Из которой читатель узнает о том, что заговорщики против кровавой гэбни должны иметь крепкое сердце. А так же о том, что Петербург отделался лёгким испугом.

Екатерина, дорогой мой читатель, была радовалась смерти своей предшественницы сугубо про себя. Все вокруг видели на её лице неприкрытое горе по Матушке-Императрице. А "верная соратница и последовательница", жалела только об одном, что толстая каланча не протянула ещё годик, позволив Великой Княгине упрочить свои позиции.

Последние месяцы жизни бывшей государыни Екатерина находилась всё время подле больной. Елизавета Петровна почти не вылезала из постели, но заставляла зачитывать доклады, чтобы быть "в курсе". Мечтой Елизаветы было переселиться в новый "Зимний дворец", но Растрелли, не смотря на щедрые золотые вливания, "сдал объект" только после смерти заказчицы.

Петербург же простился с государыней тоже своеобразно, на Малой Неве загорелись склады с пенькой и вином, а затем и малые купеческие суда, даже один пароходик сгорел. Теперь же, одновременно с похоронами "Малый совет" решал что делать с "Завещанием государыни". По примеру предыдущих государей, которые чувствуя скорую свою кончину, осыпали народ милостями, Елизавета накатала этот безответственный документ.

"Освободить во всём государстве всех людей содержащихся по кормщичеству, вернуть всех ссыльных…". Первые страницы "ленинского завещания" ни Екатерине, ни Четырём Графам не понравились и были отправлены в камин. Страницу, где Сенату вменялось изыскать средства для замены монопольного соляного дохода было решено оставить. Золотой тракт приносил с Востока всё новые порции "металла", так что часть вполне можно было списать как "дотации". Снижение же конечной стоимости соли до двадцати копеек за пуд будет для черни лучшим подарком.

Не сказать, чтобы передача власти малолетнему цесаревичу, с регентством при нём Великой Княгини произошло вообще без эксцессов. Против Павлуши возражений не было ни у кого, но вот крамольное слово "регентский совет" многие перестали произносить только лишившись речи. Как можно лишиться речи на Руси? Так же как и покончить с перхотью в волосах. Усекновением.

Сердцем и мотором "регентского заговора" стал старший сенатор, князь Никита Юрьевич Трубецкой. Выйдя из спальни умершей императрицы он объявил кучкующимся там придворным, что Императрица Елизавета Петровна скончалась и государствует в Российской Империи его величество император Павел Первый, от имени которого до его совершеннолетия будет править регентский совет. Себя он тут же объявил главой этого образования, якобы по приказу покойной императрицы, включил туда Екатерину, разумеется, Шуваловых, канцлера, вице канцлера.

Ход, в общем то, был удачный, прямо на мести убить наглеца Графы не решились, и будь у него пара дней он мог перетянуть к себе достаточно недовольных, чтобы усидеть в своём новом кресле. Пока же вокруг его дворца было расквартировано две роты под командованием родственников, почти до утра он принимал гостей, уснул только в пять. Проснуться он ее смог, как и очень многие из побывавших в этом доме в течении суток.

Приказ Екатерины о "зачистке" достиг агентессы в доме Трубецких к вечеру. В наличии был лишь яд, созданный специально для Никиты Юрьевича, с учётом его больного сердца. К счастью запасено его оказалось достаточно, чай у хозяина всегда был из лучших… Так что из недругов выжили только молодые, в отравлении же отца и гостей обвинили дочь, которая уже к вечеру во всём созналась.

Сильно ужатый "расширенный регентский совет" единогласно передал свои полномочия Великой Княгине. Отравительница получила досрочную свободу и направлена на Мармару, создавать резидентуру из южных красавиц.

Зачистка клана Трубецких и вообще воспоминаний о регентском совете длилась год. Конечно об этом "органе" демократии говорили ещё долго, но исключительно под одеялом или по пьяни. Искоренению этой ереси во многом способствовало то, что одним из первых указов Екатерины стало возвращения в Россию смертной казни.

А как отозвалась смерть государыни средь полей и весей русских? Скорбит ли народ по Матушке? Скорбит, конечно. Как не скорбеть, когда Бискуты кадилами размахивают во всю, а бирючи-глашатаи пирят, слезу вышибая. Как всегда, с надеждой на лучшее, но с всенепременной уверенностью в худшем, народ русский выпивал за упокой Елизаветы Петровны.

А вот новость о снижении цены на соль почти вдвое была воспринята людьми однозначно положительно, так что Трубецкого святым сделать не удалось в народном сознании. А уж когда грамотно распущенные слухи о том, что он хотел довести цену вообще до пятидесяти копеек за пуд, дошли до доверчивых крестьянских ушей, тут уж от его памяти отвернулись все.

Как к смерти Бабы Лизы отнеслась Наташа? Сугубо отрицательно. Плакала. Занятия на месяц отменила, почти прекратила шалить. Дворянское кольцо вокруг особняка рассыпалось со смертью "чайных консерваторов". Держать молодёжь в узде стало не кому, кабаки, салоны и бордели тут же перетянули золотую молодёжь на свою сторону. А уж если учитывать то, что многие из непричастных к возне у трона младших детей в семье получили наследство…

Впрочем, младшие отпрыски, получившие наследство, часто заливали в кабаках свою сыновью совесть. Очень часто им совали в руки "чайные пакетики" и просили продемонстрировать "верность трону". Нельзя сказать, чтобы в устранении "старших детей заговорщиков" была такая уж необходимость, но определённое неудобство они доставляли. Да и запоздалая реакция Екатерины, не разглядевшей в зародыше хитроумный план Трубецкого, требовала успокоения.

Как отнеслись к печальному известию в заокеанских владениях Руси? Как к досадной помехе. Переживали, но только до тех пор, пока поняли, что военная политика, в целом, не измениться. Русские Американцы плодились, размножались, крестили индейцев, били котиков, да мало ли интересных дел вокруг. Производимое в массовом порядке оружие частично утекало в руки индейцев, часто крещённых, но ещё не совсем мирных. Из "южных штатов" в русские земли стали вливаться беглые рабы. Испанские поселения русские пока не трогали, но известная напряжённость из-за русской торговли оружием наблюдалась и здесь.

Голландские пираты окончательно захватили власть на Гавайских островах, которые тут же передали в собственность Российской короне. Пришедших "разобраться" англичан встретил равный им флот под русским флагом. Двурушничество русских бриттов порядком достало, но на спешно возведённых береговых батареях были русские ушки и счет матча намечался равный.

Англичане, конечно же, к тому времени обзавелись вполне действенными копиями русских ракет и изучили тактические приёмы ночных атак. Чего у них было маловато, так это отчаянных самоубийц, но порт был новым, защита слабой, и они решили рискнуть. Атака успехом не увенчалась, в связи с отсутствием противника, который предпочёл открытое море закрытой мышеловке. Основательно побитые береговой артиллерией брандеры наткнулись на противника утром, противник от них активно убегал. К вторичному появлению на сцене англичан русские потопили всех ночных охотников, сами потеряли два средних корабля.

Боя с основными силами русские опять не приняли, уйдя двумя группами на противоположных курсах. Через три дня, не смотря на упорное сопротивление береговых батарей они были подавленны и "победители" водрузили свой флаг в бывшей резиденции местного царька. Ночью в гости к основательно расслабившимся от местного рома англичанам заглянули голландцы. Захваченные десантными партиями русские батареи оказались с "сюрпризами" в виде полутоны пороха зарытой под каждой из них. Хитрый запал приводился в действие от тряски, когда стреляло, по крайней мере, две пушки.

Когда на следующее утро в бухту вошли русские суда, на плаву еле держался закопченный десяток английских кораблей. Жертв "неприкрытой пиратской агрессии" втихую поселили на одном из островков. Что было с ними дальше история умалчивает, но достоверно известно, что деревьев, пригодных на строительство чего-то по крупнее плота, на нём не было, а тамошних коз новопоселенцы съели за неделю.

Объявлять войну ни кто "де юре" не стал, "де факто" же русских стали пощипывать. Следующая эскадра англичан, пришедшая на "захваченные королевским флотом Гавайи", не увидев этого флота, сделала верные выводы. Так как было кораблей английских на сей раз вдвое меньше, чем русских, британцы гордо удалились.

Долго ли, коротко ли, но извилистыми путями весть о "пропавшей эскадре" до Лондона добралась, но мгновенного отклика не нашла. То есть адмиралы были сугубо "за" обеими руками и ногами, но и они понимали, что хорошо бы в это дело втравить Францию. Лягушатники отбивались как могли, продержавшись три месяца, и "пали" лишь одновременно с испанцами.

А чего же, спросите вы, не хватало "донам"? На Испанское наследство русским, в основном, было пока плевать, так чего сейчас делить? Но как раз это испанское наследство и стало предметом торга. Английские джентльмены "пообещали" не лезть к испанцам, но только если те помогут с русскими. Выполнять обещанное никто и не собирался, доны и сами это подозревали, но пока решили потянуть время, понадеявшись на извечное "авось". Да и сведения из полунезависимых американских провинций давали понять, что когда английские львы вцепиться в испанское горло, русские медведи откусят часть испанского западного побережья Северной Америки.

Ударить решили по всем правилам, в голову. А где у России голова? Правильно, в стольном городе. И не битыми бы русским быть, но… Паровиков у России было пока вдвое, против объединённого флота, а вот общее количество брандеров почти вдвое меньше. Да и сам наш флот, защищающий столицу, был почти вдвое меньше объединенной армады. Положение обороняющихся было бы плачевным. Если бы не один из проектов Академика.

Перебирая архивы Флота, он нашёл документы о 'потаенном огненном судне', которое, с одобрения Петра I, построил русский крестьянин Ефим Никонов. В 1718 году Ефим Никонов подаёт челобитную царю: "…сделает он к военному случаю на неприятелей угодное судно, которым на море, в тихое время, будет разбивать корабли, хотя б десять, или двадцать, и для пробы тому судну учинит образец…".

Петру понравилась идея "ходить под водой и подбивать военный корабль по самоё дно". Осенью 1720 года на Неве, в присутствии Императора Всея Руси Петра I, были проведены испытания "Морели".

В 1724 году, после успешных испытаний, корабль был спущен на воду. Это был деревянный корабль продолговатой бочкообразной формы, который предполагалось вооружить пороховыми зажигательными ракетами, для стрельбы из надводного положения с помощью железных труб, установленных вдоль палубы под небольшим углом к горизонту.

Корабль имел даже шлюзовую камеру для выхода подводных диверсантов, снаряжение для которых также разработал талантливый конструктор-самоучка. В 1728 м году Адмиралтейств-коллегия распорядилась прекратить работы, а "изобретателя в лаптях" определить на работу по специальности, на верфи в Астрахань, тем самым, прекратив работы над "потаённым судном".

Талант к этому времени уже скончался, но детей и внуков идеей заразить сумел, да и чертежи его сохранились. Детально проработаны были проницаемая часть корпуса, рабочий отсек, шлюзовой отсек, прочная надстройка, входной люк, люк входа в шлюзовой отсек, люк выхода в море, цистерна главного балласта (ЦГБ) с доской равномерного её заполнения, арматура заполнения и вентиляции ЦГБ, помпа осушения ЦГБ, твердый балласт, клапаны заполнения и осушения шлюзового отсека, весла, смотровые окна, руль, "зажигательные трубы". Запугали вот только изобретателя изрядно, а ведь слышал о нём в молодости Михайло Васильевич, как о знатном корабеле, но о подлодке его не знал.

"Никоновки", соответственно увеличенные и переделанные под пар получались дорогими, капризными, и дальность давали до морской мили, так что могли являться пока оружием сугубо оборонительным. Всего их к моменту нападения на Петербург было изготовлено три штуки, на вооружении каждой было по две ракеты.

Нападение брандеров случилось ночью, объединенные силы учли опыт прошлых проигрышей и ввели брандеры в бой все сразу. К утру от русского флота осталась половина, и лишь десятая часть была не повреждена. Утром, при слабом свете, в самоубийственную атаку на выдвинувшиеся вперёд эскадры двинулись все малые русские суда. Именно в этот момент и были использованы "Никоновки". Ракеты, бившие в упор, были основательно утяжелены, две в один корпус оказалось даже многовато.

Но потерявшие разом всё командование объединённые силы до полудня напасть так и не решились, а к этому времени подлодки с новыми ракетами пошли на второй заход. Потопление на "чистой воде" шести линейных кораблей вызвало замешательство, перешедшее к вечеру в панику, так как в пять часов русские атаковали исключительно испанские корабли. Доны, которые решили, что лимонники их подставили специально, не поставив в известность о новом оружии русских, и с поля боя ретировались.

Из подлодок вернулось обратно из вечерней атаки лишь одна, так как при отступлении по пенному следу били уже все корабли противника. В ночную атаку на неприятеля пошли все оставшиеся русские суда. Новый день встретили жалкие остатки англо-французской эскадры, и полное отсутствие средних и крупных судов русских. Какого же было удивление противника, когда в восемь утра в их сторону направились все лодочки, собранные с миру по нитке. Когда неприятель понял, что эта безумная атака всего лишь призвана замаскировать пенный след подлодки, было поздно.

Два последних английских линкора ушли на дно, впрочем, та же участь была уготована при отступлении и русской субмарине. Что же всё это время поделывал академик? Уж не сам ли командовал одной из утонувших субмарин? Да нет. Доделывал в спешном порядке четвёртую. Выбор был простой, или лодка плавает, или стреляет, времени хватало только на одно. Михайло Васильевич выбрал подвижность, и не прогадал.

Когда в полдень в видимости жалких остатков союзных эскадр всплыла русская субмарина, а затем ушла под воду и на них двинулся перископ, первыми не выдержали французы, англичане начали отходить минут через десять. Брошенный на произвол судьбы десант противника русские добили этой же ночью, причём последние несколько сотен даже попытались сдаться в плен.

Петербург пострадал значительно, но больших пожаров удалось избежать, так что можно сказать город отделался лёгким испугом.