Габров стал ходить взад и вперёд, заложив руки за спину.

— Я ни разу не слышал про город Кляземец. Ни разу. Хорошо бы посмотреть в архивах. Мне кажется, это что-то очень старое. Из домонгольских времён. Этот мужик говорит, что для нас это «город-призрак». Значит, мы могли считать его давно уничтоженным, когда было нашествие, а он каким-то образом уцелел, только, так сказать, спрятался с глаз долой. Как легендарный Китеж. И эти ребята в кафтанах — потомки его жителей, которые не сильно сообщались с нашей цивилизацией. Теперь у них всё вот такое… эээ… в общем а-ля Древняя Русь. Только с электричеством и некоторыми новинками. И, разумеется, язык их развивался иначе, поэтому они разговаривают на чём-то вроде старославянского. Это первое. Второе. Отвечаю на вопрос Ирины. Два часа ночи для них действительно равнозначно восьми вечера. И от часового пояса это не зависит. В старые времена ночь считалась с 18:00. С шести вечера. Поэтому ноль часов мы зовём «полночь». Это значит «половина ночи». А в 6:00 начнётся день и в 12:00 будет полдень. Половина дня. Сейчас под указателем часть циферблата, помеченная «полумесяцем». С шести утра под «стрелку» начнёт попадать половинка с «солнцем». Всё просто!

— Ну, хорошо, — сказал Егоров. — Блин, господин писатель! Складно больно получается. А что ты скажешь на…

Он не договорил, так как двери приоткрылись, и вошёл один из «зелёных». Он посмотрел на Габрова, стоявшего ближе всех к нему. У того из-под рубашки выбился серебряный нательный крест.

— Христос среди нас! — с лёгким поклоном сказал «зелёный» сквозь маску, глядя на литератора.

— Эээ… И есть, и будет! — с запинкой ответил Габров, глядя на свой крест.

— Трапезничати изэвольте.

Вошёл ещё один «зелёный», а с ним молодой человек в белой рубахе «а ля русс» до колен, подпоясанный кушаком, в тёмно-синих шароварах и рыжеватых сапожках. Они внесли два оранжевых ящика. Из них достали небольшую скатерть, металлические стаканы, маленькие подносы с ржаным хлебом, нарезанными кусочками мяса и растительности. Также на стол были поставлены два металлических кувшина. Все трое слегка поклонились и вышли. Габров только успел сказать выходящим «Благодарствуем!», и тоже поклонился.

Все притихли, затем Владимир отважился сделать бутерброд из хлеба и прочей нарезки. Яства оказались вполне обычными. В кувшинах оказалось что-то похожее на компот. Егоров, прихлёбывая, сказал: «Да, всё-таки не просто сок. Чувствуется, что варили». Ирина есть отказалась, как ни уговаривал её муж. Она молча сидела, уставившись в стену — все мысли были заняты только дочерью. Габрова стала что-то шептать ей на ухо, пытаясь ободрить.

— Интересно нас они приветствовали, — заметил Егоров. — А ты что, как положено ему ответил?

— Да, — сказал Габров. — Это одно из христианских приветствий.

— Хех! Интересно! — ухмыльнулся Егоров. — Они тут, похоже, весьма последовательные верующие. Вон, даже в конференц-зале умудрились иконостас приделать. Одному я только удивляюсь…

Егоров ехидно посмотрел на Габровых.

— Почему они тогда вас двоих в топку не кинули, когда вы одеты во всё чёрное, как сатанюги какие-нибудь?

— Интересно, что же ты в нас такого оккультного видишь, безбожник? — усмехнулся Габров. — Никаких пентаграмм и всяких прочих символик у нас на одежде нет. А некоторые из них и сами во всём чёрном.

— Ну да… Это я так шучу… — задумчиво ответил Егоров. — Зато на мои слова об алиментах они странно отреагировали. Нехорошо как-то на меня поглядели…

— Ну, видимо, не принято у них тут разводиться, — сказал ему Бочкарёв.

— А я-то чем виноват? Она сама настояла тогда!

— А вот, батенька, в том и дело, что ты должен был оберегать свою семью от распада, — заметил Габров. — А ты, Слава, всё на самотёк тогда пустил. Поэтому для них ты уд срамно́й еси́!

— Это чего означает, батенька, ась?

— Это тебя и означает, хе-хех! На самом деле, они на тебя просто с сожалением и сочувствием посмотрели. Тебя же этот, в чёрном кафтане, успокоил, мол, не переживай.

— Ну ладно. Раз такая ботва, так и быть, не обижусь, — усмехнулся Егоров. — Вот дёрнуло же меня попробовать эту хреновину к вовановскому смартфону присобачить. И ведь подошёл идеально!

— Да, насчёт совместимости с нашей аппаратурой у них всё продумано, — сказал Владимир. — Почему только они разбрасываются такими штуковинами без всяких опасений, что не в те руки попадут?

— Ну, ты же слышал, как они сами удивились, что ты смог увидеть это устройство, — ответил ему Габров.

— Ага. Не хило ребята оснащены. Эти их… эээ… солдаты… У них внушительная экипировка.

— Да уж. Вооружение и средства защиты у них что надо, — согласился Габров. — Прикинуты они интересно. Кителя и шаровары у них какие-то старинные, будто бы казацкие. А броня выглядит вполне современной, даже футуристичной. С наплечниками. Шлемы с острым верхом. Видно, что от средневековых, богатырских, произошли напрямую.

— А зачем им маски? — спросил Бочкарёв. — Или боятся, что мы заразные?

— Видимо, для масок есть причина. Там же у них ещё какая-то «умная» оптика, как мне кажется.

В дверях снова появились «зелёные» бойцы, один «чёрный» и человек в тёмно-красном кафтане, который уже приходил ранее.

Вошедшие расступились перед дверями. «Чёрный» указал пленникам на выход. В коридоре ждали ещё три конвоира.

Их снова провели в помещение, куда пленники попали из студии. Человек в кафтане, державший какую-то папку, боец в «чёрном» и двое «зелёных» конвоиров остались с пленниками, а остальные вышли.

«Чёрный» держал в руке какой-то прибор, похожий на тот самый «коммуникатор», который нашёл Владимир. Боец обошёл всех, направляя прибор на каждого по очереди, затем встал в центре комнаты и кивнул человеку в кафтане.

— До́бре, — сказал тот и обратился к пленникам. — Замрите и не двигайтесь.

— А что… — начал Егоров, но не успел ничего сказать.

Раздался знакомый гул, и на секунду всех ослепила ярко-красная вспышка.

Габрова схватила мужа под руку, так как ей снова показалось, что пол ушёл из-под ног, но тут же убедилась, что твёрдо стоит на ногах. Все удивлённо огляделись, потому что оказались в художественной студии на Большой Лубянке. Но кроме них туда попали человек в тёмно-красном кафтане, один «чёрный» и два «зелёных» бойца.

Человек в кафтане сел за стол, на котором до сих пор был включен компьютер. Тем временем «чёрный» и один из «зелёных» стали обыскивать помещение. Они вышли в соседнюю комнату. Второй «зелёный» остался в дверях с «пистолетом» в руках. Часы на стене показывали 21:08.

— Во сколько ты должен забирать дочь от родных? — обратился человек в кафтане к Николаю.

— В десять вечера. Устроят они нам с Ирой…

— Хорошо. Сейчас я скажу пару слов, а затем позвонишь им, скажешь, что вы с женой задержитесь. Итак, я не представился. Моё имя Иакинф, сын Никодимов. Служу… Как это лучше сказать… Я служу в разведывательном отделе нашей… эээ… службы безопасности. Являюсь переводчиком и специалистом по работе с обитателями вашего мира. Должен довести до сведения всех вас, что выбор у вас теперь небольшой.

— Угрожаете?! — вызывающим тоном спросил Егоров.

— Ни в коем случае. Просто если ты и твои друзья откажетесь, то мы изолируем вас и ваши семьи в наших городах.

— От чего откажемся? — не понял Габров.

— От предложения поступить на службу.

— Это как?!

— Это так. Всё, как и в остальной России, и во всех ваших республиках Исетской Лиги. Мы проверим, кто вы такие, и насколько вам можно доверять, а затем составим для каждого программу подготовки и определим должность.

— Вот так просто? — спросил Габров.

— Не просто. У нас есть условия, которые надо выполнять. Иначе вас ждёт изоляция.

— Не нравится мне это… — негромко проворчал Егоров.

— Это в целях вашей же безопасности. Вами могут заинтересоваться… Ну, это потом расскажу. Волноваться, если выберете изоляцию, вовсе не следует. У нас нет тюрем и каторжных лагерей. Изоляция предусматривает что-то вроде домашнего ареста. Условия будут скудноватыми, но вполне приемлемыми. Ибо среди вас нет тех, кто пошёл бы против синорян с преступным умыслом.

— Против кого?

— Против синорян. Это мы и есть, — Иакинф похлопал себя кулаком по груди. — Видимо, пора начинать небольшой исторический экскурс.

— А можно вам вопрос? — сказал Егоров. — Почему вы обращались к нам «на ты»? Мы же с вами «на вы».

— У нас не принято обращаться к одному человеку «на вы». Даже к архиепископу или к верховному префекту. У вас здесь тоже до середины восемнадцатого столетия так было.

Егоров недоверчиво нахмурился и повернулся к Габрову. Тот кивнул головой, мол, так и есть.

— Так что можешь обращаться ко мне «на ты», — продолжил Иакинф. — И остальные тоже.

Он посмотрел на часы и обратился к Бочкарёву.

— Позвони родным, скажи, что будешь позже. Если спросят, почему вы с женой задерживаетесь, скажешь, что помогаешь своим товарищам со срочным проектом.

Бочкарёв быстро созвонился с отцом. Когда дело было улажено, Иакинф приступил к повествованию.

— Итак, небольшой экскурс в историю Синорской Ро́сии, — сказал он.