Территория Российской Империи.

Земля. Царьград-Магадан.

1887–1922

Пиши, сестричка, пиши. Да успокойся, раскажу я тебе, где у меня болит. Ты другое записывай, раз смерть моя приходит о себе — расскажу.

А ты пиши, раз всё записывать велели. Может, чему-то из моего рассказа и научишься, хотя вряд ли — молода ты ещё, да и русская к тому же.

А я знаешь, из каких буду? Нет не армянин я, а турок. Может даже отец с матерью и армяне — да кто ж его знает. Как в детстве забрали меня у родни, в солдаты по вашему, султану служить — так я и служил, воевал против северных варваров.

Как это, каких? Вот как исполнилось мне семнадцать лет — я первую пулю от них и поймал — в 78 году. Поняла, что это за варвары? Русские это. Обиделась? Ты не обижайся. Мне ведь, по словам твоих командиров — не больше трёх суток осталось.

А, так ты обиделась, что я тебя русской назвал? Мать — якутка, отец — казах? Все равно русская — раз на плечах погоны лейтенанта РСС.

За царя — значит русская. У нас сейчас тоже многие турки — русскими стали. Исламбек Муратович Бантарбашев — вот так на русский манер ваши сволочи меня в тюремный паспорт и записали.

Да сиделец я, тебе, что не сказали? Ну и что, что только записываешь? Могли ведь, и проинструктировать сволочи?

А русских не люблю, хоть и сидел у вас столько — что в пору самому русским стать. И ещё столько бы сидел, если бы не эта ваша шайтан-бомба. Зачем вам такое оружие. Вы и так на колени весь мир поставили, и раком его имеете. Для надежности? Нет, не понимаю я вашего императора.

И тогда в 87 не понимал. Я уже в тогда десятком командовал. В ту ночь мы были на усилении в одной из батарей. Да, каюсь, службу несли спустя рукава. На англичан надеялись — идиоты. Шутка ли — двадцать железных чудовищ на рейде, да батареи наши тоже были не лыком шиты. Надеялись мы, дураки, крепко.

Царь русский вроде как на трон сел — с Бриттами не воюет. Вроде мир. Господство русских на тихом океане англичане признали — утёрлись и пока не рыпаются — готовятся.

Короче когда в городе взрывы пошли, мы сначала подумали, что нас английский флот обстреливать стал. Затем, когда в сполохах огня их корабли стали взрываться — до нас дошло — русские. А как в городе пулемёты застрочили — так мы окончательно уверились — ведь только у русских почти у каждого солдата по пулемёту.

Но куда стрелять нашей батарее мы решительно не понимали. Маленькие лодочки — видимо наполненные взрывчаткой — добрались только до первых пяти кораблей — до остальных не успели. Остальные были начеку. А затем начали тонуть остальные. Паника нарастала, а стрельба в городе стала чаще.

А русских судов всё не было. Когда наступил полдень до нас дошли слухи, кто виноват — у русских оказалось две подводные лодки — сейчас они топят все суда, которые пытаются прорваться в средиземное море. Все телеграфные кабеля перерезаны. Султан, видимо, убит.

Русские действуют малыми группами — у каждого из солдат ручной пулемёт, убивают всех, кто оказывает хоть видимость сопротивления, и поджигают дома. В городе хаос, верных присяге боеспособных войск немного — да и те не знают, кому подчинятся. Претиндентов на трон трое — и те уже начали грызню между собой. Русские в первую очередь выкашивают все иностранные силы.

Из батарей на окраине бегут люди — спасать родичей в этом огненном аду, в который постепенно превращается город — да что говорить сам чуть к своим не ринулся.

Но в целом дневные события явились как бы перерывом — русские предпочитали темноту.

Около трёх десятков судов прошло ночью мимо нас. Как только какая либо батарея начинала по ним огонь, в её сторону летели сотни русских огненных стрел, о которых мы столько слышали, но видели впервые — это было жутко. Они разнесли пять батарей, и шли дальше — больше по ним не стреляли. Уже в лагерях я познакомился с одним из матросов стреляющих в нас той ночью, что ракет у них оставалось только на две батареи — ещё немного, и мы осложнили положение противника до крайности.

Большая часть судов была из дерева — половина из них минные заградители. Они завалили вход в средиземку — на всякий случай. Следующей ночью пришли новые корабли. Больше организованного сопротивления на море никто не оказывал. Кроме отдельных смельчаков — включая нашу батарею — перед тем как она открыла огонь, я предложил командиру отвлечь внимание русских — атакой на брандере — как они сделали в первую ночь.

И вот я и пять человек добровольцев гребём на большой рыбацкой лодке груженой взрывчаткой. К сожалению, в последний момент один из них струсил и с криком прыгнул за борт. Это не только замедлило наш ход, но и привлекло внимание. Мы не доплыли буквально полста метров, когда застрочили пулемёты, и меня настигла пуля. Дальше темнота.

Очнулся я в русском госпитале. Вокруг отвратительно воняло гарью, да и фельдшер, в отличие от тебя сестричка, красотой не блистал. Потом допросы, тюрьма. Долгий, как жизнь, срок. Точнее и срока то не дали — написали в паспорте — бессрочный заключённый.

Задело их, что корабль чуть было, не утопил. Говорят, меня хотели даже в РСС взять — но отдел контразветки прокачал меня по своим каналам и вынес вердикт — ненадежен, предаст при первой возможности. Вот так я и стал добывать руду для империи.

Урал, Магадан, Якутия — я побывал везде. Дважды бежал. Первый раз поймали через неделю. Другой раз пробыл в бегах полгода, затем опять сцапали.

Как ни странно поймав, отдубасили несильно. Я оказался хорошим горняком — чествовал породу. Особенно ценили мой нюх на гиблые штреки — что-то меня как будто дёргало, и я не лез в такие ни в какую. Сначала били — потом заметили — стали ежели, что подозрительно вперёд меня посылать.

Если бы ни статья в паспорте — сделали бы давно меня подданным империи. Да и без гражданства неплохо жилось — годиков через пять после второго побега остепенился я.

Жил не тужил с одной из вольнонаемных. Даже детей завели — на неё записанных. Проблемы с этим были — но категорического приказа сверху небело — начальство закрывало глаза и прикрывало нужного ему сидельца. Оба раза её задним числом расписали с погибшими недавно в забое. И всё вроде прилично и семье прибыток — на детей, погибших вольнонаёмных деньги выделялись — конечно, половину приходилось в откат начальнику отдавать — но мы не жаловались.

Да как говориться грамм золота то там застрянет в одежде то тут, короче на жизнь хватало. Ко мне отношение тоже было как к вольняшке, а не зэку.

А сколько интересных людей сидело. Скольких рас и народов, даже негры были. Были и политические — таких уничтожали с особым садизмом — чтоб другим неповадно было.

Постепенно уменьшали паёк — давая работать до упаду. Особо значимых фотографировали во всех стадиях — от борова до тростинки.

Сидел у нас один из чинуш — ещё в Иркутске начинал с самим. Потом был в замах у одного из волостных начальников. Да там и засыпался. Знаешь, небось, политику империи — просто так завоёвывать и включать в себя, что ни попадя — её не интересует. А вот анклавы-острова для контроля на сопредельных территориях — милое дело. Мадагаскар, например, вообще без лишних слов протекторатом сделали. Или там, в земле что-либо есть, что царя интересует. А с остальными — разделяй и властвуй. Сталкивание лбами.

Вот организация возрожденцев из одного новоявленного государства на месте трёх северных штатов и купили нашего чинушу. Хорошо купили — аж с рук у них ел.

И доелся, продав чертежи одного самолётика, что на волостном заводе делали — кроты американские в тот же день по радио всё передали и чинушу сцапали — вернее не его, а все, но после проверки остался лишь он. Вот его к нам в солнечный Магадан на перевоспитание.

Его на этапе даже не трогали — знали что смертник. Вообще так сложилось, что наш 81/10 в народе кличут "демократический лагерь" многих наша мерзлота перевоспитала.

А то, что я через три дня сдохну — сам виноват. Ну, подрался бы я с тем мурлом из разжалованных офицеров за месяц до этого или вообще лучше по тихому его подстерёг — ничего бы мне не было.

А тут одно к одному. Начальник сменился — не поделился вовремя. Новый ещё в ситуации не сёк — старый ему из вредности ничего сверх положенного не сказал, кто тут для дела нужен, а кто нет. А тут ещё приказ этот особо секретный — мне про него жена на свидании рассказала, оно ей, кстати, в 10 грамм золота обошлось.

Короче этапом меня в Якутию — да не на золото, как я по началу думал, а на особый рудник. Туда уголовников в основе брали и мокрушников — да и секретность на уровне. Это уже на руднике я узнал, что здесь дольше полугода никто не выживал. Но про дикий некомплект у них слухи ходили далеко за пределами.

Больше я свою Натку, не видел. А через три месяца кашель сильный меня одолевать стал. Седым стал, скрючился. Короче вертухай наш, а они здесь через каждый месяц сменялись, на меня стукнул, и меня забрали. Думал тогда, просто к стенке поставят, старого турка. Ан нет.

Привезли нас на этот кусок студеной земли в северном океане. Месяц мы километрах в трёх от большого здания-куба хибары возводили. Технику разную — пушки там, пулеметы, от нас до здания, по окопам рассовывали.

Все гадали — тоже это за здание, а я знал там дом шайтана — там опасность для меня. Но чуял я и новое — как не крути, а опасности этой мне не избежать. А вокруг меня мечтали о тепле, что же — они его дождались.

К тем столбикам, что мы до этого бетонировали, нас конвой и приковывал — недлинными цепями триста человек нас было — и кого ближе — кого дальше метров на сто друг от друга столбы стояли — не только людей приковывали — животных тоже. Домашних в основном, но и дикие попадались, даже один тигр.

Ясно мне стало, что русские своему богу великую жертву готовят. Кто на нас нападёт, я не знал, но страх говорил мне — под землёй безопасней.

Не жалел я пальцев, рвал как зверь мерзлоту — закапывался. И вот вверху рвануло — я даже глаз не поднял — весь в неглубокую яму вжался. Полярный день стал стократ светлее. Молится я стал по-турецки, вспоминал Аллаха, по-русски богородицу. Затем матерится начал. Затем меня в землю вдавило, я сознание и потерял.

Очнулся — рядом голоса услышав. Человек двадцать шли громко переговаривались, спорили. Вот тогда меня трепыхающегося твой начальник и заметил. Вот мы сейчас с тобой через стекло болтаем — а с ним напрямую.

Так вот увидел он меня и говорит — живой, наконец, то. Опросить немедля. Руками говорит, берите его, но только те, кто в перчатках.

Одежду его сжечь. Нашу потом тоже. А то я вас знаю идиотов. Кто не выполнит приказ — послужит следующий раз испытателем. Я вам покажу царские инструкции нарушать.

Вот так я на этой койке и оказался. Как хоть называется та штука, которая взорвалась?

Какая тайна — я ведь уже труп? Сдохну не сегодня завтра. Говоришь атомная бомба?

Начальство недовольно, что пока только стационарная — с самолёта такую не скинешь.

А ты откудова всё это знаешь? А тут отец твой зам главного? Тогда понятно, почему ты болтать не боишся. А родичам моим, смелая ты наша, весточку не передашь?

Ведь им то сообщили, что я как два месяца представился. Ну ладно, счастья тебе дочка — только держись подальше от этих бомб.

А если таких как я найдёте — сделайте милость — добейте сразу, без распросов. Даже врагам такой боли желать не должно.