— Господин д'Артаньян!

— К вашим услугам, господа!

— Какая удача! Вы, наверняка, раскроете нам секрет.

— Всё, что представляет хоть малейший интерес, я описал в моих мемуарах. Каковы они, господа? Вы ознакомились? Я полагаю, что я потрудился не зря?

— Конечно, ваши мемуары… Да… Господин Дюма…

— Какой ещё Дюма?

— Благодаря нему вас знают во всем мире.

— Благодаря нему?

— Он пересказал…

— Разве мои мемуары были написаны для того, чтобы их пересказывать? Неужели они недостаточно хороши? Господа, я писал везде только чистую правду, и скажу по совести, коли я чего не знал, то и не писал об этом!

— Поверьте, ваша слава нисколько не пострадала, а даже и напротив.

— Это ещё неизвестно, что за славу он мне создал. Надо будет почитать как-нибудь на досуге. Как вы говорите, это называется?

— «Три мушкетера» Александра Дюма.

— Три мушкетера? А я-то при чем? Кто такие эти трое?

— Атос, Портос, Арамис.

— А, эти братья. Славные ребята. Но почему именно они? Что он, собственно, нашел в них, чтобы выносить их в название книги? Взять вот так мемуары мессира д'Артаньяна и написать книгу о трёх мушкетерах — это вы называете «ратовать о моей славе»?

— Господин д'Артаньян, это всё не так, поверьте. Но нас всё же интересует Человек в Железной Маске.

— В железной маске? Век такого не видывал! Железную маску носить — так через несколько дней и лица не останется! А коли не останется лица, то и маска ни к чему.

— Положим, маска была не железная, а шелковая.

— Так что же вы меня путаете? Шелковая, говорите? Это вроде тех, что носят на маскараде? Ну, так и что же с этой маской?

— Какой-то таинственный узник носил эту маску.

— Да что вы говорите? Узник? Хм… Довольно странно. Зачем же узнику маска? Он ведь в четырёх стенах, его и тюремщик-то не видит почти. Да и какая разница тюремщику, как выглядит узник? Он бы и папу римского не выпустил из тюрьмы, коли бы не было на то приказа, уж поверьте мне, да и насколько мне известно, папа маску не носит.

— Но речь идёт, возможно, о брате короля.

— Месье принц никогда не был ни в какой тюрьме, это вы, господа, что говориться, перегибаете палку!

— Тайны брат короля!

— Тайная супруга — это я ещё понимаю, а тайный брат… Господа, вам следовало бы показаться доктору.

— Господин д'Артаньян, и всё же… Вам не известно случаев, когда заключенный бы содержался в маске?

— Решительно нет!

— А при переезде из одной тюрьмы в другую?

— Бред!

— Как же так… ведь были же свидетели.

— Постойте-ка. При выезде, вы говорите? При выходе из тюрьмы?

— Да.

— Ну так бы сразу и сказали! Ха-ха-ха! Вот умора! Человек в железной маске! А что! Да! Это верно! Ему бы и железную впору одеть, ведь это же Бемо! Разумеется! Как же я не догадался. А вы-то! Ха-ха-ха! Сразу же так и сказали бы!

— Бемо? Это — узник?

— Бемо — узник! Да вы с ума сошли! Бемо — это комендант Бастилии!

— Так кто же был преступником?

— Преступником? Хм… Пожалуй, сам Бемо и был преступником. Злодей, уж это точно!

— Но ведь вы сказали, что он был комендантом.

— Разумеется! Так и было!

— Господин д'Артаньян, так этот Бемо — он преступник или комендант?

— И то и другое!

— Мы не понимает, господин д'Артаньян!

— Это всё потому, господа, что вы не читали мои мемуары.

— Но ведь господин Дюма…

— К черту Дюма!

— Расскажите, господин д'Артаньян, не томите!

— Ну, слушайте же. Этот Бемо был ужасный человек. Мы при кардинале Мазарини занимали приблизительно одинаковые должности и работу выполняли примерно одну и ту же. Но этот Бемо был завистник, ревнивец, жадный до денег и до почестей, а уж хвастовства в нем было на десять д'Артаньянов, если не больше. Ведь он и дворянство себе купил. Вот я и говорю, что если этот Бемо нашел себе однофамильца среди дворян и заплатил ему, чтобы тот признал его родственником, так он уже и дворянин?! Уж если я говорю, что я — д'Артаньян, то так оно и есть, и любого, кто осмелился бы в этом усомниться, я проткнул бы шпагой, как протыкает кухарка каплуна вертелом! Разве что родной матушке я не стал бы перечить в этом вопросе, ей-то, конечно, виднее, д'Артаньян я или нет.

— Но при чем тут Железная Маска?

— Это вы говорите, что она железная!

— Нет, мы тоже этого не говорим.

— Ну, так слушайте тогда! Этот Бемо наконец женился. И надо вам сказать, жена его была красавица, и приданое было не из плохих, и вот я вам говорю: почему так случается, что в одной упряжке одному коню и слева овёс и справа, а другому только пыль из-под копыт? Видать, что конюх — растяпа. И этот Мазарини…

— Господин д'Артаньян, не уходите от темы.

— Ладно, уж. А вы не перебивайте! Этот Бемо, говорю я вам, был такой ревнивец, что тут же вообразил, что его жена непременно наставит ему рога. Оно и следовало бы так сделать, да не такова она была. А он решил засадить её в замок и не выпускать никуда. Да только куда ему было купить замок! Он их все обсмотрел, всё выискивал, чтобы стены покрепче, а цена пониже. Да только не было таких замков. Все дороги, да и открыты для гостей. А тут надо было случиться, что комендант Бастилии пожаловался, что король задолжал ему за питание заключенных кругленькую сумму. Этот Бемо возьми да и стукни кардиналу, что мол, комендант недоволен, а он-то сам, Бемо то есть, уж как был бы доволен, доведись ему быть комендантом такой славной крепости, как Бастилия. Он и не требовал бы немедленного расчета, и даже бы и перекупил бы эти долги у нынешнего коменданта. Кардинал обожал, когда за его долги расплачивались другие, и тут же положил королю на подпись указ о назначении Бемо комендантом Бастилии. Король-то был юн и подписывал, что ему говорил кардинал. Так Бемо и стал комендантом. Жена-то его поначалу обрадовалась, что теперь у них доходы повысятся, и стало быть, она будет выезжать в свет и одеваться лучше, ну куда там! Он ей сообщил, что пора им экономить, ведь у них уже дети пошли, и надо думать о том, как бы обеспечить их будущее.

— Господин д'Артаньян, а как же о человеке в маске? Вы же обещали о нем рассказать!

— Я вам о нем и говорю. Бемо свою супругу засадил, бедняжку, в крепости, как будто она была узником. Разумеется, она жила в лучших комнатах Бастилии, но никаких гостей она не видела, да это и не удивительно: разве в Бастилию кто-нибудь поедет по доброй воле? Да ежели сыщется такой смельчак, то разве его туда пустят? Но этого было мало Бемо. Он и на прогулки не выпускал свою супругу, и в гости они ни к кому не ездили. Этот ревнивец и в церковь её не выпускал, а только в женский монастырь на молитву, и при том всегда она выходила в маске и с ней было два стражника. Одному было велено следить, чтобы она ни с кем словом или взглядом не обменивалась, а другой следил, чтобы записками или иными какими предметами она не обменялась, и не обронила чтобы невзначай, и не подняла. Бемо, он ведь состоял у кардинала на службе многие годы и знал, как может человек незаметно передать или получить записку или иной какой знак. Уж в этом он был искушен. Но ревнивец — жуткий. Вот так и похоронил, бедняжку, в четырёх стенах.

— Значит, человек в маске был ни кто иной, как…

— Супруга Бемо! Да. Она.

— Но тот человек был мужчиной!

— Что вы такое говорите?! Разумеется, однажды ему пришлось ехать с важным делом, а поскольку и стражники у Бемо были мужчинами, то он не решился оставить супругу в крепости на их попечение и счел за благо взять её с собой. А чтобы меньше было охотников до его сокровища, этой бедняжки, он велел ей одеться в мужской платье. Да он и пистолеты постоянно вытаскивал и на стол клал, и предупреждал её, что застрелит всякого, кто к ней обратится с вопросом, если только она хоть как-то ответит ему или даст иной знак. Совсем человек с ума сошел от ревности. Впрочем, в остальном он был вполне обычен, этот Бемо…