Лес стал темнее. Наверное, над серебряным куполом зашло солнце, и наступила ночь. Блеск снежинок не давал мраку окутать всё вокруг, поэтому каждый шаг Мун делал хоть и с опаской, но, по крайней мере, не в полной темноте. Мун понял, что с постоянной боязнью далеко не уйдет, поэтому решил занять себя мыслями. «Итак. Мне надо найти Лэй и маму… Где они, знает только Король призраков. С шипастой палкой мне с ним лучше не встречаться… да и вообще с ним лучше не встречаться… А без него, как мне здесь что-то найти? Каждая лишняя секунда в Лесу может стоить жизни… Может, попробовать найти синий цветок? А он существует? И где искать… Легче найти Короля призраков… Со шкурой, которую не пробьешь ни пулей, ни ножом… Который сразу видит тебя насквозь и пожирает мгновенно душу любого… Король призраков…». Голова Муна вскружилась от мыслей. Точнее, от одной, чудовищной мысли. Каждый шаг нес опасность и лишь один зверь мог помочь ему. Неведомый Король призраков. И лишь один путь мог привести к этому Королю призраков – другие призраки. Мун сел на снег, спиной прислонился к дереву и случайно уколол шипом другую ладонь. Капля за каплей снег вокруг становился красным. И тут послышался мерзкий писклявый лай.
Чтобы себя успокоить перед битвой, Мун решил думать, что это именно он поймал в ловушку несущихся к нему гиен. Это мало помогало, обманывать себя мальчик еще не научился. Гиены выскакивали одна за другой из-за деревьев, их было около пятнадцати. Они жадно глядели человечьими глазами на Муна и подходили всё ближе, чуя запах крови. Мун собрал силы и встал. Палку выставил вперед. Гиены издали писклявый звук и приостановились, не закрывая клыкастые пасти.
– Что бы вы от меня ни хотели, Вы это не получите! – прокричал Мун. От холода и страха голосовые связки едва работали, и его крик получился жалобным. Гиены захохотали.
Из толпы тварей вышла самая крупная: видимо, вожак стаи. Он решил поговорить с Муном.
– Мы растерзаем тебя в клочки и заставим душу плясать под наши песни, – прохрипел вожак. – Ты это знаешь. Выкинь палку. Разведи руки в сторону. Что ты можешь сделать своими шипами с призраком?
– Я буду биться до последнего!.. Я не отдам так просто душу!
– На место поверженной тобой гиены из тумана возникнет новая, а ты с каждым ядовитым укусом будешь слабеть. Что ты можешь противопоставить? Ты всего лишь человек…
«Они призраки… Призраки… Думай над каждым их словом… Всегда есть возможность их обмануть или попасть в их ловушку», – судорожно соображал Мун.
– Ну и что такого? Да, я человек, и чем вы сильнее меня? – спросил Мун, желая потянуть время. Гиены снова захохотали.
– Что такого? – прохрипел вожак. – Ты смертное, никчемное существо с дверью для призрака, именуемое «душой». Посмотри на себя. Ты один – а нас много. Две ничтожные ноги… Они заплетутся через пять шагов в попытке убежать от нас. А в этих уродливых конечностях, что вы, люди, прозвали «руками», лишь ветка с шипами, которой ты надеешься отпугнуть нас. И ты еще спрашиваешь, чем мы сильнее?
– Ты прав, – вдруг сказал Мун. – Могу ли я как-то присоединиться к вашей стае?
Гиены стали окружать Муна. Видимо, мальчик стал казаться им интересным.
– Ты слишком слаб для гиены. Ты слишком не похож на нас.
– Я научусь ходить на четырёх ногах… я раздобуду где-то шкуру…
– Как же быстро ты сдался, – сказал вожак даже с неким разочарованием. – Поначалу в твоих глазах я видел огонёк.
Гиены подошли вплотную и ждали только приказа вожака. Мун тянул, как мог, время. Он не был еще до конца уверен в своем плане.
– Почему я сдался?
– Ты слаб. Увидев нашу силу, решил примкнуть к нам, хотя мы явно тебе противны. И где же твои слова, что будешь биться до последнего? Ты предаешь самого себя, как и многие люди. Хочешь вступить в стаю, где никогда не будешь своим, только чтобы не быть растерзанным. Хочешь слиться с нами: продать свою душу, принципы, устои… бродить с такими мерзкими отродьями, как мы. Брось свою палку, ты уже никто. Я чувствую запах поверженной души. Сейчас ты станешь нами, бояться поздно.
Гиены вокруг превратились в туман и облепили Муна серой плотной массой. Он понял, что угадал.
– Ты прав, я всё отдаю, ради того, чтобы быть с вами! И первым делом мы пойдем к Королю призраков, потому что одному мне с ним не справиться, да и дороги я не знаю…
Туман, облепивший уже всего Муна, стал сползать и превратился вновь в гиен. Они недоумевали, что происходит и смотрели на вожака, который в упор поедал взглядом Муна.
– Что ты сказал?
– Я рад быть с вами! Одному мне не справиться с Королем Призраков, – повторил уверенно Мун.
Гиены зашептались.
– Ты не врешь, проклятый человек! – прохрипел вожак. – Я вижу, тебе и вправду нужен Король. Ты хочешь использовать мою стаю, чтобы найти Короля?..
– Да, а потом неплохо бы найти синий цветок…
И тут гиены злобно захрипели. И Мун точно понял: это был звук разочарования охотника, у которого перед носом увели жертву.
– Ты не так прост, человек, – сказал вожак. – Убирайся вон.
– Почему? – Мун сыграл разочарование.
– Ты не сможешь смириться с безликим существованием, если собираешься найти и сразиться с Королем. Нет, мне не нужен такой в стае. Твоя душа – не моя добыча. Мне нужны никчемные людишки. Пусть твою душу сожрут другие звери.
Вожак развернулся и собирался пойти прочь, но Мун его остановил:
– Извините, так Вы не могли бы помочь мне найти Короля Призраков?
Вожак развернулся и подошел вплотную к Муну.
– Глупец… – прошипел он тихо, словно боясь, что его услышат. – Ты разве его не видишь?
Мальчик судорожно осмотрелся – никакого зверя не было.
– Нет…
– Он везде. Но если ты настолько слеп, ищи рядом с луной, не ошибешься.
На этих словах вожак обратился в серебряный туман и вместе со стаей улетел прочь. Мун стоял с палкой и растерянно оглядывался. Слова гиены с одной стороны, дали информацию – совсем немного – с другой, внесли путаницу. «Он везде»… От этих слов было откровенно жутко. А что значит: «Ищи его рядом с луной»?! Где среди этого купола можно найти дырку, чтобы видеть небо и луну? А как оказаться рядом с луной?
И снова вопросов больше, чем ответов. И снова Мун решил, что выход у него один: идти дальше, натыкаться на новые ловушки Леса, бороться с новыми призраками, ибо ничего другого не оставалось.