выходцев из стран Содружества…»63

Между тем Пауэлл с завидной настойчивостью продолжал попытки внедрить в умы как можно большего числа людей идею высылки из страны «цветных». Особенно подробно он остановился на этой теме, выступая на конференции махрово-реакционной организации «клуб понедельника» в мае 1982 года. Он предложил конкретный план — начать с создания «министерства репатриации», которое взяло бы на себя все функции, какими располагает в сфере иммиграции министерство внутренних дел, однако действовало бы «более масштабно и рационально». Средства можно было бы частично изъять из бюджетных ассигнований на помощь развивающимся странам, благо отправка туда людей, «приобретших в Англии опыт, знания, образование, подготовку и материальные средства», сама по себе огромная помощь этим странам. Что же касается безработных темнокожих выпускников школ — у них ведь нет ни «опыта, ни подготовки, ни материальных средств», — то пускай, по Пауэллу, их обучают профессиям на их, как он выразился, «островах и территориях, откуда они произошли». Принимать меры, вещал политикан, следует безотлагательно, поскольку высокая рождаемость у «черных» делает обстановку все более опасной64.

Парламентарий-юнионист мог не стесняться в этой аудитории. Он был среди своих. Ведь «клуб понедельника» сам объединяет сторонников высылки. Здесь ее, правда, чаще именуют «переселением». У «клуба» есть и свой разработанный план этой акции. В год предполагается «переселять» по 100 тысяч людей в страны Нового Содружества и Пакистан. Ежегодные расходы — от 500 до 600 миллионов фунтов65. Эти средства можно будет вначале изымать из бюджетных статей на помощь развивающимся странам, а затем за счет «экономии» расходов на здравоохранение, обеспечение занятости, образование и охрану окружающей среды66. При этом планируется, что на развивающиеся страны, которые, по всей видимости, станут возражать против этой затеи, будет оказано дипломатическое давление67.

И хотя президент особого «иммиграционно-репатриационного политического комитета» «клуба понедельника», член парламента Харви Проктор утверждает: «Никто никого не высылает. Все будет абсолютно добровольно», — в это мало кто верит. Парламентарий Джон Тилли прямо заявил: «Это только придает налет респектабельности тому, что является авторитарным и расистским предложением. Это не репатриация, а депортация. Они лишь вторят выкрикам Пауэлла, которые тот сам повторяет наподобие попугая, и силятся уговорить хоть кого-то немного в них поверить. Подобные призывы порождают новые страхи в черной общине, и это именно то, чего публика вроде членов «клуба понедельника» и добивается. Бессмысленно предполагать, что правительства пойдут на крупномасштабное перемещение людей и что значительные количества темнокожих людей в нашей стране хотят этого. И абсолютное безумие считать, что какое-либо правительство захотело бы быть вовлеченным в это»68.

Попытка правых представить дело таким образом, что их предложение совпадает с желанием подавляющего большинства «цветных», не выдержала проверку фактами. Выступление представителя карибской общины Эштона Джибсона подверглось резкой критике в недрах его собственной общины. Судя по всему, настроения, выразителем которых он был, носили все же весьма ограниченный, а не массовый характер. Вест-индцы отвергают подобный подход к решению их проблем, заявил редактор периодического издания «Рейс тудей» Даркус Хоу. «Он просто сумасшедший», — отозвался Хоу о Джибсоне69.

Нет никаких оснований утверждать, что среди темнокожих широко распространено стремление покинуть Великобританию, заявила член парламента от Хандсуэрта лейбористка Шейла Райт. Ей известно лишь о считанных людях, разделяющих эти настроения. Утверждения, противоречащие этому, она квалифицировала как нелепые.

«Неточными» и «поджигательскими» именовал подобные же утверждения ответственный представитель афро-карибского координационного совета в Бирмингеме70.

«Исключительно дешевым предложением» назвал проект репатриации Уильям Трант, председатель постоянной вест-индской конференции. «Великобритания должна местной вест-индской общине гораздо больше того, что она готова признать, — подчеркнул он. — Для чернокожих является величайшим оскорблением подобная приманка, предлагаемая для создания лилейно-белого общества в Соединенном Королевстве». Трант отметил, что для значительной части вест-индских иммигрантов «исключительно сложной остается проблема выживания в нынешнем экономическом климате». Однако те, сказал он, кто хочет вернуться в Карибские страны, сделают это самостоятельно, без того, чтобы их на это подталкивали71.

В одном из интервью государственного министра внутренних дел Тимоти Рейсоиа спросили: почему для противопоставления пропагандистской деятельности расистских групп правительство ничего не делает, стремясь решить существующие противоречия путем резкого сокращения иммиграции? Министр фактически игнорировал первую часть вопроса, сведя все к тому, что вследствие приезда в страну иммигрантов создается «известное напряжение», которое может перерасти в «трения Между людьми». Правительство же как раз и печется о том, чтобы избавить людей от, как выразился Рейсон, «ощущения нажима» со стороны иммигрантов и улучшить расовые отношения в стране. Для этого, мол, и вводятся все новые ограничения иммиграции72.

На конференции консерваторов в Блэкпуле в 1981 году был вновь затронут вопрос о репатриации. Очень резко тогда выступил член парламента Майк Трумэн. Он прямо назвал расистами тех своих коллег по партии, кто поддерживает идею репатриации «цветных». Тем, кто разделяет эти расистские взгляды, сказал он, следует выйти из консервативной партии и вступить в «национальный фронт»73.

Все же от мракобесия Пауэлла и иже с ним Тимоти Рейсон счел необходимым — хотя и в мягкой форме — откреститься. Глагол «репатриировать» — переходный и подразумевает отправку людей назад; не удивительно, что это слово порождает страхи, сказал он, выступая на конференции консервативной партии. Вместо фантазий о массовой репатриации мы нуждаемся в жестком контроле над иммиграцией, что мы осуществляем, заявил он. Министр говорил еще что-то о необходимости «создавать чувство стабильности и безопасности внутри меньшинств, а не неопределенности и сомнений»74. Но это была уже чистая риторика. Главное — его устами была подтверждена установка Лондона на жесткий контроль и одновременно было дано понять: подобная линия — это еще не самое плохое, что может ожидать небелых жителей Великобритании.

Впрочем, чего можно ждать от правительства, которое чуть ли не в один и тот же день, в мае 1984 года, объявляет о приглашении в страну главы расистской ЮАР П. Боты и о решении выслать из Англии 20-летнюю «цветную» Афию Бегум и ее двухлетнюю дочку?! Женщина утратила там право на жительство после того, как ее муж — британский гражданин, выходец из Бангладеш — погиб при тушении пожара75. Во время ее депортации в аэропорту Хитроу состоялась демонстрация протеста. Полиция «приняла меры», арестовав 20 человек76.