Владимир и Екатерина шли по Садовнической набережной. Катафракту было невыразимо приятно снова надеть гражданскую одежду вместо чёрного мундира и гулять по большому городу, держа жену за руку. Весеннее небо над Москвой казалось бесконечным синим морем, по которому стремительно двигались рваные белые облачка, напоминающие осколки льда в потоке бурной реки. Прохожие встречались нечасто, а автомобили ещё реже, и создавалось впечатление, что горожане решили устроить себе послеобеденный сон.

Молодые супруги никуда не спешили. Воздух был тёплым, и они медленно шагали вдоль парапета.

— Может, всё-таки присядем на лавку? — спросил Владимир, беспокоясь о том, что находящаяся на 6 месяце беременности жена устала от длительного пути.

— Будущим мамам надо гулять пешком по 2–3 часа в день, — ответила Катя.

— Ну, так то ведь не в большом городе, а на природе.

— Предлагаешь поехать к моим, в Голицын? Вот уж от этого я точно устану, но так и быть, мы дойдём до Репинского сквера и посидим там.

Они дошли до Болотной набережной и углубились в зону зелёных насаждений. Прежде излюбленный неформалами, оппозицией и свадебными процессиями сквер теперь представлял собой довольно печальное зрелище. Прошлым летом сюда упала авиабомба Магхорч. Воронку почему-то до сих пор не закопали. На дне кратера плескалась вода.

— Помнишь, как ты меня сюда впервые пригласил? — спросила Екатерина мужа. — Это было почти два года назад.

— Да уж, — усмехнулся Владимир. — Я тогда тебе увлечённо рассказывал про мультипликацию, а ты посмотрела на меня таким взглядом, что я решил, будто кажусь тебе занудным, и начал извиняться…

— Ага! — подхватила Екатерина. — А я тогда просто поверить не могла, что общаюсь с тем самым художником, который рисует мои любимые мульты!

В кармане куртки Владимира запищал коммуникатор.

— Только бы не по службе, — сказал он, доставая аппарат.

Звонил Габров. Он был чем-то встревожен, но не стал вдаваться в подробности, предложив Владимиру прибыть в Кляземец, в дом Иакинфа. Катя удивилась внезапному приглашению, но не стала сердиться, что их прогулку прервали. Через час они уже были на месте.

Во дворе здания, принадлежащего синорскому воеводе, о чём-то в полголоса беседовали Габров, его жена и Николай. Неподалёку гуляла с дочерью Ирина.

— А где сам хозяин дома? — спросил Владимир, поздоровавшись с друзьями.

— Внутри, в кабинете у себя, — ответил литератор. — Мы с женой пришли к нему с утра, а он что-то совсем не в духе. Попросил меня связаться с тобой, Колей, Ирой и Славой. Вот, собираемся потихоньку, как видишь. Я хотел сегодня презентовать всем свою книгу, — Габров показал увесистый том в чёрном переплёте с золотой надписью «Всемирная история. Беспокойные границы эпох».

— Ого, да ты крут, дружище! — воскликнул Владимир. — Когда успел? Автограф дашь?

— Да, сделаю, — мрачно кивнул Габров. — Там в доме на всех по экземпляру. Для детей Иакинфа даже есть версия на синорском русском, чтобы легче читалось. Это всё потом…

— Почему потом? — спросил Владимир.

— Вот как хозяин дома сейчас соизволит решить, где лучше всем усесться, так и пояснит. Славы, похоже, не будет. Он в Москве, на Долгоруковской.

Тут к друзьям подошла Юлия. Она была чем-то обеспокоена.

— Пойдёмте-ка все в столовую.

— Что случилось? — спросила Екатерина.

— К сожалению, пока сама ничего не могу понять.

Они отвели маленькую Алёну Бочкарёву в горницу, оставив её с остальными детьми на попечение старшей дочери Иакинфа, а сами прошли в знакомое помещение на первом этаже, где за большим столом уже сидел воевода, погружённый в какие-то раздумья.

— Уф… Как хорошо, что вы все здесь! — встрепенулся он, будто проснувшись.

Иакинф встал из-за стола и поздоровался с теми, кого ещё не видел.

— Не приедет Егоров, — сказал Габров. — В представительстве какие-то важные дела.

— Да, он мне прислал сообщение. Трофим и Антоний с домочадцами тоже не смогли сегодня выбраться. Ну да ничего. Садитесь, друзья мои! Сейчас немного поведаю о том, что мне довелось узнать в последние дни о ситуации в мире, так сказать, «из первых уст». Боюсь, что до наступления по-настоящему мирных времён ещё далеко, и это не даёт мне покоя.

Владимир заметил, что севшая рядом с мужем Юлия сняла с плеча и положила перед собой небольшой пенал. Такие футляры синоряне использовали в качестве кобуры и носили в них миниатюрные версии плазменных ручниц. Жена Иакинфа умела пользоваться оружием, как и почти всё взрослое население мирной Ро́сии Синории, но никто раньше не видел её с пистолетом в руках.

— Вы знаете, что я был в составе синорской делегации на заседании Ассамблеи ООН. Кажется, до сих пор никто не задаётся вопросом, почему мы столь скоропостижно покинули Нью-Йорк. А зря. Прошло уже несколько дней, как мы вернулись, но единственным, кто спросил нас об этом, был председатель Верховного Совета и президент Белоруссии, Валерий Олегович Мицкявичус.

— И почему же? — поинтересовался Бочкарёв. — В самом деле, почему же? Ведь даже в новостях только вскользь упомянули об этом.

— Официальная версия, для исетских и иных политиков — необходимо совещание с префектом по важным вопросам. Неофициальная — нам просто нет места в ВССН. Это организация не для синорян.

— Кто это сказал?!

— Это мы так решили, — ответил Иакинф и печально вздохнул. — Руководство всех наших городов. Так решил и префект.

— Но почему?!

— Хайрам очень хорошо умеет говорить, а ещё лучше — писать. Очень хорошо умеет. И он написал всё так, что трактовки могут быть самыми неожиданными, и всё на самых законных основаниях… К сожалению, этого почти никто не заметил, либо не захотел замечать.

— Ну и что же неожиданного ты там нашёл? — спросил Владимир.

— Много чего… Например, в его работах предусматривается, что все страны и организации Земли обязаны предоставлять свои знания и изобретения главенствующему на планете органу, коим будет ВССН. Это лишь одна из причин нашего неудовольствия.

— И что в этом такого плохого?

— Наши технологии не должны попадать в чужие руки.

— О чём ты? Война закончилась. Да ведь не смогут же они лезть во внутренние дела настолько сильно, что…

— Да смогут, смогут… И внутренних дел, пожалуй, не останется совсем.

Иакинф налил себе стакан воды и, осушив его залпом, продолжил.

— Есть ещё много причин, и о них долго рассказывать. Согласно основным пунктам проекта Хайрама, ВССН может и должно вмешиваться в дела любого государства, или даже провинции какой-либо страны. Всё это хорошо завуалировано. Если мировое сообщество согласится с этим планом, то все государственные образования станут, в лучшем случае, провинциями одной огромной страны, а не полноценными независимыми субъектами международного права.

— А разве раньше не так было? Ведь в конституциях многих стран указывалось, что принципы и нормы международного права входят в правовую систему государства…

— Нет, не так. То, что было раньше, затрагивало внутренние дела в гораздо меньшей степени. ООН часто критиковала разные страны за нарушение международных соглашений, но они чаще всего пропускали это мимо ушей. По проекту Хайрама этого сделать нельзя, ибо в каждой стране будет находиться представительство ВССН, которое будет строго следить за соблюдением его устава, и сможет вмешиваться в любые дела государства, если они идут вразрез с законотворчеством Содружества. Фактически, эти представительства будут выполнять функции органов власти, чьи решения имеют приоритет над национальными правительствами. Кроме того, у ВССН будут свои полицейские силы и армия. По сути, Содружество должно стать полноценным мировым государством.

Иакинф на секунду замолчал.

— Может быть, в этой глобализации на первый взгляд нет ничего плохого, — продолжил он. — Мы и сами не против, если люди будут беспрепятственно перемещаться по миру, жить, учиться и трудиться там, где сами захотят, принимая те или иные местные нормы и законы, но… Единое правовое пространство в столь огромных масштабах представляет собой угрозу для свободы воли. Исчезает возможность выбора между общественными и политическими системами. А что дальше? Внедрение единых образцов мышления и поведения? А какими они будут? Мы, синоряне, не без основания полагаем, что наши традиции и обычаи могут не вписаться в новое мироустройство, поэтому не хотим включаться в него…

— Плохо, что Слава не смог приехать, — заметил Николай. — А то бы он, пожалуй, вспомнил бы свои юношеские увлечения конспирологией. Тема про «мировое правительство» как раз для него.

— Да, в довоенную пору, когда была куча вздорных теорий про масонские, иллюминатские и еврейские заговоры, никакого «тайного правительства» не существовало, — согласился Габров. − Зато теперь, когда оно не тайное, а очень даже явное, никому не будет до этого дела. Сдаётся мне, что я рано издал свой учебник истории.

— Ничего, если понадобится, переиздадут с новыми главами, — ответил Николай.

— Ты полагаешь, в ближайшее время стоит ждать чего-то серьёзного? — спросил Владимир Иакинфа, глядя на оружейный пенал его жены.

Воевода пожал плечами и вздохнул.

— Не знаю, но если существуют хотя бы две стороны, то конфликт между ними всегда остаётся вероятен.

Юлия, слушая беседы, переглянулась с женщинами. Габрова и Ирина о чём-то шептались, тогда как Катя всё время молчала, иногда стеснительно улыбаясь — она всегда неловко чувствовала себя в гостях.

— Не пора ли нам за ужин приняться? А то одними словами сыт не будешь, — сказала Юлия. — Не знаю, как остальным, а вот будущей роженице не следует нарушать режим питания.

Присутствующие сочли мысль уместной.

В 18:00, когда с ужином было покончено, раздались сигналы коммуникатора Иакинфа — на связь вышел Слава Егоров.

— Заседаете, дамы и господа? Я могу вам срочную новость сообщить?

— Что случилось? — проговорил воевода.

— А мы тут сами не знаем, что именно. Похоже, что Зеньков стягивает в Москву войска…

— Что?! Зачем?

— Пока непонятно. Мы получили первые сообщения об этом через наши каналы в правительстве России. В Верховном Совете Лиги никто ничего не знает. Наша собственная разведка обнаружила, что войска входят в город по Минскому и Киевскому шоссе с юго-запада, а также по шоссе Энтузиастов с востока.

— Так, этого ещё не хватало! — Иакинф вскочил со скамьи и бросился к шкафу, где хранилось его личное оружие.

— Как-то странно Зеньков готовится к выборам, — заметил Габров.

— Может он, наконец, понял, что за три недели до голосования у него слишком низкий рейтинг? — ухмыльнулся Николай.

— Видать хочет без выборов у власти остаться, — проворчал Владимир. — Узурпатор-тихоня, блин…

Иакинф начал раскладывать на столе амуницию. Супруги Габровы тоже достали пистолеты и принялись осматривать их.

— Ну-ка пойдёмте в горницу, — сказала Юлия испуганным Кате и Ирине. — На всякий случай останетесь у нас. Места хватит.

— Может, и ты побудешь здесь? — спросил Габров жену.

— Зря я что ли стрелять училась? — ответила та. — Всю войну мы с Юлей только и сидели в представительстве, да возились с семьёй американского президента.

— Оставим боевые действия мужьям, — сказала жена Иакинфа. — С нас достаточно того, что мы, как хранительницы очага, будем защищать непосредственно наших домочадцев.

Габрова вздохнула, и убрала громадный пистолет в футляр.

— Все готовы? — спросил Иакинф. — Тогда дамы запирают за нами дверь и ждут новостей, а мы, господа, проследуем к станции телепорта.

Тем временем, над двенадцатью синорскими городами взмывали в небо могучие летающие крепости. Пять из них взяли курс на столицу России.

Москвичи без особой тревоги смотрели на колонны бронетехники, которые впервые за много месяцев снова втягивались в пределы МКАД. Апрель близился к концу, поэтому в порядке вещей было, что военные готовятся к майским парадам. Торжества по поводу новой Великой Победы, как всем уже стало известно, также было решено провести в ближайшие дни. Мало кто в сумерках обращал внимание на то, что пролетавшие над Москвой вертолёты несли полный боекомплект в подвеске.