Спустя пару часов, облаченные в одинаковые обтягивающие черные комбинезоны, я и неприветливые обитатели мрачноватого космического корабля сидели в местной столовой, поглощая омерзительную на вид и на вкус питательную субстанцию, выдавливающуюся из свисавших на телескопических трубках с потолка металлических конусов.

   - Так всё же. - Немного колеблясь, продолжил Скотти прерванный очередной порцией шлепнувшейся на тарелку желеобразной каши наш диалог. - Как же тебе удалось выжить в безвоздушном пространстве?

   - Ежели б я знал. - Мрачно отозвался я, с сомнением вглядываясь в свою порцию. - Самому интересно...

   - Неудивительно. - Фыркнула Опра, высокомерно взглянув на меня. - Умственные способности мужчин вызывали сомнения во все времена и осталось совсем чуть-чуть, чтобы это стало научно доказанным фактом, ведь деградирующая "игрек-хромосома" оказывает деструктирующее воздействие на мыслительные процессы, психическое и физическое здоровье организма!

  Я выпрямился в неудобном кресле и отодвинул от себя миску с дурной жратвой, от моего устремленного в упор взгляда Опра не отвернулась, наоборот, буквально впилась в меня своими злыми колючими глазками, казалось, вот-вот полетят искры от наших "гляделок".

  Я выдержал небольшую паузу вовсе не для пущего эффекта, а просто не умею сходу ввязываться в полемику, мне нужно время, чтобы формулировать контраргументы.

   - И как долго данным вопросом занимается ваша просвещенная наука? - Как можно ровнее спросил я.

   - Достаточно, чтобы обосновать очевидные факты! - Отчеканила Опра.

   - То есть, несколько сотен, а то и тысячу лет? - Добавил я немного издёвки в свой голос.

   - Тебе-то что с этого? - Снисходительно процедила она. - Или тебе понравилось незнакомое слово "наука"?

  Я с силой сжал в кулаке металлопластиковую ложку, но лицо осталось невозмутимым.

   - То есть, все эти сотни лет вы, феминистки, упорно ищите факты, землю роете ради обоснования ваших бредовых идей, напрягаете доступные научные ресурсы, но до "доказательства очевидного" у вас, как и сотни лет назад, остаётся "чуть-чуть"?

  Я уже не скрывал ехидства и смотрел на оппонентку сквозь прищур с нескрываемым презрением. Лицо Опры окаменело, глазки сузились в две узкие щелочки, сквозь которые пробивался жгучий огонь незамутнённой ненависти, видать зацепил за живое.

   - А это уже не важно, на самом деле. - Тихим зловещим голосом медленно проговорила она. - Главное, что мы добились перелома сознания и освободились от рабских оков патриархата. И, да, нам пришлось пройти через моря крови, чтобы обезопасить наше право в будущем. Право на безопасный цивилизованный мир, право на справедливую жизнь, право на саму справедливость!

   - Чью кровь проливали? - Тихо, но с металлом в голосе спросил я.

  Опра отпрянула, словно от удара, выпрямилась, ноздри раздуваются, глаза мечут молнии, пальцами вцепилась в край стола - кажется, вот-вот появятся борозды.

   - Тыыыы! - Протяжно взвыла она. - Варвар! Животное! Ненавижу!!!

  В меня полетела металлопластиковая миска, расплёскивая мелкими каплями тошнотворноё содержимое - еле увернулся, далее полетели стакан, вилка, нож. Пришлось отбиваться подручными средствами. Глаза у Опры буквально вывалились из орбит, она уже не кричала, а что-то нечленораздельное хрипела, с губ закапала пена, её соратники загомонили, пытаясь хоть как-то успокоить.

   - Хванк! - Крикнула толстяку перепуганная Тришия. - Да помоги же! Чего расселся?!

  Хванк подскочил, словно ужаленный, опрокидывая всё на своём пути, подбежал к потерявшей человеческий облик Опре и буквально сгрёб ту в охапку, словно котёнка. Опра визжала и брыкалась, сучила коротенькими ножками, но толстяк держал крепко и вскоре они с Тришией выбежали из пищеблока через отъехавшую перегородку, унося с собой сбрендившую начальницу.

  В разгромленном заляпанном помещении остались лишь мы со Скотти.

   - Кхм... - Несмело кашлянул он через некоторое время, проведенное почти в мертвой тишине. - Ну что ж вы так?

  Голос звучал неуверенно и несмело, но с большой долей укоризны, словно у учителя начальных классов.

   - Я? Как? А как я? - Возмущенно-удивлённо спросил я, округляя глаза.

   - Я, по-моему, ничего такого ей не сказал, просто она не привыкла к полемике.

  Скотти коротко вздохнул и отвернулся, было видно, что моя фраза попала в цель.

   - Всё равно... - Почти проскулил он. - Не стоило вам доводить до такого. Опра достойная, умная женщина. Она всего добилась сама и на ней лежит много ответственности...

   - Однако же в выражениях она не стесняется, хотя должна, как начальник, в первую очередь следить за собой.

  Скотти поднял на меня свои по-собачьи грустные глаза, немного помолчал и вдруг спросил:

   - Вы ведь не знаете нашу историю, историю нашего общества, культуру, не так ли?

   - Нет, откуда мне?...

   - Я так и подумал, вы не принадлежите нашей системе ценностей, вы не вписываетесь в неё.

  Он вновь немного помолчал, потом продолжил:

   - Вы были правы по поводу пролитой крови... Много её пролилось - мужской крови. Хотя сначала всё было довольно цивилизованно и чинно.

  И он поведал историю становления своего общества, которая вкратце выглядит так: около четырёхсот лет назад в их мере зародилось движение, агитировавшее за предоставление равных прав женщинам. Потом в немыслимо короткие сроки появились тысячи так называемых правовых организаций, упорно дудящих в одну дуду: дайте женщинам больше прав, больше, больше! Институты образования, медицины, воспитания с младых ногтей были скоро и беспощадно феминизированы, мальчикам уже с самого детства прививали осознание своей ущербности и второсортности. Подтасовывались научные и исторические факты. Истерия приобрела массовый характер, многочисленные организации, ячейки, раздутые до неимоверного научно-исследовательские институты, занимавшиеся только одним направлением - штамповкой многочисленных доказательств превосходства женского пола, они сжирали очень много денежных и материальных ресурсов, но инвесторы не давали засохнуть финансовым рекам и водопадам, неизвестным до поры инвесторам всё это было чрезвычайно выгодно, они имели свой интерес и свои дивиденды. После пятидесяти лет молчания и бездействия вдруг робкое слово в свою поддержку взяли мужчины, они вдруг стали осознавать, что всё вокруг устроено не для них, если много раньше у мужчин и женщин были свои права и свои обязанности, и присутствовало гармоничное сосуществования двух миров, то сейчас мир стал однополярным и агрессивным по отношению к мужчинам! Но все попытки противодействовать в правовом поле были обречены, потому что время было безнадёжно упущено, а парадокс состоял в том, что против мужских правозащитных организаций выступали сами мужчины! В обществе уже настолько укоренилось мнение о "настоящем мужике", который всё стерпит, которому стыдно сходить к врачу, который обходится минимумом, отдавая почти всё, что немногочисленные организации в поддержку мужчин просто развалились и исчезли, так как никаких инвесторов за их спинами и близко не стояло.

  Различные социальные службы, выросшие в целые институты, бодро рапортовали о небывалых успехах, достигнутых на пути завоевания "равноправия" для женщин в сфере завоевания рабочих мест. Ежегодно целые тонны отчетов информировали "прогрессивное" человечество о превосходстве женщин во всех областях рабочей деятельности, приводя такие цифры: половина рабочих мест занята мужчинами, половина - женщинами. Далее в этих отчетах приводились сравнения эффективности обеих половин и делались выводы, что женщины на порядок более полезны мужчин, что погибают они в двадцать раз реже, что живут намного дольше и что всё это выяснилось благодаря "неравной борьбе" многочисленных феминистических организаций за "равноправие". Но там, отчего-то, ничего не говорилось о том, что на самых сложных и опасных направлениях работали исключительно мужчины, там, где угроза получить увечья, либо вовсе расстаться с жизнью - женщин не было вовсе!

  Дальше - больше, в скором времени был опубликован очередной "научный шедевр" о "необходимом и достаточном количестве представителей мужского пола для постепенного улучшения жизнедеятельности и повышения функциональности цивилизованного общества". Это был приговор мужскому полу, это была отмашка к активным действиям профеминистских военизированных организаций. И в этот момент сквозь туман охватившего мир безумия стали всё яснее проступать черты таинственных инвесторов, руководящих денежными потоками, питавшими всю эту истерию. Никто не замечал до определенного момента, что в ряде "цивилизованных" стран уже многие годы подряд у власти (явной либо теневой) оставались представители одних и тех же кланов и группировок, госаппарат взял на себя роль альфа-самца и таким образом избавлялся от потенциальных конкурентов.

  Мужчин организованными эшелонами под конвоем вывозили в труднодоступные районы с неблагоприятным климатом, решая, таким образом, сразу несколько задач: сокращение количества мужского населения, освоение "сложных" территорий с минимальными затратами, так как на оснащение, охрану труда и здоровья мужчин-работников, а вернее - рабов, никто особо не тратился.

  Как бы дико это ни звучало, но в большинстве своём мужчины особо не возражали против такого положения вещей, институты по промывке мозгов работали исправно, даже с переработкой.

  Однако, нашлись и несогласные, мало того, что не весь мир принял такую дикую точку зрения на взаимоотношения полов, узаконивающую андроцид (геноцид мужского населения), но и там, где это явление вовсю практиковалось, начались массовые акции протеста, переросшие в вооруженные стычки, полилась кровь.

  Организовывались стихийные отряды сопротивления, также не все женщины приняли бредовую идею о делении людей на сорта по половому признаку, их сразу же записали в "предательницы собственного рода" и при поимке посылали на принудительное промывание мозгов, после которого мало кто оставался в трезвом уме и твёрдой памяти.

  В будущем выхолощенная и извращенная история сохранила для памяти эти времена, как времена неравной борьбы самоотверженных женщин с жестокими и кровожадными ублюдками - мужчинами. Множество имён женщин-воительниц и полководш... или полководок...было донесено до будущих поколений, как символ, как знамя самоотверженности, чести, чистоты цели и помыслов, как наиблагороднейшее благородство. Но на самом деле, как и всегда, с обеих сторон в основном воевали и гибли мужчины, воинственные феминистки занимали политруководящие командные посты, те, которые помягче и подальше от "неудобств" войны. Была, конечно, в самом начале, попытка задействовать на передовой чисто женские части и подразделения, но ничего путного из этого не вышло, во-первых, ни одного сражения они не выиграли, а во-вторых, что немаловажно, содержание этих частей обходилось на несколько порядков дороже, чем содержание воинских частей, состоящих из мужчин. В итоге все эти женские дивизии, полки и батальоны в короткий срок были почти уничтожены, выведены в глубокий тыл, а их позорные поражения скоропостижно забыты, чтобы не пятнать страницы светлой истории становления "благородного и цивилизованного общества всеобщего равенства". В будущем данные части, пополненные и восстановленные, исполняли карательные функции, упражняясь и набираясь опыта убивать мирное мужское население.

  Для мирового сообщества, конечно же, всё преподносили немного в ином свете: небольшая напряженность в областях, захваченных сепаратисткими мужскими группировками, поставивших себе цель вернуть цивилизованное общество в каменный век, когда мужчина был полноправным жестоким хозяином и поработителем. И мужчины продолжали убивать друг друга во славу победы феминизма.

  Через четыре года "активного напряжения в некоторых областях" активное военное сопротивление "зарвавшихся самцов" было сломлено, новое "прогрессивное" правительство "цивилизованных" стран прибегло к оружию массового уничтожения и "области напряжения" были подавлены огнём такой интенсивности, что по прошествии нескольких десятков и даже сотен лет земля, смешанная с расплавленным камнем, ничего не могла родить.

  "Прогресс" и "равноправие" победили, мужское население сократилось вдвое, те, кто остался уже не помышляли о сопротивлении и даже не потому, что боялись или не было сил, а потому, что уже с самого появления на свет мужчинам вдалбливалась новая идеология с чувством собственной ущербности. Почти все руководящие и командные посты были заняты верными и последовательными адептами феминизма, теневые в прошлом инвесторы попали в собственную ловушку, они уже не контролировали новый мир и были практически уничтожены, уничтожены собственным порождением.

  Тем мужчинам, которые были верными воцарившемуся порядку, была отведена роль покорной военной и производственной силы, те, кто не мог выполнять функции солдата либо шахтера, стали прислужниками, мелкими клерками, самыми младшими научными сотрудниками, либо дворниками и ассенизаторами.

  Однако оставались ещё другие, "нецивилизованные" страны, где люди были настолько тупы, что не хотели воспринимать "правильную" идеологию нового времени! Данные страны делились на два типа: отсталые в научно-техническом отношении, отсталые в "прогрессивном" мировоззрении, но и те, и другие были чужды новому миру, а в некоторых странах до сих пор было общепринятым делом прилюдно унижать женщин, как то: открывать перед ними двери, уступать места, говорить комплименты, делать подарки, и остальные, порочащие честь женщины, действия. Технически отсталые были аннексированы довольно быстро, им хватило пары тройки бомбардировок, сложнее обстоял вопрос с идеологически отсталыми странами. Те были оснащены и вооружены ничуть не хуже, а порой даже и получше "цивилизованных" хозяев мира, в итоге силой ничего решить не удалось, феминизированные государства получили по рогам и отступили, а в будущем решили действовать тоньше, расшатывая непокорных изнутри, однако и на этом поприще особых успехов достигнуто не было. Так до сих пор и расколота колыбель цивилизации на два лагеря: "прогрессивных" и "невежественных"...

  Конечно, Скотти рассказывал всё не так откровенно и эмоционально, и многое читалось между строк, но к концу повествования лоб его покрылся капельками пота, а в бесцветных глазах появился отсвет недоброго огонька... Видать, не до конца он был согласен со сложившимся положением вещей, тлело в этом тщедушном человечке недовольство собственным статусом, на который он был обречен лишь потому, что не имел вагины.

   - Скотти, - Тихо сказал я вдруг осипшим голосом. - То, что я сейчас услышал, это пиздец, причём полный!

   - Что? - В непонимании он вскинул голову. - Как вы сказали?

   - Прости, вырвалось. - Отмахнулся я. - Но это, в самом деле, за гранью всякого человеческого понимания.... Нет, я, конечно, подозревал, что женщины кровожаднее мужчин, но не подозревал, что настолько!

  В ответ Скотти лишь тихонько с горечью вздохнул, оно и понятно, как бы ни выхолащивали твоё самоуважение, всегда бывают моменты, когда становится себя жалко, жалко до ненависти! И тут несчастный Скотти поведал мне ещё одну ошеломительную новость: оказывается, существуют подпольные ячейки "инакомыслящих", которые не согласны со сложившимся положением вещей, они собирают по крупицам правдивую информацию о становлении их нынешнего общества, и сам тихий Скотти является членом такой подпольной ячейки.

   - Эпическая сила! - В удивлении присвистнул я. - Не зря говорят, что в тихом омуте всякая гадость водится! И когда вы думаете поднять восстание? Ведь вы же думали об этом?

   - Что вы! - В ужасе вскричал Скотти. - Для чего нам новые реки крови? Мы не приемлем подобных методов!

   - А что вы приемлите?!

   - Мы дотошно собираем информацию по крупицам! Мы вышиваем полотно правды по обрывкам слов, заметок, фраз. Придёт время, и мы откроем миру истину! Мы расскажем то, как обстоят дела на самом деле!

   - Кому?! Кому вы и что расскажете?

   - Общественности, министерству информационного обеспечения, научной интеллигенции!

  Всё ясно, Скотти был наивен, словно первоклассник, да даже не он один - было наивно всё, так называемое, подполье. Кучка задавленных, зажатых, униженных существ, презрительно называемых "мужчинами". Даже само слово обгадили!

  Вдруг я почувствовал, как на меня накатила волна жгучей ненависти, на среднем пальце правой руки бешено запульсировал Перстень, нагнетая эту ненависть, буквально выжигая мозг. В глазах заколыхались красные волны, сердце выдавало барабанную дробь напрямую в уши.

   - Ты совсем глупец!!?? - Зло проорал я маленькому сжавшемуся человечку. - Ты совсем не понимаешь что ли?! Стоит только открыть вам рот, как вас тут же пустят в расход! И такая роскошь, как арест и ссылка в рудники вам будет недоступна! Идиоты, кретины, дебилы!!! Уничтожаете сами себя, унижаете сами себя, сами себя не уважаете просто-напросто!

  Бедный Скотти буквально вжался в металлический стул, сливаясь с окружающей обстановкой, не смея что-либо возразить. А я прямо-таки пошел в разнос, подталкиваемый внутренним всепожирающим огнём, схватил тарелку и запустил ею в отодвигаемую перегородку, наверное, ярость и Перстень умножили мои силы, потомучто металлопластиковая посуда, ударившись о перегородку, разлетелась на кучу мелких осколков, прошелестевших по пищеблоку смертоносной шрапнелью. Тут же я ухватил свисавший с потолка конус и рванул его на себя, послышалось жалобное жужжание и хруст, через секунду в моих руках оказались остатки несчастного механизма с телескопической ножкой и лохмотьями оторванных искрящихся проводов.

  В этот же миг с лёгким шорохом ушла в стену входная панель и в пищеблок в сопровождении знакомой уже парочки роботов ворвалась, сверкая глазами взъерошенная Опра. Она на секунду опешила от увиденного, но буквально тут же взъярилась и, ткнув в меня пальцем, проорала:

   - Обезвредить это животное!

  Зажужжав и заскрипев всеми своими конечностями и колёсами, на меня ринулись стальные машины убийства с зачатками искусственного интеллекта. Двигались они быстро и синхронно, не давая времени не то что на расслабуху, но и элементарно - на оценку ситуации. Секунда - и большой трапезный стол был смят словно фантик из фольги, вторая - и зашедший слева псевдо двойник механизма из "Короткого замыкания" буквально скрутил меня в бараний рог своими огромными клешнями, приподняв над полом в половину моего роста, третья - и грубая копия шагающего робота-охранника из "Робокопа" вперила мне под кадык сдвоенные стволы своих пулемётов.

  Боль на пару мгновений отрезвила меня, но буквально тут же сжигающая волна ярости накатила с новой силой, наливая тело силой и жаждой разрушения и убийства. Я резко рванул вниз, увлекая за собой сжимавшие меня клешни. Сквозь шум стучащих в ушах молотов я услышал истошное:

   - Огонь! Убить его!

  Я падал вниз, а над головой, в опасной близости от моей стриженой макушки громыхнуло смертоносной очередью, я опередил свой приговор буквально на доли секунды. Как и тогда - в Вышинске время вдруг почти остановилось, я коснулся ступнями поверхности пола и машинально поднял глаза вверх, где на расстоянии в несколько десятков сантиметров от моей головы медленно и плавно в загустевшем воздухе из вороненых стволов изливалось пламя сокрушительной энергии. Я дёрнул обеими руками, чувствуя, как слабеет хватка, и кожей ощущая хруст разжимаемых клешней. В следующий миг, не раздумывая, я нанес удар по стреляющему механизму - аккурат в поперечно-поворотное сочленение "ног" и "туловища", при соприкосновении с металлическим корпусом противника с Перстня сорвалась короткая фиолетовая молния, робот слегка дёрнулся и медленно стал заваливаться назад, не переставая извергать из себя тягучую струю огня.

  Кожа накалилась, вокруг меня сухо потрескивало, чудной обтягивающий комбинезон стал оплывать. Я обернулся ко второму противнику и тут же понял, что здесь можно не волноваться: предназначавшаяся мне очередь вся ушла в параллелепипедную голову и прямоугольную грудь робота с клешнями. Интересно было наблюдать, как медленно оплавляется металл, расходясь в местах попадания концентрическими кругами, как почти нехотя он лопается, зависая в воздухе тысячами мелких раскаленных осколков. Я бросил взгляд в сторону входа, где в позе обвинителя с указующим перстом застыла с перекошенным лицом Опра, я заметил, как медленно-медленно стали округляться её глаза, стиснув зубы, я двинулся к ней.

  Воздух был словно расплавленный битум - вязким и адски горячим, я чувствовал, как начинают вспухать волдыри ожогов на моём лице, как трескаются зубы в пересохшем рту, как сгорают измученные лёгкие. Я успел сделать три долгих трудных шага, когда, как и тогда в Вышинске, раздался лёгкий хлопок, воздух вновь стал невесомым, а в уши ворвался ураган звуков: за спиной один робот был почти разнесён в щепки под шквалом всеуничтожительного огня, второй - был разорван пополам: нижняя часть осталась на месте, верхняя - кувыркаясь и беспорядочно паля, со всей дури врезалась в противоположную стену, где и затихла. Опра отчаянно верещала, выкатив глаза и уставив в меня палец.

  Страшная усталость и боль накатили на меня, но ярость не утихомиривалась. Я подошел к орущей самке и сломал ей тот самый палец, потом постоял пару секунд и сломал ей руку. Бледная от боли и шока, пораженная животным ужасом, Опра тупо и молча пялилась на свою неестественно изогнутую верхнюю конечность.

  Чётко проговаривая слова, я произнёс:

   - Ненавижу феминизм. - И от всей своей загадочной души и с огромным удовольствием я врезал по этой ненавистной морде.

  Она ударилась о противоположную стенку как куль с говном и беззвучно стекла на пол.

  Через дверной проём я прошёл, волоча ноги и постоянно обо что-то спотыкаясь. В смежном помещении меня встретила оцепеневшая от ужаса Тришия, сжимавшая в своих ручонках грозное на собственном фоне некое стрелковое оружие, рядом колыхающейся тушей возвышался, выпучив глаза и раззявив рот, Хванк.

   - Ну что, болезные? - Устало произнёс я. - Что скажете мне?

  Тришия вздрогнула от звуков моего голоса и, выйдя из оцепенения, тоже заверещала:

   - Убей его, Хванк! Немедленно! Убей! Убей!

  Но толстяк и не думал шевелиться, впечатленный недавней расправой над двумя боевыми роботами, хорошо, что он не знал, что повторить подобный трюк мне сейчас никак не удаться и что я вообще еле на ногах стою.

   - Ты слышал меня???? - Не унималась истеричная самка. - Убей его и тебя не пустят на еду!

  От услышанного мне стало дурно, и к горлу подкатила горькая тошнотворная волна, я вдруг со всей ясностью понял прагматичное устройство космических экспедиций "цивилизованного" общества, стало понятно наличие многочисленных пустующих каморок в чреве корабля, даже стало ясно, почему питательная смесь была красновато-коричневого цвета. Таких, как Хванк, изначально - с начала экспедиции было много, их брали с собой не только в качестве грубой физической силы, но и для переработки в пищевую субстанцию для поддержания жизненных сил командного состава с целью снижения затрат на закупку продуктов и погрузочно-разгрузочных механизмов, если экспедиция, скажем так, "немного затянется"...

   - Боже... - Выдохнул я. - Вы не люди...

  А Тришия всё не унималась, она визгливо орала и угрожающе тыкала в Хванка своим оружием, явно не совсем понимая, где у этого самого оружия находится курок или кнопочка, которая приводит его в действие.

   - Убей его! Убей! Убей! - Разносилось по всему кораблю. Взбешенная маленькая самка принялась колотить оцепеневшего толстяка прикладом куда попало: по плечам, по лицу, по загривку.

   - Вы - не люди. - Потрясённо повторял я, медленно приближаясь к колоритной парочке. - Вы - не люди. Вы не имеете права существовать. Вы - не люди. Нелюди...

  И когда до беснующейся самки и избиваемого Хванка, по лицу которого уже обильно текла кровь из рассеченных бровей и сломанного носа, оставалось не более трёх шагов, вдруг протрещала очередь, извергнутая из чёрного ствола в руках Тришии - она-таки нашла кнопку... Хорошо пропеченные внутренности Хванка вперемешку с обуглившейся кровью заляпали близлежащие предметы интерьера, окровавленный толстяк беззвучно рухнул на жёсткий рифленый пол.

  Не помня себя от свалившихся на мою тонкую душевную организацию потрясений, я схватил эту тощую бледную шею, поднял визжащее тело над полом, отнял у этого тела опасную игрушку и отбросил это тело мордой в стенку.

  Когда Тришия пришла в себя, слабо постанывая и приложив руки к кровоточащему носу, я - с обожженным лицом, наряженный во вплавившийся в кожу комбинезон сидел на каком-то перевёрнутом металлическом шкафе, держа на коленях отобранное оружие.

   - Ну как? Больно? - Почти сочувственно спросил я. - Носик бо-бо, небось?

   - Тварь...- Слабо прохныкала "венец цивилизации", бессильно прожигая меня взглядом. - Мы скоро вернёмся.... И тебя казнят.... А я добьюсь того, чтобы сначала тебя кастрировали, а умирать ты будешь медленно. Ты будешь мучиться! Долго! Бесконечно долго!

  Самка уже пришла в себя и орала будь здоров, пытаясь вернуть себе былую, годами впитываемую, уверенность в собственном превосходстве на генетическом уровне над представителем "ущербного" пола, над "полуживотным". Слово "вернёмся" неприятно кольнуло в области мозжечка и напомнило о том, в КАКОМ мире я сейчас нахожусь. Стало омерзительно холодно в районе живота и ощутимо муторно на душе.

  А Тришию тем временем несло:

   - Падаль! Животное! Убить! Убиииить!

  Она металась и билась головой о стену и разные предметы, разбросанные по помещению. Похоже, что привыкшая к непререкаемой и закреплённой законодательно и самим образом жизни власти над мужским полом и лично столкнувшись с немыслимой "дикостью" в лице меня, представительница "элиты мироздания" съехала с катушек.

   - Отлично. - Резюмировал я. - Теперь ещё и это.

  Тришия в очередной раз, но как-то особенно сильно стукнулась виском о какой-то угол, послышался тихий мокрый хруст, вопли смолкли.

   - А теперь просто великолепно. - Вырвалось у меня.

   - За-е-бись! На раздолбанной посудине! Посреди Космоса! Лечу в компании с трупами и идиотом! А по прилёту - не пойми, какие встречи меня ждут! Я превзошёл себя - признаюсь!

  Я тоскливо оглядел царившую вокруг разруху, кое-где потрескивали огоньки перебитой проводки, на заляпанном спёкшейся кровью пульте что-то пищало и мигало. Я, превозмогая боль от перенапряжения и ожогов, стеная и по-стариковски кряхтя, поднялся с перевёрнутого шкафа и тут же нервно вздрогнул, резко обернувшись на деликатное покашливание и знакомый звук голоса:

   - Ну что же вы натворили-то, почтенный?