Территория Российской Империи.

Земля. Москва.

1887

В то зимнее утро привокзальная площадь была бела от снега. Он шёл, непереставая, всю ночь. Я подъехал на извозчике к центральному входу.

Расплатился, затем подозвал грузчиков для моих чемоданов. Всё было спокойно. Трое специалистов были надёжно укрыты. Поезд с императором должен подойти ночью. Мне же его ждать не с руки, как здесь говорят. Пора уносить ноги.

Снайперы смертники и сами это понимают. Но люди военные, надёжные. Об их семьях позаботятся.

Да, Русь матушка. Ещё с самого начала работы в России, при прежних царях, я был не в восторге. Но шеф успокаивал, подбадривал — все, мол, будет в порядке. С твоими способностями нигде не пропадёшь…

С напускной строгостью он повторял то, что и всем, уезжающим за пределы доминиона агентам: "Внедряться, внедряться и внедряться. Никаких отклонений от плана, никаких нарушений и проступков. Ты иностранный специалист по паровым двигателям. Твоя визитная карточка — показное радушие. Проникай в души людей, завоевывай сердца, обзаводись неограниченным кругом знакомых. Все это ты умеешь — особенно знакомится с женщинами. Женщины — твой козырь. но ошибок твоего предшественника лучше не повторяй."

Когда осенью 1880 года я прибыл в Москву, город был полон очарования. В кармане был американский паспорт на имя Майкла Гольдшмита. Я был назначен во вновь открытый филиал американской компании по продаже паровиков для мукомольно-хлебопекарного производства.

Но вот мысли опять вернулись к настоящему, и я, стоя на перроне, оглядываюсь по сторонам. Все, вроде, спокойно. Вот и мой поезд до Варшавы подошёл. Я расположился в отдельном купе и задремал.

Всё тогда складывалось хорошо. Специальность прикрытия я знал отлично. Во всех местах, куда мы поставляли технику мной оставались довольны. Вот я обжился. Вот с одной из моих пассий в Петербург я передал первую шифровку, вложенную в книжный переплёт. События в России развивались стремительно. Пару лет после достаточно удачной для России южной войны руководство делало попытки сменить царя.

Хотя вначале основной моей задачей было заводить как можно больше знакомств, особенно среди купечества, основой моей сети осведомителей оставалась дамы. Через посредничество одной из них я стал контактировать с местной ячейкой народной воли. Но мои услуги не потребовались. Контора сама сработала в Петербурге достаточно чисто, во всяком случае, с нами связать было нельзя.

Как мы были тогда неправы. Направляя лавину событий, мы были искренне уверенны, что являемся творцами вероятностей. Нет ничего хуже полной самоуверенности. Смерть царя была нашей ошибкой.

Ошибка, сквозь сон подумал я, но нет — это негромкий стук в дверь купе прервал мой сон. Открыв дверь, я оказался перед миниатюрной миловидной барышней. Она казалась представительницей новой волны — вполне уверенных юных дам, после уравнения в правах и ответственностях с мужчинами, могли сами себя обеспечивать.

Она, улыбаясь, извинилась и пригласила меня в соседнее купе — разделить кампанию. Оттуда доносились смех и звуки гитары. Какого чёрта, подумал я, можно и расслабиться.

Купе дамы, было, поболи моего. Здесь находилось двое кавалеров, а дам, было на одну больше. Я вздохнул про себя.

Последние годы я устал отбиваться от матримониальных планов московских мамаш. Ведь по легенде в Америке у меня был богатый дядюшка. Да и в Москве в тратах я себе не отказывал. Так что сбыть мне своих дочурок старались многие.

И те две дуэли за шесть лет скорей говорят о моём таланте дипломата — а то бы были горы трупов.

Меня пригласили сесть возле прелестной дамы, представившейся Ольгой. Непринужденная беседа продолжалась уже около получаса, прерываясь на напитки. Я расслабился. И поплатился. Ольга придвинулась чуть ближе. Следующее её движения я почти не заметил.

Пальцами одной руки она передавила мне трахею, другой она сильно сжала мошонку. От дикой боли я на пару секунд потерял ориентацию. На мои руки навалились мужчины. Ольга накинула свой прелестный шарфик мне на шею, и затягивала его, всякий раз как я трепыхался.

Две оставшиеся девушки, погасив приветливые улыбки, сноровисто меня связали.

Стали прямо на месте допрашивать. Из их вопросов я понял, что план известен весь. От меня и не ждали ответов — следили только за моей реакцией.

Ольга оказалась главной. Удовлетворенно улыбаясь, она назвала моё настоящее имя, — которое, надо признать, я сам начал слегка забывать.

До самой тюрьмы я думал, где прокололся. В камере я был три дня. Каждый день мне в камеру приводили истерзанное нечто. Каждый день новое. Это были мои люди. Снайперы. У всех были выколоты глаза, затем следовали вариации. На четвёртый день всех нас собрали вместе и меня заставили зачитать выдержки из свежих английских газет.

Я недоумевал, но недолго. В первый раз я видел, что можно плакать без глаз. Тогда я и понял, что следящие заметки тоже будут о несчастных случаях. Опять пожар. Следующая оказалась оригинальнее — на окраине Лондона найдены труппы женщины и двух её маленьких детей со следами собачьих зубов, было решено, что на них напала бродячая стая.

В дверь, улыбаясь, вошла Ольга. Она сказала, что эти трое больше не нужны. Их увели. Они шли покорно как марионетки. Последний попробовал дёрнуться — ему свернули шею прямо здесь же.

Дальше мне поступило, как я и ожидал, предложение о сотрудничестве. Мне выделят удобную камеру и сколько угодно бумаги и чернил. Даётся десять дней. Если написанное их не удовлетворит или они найдут там ложь то — и они показали фотографию дома моей матери, а так же семейный портрет старшей сестры.

Вот уже пять дней я пишу как проклятый — я верю, что они могут это сделать.

Нет, убивать его деда было чудовищной ошибкой. Ну, кому мог мешать этот добродушный царь-освободитель. Ну, пожили бы с ним в мире. Ну, догнали бы нас русские лет через пятьдесят, может чуть раньше. Нет же — вот и послал нам бог наказание.

Тогда — осенью 81-го как раз много было агентурной работы. Да и как у инженера — увеличились закупки хлеба армией. В Лондоне радовались — дело пахло гражданской войной. Просчитывались десятки вариантов. Даже оттягивали всеми силами посылку карателей в Иркутск. Дооттягивались.

Потеряли Китай, Макао, теперь трясемся за Индию. В то, что за меня никто из конторы не замолвит ни словечка — в этом я не сомневался.

А сегодня мне предоставили встречу с предателем. Он сидел в форме лейтенанта РСС и улыбался. Кустов. Не может быть. Черносписочник. Нет, я не ошибся — он. Я выдавил из себя — когда? Он, как ни странно понял мой вопрос, ответил — ещё с тех пор — пять лет назад, после моей вербовки я вышел на связь с людьми Михаила. Кустов объяснил мне, что всегда бредил книгами о тайных агентах на службе государя, но по воле отца был вынужден стать офицером-артеллеристом. Так что тот проступок, на котором я его подловил, давал ему шанс — а я с тех пор был под колпаком. Так что благодаря мне он занялся любимым делом.

Сберёг семью — у них теперь новые имена и владения. Для него главное служить отечеству. На мою реплику — отечеству палачей — он с улыбкой пожал плечами и сказал — Родину не выбирают.

Он рассказал, как участвовал в сражении с войсками царевича в 84-ом и уверен, что его батарея убила многих его соратников и ничего. Главное — ощущать внутреннее родство с теми, кто живёт рядом с тобой, а на плече чествовать твёрдую руку государя.

А кто этот царь — палач или святой решать не нам, а истории. Которую напишут победившие.

Я поинтересовался, что со мной будет, если написанное мной понравиться?

Подумав, Олег сказал, что убивать не будут — точно. Тебя, скорее всего, переведут в Иркутск. Конечно, окончательно решит царь — его воля — его закон. Демократией здесь, как и в твоём родном ведомстве, не пахнет. Если что и могилы от тебя не останется.

А со снайперами как меня засекли? Я же тогда хорошо себя подчистил. И встречался я с ними вживую в тот раз, а потом только записками. За тобой в тот раз всё же уследили. А как только обнаружили оружие — всё стало ясно — по царёву душу пришли.

Кстати, поздравляю с твоим планом — по оценке наших экспертов вероятность успеха акции была больше половины.

Так что очень может быть, в Иркутске будешь работать по этой теме — подготавливать планы ликвидаций, а потом может, и суда переведут вместе с отделом. Конечно только в теории и под замком — сам понимаешь, доверять мы тебе пока не можем. А пока садись и пиши — у тебя есть ещё пять дней. Время идет. Решение ещё не принято.

Жизнь, Джек, прекрасна. Помни об этом, помни.