Семён Щедринский сидел за столом в небольшом помещении и скучающе переводил взгляд с одного угла на другой. Напротив него безмолвно сидел Габров, положив обе руки на стол перед собой. Щедринский с удивлением заметил, что повреждённая кисть литератора, хоть и обмотана чем-то вроде бинта, уже вполне нормально двигается — Габров иногда брался за маленький блокнот и перелистывал пустые страницы. Кисть руки при этом действовала так легко и свободно, будто пару часов назад она не была раздроблена осколком, и синорский хирург не собирал её буквально заново. Капитан Щедринский в очередной раз поглядел на дверь, за которой находились ещё несколько катафрактов и аколитов, охраняющих его вместе с Габровым.

Внезапно в комнате раздался мелодичный звук. Литератор насторожился, но даже не повернул голову к двери, которая отворилась, и в неё вошли Иакинф и Василий Евграфович. Позади них, в сопровождении Владимира, шёл полковник спецназа ГРУ — непосредственный начальник Щедринского.

Капитан по привычке собирался было встать, но Габров, жестом перебинтованной руки, остановил его.

Вошедшие расселись по свободным стульям. Иакинф переглянулся с полковником ГРУ — тот лишь кивнул в ответ. Катафракт открыл папку, которую принёс с собой. В ней содержалось личное дело Щедринского, которое уже успели телепортировать на «Иту» из России, из части, где служил капитан. Кроме этого в папке содержались ещё какие-то бумаги. Рядом с документами Иакинф положил толстый стекловидный лист, на котором светились символы и слова.

— Итак, начнём. Семён Антонович. Ты, как мы полагаем, уже понял, что нас очень сильно интересует кто ты, и откуда взялся. Твоя «официальная» автобиография нам вполне известна. Тебе 29 лет. Всё своё детство провёл в Великом Новгороде, жил на Лужском шоссе, дом 23, квартира 12. Закончил 39-ю среднюю школу. В 17 лет поступил в Московское высшее военное командное училище. Закончил с отличием. За семь лет с момента окончания учёбы ты успел побывать в нескольких горячих точках. О твоём послужном списке и наградах мы хорошо знаем, но, кажется, у тебя есть, что к этому всему добавить.

— Так точно, — ответил спецназовец. — Вы наверняка хотите знать о моём «шраме» на лице?

— Можешь начать с этого, как тебе будет удобнее, — сказал Иакинф. — По-моему, он имеет далеко не последнее значение в этом неясном деле.

— Я расскажу всё, — Щедринский потупил взор. − О шраме… И о моей второй жизни…

Капитан вздохнул, будто собирался духом.

— Мои родители, Антон Юрьевич и Надежда Валентиновна Щедринские… не являются моими биологическими родителями.

Иакинф и его спутники переглянулись.

— Уже интереснее… — сказал полковник ГРУ.

— Где они сейчас? — спросил Иакинф, отмечая что-то на «стеклянном» листе, на котором от прикосновений изменялись светящиеся символы.

— Не могу знать. Когда я окончил училище и поступил на службу, они развелись. Без всякого повода. Антон Юрьевич уехал в другой регион. Надежда Валентиновна сменила фамилию и тоже уехала. Я не знаю, являлись ли они уроженцами России или других республик Исетской Лиги. Точно знаю лишь одно — они были слугами древнего и знатного рода, из которого происходили мои настоящие отец и мать. Этот род раньше обитал на планете, где располагалось царство Магхорч.

Полковник ГРУ слегка откинулся от стола.

— У меня в голове это не укладывается, — сказал он Иакинфу. — Сеня столько лет у нас и…

— Спокойно, мы ещё только начали, — ответил синорянин. − Продолжай, Семён Антонович.

Щедринский покосился на папку, где было его личное дело.

— Мой шрам означает символ из письменности Магхорч. Насколько мне известно, его звучание начинается со звука «б». Это на их языке означает «потомок» или «отпрыск».

— Я так понимаю, что на языке Магхорч это звучит приблизительно, как «бархнэ», — заметил Иакинф.

— Пожалуй, так оно и есть, — согласился Щедринский. — Мои приёмные родители говорили мне, что я должен тщательно оберегать эту тайну. Они предостерегали меня от опасности со стороны враждебных сил, и о том, что меня просто поместят в психиатрическую лечебницу, если я начну кому-либо рассказывать о своём настоящем происхождении. Когда началась война, я стал искать удобного момента, чтобы поведать свою настоящую историю. Что ж, этот момент сам меня нашёл, и вот я перед вами.

— Ты знаком с кем-нибудь из представителей царства Магхорч?

— В разное время я встречал нескольких человек, имён которых не знаю. Это было ещё в ту пору, когда я учился в школе. Мои приёмные родители знакомили меня с ними. Знаю лишь одно — они были в оппозиции к нынешней власти Магхорч. Род, из которого я происхожу, находится во вражде с правящими кругами царства. Мне никогда не говорили конечной цели, к которой меня готовят, но только то, что я должен стать воином и беречь себя для будущих дел.

Полковник спецназа ГРУ недоверчиво нахмурился.

— Странно, что твои «воспитатели» позволили тебе служить в подразделении особого назначения, если готовили тебя для какой-то важной миссии. За годы, что мы знакомы, твою башку могли разнести десятки раз. Сколько горячих точек! Да только вспомнить московское сражение. А операция, которую мы проводим здесь? Да, конечно, ты столь опытный, сильный и ловкий, что тебя ни пуля, ни осколок не берут. Сослуживцы не раз отмечали, что ты будто заговорённый. Но всё-таки это был такой огромный риск! Так что вся эта история — чушь собачья! Если ты им важен, значит, они постарались бы обезопасить тебя, и не позволили бы тебе лезть в то пекло, где ты побывал!

Щедринский пожал плечами и упёрся взглядом в столешницу.

— Он наверняка покрывает кого-то, — сказал полковник спецназа Иакинфу. — Задали легенду, чтобы мы отвлекли своё внимание ещё от чего-то или кого-то важного.

— Если это и легенда, то его хозяева — плохие сочинители. Проверим его?

— На детекторе?

— Да, и на нём тоже.

Иакинф достал блокнот, листы которого были покрыты тайнописью, и полистал его.

— Есть у меня некоторые соображения на этот счёт. Капитана Щедринского надо доставить в Москву. Продолжать допрос здесь не вижу смысла. Ты, полковник, отправишься с ним. Всех, кто ранее служил с Щедринским — тоже в Москву. Изолировать до тех пор, пока не будет произведён допрос. Затем — в отпуск.

— И мне в отпуск? — удивлённо спросил полковник спецназа.

— И тебе. Неделя дома не помешает. Потом назад.

Иакинф встал с места и направился к двери.

— Через две минуты приведите его к телепорту, — сказал он Владимиру и Габрову. — Дополнительная охрана за дверями.

Отправка Щедринского и нескольких его сослуживцев в Россию прошла без помех.

К вечеру все прошли через несколько утомительных допросов и через полиграф.

Новые обстоятельства заставили генерала Юдина собрать специальное совещание, когда сумерки накрыли Москву.

— Мне не нравятся две вещи, — сказал глава КСБО собравшимся у него высокопоставленным военным. — Первая — это то, что Щедринский долгое время служил в наших рядах, а мы, при всей нашей отлаженной системе тщательных проверок и отбора военнослужащих, даже и не представляли себе, кто он на самом деле. Вторая — мы не знаем, кто может быть с ним связан. От кого должна отвлекать его легенда? Сам капитан Щедринский, похоже, говорит правду о том, что ничего не может добавить к рассказанному. Несколько проверок, в том числе и полиграф, показали, что он не врёт. Даже гипноз ничего не дал.

— Что виэдомо о его связех? — спросил воевода Всеволод.

— Ничего интересного. Друзей немного, и все из числа сослуживцев. Родственников ищут, но их никто не видел уже несколько лет. Сомневаюсь, что теперь мы сможем найти хоть какое-то упоминание о них. Пробуем выяснить информацию о тех, с кем он учился и с кем служил ранее. Щедринский не женат и пока не планирует. С женщинами у него мимолётные связи. С очередной сожительницей разошёлся два месяца назад, когда его отправили к новому месту службы.

— Надо всиэх допросити, кого возможно.

— Уже ищем. Вряд ли узнаем что-то новое. Если бы мы его вели с самого рождения, то это была бы другая история.

— Разрешите обратиться? — поднялся с места генерал Красин.

— Говорите.

— Есть предположение, что стоит показать Щедринского пленным, захваченным в Московском сражении. В первую очередь — Ашетэху.

— И что? Узнаем, сколько из них будут ликовать при виде капитана? Оно нам надо? Я ни на секунду не верю, что эта самая «легенда» Щедринского является чем-то серьёзным.

— Я тоже, товарищ генерал, — ответил Красин. — И всё-таки я полагаю, что не будет лишним, если мы сделаем это.

— Термин «лишним» является очень размытым, — холодно заметил Юдин. — Конкретизировать надо бы, что такого «не лишнего» можно было бы узнать.

— Если мы покопаемся в том, откуда они узнали про «Гхоршин-бархнэ», то есть некоторый шанс узнать, кто и с какими целями создал легенду. Не следует начисто отрицать такой возможности.

— Ладно… — вздохнул генерал Юдин. — Сделайте так. Только побыстрее. Постарайтесь всё оформить в короткие сроки и сразу же на доклад. У нас сейчас основная задача заключается в том, чтобы решить проблему модуляторов фазовых переходов. Информации, полученной от сына покойного президента США, не столь много, чтобы вычислить точное месторасположение всех остальных установок противника. Мы должны решить, что делать с двумя захваченными. По сведениям полковника Иакинфа, противник желает вернуть их, и даже предлагает «уйти по-хорошему». А ты что скажешь, Всеволод Петрович?

— Взяти под надзиранье всиэ сии устройства нельзя. Управляти всиэми путэм подключенья ко достальним тоже. Мы можем дрэжати двиэ сущих под сохраною. Если изэволишь, то разрушим их…

— Хорошо, их надо подготовить к уничтожению, но будем считать это крайней мерой. Согласно новым данным разведки, в Иллинойсе и Кентукки находятся разрозненные силы армии США, отступившие туда со стороны Великих озёр. Полагаю, что стоить удерживать модуляторы в качестве наших плацдармов в Америке. Это может облегчить участь окруженцев и бойцов Сопротивления.

Воевода Всеволод кивнул.

Утром следующего дня пленных солдат Магхорч допросили, показав им изображения Щедринского. Почти все опознали его по «знаку» на лице. Большая часть опрошенных отнеслась к личности капитана негативно. Узнать удалось немного — солдатам была известна некая история о попытке мятежа против правящей тысячелетиями династии, и они были настроены, как и полагается добропорядочным подданным, враждебно в отношении оппозиции.