Высвободив штанину из острых шипов ежевики, цыган вырвался, наконец, из чащи цепких кустарников и, сунув нож за пояс, вышел на поляну.

— Эй, Друмля!

Издалека он услышал голоса дочери и сына. Еле переводя дух, они вернулись с пустыми руками.

— Мы не найдём их, папа, в этих дебрях, — сказала цыганка, вытаскивая из волос запутавшиеся листья.

— Если б здесь были мои блохи, — в раздумье почесал шею Нагнёток; и вдруг, дёрнув себя за бороду, он прошептал:

— Какая мысль! Станьте на одной ноге!

— Зачем? Какой от этого прок?

— Становись, не разговаривай. Я знаю, что делаю! — Он с трудом закинул ногу за пояс и стоял так, скорчившись и бормоча заклятья в травы и папоротники:

Услышав эти заклятья, деревья задрожали; дольше всех колыхался плющ на старом дубе, словно у него была одышка. Сквозь листья блеснул круглый глаз петуха, и потянула острым носом Хитраска.

— Мы погибли, — простонал Мышибрат, отпрянув вглубь дупла, где, съёжившись, сидела перепуганная Виолинка.

На полянку со всех сторон высыпали мухоморы и быстро построились в шеренги.

Мухомор — странный гриб. Он стоит себе в красной шляпке, заломленной на затылок или надвинутой на глаза, в белом чулке, такой скромный и невинный. Но всегда вокруг него странная тишина и пустота. Не пролетит бабочка, не прожужжит муха. Он стоит и копит в себе смертоносный яд. Вы заметили, — у молодых мухоморов шляпка сплошь красная, а у старых множество точек, похожих на кусочки белого пластыря. Но вы не знаете, верно, о том, что это особые знаки. За каждую умерщвлённую муху — одна точка. Стоит ей только лизнуть сока, напоминающего по цвету молоко, как она тотчас умирает от яда.

Больше всего мухоморы ненавидят людей, потому что человек, отыскав съедобный гриб, похвалит его, соскоблит с ножки землю, положит в корзинку, а мухомору даст палкой по башке, собьёт с него шляпку, раскрошит, растопчет. Поэтому мухоморы вступают в особые братства, где обсуждают новые способы применения ядов.

Они действуют так: идёт по лесу какой-нибудь старичок или полуслепая бабка, срывает мухомор, варит его дома вместе со съедобными грибами, а потом, отравившись, засыпает вечным сном.

— Чего ты хочешь от нас? — кричали мухоморы, нетерпеливо подпрыгивая на месте. — Зачем ты нас вызвал?

— Я хочу, чтобы вы нашли, где спрятались лиса, петух и кот. С ними маленький человеческий ребёнок; тех троих вы можете отравить, но не смейте прикасаться к девочке! Я хочу взять живьём! Если вы не найдёте мне их, я превращу вас в поганок.

— Ох, не делай этого, господин! Мы добудем беглецов из-под земли, эти трое будут извиваться со вспухшими животами. Когда они заснут, мы смочим ядом их губы! Завтра же мы приведём к тебе девочку.

— Хорошо, я буду ждать до рассвета, только начинайте поиски сейчас и ищите получше, или… — Он вырвал из-за пояса бич и взмахнул им над мухоморьим войском.

Мухоморы разбежались, только мелькнули в траве их красные шапочки.

Да, грибы могут двигаться! Лишь когда на них смотрит человек, они застывают в неподвижности. Но вспотевшие ножки, сдвинутые набекрень шляпки говорят о том, что еще несколько секунд тому назад они бойко пробирались сквозь лесную чащу. Порой мы застаём врасплох целые семьи, которые сошлись на полянку с детьми, со щербатыми дедами… Мы радуемся, — сколько высыпало грибов! Это обычно бывает после тёплых ливней, потому что во время дождя грибы сидят у знакомых, в домиках под корневищами, и болтают, расположившись на мягком мху, а потом возвращаются домой в полной уверенности, что никто из людей не пройдёт сквозь заросли, где нависшие, смоченные дождём ветки преграждают им дорогу.

Начальник мухоморов достал из подмышки карту и подал цыгану. Она была сделана из листа лопуха. Лист весь высох и выкрошился, осталась только тоненькая сеточка — крохотные жилки, обозначавшие путаные тропинки в чащах Столесья.

— Мы загоним беглецов в болото Утопленника, — там ты нападёшь на них. Это место я обозначу красной булавкой. — Мухомор вытащил из белоснежной манжеты булавку и приколол к карте. — Сам видишь, отсюда недалеко, ты без труда их найдёшь!

Не сняв шляпы, он кивнул цыгану головой и деловым шагом направился к кустам. Издалека доносились крики и топот; это красной линией двигалась по лесу мухоморья облава.

Цыган почесал оцарапанную ногу и стал разглядывать карту. Друмля и Кляпон с любопытством смотрели на отца.

* * *

Капрал Пыпец нетерпеливо шевельнулся в дупле. Сверху посыпалась труха; у него защекотало в клюве. Петух чихнул так громко, что в дупле загудело. Цыган беспокойно оглянулся.

— Старый дуб, наверное, выпил слишком много соков, и теперь его мучает икота, — засмеялась Друмля.

Звери замерли. Сердца у них громко забились, и только королевна прошипела: «Жаль, что тебе не свернули шею, петушиное отродье!»

Одна Хитраска с трепетом следила за божьей коровкой, которая, сделав круг над головой цыгана, села теперь на карту. Быстро выдернув красную булавку, она замерла, на месте.

— Подождите меня в фургоне, — приказал цыган, — да приготовьте верёвки. Друмля, ты получишь от меня лисий мех.

Нагнёток раз посмотрел на карту и двинулся самой близкой тропинкой. Он на голоса мухоморов, а те сновали по кустам и спешили в сторону болота.