Когда дети уехали, Клава попыталась дозвониться до Вениамина. Телефон не отвечал. На следующий день после работы она зашла на Котельническую. На смене была знакомая Клаве вахтерша. Себя она называла консьержкой, но Клаве было плевать на стилистические тонкости, вахтерша она и есть вахтерша, чего бы там о себе ни воображала.

Верочка была «прикормленная». Клава всегда, когда приходила с сыном к Карпинской в гости, оставляла Вере шоколадку. От нее она узнала, что Веня с час как вернулся. Поднялась на нужный этаж, позвонила, потом постучала, но дверь никто не открыл. Решив, что Вениамин, скорее всего, заснул, уже собиралась уйти, но тут в дверном глазке мелькнула тень.

– Вениамин, это я, Клава. Открой!

Но дверь так и не отворили. Пришлось спуститься и предупредить Веру, что она уходит, но вернется через часок-другой.

Клава вышла из подъезда и отправилась «на гаражи» – так жильцы дома называли площадку, где выгуливали детей. Именно там можно было встретить тех, кто с удовольствием расскажет о семье Карпинской. Детей «пасли» скучающие нянечки, которые никогда не рискнули бы сплетничать о хозяевах, но с большим удовольствием могли поделиться своими наблюдениями за жизнью соседей. Лицо одной женщины показалось Клаве знакомым. Няня шестилетней девочки, игравшей неподалеку, тоже признала в Клаве ту, что на поминках Карпинской ни минуты не сидела на месте – все подносила и подносила еду. Разговор у них завязался душевный, и из этого разговора Клава поняла, что дело плохо: Вениамин совсем замкнулся, ни с кем из соседей не общается, и ходят слухи, что вроде бы он вместо приемной дочки, которую он куда-то отправил, привел в дом своего сына. Парнишке на вид лет пятнадцать, только с ним его и видят. Сынок очень на отца похож – такой же стройный. И походка, и фигура – все отцовское.

Такого поворота Клава не ожидала. Оказывается, тот, кого Таня и Ася приняли за любовника Вениамина, его внебрачный сын, и, стало быть, Аськины шансы получить квартиру или хотя бы приличную часть наследства тают на глазах. Надо было действовать немедленно, и Клава решила сегодня же поговорить со знакомым юристом.

Вернувшись к вахтерше, она предупредила, что уходит, но оставила свой телефончик на всякий случай, например если Верочке понадобится что-нибудь из продуктового дефицита. Верочка тут же раскололась – шепнула, что Веня с мальчиком пришел, потому и не открывает; ходят слухи, что этот мальчик его сын.

Тем же вечером Клава поехала на дачу, чтобы объяснить этим дуракам, Аське и Мишке, ситуацию. Все, что они напридумывали про Веньку, полный бред, а вот сынишка – это серьезно. Знакомый юрист посоветовал не мешать решению детей пожениться, а наоборот, всячески способствовать этому. Мишку после свадьбы надо прописать в квартиру жены, тем самым увеличивая шансы Аси не лишиться наследства. С этим революционным предложением Клава и вломилась без стука в дом, напугав спящих в обнимку ребят. Спросонья они плохо понимали хитросплетения Клавиного плана: какая нужна справка для регистрации брака; откуда надо выписаться и куда прописаться. Ясно было одно: мама Клава хочет, чтобы они поскорее стали мужем и женой, и это было невероятно.

Заснули они счастливыми, а утром вместе с Клавой уехали в Москву – она настаивала на незамедлительной встрече с юристом для обсуждения плана действий.

Оказалось, что в Москве они появились очень своевременно. Как только вошли в квартиру, раздался звонок. Дедов нотариус просил Мишу срочно приехать к нему в контору. Миша поинтересовался, а может ли его сопровождать будущая жена, и получил ответ: «Если будущая жена – Анастасия Константиновна Колчина, то это ее тоже касается». Клава прокричала в трубку: «А маму-то, маму забыли? Ее, что ли, это не касается?» Нотариус ответил: «Нет», и Клава обиженно ушла на кухню.

* * *

Через полчаса Миша и Ася уже стояли перед дверью нотариальной конторы. Представительный старик в старомодных очках кивнул Мише как старому знакомому:

– Проходите, ребятки.

Как только они вошли в кабинет, старик сразу открыл сейф – большой железный ящик, крашенный суриком, и вынул оттуда конверт.

– Миша! Разреши тебя так называть, без официальных имени и отчества. Мы ведь давно знакомы.

– Конечно, дядя Володя. Он наш сосед по даче, – шепнул Мишка Асе на ухо.

– Завещание, которое находится в этом пакете, вступит в силу через несколько месяцев, – почти нараспев произнес старик. – Но воля покойного была такова, что я обязан огласить его при определенных обстоятельствах, которые сегодня как раз и случились, но об этом чуть позже. Ты ведь знаешь, Миша, что настоящее имя твоего дедушки – Николай Граве? Он был дворянин, граф, потом волею случая сменил имя и фамилию, благодаря чему выжил во время революции. – Старик вздохнул и продолжил: – Теперь, когда произошла перестройка, мы можем открыто признать, что это было правильным решением. Его семья – отец, мать и сестра – бежали за границу. Младшая сестра, София, и поныне проживает в Канаде. По завещанию графа Игнатия Граве его дети, Николай и София, являются наследниками в равных долях, то есть наследуют равные доли движимого и недвижимого имущества. София долго искала своего брата и только в конце восьмидесятых получила свидетельство о том, что он погиб еще в 1918 году. Известно и место захоронения. Но эти сведения оказались ложными. Твой дедушка Михаил, а по метрике Николай, тоже долго разыскивал свою семью и почти перед самой смертью наконец нашел. Когда София узнала, что ее брат жив, то сначала поверить не могла. Она собиралась приехать, но не успела: твой дед умер, и София, узнав об этом, тяжело заболела. После смерти брата она распорядилась передать долю, причитающуюся Николаю, в собственность его потомкам. Ты, Миша, единственный потомок. Тебе принадлежат приличная сумма денег и недвижимость в канадском городе Торонто.

Ася шепотом поинтересовалась у Миши, что такое недвижимость. Нотариус услышал и объяснил:

– Недвижимость, дорогая девушка, это дом, который вы можете всегда продать, если не собираетесь эмигрировать в Канаду.

Ребята покрутили головой: мол, конечно, не собираемся.

– Но это еще не все. По завещанию дедушки ты, Миша, в случае женитьбы на Анастасии Колчиной становишься владельцем дачи.

Ася открыла рот, потом закрыла, потом открыла снова и посмотрела на Михаила.

Нотариус был доволен произведенным впечатлением и предвкушал самое интересное.

– Но и это еще не все, молодые люди. Твой канадский двоюродный дядя, сын Софии, приехал сюда, чтобы посетить могилу Николая, а для нас с вами – Михаила, и познакомиться с тобой поближе, Миша. Живет он в гостинице и с минуты на минуту будет здесь. О своих планах он расскажет сам, но готовься к тому, что тебе все-таки придется съездить в Канаду.

– Зачем? – испуганно и почему-то шепотом спросил Миша.

– Ну, как я понимаю, к двоюродной бабке за бабками, – тоже шепотом ответил нотариус, удивив ребят жаргонным словечком.

– А можно отказаться? – спросил Миша. – У нас тут с Асей совсем другие планы, мы должны расписаться.

– Можешь, конечно можешь. Только я никогда не думал, что у Михаила внук идиот.

В дверь постучала и вошла секретарша:

– Владимир Петрович, тут к вам иностранец, мистер Николя Элдер.

– Пусть войдет.

Пригнув голову, в кабинет вошел очень крупный мужчина. Он белозубо улыбался. На открытом, широкоскулом, несколько простоватом лице чужеродным объектом торчал аристократический нос с горбинкой, нависая «уточкой» над верхней губой.

– Доброго дня, счастлив познакомиться! – произнес он несколько неуверенно, словно подбирая слова. – Мое имя Николя, а по-русски Николай, я сын Софии Элдер, которая в девичестве носила фамилию Граве. Полагаю, передо мной Михаил Граве, внук моего родного дяди, не так ли?

– Здравствуйте! – Миша протянул руку. – Только я не Граве, а Степанов.

Николя внимательно посмотрел на родственника:

– Вы, несомненно, Граве. Как говорят у нас, no doubt! Вас выдает фамильный нос. У всех Граве он одинаковый. Просто удивительный феномен. Вот, например, моя жена японка. Дети на нее очень похожи, глаза… как это сказать по-русски… косые, sorry, не то слово. Ну, вы меня понимаете, японские глаза. Вот, вспомнил, правильно сказать – раскосые, а носы – с горбинкой. И у вас, Майкл, такой же, как у меня, не замечаете?

– Действительно, что-то есть.

– А вас, сударыня, как величать? – старомодно обратился он к Асе.

Неожиданно для самой себя она назвала полное имя – Анастасия. При этом ей захотелось выпрямить спину и приподнять подбородок, чтобы соответствовать этому красивому обращению: «Сударыня».

– Вы так же прекрасны, как ваше имя, – чуть склонив голову, заметил Николя. – Михаил и Анастасия! Какое великолепное созвучие, истинно царская комбинация.

– Почему царская? – улыбнулась Ася. – Просто очень русская, такая же, как Аленушка и Иванушка.

– Ну, не совсем так и не совсем русская. Хотя, дорогие мои, когда смотришь на вас, приходят на ум абсолютно другие имена, которыми называют влюбленных всего мира, – хитро прищурился Николя, заметив, как смотрят друг на друга ребята. – Вы так похожи на юных Ромео и Джульетту.

Нотариус усмехнулся:

– Слава богу, у наших влюбленных история не так печальна. Они собираются пожениться в ближайшем будущем.

– Замечательно! – воскликнул Николя. – Поздравляю! Значит, вы приедете вдвоем навестить Софию. Она будет счастлива. Вы знаете, у нас на Западе дети медленно взрослеют и не спешат обзаводиться семьей. На мой взгляд, это неправильно. Я рад, что вы следуете традициям русской старины. Помните, в «Евгении Онегине»: «Да как же ты венчалась, няня? – Так, видно, Бог велел. Мой Ваня моложе был меня, мой свет, а было мне тринадцать лет…» Можно сказать, что вы уже почти старички в этом смысле. И когда же свадьба?

Ася смутилась, а Миша, не моргнув глазом, заявил, что не позже чем через месяц.

Николя улыбнулся:

– Значит, в конце лета вы сможете прилететь в Канаду. Мы постараемся оформить визы как можно быстрее. София должна вас увидеть. А сейчас, если вы не возражаете, давайте вместе пообедаем. Я могу забрать молодежь? – обратился он к нотариусу.

– Конечно, – отозвался улыбающийся дядя Володя. – Забирайте, теперь они ваши.

Николя пригласил их в ресторан, но ребята топтались в нерешительности, не зная, как вежливо отказаться. Дома их ждала Клава. Если не вернутся вовремя, то не только обидят – подведут ее, ведь она договорилась о встрече с юристом.

Выйдя из нотариальной конторы, оба охнули: неподалеку, как постовой, вышагивала гренадерского телосложения женщина. Миша, признав мать, тут же бросился к ней, подозревая, что придется остановить поток брани в адрес хама-нотариуса, тихушника-деда и дурака-сына. Обняв Клаву за плечи, он шепнул:

– Спокойно, мать, это канадец, наш родственник, потомок графов. Веди себя прилично. Он зовет нас в ресторан и приглашает в Канаду.

Клава, выпучив глаза, отстранилась от сына. Потом развернулась, распахнула объятия и, слащаво улыбаясь, пошла навстречу иностранцу:

– Вот это да! Родственник заграничный, да еще граф! Как мы рады! Здравствуйте вам! Меня Клавой зовут, Клавдия Васильевна. Я – Мишина мама. А вас как называть?

– Николя Элдер, можно просто Николай.

– Коля, значит… По виду-то сразу видно, что оттуда, слишком уж на нашего не похож.

– А чем же не похож, Клавдия Васильевна?

– Ну, не знаю. Больно марко одеты. Во всем светлом. Оно ведь быстро пачкается. Да и улыбаетесь так, что не боитесь зубы показать. А лицом и вправду чем-то на деда Михаила смахиваете, только не пойму чем.

– Носом фамильным. У вашего сына такой же.

– И правда, – согласилась Клава. – Я все переживала, что Мишка отцовский шнобель унаследовал. Ну, вы же понимаете: боялась, что будут пятый пункт ему клеить. Лучше бы мой, картошечкой, к нему не придерешься.

– Про пятый пункт не понял, но догадываюсь. Вы боялись, не сочтут ли вашего сына евреем?

– Именно. Хотя сейчас быть евреем очень даже удобно. Их выпускают без разговоров. Знаете, сколько уже уехало? И я их понимаю. Ничего в магазинах нет: ни масла, ни яиц, одна перестройка. Если бы не мои связи, мы бы уже с голоду подохли.

– А мы вот с вашими детьми собирались в ресторан, присоединяйтесь.

– И чего я там забыла? Эти коммерческие обрыгаловки – одно безобразие, знаю, чем там кормят. А я борща наварила, и сервелатик у меня припрятан, и бутылочка есть. Поехали домой, посидим по-родственному, потолкуем. А юрист подождет, теперь не к спеху.

Домашнее застолье очень понравилось гостю. Он, правда, терял нить разговора, когда Клава сыпала словами: расписаться, прописаться, выписаться. Слова понимал, но значение их до него не доходило. Клава пыталась объяснить остроту момента, почему так важно было детей как можно скорее поженить, но теперь, после оглашения завещания, это уже не актуально. Выпила она на радостях много. Язык развязался, но и заплетался изрядно.

– Вот скажи мне, Коля, – тихонько обратилась она к гостю, когда дети ушли на кухню. – Тот канадский дом ведь не хуже квартиры на Котельнической будет, как думаешь? А коли его продать, то кучу хренову денег получить можно. А Мишке, что ль, жить негде? Пусть тут, со мной, но при деньгах. Как ты вовремя-то приехал!

Николя пожимал плечами – дескать, не понимает о чем это Клава, – и старался как можно дальше от нее отсесть.

– Я к тому говорю, что мой сына теперь богатеньким стал. Бегом жениться уже ни к чему, правда? Ой, не люблю я эту девку! Какая-то она не от мира сего и себе на уме. Вот меня как учили: пока ты сама никто и звать тебя никак, не высовывайся перед обычными людьми. Не любят они этого. Дуди с народом в одну дуду, иначе затопчут. А вот перед начальством – другое дело. Почаще на глаза попадайся да головой все время кивай, не отвалится. Признает тебя власть своей, вот тогда можно на всех забить. Уважать будут по-любому. А она, сопля зеленая, во всем поперек, на все свое мнение имеет. И ладно бы держала язык за зубами, так нет. Договорится когда-нибудь. Чую, скоро эта перестройка кончится. Распустились, страх забыли. А как без него с нашим народом совладать? Короче, я вот что думаю, бог с ней, с той квартирой на Котельнической. Тут, правда, дед намудрил: мол, если на Аське не женится, то дача не Мишкина. А чья же тогда? Что думаешь? Во, головой качаешь. Не знаешь. То-то и оно. У нас ой как трудно жить. Мозгами надо шевелить, чтобы жопа не замерзла. Прости пардону. Будем считать, что ты слов таких никогда не слышал.

Николя понял, что надо вмешаться:

– Я, Клава, всякие слова слышал и знаю, потому как журналист и переводчик. И хочу тебе сказать, не мешай детям, пусть женятся. Мне твоя будущая невестка очень даже понравилась – открытая, свободная. За этим поколением будущее. И слава богу, что страха в ней нет и что рот на замке не держит. Страх – плохой рулевой и для человека, и для страны. Пойми, решение Софии поделиться наследством – ее добрая воля. Имеет полное право не давать ни копейки, ведь брат ее формально умер еще до смерти родителя, а Михаил Степанов кто такой? И при чем тут внук Степанова? Очень важно, чтобы София увидела Михаила и уловила семейное сходство. Миша хороший парень, но мало ли? А вдруг ей чем-то не понравится. Тогда ку-ку, ничего она вам не должна. А дом и вправду стоящий: в престижном районе, хоть и не новый. В нем три этажа и пять спален, наверняка не хуже той квартиры, о которой ты говоришь. Пару миллионов точно можно за него взять. Но если Миша появится с женой, то гарантирую на все сто, что София не передумает. Для нее семья – самое важное в жизни. Знаешь, как она меня прессовала: «Женись, женись». Я только к сорока сподобился, а сестра все никак. София очень за дочь переживает.

– Ладно, уговорил. Я и сама понимаю, что Мишка не отступится, а как восемнадцать стукнет, так меня и не спросят. Если надо, можно свадьбу ускорить. Ты когда улетаешь?

– В конце месяца. Хочу в Николаев съездить, в наше родовое имение. Я узнавал, дом на месте. Теперь в нем офисы открылись, торгуют чем-то.

– Сейчас все торгуют, а кто не торгует – ворует, а чаще то и другое. Давай так. Справку достать, что Аська в положении, мне раз плюнуть. Вот ты из Николаева вернешься, детей и распишем. А пока давай еще выпьем на посошок. Хороший ты мужик, Коля, красивый и абсолютно свой в доску. А меня в Канаду пригласишь?

– Конечно! Вот я думаю, что летом дети улетят, а ты за ними следом.

– Нет, ты чего? Как я хозяйство брошу, квартиру, дачу? Подожди, а как же институт? Мишка же должен поступать. Что значит – улетят?

– Опять ты, Клава, ерунду говоришь. Мишка твой может учиться в Канаде.

– Ишь ты какой быстрый. Я вспомнила: нельзя им до середины июля жениться. У Татьяны еще сороковины не прошли. Так что мотай в свою Канаду, а когда все утрясется, отправлю голубчиков, не боись. Я что, дура, не понимаю, что им там лучше будет, а мне вот хуже, да кто про это думает.