В большом голубом тазу выросла целая гора белого пуха. Это вверх поднялась мыльная пена.
Мама бросила в таз Наткины трусы и майки и стала стирать.
Её руки так весело плескались в пушистой пене, что Натке захотелось делать то же самое.
— Мамочка, мама! — сказала она. — Давай я буду стирать, а ты что-нибудь другое поделай.
— Вот и хорошо! — обрадовалась мама. — Наконец-то у меня есть помощница!
Она сняла с себя фартук и подвязала его дочке. Завязки пришлись Натке под мышками, края фартука свесились по полу.
Натка взяла в руки майку. Потерла её раз, потёрла другой, потом третий, и тут намокшая, отяжелевшая майка выскользнула из её рук и шлепнулась обратно в таз. Ну и пусть! Натка набрала полные пригоршни мыльного пуха. Потом разжала пальцы, и белые хлопья разлетелись по ванной комнате. Снова набрала пены и стала глядеть, как, тихо пыхтя, лопаются на ее ладонях мелкие мыльные пузырьки.
Скоро в тазу совсем не осталось пены, только тёмная остывшая вода, в которой мокли Наткины трусы и майки.
Натка вытерла руки о фартук и пошла к маме на кухню.
Мама натирала для супа морковку. Морковка, которую она держала в руке, быстро бегала вдоль тёрки, и в тарелку сыпалась рыжая морковная стружка. Натке сразу захотелось делать то же самое.
— Мамочка, мама! — сказала она. — Давай я натру, а ты что-нибудь другое поделай.
— Ну что ж, натирай, — ответила мама.
Натка провела морковкой по тёрке раз, провела другой, провела третий — и тут тёрка царапнула её палец. Вот противная! Натка бросила тёрку. Стала пробовать морковку. Вкусно! Пробовала до тех пор, пока в тарелке ничего не осталось, а потом пошла в комнату к маме.
Мама сидела у окна и пришивала пуговицы к Наткиному платью. Иголка так и скользила в умелых маминых руках вверх-вниз, вверх-вниз — и тащила за собой нитку. Натке сразу захотелось делать то же самое.
— Мамочка, мама! — сказала она, — Давай я пришью, а ты что-нибудь другое поделай.
— Попробуй, — ответила мама. — А я посмотрю, терпеливая у меня дочка или нет.
Натка взяла в руки иголку. Ткнула её в материю раз, ткнула другой, ткнула третий! А нитка, как назло, взяла да и запуталась. Натка принялась её распутывать, дёргала, дёргала — надоело. Бросила платье на стул и пошла к маме в ванную. В ванной увидела: голубой таз уже снова полон белого пуха, а проворные мамины руки весело плещутся в пушистой мыльной пене.
— Мамочка! Давай я… — сказала Натка и остановилась.
Она увидела, что мама стирает её трусы и майки — доделывает то, что не сделала дочка.