Я не знаю, сколько времени прошло после этого разговора, как… в ужасе Коля и Шарик вскочили на ноги…

Что-то страшное происходило вверху.

Над ними высоко в небе кружилась огромная хищная птица, все ниже и ниже, все уже и уже сжимая круги.

В паническом страхе, поджав хвост, Шарик бросился в палатку… За ним туда же юркнул Коля,

Трясущимися от страха руками он стал тормошить спавших ребят и будить их торопливыми словами:

«Скорей, скорей… ребята… ой… скорей… скорей…» Потом вспомнил о свистке и начал изо всех сил давать тревожные сигналы.

Но это уже было не нужно. Перепуганные ребята уже повскакивали на ноги и торопливо влезали в рубахи, трусики и сандалии.

Когда они выскочили из палатки, никакой птицы, напугавшей Колю и Шарика не было, но перед ними стоял на земле, спокойно и молчаливо, огромный аэроплан, на кабинке которою можно было при свете слабо мерцающего костра прочесть название: «Масперо».

Что это… Откуда аэроплан… Для кого… Но не успели они ответить себе на этот вопрос, как из нутра кабинки высунулось добродушное, улыбающееся лицо, не старого, но уже седого человека, и ребята услышали:

— Для вас, мои друзья… Я — Масперо, — и с этими словами тот, кто назвал себя Масперо, положил руки на рычаг пуска машины, готовясь пустить ее в ход.

— Садитесь… Я жду… — снова повторил он, видя нерешительность, написанную на лицах наших ребят.

В его голосе была и доброта, располагающая к себе, и настойчивость.

— Но кто вы такой? — спросил вожатый Сережа Ступин.

— Я археолог, француз. Зовут меня Масперо. Нас археологов много во всем мире. Есть они и в вашем Советском Союзе. Мы производим раскопки памятников прошлого, читаем загадочные надписи и восстанавливаем прошлую жизнь людей. Знакомимся с тем, как жили наши отдаленные предки.

Сегодня я приглашаю вас, посетить со мной страну моих исследований — древний Египет…

Он говорил это, улыбаясь, и на лице его была та же приветливая улыбка.

И ребята, зачарованные этой улыбкой и заинтересованные полетом на аэроплане, в одну минуту оказались в кабинке. За ними впрыгнул туда и Шарик.

— Даешь Египет!.. Задорно смеясь, сказал Ваня Петенко.

— Стой, ребята, а как же палатка и наш лагерь?..

— Палатку оставим, возле завода ее никто не возьмет, а заспинные мешки взять, распорядился Сережа Ступин.

И вот застучало моторное сердце аэроплана.

Небольшой разбег, и аппарат неслышно оторвался от земли и полетел над темною землей и черными пятнами леса.

Внизу в глубине — на мгновенье промелькнул спящий лесопильный завод, а возле него извилистая стальная змейка реки Кайдаловки, тоже казалось, спящая под пологом ночи.

Ребята, высунувшись в окна кабинки, жадными глазами ловили новые для них впечатления.

Только Шарик, свернувшись шариком, лежал на полу посредине кабинки и досматривал прерванный недавно сон.

А аэроплан летел, забирая все выше и выше, и вместе с тем точно приподнимались края земли, а над землей опрокинулось чашей, все еще звездное, но уже с востока светлевшее небо.

Трудно сказать, с какой быстротой летел наш аэроплан, но во всяком случае скорость полета, была невероятная: сотни километров покрывались десятками минут, а тысячи часами.

Когда стали совсем светло, слева из за края земли показалось золотое солнце и стало теплыми лучами ласкать пробуждающуюся землю.

В переднем окне кабинки ребята видели голову и плечи их аэровожатого Масперо.

Седыми серебряными волосами на его плечах играл утренний встречный ветер, а руки его уверенно лежали на рукоятке руля.

Почувствовал ли он взгляды ребят на своей спине, но он оглянулся. открыл маленькое оконце и, улыбаясь и показывая вниз рукой, сказал:

Украинская Земля…..

— Украинская Советская Социалистическая Республика, — поправил Сережа Ступин.

И правда, внизу далекой глубоко под ними, уже зеленела богатая хлебом, железом и каменным углем Украинская земля, прорезанная серебряными лентами рек Днестра, Буга, Днепра и Дона с Донцом.

При свете разгоревшегося утра на стенах кабинки ребята заметили географические карты.

Вот карта УССР:

Но понятно, из окон кабинки аэроплана они не могли охватить взором эту огромную страну, протянувшуюся с востока на запад на 1200 километров.

Они видели под собой лишь зеленеющие поля, темные пятна леса (на севере), извилины рек, села, утопающие в зелени садов в города, соединенные стальными полосами рельс.

— Ребята, я знаю карту и скажу вам: скоро мы увидим Черное Море, — сказал Коля Чернов.

Наши ребята никогда еще не видели моря, и 16 глаз выставились из окон кабинки и стали сверлить туманную даль горизонта.

Но моря еще не было.

Под ними была все та же земля, а на земле хутора, города и села, а в них люди, вероятно поднимающие головы вверх, следя за полетом маленькой алюминиевой человечьей птицы, несущей наших ребят.

По рельсам туда и сюда бежали цепочки поездов, но с той высоты, на которой были наши ребята, казалось, что поезда не бегут, а медленно ползут, как гусеницы.

— Море….Море…. закричал Ваня Петенко. показывая пальцем на синюю полоску впереди.

Дядя Масперо услышал, оглянулся и закивал головой.

Сейчас, будет виден Крымский полуостров, — снова сказал всезнающий Коля Чернов. Я читал про него.

В самом узком месте его, на Перекопском перешейке, в 1920 году наша геройская Красная Армия билась с белыми войсками генерала Врангеля. Он занимал весь Крым и с помощью французских инженеров так укрепил Перекопский перешеек, чтоб этом месте он, казалось, был неприступным.

Но выбросить Врангеля из Крыма было нужно во чтобы то ни стало.

И вот Красная Армия, в которую влились добровольно тысячи комсомольцев, бросилась в такое-же раннее ясное утро, как сегодня, на штурм этих неприступных твердынь с криком: «Даешь Крым»… Во главе их был т. Фрунзе, теперь Народный Комиссар Армии и Флота.

Ураганный огонь пулеметов и артиллерии встретил наши штурмующие колонны. Десять тысяч отважных борцов за счастье трудящихся сложили свои головы на нолях Перекопа, но места убитых сейчас же заступали живые.

И вот стремительным напором ряды белогвардейцев были опрокинуты. Рядовые солдаты, т. е. обманутые белыми рабочие и крестьяне, тысячами сдавались в плен, а офицеры и генералы. оставшиеся в живых, как оголтелые, бежали к берегу моря в города, бросались на стоящие на рейде суда и спешили удрать в чужие края.

С этих пор над Крымом реет Красное Знамя С.С.С.Р.

Коля Чернов любил читать и рассказывать про подвиги Красной Армии, и рассказ его о взятии Перекопа ребята прослушали с большим интересом.

К этому рассказу Сережа Стунин прибавил:

— Жители Крыма: татары и русские, занимаются па севере хлебопашеством и овцеводством, а на юге садоводчеством, виноделием и табаководством. Летом Крым — это всесоюзная здравница, куда отовсюду едут отдохнуть на Серег моря рабочие, крестьяне и служащие. Для них отведены лучшие крымские царские дворцы и дворцы капиталистов и помещиков.

То, что принадлежало злейшим врагам трудящихся, теперь находится в руках рабоче-крестьянского государства. Советская власть заботится и бережет этот чудесный кусок нашей земли.

Главный город Крымской ССР — Симферополь. Мы скоро его увидим, я другие города вот смотрите на карте.

Ребята, как очарованные, смотрели вниз и вдаль, где синело море и тянулась зубчатая линия берега.

Дальше вдали громоздились горы то безлесные с белыми меловыми склонами, то покрытые зелеными мишками леса. На юге они круто обрывались к морю.

В море были видны кое где дымки пароходов, белели парусные лодки рыбаков, а на побережье. утопая в зелени садов и виноградников, были разбросаны Крымские города: Ялта, Алушта,

Алушта, Феодосия, а на западе морская военная гавань и крепость Севастополь.

— Так вот оно какое море, — говорили себе ребята, жадно вдыхая соленый запах моря и вглядываясь в даль.

А море без конца и края уходило в даль, росло, ширилось, поднималось, тянулось и прямо и справа и олова, и только сзади еще виднелась полоса земли, но и она становилась все уже и уже. За далью горизонта исчезла советская земля.

Прощай, родная, милая Советская земля. Прощайте братья-пионеры. Отцы и матери, родные, братья, сестры — прощайте все.

От этих слов Вани Петенко, как-то грустно стало ребятам, и тревожно сжалось сердце. Даже Шарик как-то громко и грустно вздохнул и с шумом улегся на пол.

— Прощай. Советская земля.

Скоро в мглистой дали она скрылась из виду и кругом, куда только хватал глаз, расстилалось синее море, а над ним куполом опрокинулось голубое небо.

Море, небо и птица из стекла и металла, а в птичьей груди восемь ребят с красными галстуками, собака Шарик и седой человек у руля — вот и все, что осталось от Советской земли.

Только теперь ребятам захотелось есть.

И точно отгадывая их мысли, дядя Масперо открыл оконце, просунул в кабинку руку, нажал кнопку в стене, и сейчас же раскрылись в стене дверцы скрытого там шкафа, и ребята почувствовали запах жареного мяса и каких то еще вкусных блюд.

— Вот это да… — выразительно сказал кто-то из ребят и аппетитно почмокал губами. У всех улыбки расплылись до ушей. Вы сами понимаете, что приглашать их кушать совсем было не нужно: все сейчас-же принялись за еду. Только Шарик, нетерпеливо повизгивая, ждал своей порции, но, конечно, уже через минуту из рук Мони Гирш он получил большую кость, покрытую мясом и с удовольствием стал ее «шамать».

— Дядя Масперо, пожалуйте, — сказал Сережа Стунин, подавая ему тарелку супу и порядочный кус хлеба.

Дядя Масперо поблагодарил, поставил тарелку на выдвижной столик возле руля и принялся уплетать за обе щеки.

За супом последовали телячьи котлеты с рисом, а потом чай

— Вот это здорово… — сказал после обеда Гриша Степанов, поглаживая себя по животу.

Теперь и поспать бы хорошо, — прибавил Костя Черняков, свертываясь калачиком на мягком кожаном кресле.

Его примеру последовали один за другим и остальные ребята и, конечно, Шарик, которому в тесной кабинке было скучно.

Сколько времени они спали, не знаю, только, когда они проснулись, сзади них синела лишь узкая полоса моря, а впереди под ними, насколько только хватал взгляд, простиралась страна, изрезанная в разных направлениях цепями гор.

— Малая Азия, — сказал Коля, который, как оказалось, лучше других знал географию. — Здесь Турецкая Республика, а главный город у них Ангора.

Дядя Масперо, услышав слово «Ангора», молча показал пальцем в одну точку на горизонте, и ребята, вглядевшись, увидели далеко-далеко небольшой город, новую столицу Турции. Старая столица, как известно, Константинополь, на Европейском берегу пролива Босфора, соединяющего Черное и Мраморное море.

— А молодцы все-таки турки, — сказал Сережа Ступим, — Несколько лет тому назад они отбились от натиска европейских капиталистов, а султана своего турецкого со всеми его министрами выкинули вон из Турции.

— Молодцы то молодцы, да только не совсем, — сказал Коля Сабуров. — Ведь все-таки у них буржуазия правит, а рабочие и крестьяне так же стонут у них, как и в других буржуазных странах.

— Да это верно, — согласился Сережа, — Рабочие и крестьяне там еще не сознали свою силу, не успели организоваться, чтобы взять власть в свой руки…. Ну да и это когда нибудь будет, ведь и там коммунистическая партия растет и крепнет с каждым годом.

— А пионеры-ленинцы там есть?

— Есть, да только им приходится работать осторожно и собираться тайком.

— Хорошо бы нам подать о себе весточку, ободрить их….

— А знаете что. ребята… Давайте, когда будем пролетать над каким нибудь турецким городом, бросим записку турецким пионерам, — предложил самый маленький из наших ребят Моня Гирш, вырвал из своей записной книжки листок и стал писать.

Чем дальше летел аэроплан к югу, то сильнее грели лучи солнца, тем теплее был воздух, который прорезал наш аппарат, летящий с невероятной быстротой.

Под ними была все та же волнистая страна, изрезанная цепями гор, между которыми иногда можно было видеть извилистые реки.

Во вот впереди, на горизонте засинело море… Ребята посмотрели на карту и увидели надпись: Средиземное море-Архипелаг. Снова все, кроме Мони Гирш, высунулись в окна кабинки и смотрели, как синяя полоса моря растет и ширится на их глазах, Моня Гирш в это время писал, потом водил пальцем по карте, искал на ней турецкие города в Малой Азии.

И вот когда наши ребята увидели на далеком скалистом берегу множество белых домиков, больших белых зданий, острые тонкие, как свечи, минареты турецких церквей и большую гавань, наполненную кораблями, — Моня Гирш открыл оконце, дотронулся рукой до плеча дяди Маснеро и спросил:

— Это город Смирна?

— Да, это Смирна, улыбаясь ответил дядя Масперо.

И вот когда аэроплан, снизившись, пролетал над городом, наши ребята, высунувшись из окон кабинки, размахивали красными косынками, снятыми с шеи и кричали изо всех сил:

— Да здравствуют турецкие пионеры…

— Долой фашистов!

Этому крику аккомпанировал неистовый лай Шарика, прыгающего и кидающегося к окнам, но они все были заняты ребятами, а в это время вниз падала маленькая записочка Мони Гнрш.

«Ребята. Вы только ни за что не падайте духом… Мы вам поможем… Если что, пишите нам в Лысогорск. Пионеров у нас в СССР два миллиона, а будет еще больше Мы вам поможем. Вы только не падайте духом. Грейте фашистов по загривку.

Моня Гирш.

А ниже было приписано; «А звено наше называется «Красные Звезды». Пусть вам наше письмо кто-нибудь переведет па турецкий язык».

Маленькая записочка Мони падала медленно, и не успела она еще достигнуть земли, как возле города с аэродрома поднялся турецкий аэроплан и погнался за нашим аэропланом.

После сигнальной ракеты, требующей спуска, турецкий аэроплан начал стрелять из пулемета. Одна из пуль разбила стекло аэроплана, но ослабленная дальностью полета, ударилась в металлическую стенку и упала на пол, где ее немедленно обнюхал Шарик.

По турецкий аэроплан не догнал наш, да и не мог догнать, так как я вам уже говорил, что «Масперо» летел с невероятной скоростью.

Под ними уже простиралась необъятная гладь моря, точно засоренная множеством островов, и только слева чуть видная полоска берега уходила в туманную даль. Обогнув острова, принадлежащие одни Турции, другие Греции, наши ребята скоро увидели большой скалистый остров Кипр, уже давно захваченный английскими капиталистами.

Но вот промелькнул под ними и он, и «Масперо» понесся снова над синим морем.

— А вот там Сирия и Палестина, показал нашим ребятам на восток Коля Сабуров, но сколько ни вглядывались они, земли не было видно. Ее скрывала туманная даль горизонта.

Солнце уже близилось к закату, а «Масперо» летел все дальше и дальше и вот, когда справа солнце уже коснулось водной глади, впереди далеко-далеко показалась узкая зеленовато-желтая полоска низкого берега.

Открылось солнце и дядя Масперо, показывая на этот далекий берег, озаренный лучами заходящего солнца, сказал торжественно и с какой-то особенной радостью:

— Друзья мои. там Египет…