На стендах Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны рядом с боевым оружием партизан можно видеть партизанские газеты, листовки, рукописные журналы и даже поэтические сборники. Соседство это не случайное. Печатное слово тоже было на вооружении партизан.
Сто шестьдесят две газеты — республиканских, областных, районных и межрайонных — издавались в годы войны в тылу врага подпольными партийными комитетами Белоруссии.
Среди этих пропахших порохом, пожелтевших от времени листков есть один, который меня особенно волнует. Это первый номер вышедшей в оккупированном Минске газеты «Звязда». Ее редактором был студент Минского коммунистического института журналистики, мой друг Владимир Омельянюк.
На войне нелегко приходилось всем журналистам. И фронтовым, вместе с солдатами поднимавшимся в атаку на вражеские траншеи и дзоты, чтобы назавтра рассказать в газете о героизме советских воинов. И партизанским, которые в сложных лесных условиях выпускали газеты и листовки и вместе со своими боевыми друзьями громили гарнизоны врага, ходили на диверсии. Но ни с чем не сравнить трудность, сложность и опасность работы журналиста в подполье, в городе, где царил жесточайший фашистский террор, где исправно действовала широко разветвленная кровавая машина полицейского сыска, преследовавшая одну цель — во что бы то ни стало поставить на колени советских людей, не допустить ни малейшего сопротивления оккупантам. Каким надо было обладать мужеством, сколько надо было проявить умения и находчивости, презрения к смерти, чтобы в таких условиях издавать газету. Все эти качества были присущи Владимиру Омельянюку.
В 1934 году Владимиру не было еще и восемнадцати, а он уже работал ответственным; секретарем Дзержинской районной газеты. В редакции любили и уважали этого русоволосого паренька с большими карими глазами. Он был на редкость общительный, душевный и простой, обладал счастливым даром сближаться с людьми, крепко и верно дружить. Жадный к жизни, Владимир и других заражал своим жизнелюбием, любознательностью, оптимизмом. Его всегда окружали люди: приходили друзья из города, приезжали из деревни. Одному он поможет выпустить стенную газету, другому подскажет тему для статьи в «районку», посоветует, как лучше ее написать. Сам писал хорошо, причем с одинаковым увлечением, и о людях колхозной деревни, и о жизни пионерии. Одно время он был пионервожатым в школе, а позже заведовал отделом пионерской работы в райкоме комсомола. Однажды, помню, он прочитал нам в редакции свое первое стихотворение. Оно всех тронуло. Кто-то из ребят полушутя-полусерьезно воскликнул: «Братцы, мы же присутствуем при рождении таланта». И это была правда. Володя окончил училище связи, но свое истинное призвание нашел в газете. Мы вместе поступили в Минский коммунистический институт журналистики.
Война застала Владимира в Белостоке, где он проходил производственную практику в областной газете. Я был на практике в Бресте. Встретились мы спустя две недели после начала войны в Минске. Мы долго смотрели друг на друга, словно не виделись целую вечность. Я не заметил в нем и тени подавленности, растерянности, как это случалось в те трагические дни со многими. Выглядел он, как и прежде, живым, энергичным, на бледном похудевшем лице вспыхивала прежняя знакомая улыбка. Пожалуй, лишь глаза, всегда искрившиеся, стали чуточку грустными, а взгляд — более сосредоточенным.
Мы просидели до рассвета. Перед глазами стоял изувеченный, варварски опустошенный Минск. Грохот кованых сапог гитлеровской солдатни, наполнивший улицы родного города, острой болью отдавался в сердце, наполняя его жгучей ненавистью. Каждый из нас думал об одном: что делать? Как быть? И решение созрело: перейти линию фронта, влиться в ряды Красной Армии. Хотелось быстрее попасть туда, где насмерть стояли наши бойцы. В то время жестокая военная буря лютовала уже где-то на Березине.
Утром мы изложили свой план родителям Володи. Но у них не встретили поддержки.
— Вот вы хотите бить фашистов на фронте, — заметил отец Владимира Степан Кондратьевич. — Но их можно и нужно бить не только на фронте.
— Где же еще? Не здесь ли, в Минске? — запальчиво возразил Володя.
— Да, и здесь, в Минске, — твердо сказал присутствовавший при этом разговоре друг Володиного отца Степан Иванович Заяц, который вскоре стал одним из организаторов минского подполья.
— Фронт сейчас повсюду. И всюду советские люди должны бить врага, помогать Красной Армии.
— Как? Чем?
— А перо журналиста? Разве это не оружие? Представляете, как нуждаются люди сейчас в правдивом слове? Кроме того, в тылу врага надо создавать подпольные группы, партизанские отряды. Так что без дела сидеть не придется.
Разговор кончился тем, что Володя решил остаться в Минске, а мне посоветовали вернуться в мой родной Дзержинск и попытаться там создать подпольную группу.
…Владимир Омельянюк стал одним из организаторов комаровской подпольной группы в Минске, которая начала действовать в августе 1941 года. Он установил у себя дома радиоприемник, ежедневно слушал передачи из Москвы и писал листовки, в которых разоблачал фашистскую ложь, сообщал правду о положении на фронтах, о жизни и борьбе нашего народа. Листовки эти он размножал на машинке, и они каждый день расклеивались подпольщиками на Комаровском рынке, на стенах домов, на досках объявлений, рядом с распоряжениями оккупационных властей. Из этих листовок минчане и приезжие из деревень узнавали правду: Москва живет и сражается! Узнали все и о том, что 7 ноября на Красной площади состоялся парад наших войск. А в начале декабря листовки сообщили еще более радостную весть: под Москвой советские войска перешли в контрнаступление!
Тот, кто в годы войны был на оккупированной земле, помнит, что значила эта весть о первой нашей победе. Как она согрела людские сердца, укрепила веру в полный разгром врага! И как ни изворачивались геббельсовские словоблуды и их холуи, чтобы оправдать неудачи гитлеровских полчищ под Москвой, люди знали: не морозы остановили и отбросили фашистов от столицы.
По заданию Минского городского подпольного комитета партии, который был создан осенью 1941 года, Владимир Омельянюк устанавливал связи комитета с подпольными группами и партизанскими отрядами, подыскивал надежные явочные квартиры, где можно было бы проводить совещания, принимать партизанских связных, хранить оружие, боеприпасы, литературу, документы. Подбирал и отправлял людей в партизанские отряды. Он помог бежать из фашистских лагерей многим нашим военнопленным. Владимир поддерживал постоянную связь с нашим подпольным антифашистским комитетом в Дзержинске, который был создан в августе сорок первого года и в состав которого входил автор этих строк.
Работа в подполье была сопряжена с огромной опасностью, требовала умения, мужества. При каждой нашей встрече я открывал в своем друге что-то новое. Я знал Володю одухотворенным, мечтательным юношей. А сейчас передо мной все четче вырисовывался образ человека волевого, целеустремленного, бесстрашного. Он не терялся в сложной обстановке, был всегда энергичен, неутомим. Меньше всего думая о себе, Володя трогательно заботился о друзьях.
Весной 1942 года фашистским карательным органам удалось нанести серьезный удар по минскому подполью. В городе шли аресты. Гитлеровцы ежедневно устраивали облавы на базарах, совершали налеты на квартиры, учиняли обыски, систематически меняли паспортный режим. От подпольщиков требовалась исключительная находчивость, предельная осторожность. Чтобы изменить внешность, Омельянюк отрастил бородку, усы.
— Тебе надо хотя бы на время перебраться к нам в Дзержинск или в один из партизанских отрядов, — посоветовал я Володе.
— Не могу оставить друзей в такое время! — И я почувствовал, что разговор бесполезен.
— К тому же снова налаживается издание газеты. А ты знаешь, что это — моя мечта. Подумай только, как будет здорово, если мы здесь, в Минске, под носом у фашистов, станем выпускать «Звязду»!
С первых дней борьбы у минских подпольщиков возникла идея наладить издание газеты. Осуществить задуманное было нелегко, но они преодолели трудности, и уже в конце 1941 года Минский городской комитет партии начал издание газеты-листка «Вестник Родины». Набиралась и печаталась она в подпольной типографии, которая находилась в одном из домов по улице Островского. Подпольщики выпустили также три листовки, в которых рассказали об успехах зимнего наступления Красной Армии. Во время провала подполья была разгромлена и типография. В мае 1942 года вновь созданный городской подпольный комитет, в который вошел Владимир Омельянюк как заведующий отделом агитации и пропаганды, принял решение возобновить издание газеты. Организовать это дело было поручено Омельянюку. Все приходилось начинать сызнова.
Нужны были люди, не только знающие полиграфическое производство, но и смелые, находчивые, готовые на любой риск. Таких людей Владимир нашел.
В городской типографии начальником печатного цеха до войны работал Михаил Павлович Воронов, старейший полиграфист Минска. Как и многие другие жители города, он не успел эвакуироваться. Оккупационные власти в принудительном порядке заставили его вернуться в типографию. Но советский патриот и не собирался работать на гитлеровцев. Он думал, как использовать оружие, которое оказалось в его руках, для борьбы с врагом. Воронов создал в типографии подпольную группу. Оборудовал у себя дома маленькую тайную типографию и печатал небольшие листовки, продовольственные карточки, которыми пользовались многие подпольщики. Вот с этим человеком и удалось познакомиться Владимиру Омельянюку.
Во время одной из встреч он предложил Воронову принять участие в издании подпольной газеты. Тот охотно согласился. Возник вопрос, как практически взяться за дело.
— Чтобы набрать газету у меня дома, не хватит шрифта, — сказал Воронов.
— Придется пополнить кассу, — заметил Володя.
— А не пойти ли нам по другому пути? — предложил Воронов. Помолчав, продолжил:
— Набирать газету прямо в типографии, выносить набор по частям, а у меня дома верстать и печатать.
— Это сложно и опасно. Нужны очень надежные люди.
— Людей постараемся найти.
На том и порешили. Володя энергично взялся за подготовку первого номера газеты. Его блокнот пополнялся фактами о боевых действиях народных мстителей, о зверствах фашистов. Скрупулезно отбирал он наиболее важные сообщения московского радио. Советских людей на оккупированной территории интересовало все, что делалось по ту сторону фронта.
Я видел, с каким старанием Владимир готовил материалы. Многое хотелось втиснуть в маленький газетный листок. Но надо было «сжимать», и он по нескольку раз переписывал заметки. Весь жар своей души, талант журналиста, ненависть к врагу и мужество коммуниста вкладывал он в каждую строку. Исписанные странички переправлялись Воронову.
Первый номер подпольной «Звязды» вышел в Минске 18 мая сорок второго года. Газету набирали в типографии тайком по ночам, на складе, где были свалены в кучу шрифты, члены подпольной группы Воронова — Борис Пупко и Михаил Свиридов. Им помогала Броня Гофман, работавшая уборщицей в типографии. Литер не хватало. Часть текста приходилось набирать разными шрифтами. Некоторые заметки Борис набирал прямо в цехе: на наборную кассу клал заметку для немецкой газеты, а под ней — для партизанской. Этот паренек из Лиды был смел и находчив. Приехал он в Минск на курсы наборщиков, и здесь его настигла война.
Набранные колонки Броня связывала, клала в корзину с полугнилой картошкой, которую выдавали рабочим типографии, и относила на квартиру к подпольщику Василию Сайчику, а тот уже — домой к Воронову. Там набор верстали в полосы и печатали на тискальном станке. Первый номер «Звязды» вышел тиражом около двух тысяч экземпляров. Это было огромное событие.
Журналист в условиях подполья… Ты и корреспондент, и корректор, и редактор. Не всегда есть возможность посоветоваться даже с членами комитета. Все приходилось решать и делать самому, поступать так, как подскажет твоя партийная совесть. Омельянюк показал себя в этих условиях зрелым журналистом. Вот строки из написанной им передовой статьи в газете.
«Партизан! — писал он. — Ты видишь, на фронт тянутся немецкие эшелоны, груженные солдатами, боеприпасами, техникой. Взрывай железнодорожное полотно, мосты, пускай под откос составы — этим ты облегчишь наступление Красной Армии. Видишь телефонный кабель — рви его, этим прервешь связь и внесешь замешательство в стан врага!
Ты слышишь, по твоей земле шагают солдаты и офицеры гитлеровской грабьармии. Уничтожай их! Родина только тогда вздохнет свободно, когда на ее земле не останется ни одного оккупанта.
Ты слышишь, как плачут твои дети, жена, мать. Это подлые предатели вместе со своими фашистскими хозяевами издеваются над ними. Уничтожай эту погань — полицейских, волостных старшин, управских чиновников, — пусть платят за свои злодеяния своей кровью!
Будь мужественным в борьбе! Время расплаты приближается. Отомсти за муки своего народа!
Добивайся, чтобы ни один немецкий приказ не выполнялся там, где ты находишься!
Смерть немецким оккупантам!
Да здравствует победа!»
В газете помещен страстный призыв народного поэта Белоруссии Якуба Коласа к своему народу. Сообщаются вести с фронтов Отечественной войны. Многие заметки рассказывают о боевых действиях белорусских партизан. Все материалы суровые, строгие, как сама жизнь, но есть и юмор, без него не обходилось. На второй полосе помещена острая сатирическая зарисовка «Из рассказов Ивана Булавы из-под Турова». Юмористический рассказ резкий, обличительный. Юмор и сатира постоянно были на вооружении журналистов-подпольщиков.
Минчане с воодушевлением встретили выход «Звездочки», как они любовно называли подпольную газету. Она передавалась из рук в руки, быстро проникла в близлежащие сельские районы, в партизанские отряды. Помню, с какой радостью встретили «Звязду» партизаны нашего отряда, созданного в районе весной сорок второго года. Каждому хотелось подержать в руках дорогой листок, прочесть его своими глазами. Кто-то, вскочив на пенек, начал читать газету вслух. И надо было видеть, как светлели при этом лица партизан. Да, ради одного этого стоило Володе и его друзьям переносить неимоверные трудности, рисковать жизнью!
Для оккупационных властей выход газеты в Минске был подобен разорвавшейся бомбе. Как только появилась в городе «Звязда», агенты полиции и СД нагрянули в типографию. В те дни гитлеровцы арестовали многих полиграфистов. Погиб и Володя Омельянюк. Он был выслежен фашистским шпиком и убит по-бандитски выстрелом в спину прямо на улице.
За мужество и отвагу, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, Владимиру Степановичу Омельянюку посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
В Минске, в центре города-героя, на площади Ленина, возле Дома правительства, есть своеобразный памятник, может быть, самый скромный и простой по своему скульптурному и архитектурному решению. Гранитная глыба с очертаниями старого печатного станка, с бронзовыми листами газетных гранок у подножия. На граните надпись, как некролог в газете: памяти редактора подпольной газеты «Звязда», члена Минского подпольного горкома КПБ, Героя Советского Союза Омельянюка В. С., погибшего на этом месте 26 мая 1942 года. Я часто наблюдал, как останавливаются возле этого памятника минчане, гости нашей столицы, пионеры, молодежь, седые ветераны и подолгу в задумчивости читают надпись…
Именем Владимира Омельянюка названа одна из улиц Минска. В школе поселка Самохваловичи Минской области, где учился Владимир, установлен монумент: открытое мужественное лицо, задумчивый взгляд, словно устремленный в будущее. В память о герое-подпольщике пионерские дружины многих школ Минска и Дзержинска устраивают торжественные сборы.
После гибели Владимира Омельянюка выпуск подпольной газеты продолжили его товарищи. Вскоре вышли второй, третий, четвертый, был подготовлен пятый номер «Звязды», но он не увидел света. В сентябре в Минске вновь начались массовые аресты подпольщиков. А 8 октября агенты минского СД появились в Дзержинске. Им удалось схватить члена нашего комитета Павла Хмелевского и мою жену — активную подпольщицу, тоже студентку Минского института журналистики Нину Котешову. Она погибла в фашистских застенках.
А со мной было так. Когда гитлеровцы нагрянули на завод «Штамповщик», чтобы арестовать меня, я, к счастью, находился на чердаке и слушал последние известия из Москвы. На этом заводе был центр нашей подпольной организации. Там у нас находился радиоприемник. Я регулярно слушал Москву, писал листовки, которые мы затем размножали на машинке и распространяли среди населения города и в деревнях района. Мне удалось скрыться и уйти в лес в наш партизанский отряд. Вскоре я был назначен комиссаром Ивенецкого партизанского соединения, затем заместителем уполномоченного ЦК КПБ и Белорусского штаба партизанского движения по Ивенецкому подпольному межрайцентру. В июне сорок третьего года нам из-за линии фронта сбросили на парашютах шрифт и портативную печатную машину. Я был утвержден редактором ивенецкой районной газеты «Народный мститель», а с февраля 1944 года редактировал подпольную барановичскую областную газету «Чырвоная звязда». До этого редактором ее был прекрасный журналист, пламенный патриот Григорий Старовойтенко. Из-за тяжелой болезни он вынужден был улететь за линию фронта. Так судьба снова вернула меня к журналистике.
Партизанская газета… В журналистике это было новое явление, новая, ранее неизвестная газета, рожденная в тылу врага, в условиях партизанской войны. И я не раз задумывался над тем, какой она должна быть, о чем в ней писать. Как сделать газету такой, чтобы она вызывала интерес не только у партизан, но и у населения? Как создать авторский актив? Каким образом распространять тираж в городах и селах?
За время работы в подполье приходилось готовить много листовок, и я, как говорится, набил руку. Но листовка — особый тип печати и, если хотите, особый жанр. Она пишется по одному конкретному поводу, очень кратко, лаконичным языком. А газета? Это уже целый комплекс статей, заметок на разные темы. Их следовало подобрать и написать так, чтобы каждый номер газеты давал широкую картину жизни, в данном случае жизни и борьбы в тылу врага.
Должен заметить, что настоящей школой для нас, партизанских журналистов, были страницы тех немногих экземпляров «Правды», «Известий», «Красной звезды», которые проникали к нам из-за линии фронта. У старших коллег мы учились, как надо освещать военные события, учитывая, разумеется, наши специфические условия.
Стремителен бег времени, и многое из партизанской жизни уже забыто. Но на помощь приходят пожелтевшие от времени комплекты издававшихся в области партизанских газет и листовок, которые я храню, как дорогие реликвии. Перелистываешь их, и в памяти оживают события тех далеких лет.
В каждом номере под крупными заголовками сообщения с фронтов, рассказы о подвигах воинов и партизан. Приказы и выступления Верховного Главнокомандующего, документы нашей партии и правительства, в которых содержалась конкретная программа действий советских людей… Вести с Большой земли о том, как самоотверженно ковали победу в тылу рабочие, колхозники, интеллигенция… Информация о событиях за рубежом, о движении участников Сопротивления в оккупированных гитлеровцами странах Западной Европы…
Все это было очень важно. Ведь оккупанты не только жгли, убивали, вешали — они вели яростное наступление на умы советских людей, всеми силами стремились духовно растлить наш народ, убить в нем веру в Советскую власть, в победу Красной Армии. Привезенные из Германии в обозе гитлеровских войск националисты, изгнанные из нашей республики еще в гражданскую войну, издавали в Минске две газетенки. И на территории области (в Барановичах, Новогрудке, Слониме) оккупанты и их верные слуги выпускали газеты, всевозможные прокламации и воззвания, заполняя их гнусной клеветой, провокационными измышлениями, сенсационными «утками». Надо было выводить на чистую воду лгунов, сообщать народу правду о положении на фронтах, о жизни и труде в советском тылу.
И мы в своих листовках и газетах давали решительный бой клеветникам, разоблачали империалистический, разбойничий характер войны, развязанной гитлеровцами против нашей Родины. Контрпропаганде подпольные партийные комитеты и их печатные органы придавали первостепенное значение.
Партизанская печать обнажала античеловеческую, антигуманную, террористическую сущность фашизма как идеологии оголтелого расизма, показывала, как выглядит на деле его «новый порядок». В газетах, листовках широко освещались злодеяния оккупантов. При этом мы старались писать так, чтобы у читателя не слезы лились из глаз, а гневно сжимались кулаки, разжигали в людях ненависть к фашизму, звали их на священную борьбу. Очень верно заметил некогда наш замечательный советский журналист Михаил Кольцов в своем «Испанском дневнике»: «Еще ни в одной войне от сотворения мира не побеждали тихие, задушевные, уступчивые люди».
Помню (я редактировал тогда уже областную газету), опубликовали мы несколько корреспонденций из Барановичей. Факты, приведенные в них, и сегодня леденят душу.
«В скверах и других людных местах города, — писал автор корреспонденции «Барановичи под сапогом оккупантов», — фашисты соорудили виселицы и устраивают публичные казни. Почти ежедневно проводят облавы, хватают людей и бросают в тюрьму или увозят на каторжные работы в Германию. Зимним морозным днем они согнали на тюремный двор несколько сот мужчин и женщин. Глумились над ними, как могли. А когда кто-то попытался разжечь костер, расстреляли всех, кто попался им под руку.
Фашистские вандалы уничтожили в городе памятники культуры. В школах устроили публичные дома для солдат и силой приводят туда девушек. А одну из школ превратили в казарму и осенью, чтобы ходить по сухому, двор выстлали томами сочинений Сервантеса, Гёте, Пушкина, Мицкевича».
Вот еще одна корреспонденция — «Лагерь смерти в Колдычеве». «Это ужасное место, — писал Семен X. — Один из живописнейших уголков за околицей Барановичей фашисты превратили в лагерь смерти. Здесь за рядами колючей проволоки и глубокими рвами томятся тысячи невинных людей. Их морят голодом, каторжным трудом, расстреливают, сжигают в специальной печи. Массовые казни проводятся методически, каждые две недели». Автор письма называет имена палачей.
Кстати, эти двуногие звери не ушли от возмездия. И на суде после войны среди других документов, изобличавших фашистских убийц, фигурировал номер газеты «Чырвоная звязда».
В нашем межрайцентре всегда было людно. Приезжали командиры, комиссары бригад и отрядов, секретари партийных организаций, чтобы поделиться планами, получить «добро» на ту или иную операцию. Как правило, эти люди навещали землянку, где располагалась наша редакция. Одни для того, чтобы прихватить свежий номер газеты, сводку Совинформбюро, листовки, другие просто из любопытства, чтобы посмотреть, как набираются заметки, верстаются страницы, делаются оттиски. Каждому хотелось подержать в руках свежий номер газеты. А мы приобретали не только читателей, распространителей печати, но и авторов. Наши посетители рассказывали о жизни, боевой деятельности партизан, о людях безмерной отваги, совершавших подвиги в боях с фашистским зверьем. Эти рассказы становились затем публикациями. Черпали мы богатый материал и на заседаниях межрайцентра, где рассматривались самые разнообразные вопросы.
Газета выходила небольшим форматом, но работать приходилось много. Выпустив номер, надо было готовить очередной, писать листовки, вычитывать корректуру. Ежедневно принимали сводки Совинформбюро и другую информацию с Большой земли. Эти материалы занимали центральное место в каждом номере, их с нетерпением ждали в отрядах, деревнях. Сводки Совинформбюро мы печатали и отдельными листовками. Чтобы своевременно разоблачать измышления геббельсовских подручных, нам приходилось слушать радиопередачи немцев, читать их газеты.
При всей нашей занятости я и мой заместитель Михаил Чижиков постоянно бывали в отрядах, которые обычно находились далеко друг от друга. Беседовали с партизанами, рассказывали о нуждах редакции, о том, как и о чем надо писать. Нашим главным требованием было — писать одну правду, не приукрашивать факты, ибо неправдивая информация не только подрывала авторитет газеты, она непременно использовалась врагом с целью дискредитации партизанского движения.
В каждом отряде у нас появлялись корреспонденты, сообщавшие о самом важном, интересном. Партизанские художники присылали нам свои рисунки, карикатуры на злобу дня, вырезанные на линолеуме или просто на резине. В газете был уголок юмора и сатиры, где печатались стихи, частушки, раскрывавшие звериный облик фашизма, язвительно высмеивавшие хвастливость, самоуверенность и наглость Гитлера и его вояк.
Но актив газеты составляли не только наши постоянные корреспонденты. Часто заходили в редакцию партизаны, приносили свои заметки, рассказы, стихи. Помню, пришла однажды группа бойцов из отряда «Октябрьский», которым командовал Виктор Панченко. Они рассказали, что получили письмо от новогрудского гебитскомиссара Бутмана: он призывает их бросить оружие. «Вас ждут необработанные нивы, семьи», — уговаривал фашистский начальник.
Чувствуя свое бессилие, гитлеровцы и их лакеи — буржуазные националисты пытались разлагать ряды народных мстителей изнутри. В отряды засылались провокаторы, шпионы, направлялась масса писем и листовок.
— Сочинили мы ответ Бушману, — сказали бойцы. — Как бы отпечатать его у вас в типографии?
Так появилась изданная тысячным тиражом листовка «Партизанский ответ новогрудскому палачу».
«Мы прочитали ваше письмо, — писали партизаны. — У всех оно вызвало веселое настроение… Что-то не тем голосом вы запели, господин гебитскомиссар. Мы не стратеги, но все же нам кажется, что ваше «сокращение» фронта, длящееся уже свыше года, для вас очень невыгодно.
Вы пишете, что партизаны не решают исход войны, что исход войны решается на фронте. С этим мы вполне согласны. Но подумайте, господин Бушман: ведь то, что лично вы не выезжаете из города, разве только в сопровождении броневика и танков, то, что вы, будучи в Новогрудке, не пользовались еще телефоном, то, что ваши паровозы и вагоны сотнями лежат под откосом и ночью поезда не ходят, то, что нет вашей власти над деревней, то, что с каждым днем растет количество могил немецких солдат на белорусской земле, — разве это случайно? Нет. Это заслуга партизан.
Господин гебитскомиссар! Вы извините, но уж очень смешно нам стало, как вы проливаете крокодиловы слезы над судьбами нашего народа. Над этим и конь бы рассмеялся.
Мы хотели бы писать еще, но командир торопит идти на задание — пустить под откос еще один эшелон с бравыми солдатами фюрера. Нам хорошо знакома ваша волчья порода, а потому и разговариваем мы с вами и со всеми вашими сподвижниками на одном только понятном вам языке — на языке оружия. За пропуск благодарны. Он нам не нужен, ибо мы частенько и без него бываем в Новогрудке».
Один экземпляр листовки оказался в папке с делами на столе Бушмана. А через некоторое время этот палач-лицемер получил партизанскую пулю в лоб.
В каждом номере читатель находил материалы о боевых действиях партизан. Мы писали о наших советских людях, сильных духом, отважных, не ставших на колени перед врагом, а взявших в руки оружие. Ограниченная газетная площадь не позволяла использовать все жанры. Печатались главным образом заметки, рассказы участников боев, небольшие зарисовки, в основе которых лежали факты, звавшие к действию. Старались писать коротко и при этом сказать как можно больше. У партизан не хватало винтовок, автоматов, боеприпасов. Самым сильным их оружием были мужество, смекалка. «Бить врага не числом, а умением» — таков был их девиз. И мы старались ярко пропагандировать примеры героизма, находчивости народных мстителей.
С особой теплотой и почти в каждом номере мы рассказывали о подрывниках. Партизанские поэты посвящали им стихи. Это была у партизан самая почетная профессия. Она требовала особенной смелости и находчивости, большого умения и выдержки. У партизан мало было взрывчатки, и газета рассказывала о смельчаках, которые выплавляли тол из неразорвавшихся бомб и снарядов, мастерили самодельные мины.
Немало подрывников погибло в неравных схватках с врагом. В одном из номеров мы опубликовали рассказ группы подрывников о подвиге своего командира Ивана Сажнева. «Не пропустить через нашу белорусскую землю ни одного вражеского эшелона — это была самая желанная цель нашего командира. В этом он видел смысл своей жизни, — писали подрывники. — Своими руками этот смелый, мужественный человек пустил под откос четырнадцать фашистских воинских эшелонов. Встретившись во время последней операции с превосходящими силами врага, славный патриот не дрогнул. Чтобы спасти своих товарищей, он один вступил в бой против десятков гитлеровцев и дрался до последнего вздоха».
Редакция не могла базироваться на одном месте, она передвигалась по глухой, дремучей пуще вместе с отрядами. Каждый раз надо было перевозить, а зачастую перетаскивать громоздкое типографское и редакционное имущество. Летом мы обычно располагались под куполом натянутого парашюта. Случалось и так, что наборную кассу пристраивали на пне под открытым небом. Но где бы мы ни были, письма находили редакцию. И это было лучшим свидетельством популярности газеты. Через связных они поступали не только от партизан, но и от крестьян окружавших пущу деревень.
Эти волнующие документы и сегодня нельзя читать равнодушно. В черной ночи фашистской оккупации люди с любовью писали о верности Родине, Советской власти, о готовности отдать все силы делу разгрома врага. Ни пулей, ни огнем, ни виселицей гитлеровцам не удалось убить веру белорусского народа в победу, его надежду на скорое возвращение родной Красной Армии.
Газета печаталась двухтысячным тиражом. Массовыми тиражами издавались сводки Совинформбюро, листовки. Каждый экземпляр газеты и листовки прочитывали сотни людей. Обращение редакции — «Прочти и передай другому» — было излишним. Даже у самых заядлых курильщиков не поднималась рука, чтобы из партизанской газеты скрутить цигарку.
Нашими добровольными помощниками в распространении газеты и листовок были командиры и комиссары отрядов и бригад, агитаторы, подрывники, разведчики. Отправляясь на выполнение задания, они непременно заглядывали к нам в редакцию. Но такой способ распространения наших изданий имел свои недостатки. На одном из совещаний работников редакций секретарь обкома партии Василий Ефимович Чернышев, обращаясь к нам, заметил:
— Вы делаете большое дело, выпускаете интересные, содержательные газеты, печатаете в них важные и нужные материалы. Но всегда ли вы, товарищи редакторы, задумываетесь над тем, как доходят до читателя ваши газеты и листовки? Ведь мало выпустить газету, надо, чтобы ее прочитали.
Кто-то бросил реплику:
— А как же! Наши газеты попадают в Барановичи и даже в Минск.
— То, что они попадают в Минск, — это хорошо, а вот то, что их нет во многих населенных пунктах области, никуда не годится. В некоторых деревнях газеты и листовки оседают в избытке, а в других их совсем не бывает. Думаем обсудить этот вопрос на совещании в обкоме.
Следует сказать, что Чернышев с большой заботой относился к печати и к нам, партизанским журналистам, советовал, подсказывал, если нужно было, поправлял. Издательская деятельность постоянно находилась в центре внимания областного комитета партии. Обком подбирал и утверждал редакторов газет и их заместителей, периодически заслушивал отчеты о работе партийных печатных органов, заботился о том, чтобы редакции были обеспечены бумагой, шрифтом, краской, посылал представителей в райкомы для оказания практической помощи партизанским журналистам. Проводились совещания редакторов, на которых шел обмен опытом. Это были полезные, поучительные встречи. Обсуждались не только вопросы чисто редакционной работы, содержания газет и листовок, но и их распространения.
Совещание, о котором говорил Чернышев, действительно состоялось. Присутствовали на нем секретари райкомов, комиссары бригад, редакторы газет. Речь шла о состоянии массово-политической работы среди населения, причем особое внимание обращалось на распространение печати, широкое использование ее в идеологической работе. Приводилось много примеров находчивости, героизма, проявлявшихся распространителями газет и листовок. Их наши люди ждали с нетерпением, принимали как самых желанных, дорогих. Многие из них погибли. Вспоминается крестьянин из деревни Борки-Ярцево Воложинского района Викентий Кулак. Пренебрегая опасностью, он проник во вражеский гарнизон, расклеил и разбросал листовки, но спастись не смог. Запомнился и такой случай. Оккупационные власти открыли в городе Столбцы читальный зал, разложили там подшивки своих газет, издания националистов, различные антисоветские книги. Подпольщики оказались изобретательными: в подшивках и книгах читатели стали находить партизанские газеты и листовки. Пришлось фашистам закрыть читальню.
Вскоре областной комитет партии издал специальную директиву. В соединении был создан четкий, хорошо отлаженный механизм распространения печати. Газеты распределялись по бригадам, а там — по отрядам. Специально назначенные агитаторы не только доставляли их в населенные пункты и раздавали жителям, но и устраивали громкие читки. Во многих деревнях оборудовали даже витрины, на которых вывешивались свежие номера газет, листовки, плакаты. Через связных газеты и листовки засылались подпольным группам в города.
К лету 1943 года барановичские партизаны, по существу, контролировали всю территорию области. А это был очень важный для гитлеровцев район. Здесь проходили железнодорожные и шоссейные линии, по которым рейх снабжал всем необходимым группу армий «Центр». Партизаны днем и ночью наносили чувствительные удары по врагу — громили его гарнизоны, разрушали коммуникации и линии связи, срывали перевозки живой силы, техники, горючего, боеприпасов, продовольствия.
Не на шутку обеспокоенное германское командование решило принять меры для защиты своей важной коммуникации. В разгар боев под Орлом и Белгородом оно бросило против барановичских партизан пятидесятитысячное войско с артиллерией, танками и авиацией. Руководили им генерал-лейтенант фон Готтберг и особо уполномоченный Гитлера по борьбе с партизанами генерал фон Бах-Зелевски. В середине июля каратели блокировали Налибокскую пущу.
Блокада… Партизаны хорошо знают зловещий смысл этого слова. Блокада — это не прекращающаяся ни днем ни ночью артиллерийская канонада, беспрерывный треск пулеметных и автоматных очередей, разрывы мин, гул самолетов над головой и глухое уханье бомб. Это прерванные связи с деревнями, снабжавшими продовольствием и фуражом. Это, наконец, суровая проверка физических и моральных сил партизан, необходимость вести изматывающий бой с превосходящими силами противника.
В разгар боев мы обратились с листовкой к полицейским, которых гитлеровцы привлекли к блокированию пущи. В ней говорилось:
«В кого вы стреляете? За чьи интересы кладете свои головы? Вы стреляете в своих братьев и сестер, которые, не щадя жизни, мстят фашистам за горе народное, за кровь и муки людей. Вы проливаете кровь невинных детей и матерей, обесчещенных, ограбленных гитлеровцами…
Вы продали свою национальную честь за немецкую чечевичную похлебку. Помните, что изменников Родины ждет суровая кара народа. Придет время, когда вы ощутите всю бездну своего падения, оказавшись вместе со своими хозяевами на краю гибели. Но тогда будет поздно. Думайте об этом сейчас. Убивайте гитлеровцев, толкнувших вас на братоубийство в своих грабительских интересах, и переходите к партизанам, искупайте свою вину перед Родиной».
Разведчики проникли через вражеские заслоны и разбросали листовки в деревнях, прикрепили на телефонных столбах, на деревьях вдоль лесных дорог. Эти листовки наверняка дошли до адресатов и, как знать, может быть, не одного полицейского заставили задуматься над своей судьбой. Но вскоре нам пришлось зарыть под старой елью всю типографскую технику и взять в руки автоматы.
Почти месяц длилась неравная борьба. Враг имел большой численный перевес, был хорошо вооружен. А партизанам порой не хватало даже винтовочных патронов. Но они стойко сдерживали натиск озверевших фашистов. Лишь после того, как иссякли боеприпасы и кольцо окружения стало сжиматься, было приказано небольшими группами просачиваться из него по болоту. Болото считалось непроходимым, но другого пути не было. И эта непролазная топь спасла нас. Партизаны вышли в тыл карателям и снова объединились в отряды и бригады.
За время блокады партизаны потеряли в Налибокской пуще 129 человек, 52 бойца были ранены, 24 — пропали без вести. Но гораздо большими были потери карателей. Народные мстители встречали их огнем из бесчисленных засад, лесных завалов и таким образом истребили многие сотни гитлеровцев. На дорогах пущи они взорвали 60 вражеских автомашин, уничтожили 7 танков и 4 бронемашины. Пока шли бои, подрывники, вырвавшиеся из кольца блокады, пустили под откос 37 эшелонов.
Тем не менее в одной из августовских сводок гитлеровского верховного главнокомандования сообщалось: «На днях к западу от города Минска с применением крупных армейских сил, войск СС и авиации уничтожены крупные силы партизан. В боях, длившихся свыше трех недель, разбито 357 укрепленных пунктов, убито свыше 7 тысяч и более 10 тысяч партизан взято в плен. Захвачено 380 тяжелых и более 1500 легких пулеметов, более 100 орудий, много автоматов, винтовок, минометов, большое количество складов с обмундированием, боеприпасами и продовольствием. Все партизаны уничтожены.
Командующий партизанами, в прошлом крупный политработник Платон, с группой своих приближенных прорвался из окружения на танках, но был настигнут нашими доблестными войсками и убит».
До чего же фашистские генералы были мастера брехать! Не было у нас ни складов с обмундированием и боеприпасами, ни орудий, ни танков, на которых якобы прорывался из окружения Платон (это была кличка секретаря Барановичского подпольного обкома партии В. Е. Чернышева), и не настигли его «доблестные» солдаты фюрера, не убили. Лживые сообщения такого рода нам доводилось не раз читать в немецких газетах. В боях с партизанами гитлеровцы неизменно терпели неудачи, и именно поэтому они, как говорится, наводили тень на плетень.
Правдой в сообщении было лишь то, что враг действительно загубил много тысяч жизней жителей деревень — стариков, женщин и детей.
После блокады мы остались без типографской краски, без бумаги. Чтобы возобновить издание газеты, надо было все это достать. Выручили наши связные из города Лиды. Они раздобыли ведро краски в местной типографии. Но как вывезти ее из города? И тут сработала партизанская смекалка — прикрепили ведро под повозкой (чем не колесная мазь?) и отправились за город. Мы были очень благодарны нашим друзьям. Сложно было и с бумагой, но ею нас обеспечили партизаны и подпольщики. Иногда это была оберточная бумага — синяя, голубая, серая. Выбирать не приходилось, все шло в дело.
Печатная машина работала безотказно. Немало хлопот доставляли лишь валики — они часто плавились от жары. А без них оттиска не сделаешь. Выход, однако, находили — в ход пускали сапожные щетки. Делалось это так: на набор клали смоченный водой лист бумаги и по нему стучали щеткой. Получался не ахти какой оттиск, но читать было можно. Правда, от такого допотопного способа явно страдал тираж. Наш печатник Борис Перельман с помощью оружейников одного из отрядов смастерил специальную форму и стал сам делать великолепные валики. Издание газеты продолжалось.
Подпольные партийные комитеты, партизанская печать внимательно следили за каждым «мероприятием» оккупантов и тут же срывали с них маски, разоблачали их ухищрения. Встретив решительное сопротивление на белорусской земле, гитлеровцы начали всячески маневрировать, заигрывать с населением. Они создали так называемую «Белорусскую народную самопомощь» во главе с привезенными из Германии белоэмигрантами, рассчитывая при содействии этого отребья вовлечь население в орбиту своего влияния. Но надежды гитлеровцев и их холуев оказались тщетными. Белорусы отвергли «самопомощь». Тогда оккупанты учредили «Белорусскую раду доверия» и объявили ее постоянно действующим совещательным органом при генеральном комиссариате. И она просуществовала недолго и канула в небытие вместе со своим вдохновителем — палачом белорусского народа Вильгельмом Кубе, отправленным минскими подпольщиками на тот свет.
Но игра в «самостоятельность» Белоруссии продолжалась. Вскоре оккупанты объявили о создании «Белорусской центральной рады» и во главе ее поставили своего давнего агента, матерого национал-фашиста Радослава Островского. Таким образом гитлеровцы старались ослабить нараставшее сопротивление народа оккупационным властям, отвлечь его от партизанской борьбы. Была у них еще одна подлая цель — с помощью своей марионетки провести «тотальную» мобилизацию белорусов в армию и вовлечь их в братоубийственную войну.
В одном из номеров областная газета напечатала перехваченное подпольщиками письмо барановичского гебитскомиссара Вернера, адресованное Островскому. В этом письме раскрывались истинные намерения гитлеровцев. «Ваше дело — борьба с партизанами, — с циничной откровенностью писал гебитскомиссар. — Немецкое командование не располагает собственными для этой цели силами. Оно готово только помочь вам в борьбе с партизанами техникой и непосредственно командными кадрами. В вашем распоряжении для указанной цели есть полиция и другие вооруженные силы. Кроме того, вам предоставляется право мобилизации дополнительных сил». Далее Вернер советовал, как «мобилизовать» население: «Используйте широкие средства агитации, направленные против партизан, через печать и митинги, собрав для этого яркий материал грабежа белорусского населения, неважно, что это делали не партизаны. Им надо приписать все». Вскоре Вернер объявил о «тотальной мобилизации».
Сразу же после объявления этого приказа подпольные партийные организации выпустили ряд листовок, были помещены статьи в областной и районных газетах. В них разоблачались цели мобилизации и те грязные методы, к которым прибегали оккупанты и их холуи, чтобы заманить в ловушку легковерных. В сатирическом приложении к мирской районной газете «Партизанскае жыгала» едко высмеивались тщетные потуги островских, этих фашистских наймитов, создать свое войско. Эту газету и сатирическое приложение к ней редактировал Янка Брыль, ныне известный белорусский писатель. «Жыгала» — значит пчелиное жало. Кстати, партизаны так называли и винтовку. Отсюда и название листка. В нем помещались сатирические стихи, частушки, меткие карикатуры. Рисовал их брат Янки Брыля — Михаил, художник-самоучка. Клише он вырезал на грушевых чурках. Партизанские художники на листах бумаги, картона нарисовали десятки карикатур с такими, например, подписями: «С миру по нитке — Гитлеру петля». Их расклеивали в деревнях. Издавались и специальные плакаты. Один из них гласил: «Внимание! Приказ барановичского палача гебитскомиссара Вернера по мобилизации мужчин и женщин в германскую армию и на немецкую каторгу партизаны отменяют.
Граждан и гражданок призывают не являться в немецкие волостные и другие управы.
Н-ский партизанский штаб».
Мы публиковали в газете письма людей, насильно вывезенных в Германию, своим родственникам и знакомым. Это были суровые документы, обличавшие фашизм, его человеконенавистническую идеологию.
Благодаря такой активной, убедительной агитации партийные организации сумели сорвать коварные замыслы гитлеровцев провести мобилизацию белорусов.
Партизанские газеты, листовки широко использовали подпольщики, связные бригад и отрядов в своей сложной и опасной работе по разложению вражеских гарнизонов, особенно частей, состоявших из поляков, чехов, словаков, насильно мобилизованных гитлеровцами в армию. Они использовались, как правило, для несения охранной службы на железных и шоссейных дорогах. Наши люди не зря подвергали себя опасности. Многие солдаты и офицеры охранных частей перешли на сторону партизан и бок о бок с ними сражались против общего врага, делили радости и невзгоды суровой лесной жизни.
Помню, мы рассказали в нашей газете «Народный мститель» об отважном антифашисте словаке Франтишке Зятько. Он прослыл у нас бесстрашным подрывником.
«…Бесшумно пробираясь возле немецких постов, подошла к железнодорожной магистрали группа подрывников. Рядом с командиром — боец Франтишек З. Он по национальности словак… Вместе со своими боевыми друзьями Франтишек разрывает окровавленными пальцами щебень на железнодорожной магистрали, чтобы поставить смертоносный партизанский груз. Здесь, на белорусской земле, он мстит врагу за свой народ, за поруганную землю родной Словакии.
Тяжело пыхтя, приближается вражеский эшелон. Прильнув к земле, крепко сжал Франтишек в руках шнур. Как бы не опоздать… Сильный рывок — и оглушительный взрыв потряс землю и воздух. Вражеский эшелон полетел под откос…»
Однажды в бою Франтишека Зятько тяжело ранило. «Было это 10 декабря 1943 года, — вспоминает он. — Мы, партизаны, вынуждены были отступать, но я не мог идти, был очень слаб, потерял много крови. Остался лежать на снегу. Патронов уже не было, только одну гранату сберег для себя. В это время под пулеметным и автоматным огнем кто-то приблизился и позвал: «Ферик, давай назад!» Увидев, что я не могу идти, подполз ко мне. Я просил его, чтобы он меня не оставлял. Он сказал: «Не беспокойся, Ферик, вместе воюем и, если надо, вместе умрем». Был он сильный, высокий ростом. Взял меня и оттащил метров на пятьсот в безопасное место. Я видел: человек готов спасти меня или умереть вместе со мной. Партизаны звали его Петя».
Такое не забывается. Человек может забыть фамилию, как это и было в данном случае, но никогда не забудет искренней боевой дружбы и высокой отваги партизана Пети, который, рискуя жизнью, спас товарища. Может быть, в память об этом отважном партизане и назвал Франтишек Зятько своего сына русским именем Петя.
После освобождения Белоруссии Зятько попал в чехословацкий корпус, в составе которого дошел до Праги. Он окончил военную академию, стал офицером. Приезжает в Белоруссию, поддерживает связь со своими друзьями-партизанами.
Мы публиковали в наших газетах и листовках письма, рассказы, обращения антифашистов к своим сослуживцам, в которых они призывали следовать их примеру и здесь, на оккупированной советской земле, бороться за освобождение своих стран от фашистской неволи. Эти публикации играли большую роль. Они помогали тем, кого гитлеровцы бросили в кровавую бойню, найти единственно правильный выход. Кроме поляков, чехов, словаков переходили к партизанам и румыны, французы, люксембуржцы, представители других народов Западной Европы.
Были у нас и немецкие антифашисты. Помню, однажды мартовским утром 1944 года наши отряды, дислоцировавшиеся в Налибокской пуще, облетела новость: ночью в лесу приземлилась группа немецких антифашистов. Наперебой передавались подробности: один парашютист повис на дереве, и его пришлось снимать, другой в момент приземления сломал ногу. Словом, можно было подумать, что все видели, как происходило приземление, и все принимали непосредственное участие в судьбе ночных гостей. Повышенный интерес к этому событию нетрудно было объяснить. Ведь до сих пор партизанам приходилось встречаться с немцами только в бою, а тут — группа антифашистов.
Это были представители Национального комитета «Свободная Германия», созданного в июле 1943 года на территории Советского Союза по инициативе Компартии Германии. Возглавлял этот комитет известный пролетарский поэт-коммунист Эрих Вайнерт. Наши немецкие товарищи вели большую пропагандистскую работу. У них была своя типография. Мы им помогали всем, чем могли: бумагой, краской, делились опытом распространения литературы. «Группа-117» — так она называлась — выпустила более сорока листовок и обращений к немецким солдатам. Вот что говорилось в одной из них:
«Хочешь ли ты и дальше бессмысленно жертвовать своей жизнью? Нет! Ты сыт по горло войной. Ты хочешь мира, ты хочешь снова увидеть свою семью и детей. Только живой ты можешь возродить нашу родину и свое собственное счастье. Каждый день, который ты выжидаешь, приближает тебя к смерти! Ты должен немедленно действовать, иначе будет поздно. Только переход на сторону движения «Свободная Германия» спасет твою жизнь. Если ты участвуешь в боях против русских войск или партизан, сдавайся в плен — это единственный путь к спасению. Борись вместе с нами за Германию, против Гитлера».
Рискуя жизнью, наши разведчики и немецкие товарищи проникали в гарнизоны фашистов и расклеивали листовки на стенах домов, на деревьях, телеграфных столбах, подбрасывали в дома, где жили немцы, в госпитали, в вагоны поездов. И листовки находили своих адресатов. Все больше и больше приходило в лес немецких солдат с листовками наших друзей.
Партизанская печать оказывала громадное воздействие на развертывание всенародной борьбы в тылу врага. Она несла великую правду и поэтому была действеннее фашистской пропаганды, что вынужденно признавали и сами оккупанты. В отчете одной группы тайной полевой полиции сообщалось: «Все больше приходится удивляться, как быстро и хорошо русское население узнает о событиях, происходящих на фронте… Сводки Советского информбюро, газеты переходят из рук в руки… Враждебно настроенные к немцам элементы торжествуют».
…Всякий раз, когда перелистываешь подшивки партизанских газет, испытываешь большое волнение. Хранятся у меня и листовки на немецком языке с загадочной для непосвященного человека надписью: «Уполномоченные Н.К. — «Группа-117». Эти пожелтевшие от времени страницы воскрешают в памяти суровые годы партизанской борьбы. Бумага разная: газетная, оберточная, тетрадная, белая, серая, голубая. Стерлись многие подписи под лаконичными заметками. Иногда с трудом можно прочесть: «Командир отряда Г. С.», «Подрывник В. П.», «Партизан Б.». Но никогда не забудутся героические подвиги людей, о которых повествуют эти скупые строки. За каждой заметкой — беспредельное мужество, отвага, стойкость народных мстителей.