Предисловие

14 декабря 2010 г. «Российская газета» (№ 5361) опубликовала статью г-на Радзиховского «Очищение победы», в которой автор поддержал идею главного кремлевского десталинизатора Федотова о необходимости срочной «десталинизации» России. Именно незавершенную «десталинизацию» Радзиховский обозначил главным препятствием для проведения честных выборов в органы власти. Журналист так прямо и заявил:

«Пока в обществе цветут комплексы — империализма, милитаризма, державной ксенофобии и т. д., — о какой „демократии“ можно всерьез говорить? Свобода в ТАКОМ обществе — свобода честно выбрать, если не „Гитлера“, то во всяком случае крайнего национал-популиста, демагога и т. д.

На зараженной местности не сажают овощи — вырастут ядовитые плоды. Хочешь не хочешь, но для начала нужно провести дезактивацию».

Вот, оказывается, почему сегодня в России совершенно недопустимо проводить честные выборы!

Тревога сталинофобов вполне понятна и объяснима. Вся их более чем полувековая деятельность по очернению личности И. В. Сталина и эпохи, связанной с его именем, оказалась ударом вилами по воде!

А ведь как старались, как славно разворачивалась кампания клеветы на Сталина, особенно в восьмидесятые годы. Ни одной статьи с опровержением клеветников не просочилось в СМИ. Немного подвел, правда, Варлам Шаламов, отказавшись к концу жизни от своих «Колымских рассказов» в знаменитой статье в «Литературной газете». Но ситуацию удалось снивелировать Солженицыну, написавшему в «Литературной России»:

«А потом вдруг — его (В. Шаламова. — Л. Ж.) тягостное отречение от „Колымских рассказов“ в „Литгазете“… Меня — это крепко ударило. Кто?? Шаламов?? Сдает наше лагерное? Непредставимо…»

Но поскольку мужественный поступок убежденного троцкиста В. Шаламова СМИ дружно проигнорировали, то есть, скрыли от общественности, то можно сказать, что в целом антисталинская кампания прошла успешно.

Однако в начале девяностых сталинофобы совершили серьезную ошибку — они начали издавать сборники архивных документов, которые, по их мнению, хоть как-то компрометировали Сталина. Делалось это под тщательным призором Яковлева А. Н. при участии таких знаменитых историков, как Гайдар, Радзинский, Мироненко и др. Решив, что демонизация Сталина окончательно завершена, сталинофобы организовали телешоу «Имя России». В результате голосования миллионов телезрителей Сталин уверенно занимал первое место до тех пор, пока телемошенники не переместили его на третье место, выдвинув на первое Александра Невского. В Интернете появилась фраза — «имя Александра Невского — Сталин!». Таким образом, мы стали свидетелями потрясающего явления-проявления генетической памяти народа!

Но публикация сталинофобами сборников архивных документов привела к еще более позорным для них событиям.

Ведь антисталинская истерия выражалась в огульных обвинениях Сталина, не подтвержденных ни документами, ни свидетельскими показаниями очевидцев сталинской эпохи. И вот выходят из печати огромные сборники документов, которые, по идее сталинофобов, должны были хоть как-то подтвердить их измышления. Но в них… не оказалось ни одного документа, который можно было бы вменить в вину Сталину. Но главное — теперь ученые, объективно оценивающие роль Сталина в нашей истории, получили возможность, основываясь именно на этих и других документах, предметно и доказательно опровергнуть клеветников Сталина. Причем сделать это не в публичных дискуссиях, от которых сталинофобы отчаянно уворачиваются, а в судебных органах.

Результат судебных процессов в защиту чести и достоинства И. В. Сталина оказался для антисталинистов настолько разгромным и унизительным, что все СМИ капиталистической России отказались опубликовать мотивированные решения судов.

* * *

Потерпев позорный разгром в судебных процессах, сталинофобы решили провести «десталинизацию» более безопасным способом.

Радзиховский с удовлетворением сообщает:

«Президент России однозначно признал прямую вину Сталина и его ближайших подельников за массовое убийство в Катыни. Для обычных людей все давно ясно, теперь окончательно подтверждено на высшем уровне — подпись, государственная печать, точка».

Сталинофобам никак не удается удержать в голове простой догмат: преступником кого-либо может назвать только суд!

А президент может высказать всего лишь свое личное мнение, вызывая у граждан недоумение своим непониманием основ мировой и российской юриспруденции. Кроме того, возможна ситуация, как, например, в Киргизии, когда сегодня кто-то работает президентом, а завтра его разыскивает прокуратура.

Радзиховский предлагает:

«…Сегодня речь могла бы идти уже только об одном — о четком объяснении прямо преступного характера действий Сталина».

Как же так? Более полувека народу «четко объясняют» преступность Сталина, а Радзиховский считает, что это занятие надо бы продолжить. Непонятливый народ живет в России! Обеспокоенность Радзиховского, Млечина, Сванидзе и других сталинофобов можно понять. Граждане России, голосуя в телепередачах «Суд времени», уже определили их репутацию и уровень умственного развития в 5–7 процентов. Это даже не оценка, это приговор!

Но ведь со Сталиным надо что-то делать! Иначе всплывут фамилии истинных виновников репрессий против невинных людей. Их было, конечно, не столь много, как в западных слегка цивилизованных странах, но все же невинно репрессированные были! И виновниками искалеченных судеб являются конкретные личности с конкретными фамилиями. Это: следователи, фальсифицировавшие дела и применявшие пытки, прокуроры, не обеспечившие надзор за законностью ведения следствия, и судьи, выносившие неправосудные приговоры! Если раскрыть судебно-следственные дела на реабилитированных, случится очень неприятное для сталинофобов событие. Станут известны фамилии лиц, виновных в осуждении ни в чем не повинных людей. Но тогда родственники, защищая честь и достоинство своих предков, бывших следователей, прокуроров, судей, потребуют доказательств их виновности в гласном, открытом судебном процессе! А для доказательства вины следователей, прокуроров и судей сталинофобам потребуется представить в суд судебно-следственные дела на реабилитированных! А дел этих… нет! Их уничтожали сразу после принятия решения о яковлевской реабилитации.

В народе это называется «спрятать концы в воду»! Уничтожили, правда, не все. Но доступ историков к судебно-следственным делам и реабилитированных, и не удостоившихся реабилитации преградила Государственная Дума специальным законом. Что они пытаются скрыть?

Автор обратился в архив МВД по Московской области с просьбой ознакомиться с делами лиц, расстрелянных по приговорам судебных органов в 1937–1938 гг., захороненных в Бутове и реабилитированных в 90-е годы. Получив отказ, автор в частной беседе спросил у работников архива: «Много ли этими реабилитированными лицами совершено уголовных преступлений (убийство, попытка убийства, разбой)?»

Ответ прозвучал сразу: «О да!»

Так что реабилитаторам есть что скрывать! Можно даже считать, что сокрытие исторических документов является важной частью провозглашенной сталинофобами Федотовым и Радзиховским «десталинизации».

* * *

Напрасно только Радзиховский не проинформировал читателей об уже достигнутых успехах в «десталинизации» страны.

Неплохо «десталинизированы» театральное и эстрадное искусство. Актеры, наконец-то, полностью раскрепостились и изъясняются на сцене изящной матерной бранью. «Звезды» эстрады предстают перед зрителями в комбинациях и майках для того, чтобы все могли полюбоваться татуировками на самых неожиданных частях тела. Боря Моисеев порадовал зрителей своей голой задницей, чем вызвал гнев великой певицы Галины Вишневской. Но ведь звания как бы артистам вручает не Вишневская, а руководство России, и «десталинизированный» Моисеев получил звание «заслуженного артиста России».

Отлично «десталинизированы» многочисленные журналы («Знание — сила», «Техника молодежи», «Юный техник» и др.), выходившие раньше миллионными тиражами.

Ну, об успехах «десталинизации», проведенной в промышленности и сельском хозяйстве, упоминать не будем, они известны миллионам безработных граждан России.

Получены очень впечатляющие результаты в «десталинизации» народного творчества и самодеятельности. Раньше ведь во всех городах и весях страны были построены Дворцы и Дома культуры, в которых под руководством профессиональных преподавателей работали кружки авиа- и судомодельные, хоровые, оркестровые, танцевальные, драматические и многие другие. Бесплатно! Все это отвлекало народ от достижения главной жизненной цели, провозглашенной либералами, — извлечения прибыли и удовлетворения личной алчности.

Поэтому нельзя говорить, что объявленная «десталинизация» начинается с нуля. Много, очень много уже сделано!

Недавно Радзиховский в радиоэфире «Эха Москвы» продекламировал молоденькой ведущей лирические стихи: «Туда-сюда, обратно, тебе и мне приятно!» Сразу стало понятно, что Радзиховскому удалось полностью «десталинизироваться»! А поскольку ведущая программу девушка, услышав похабщину, не дала Радзиховскому пощечину, можно с уверенностью предположить, что ее полная «десталинизация» уже не за горами.

Очень важно во всей этой продолжающейся антисталинской истерии понять, что теперь ее возглавили высшие чиновники России. Поэтому автор великодушно дает совет сталинофобам, включая главных государственных чиновников, ни в коем случае не попасть ответчиками в судебный процесс о защите чести и достоинства Иосифа Виссарионовича Сталина! Ведь в судебных органах России может оказаться судья, который ложь и клевету на Сталина определит не как личное мнение и оценочное суждение, а именно ложью и клеветой! И что тогда? Высказывать лживые измышления в адрес Сталина нужно только общими словами, как это делает, например, главарь общества «Мемориал».

А. Рогинский.

5 декабря 2008 года на Международной конференции «История сталинизма. Итоги и проблемы изучения» председатель правления Международного общества «Мемориал» Арсений Рогинский в своем докладе заявил:

«Проблемы, связанные с памятью о сталинизме в сегодняшней России, болезненны и остры. На прилавках масса просталинской литературы: художественной, публицистической, квазиисторической».

Как обычно, Рогинский слегка преувеличил насчет «массы просталинской литературы», забыв упомянуть, что тиражи этих книг представляют собой величину неизмеримо малую, которой, как выражаются математики, вполне можно пренебречь. Встревожило Рогинского нечто другое.

Полувековая кампания очернения И. В. Сталина дала неожиданный результат. Многих заинтересовала страстная, неутомимая настойчивость антисталинистов в этом деле и, стали изучать сталинскую эпоху. Поэтому появление в последнее время книг, объективно освещающих те героические годы, явление закономерное и предсказуемое.

Разберемся!

Спокойно, обстоятельно разберемся во всем!

 

Часть 1

«Большой террор» Григория Явлинского

«Новая газета» в № 59 напечатала горестные размышления видного представителя демократических кругов России Г. Явлинского о «Большом Терроре» 1937 г.

Как правило, антисталинисты не утруждают себя ссылками на документы, исторические факты. Не стал отклоняться от этой принципиальной установки и Г. Явлинский.

И правильно сделал, поскольку изданные в последнее время научные работы объективных исследователей не оставляют камня на камне от формулы «Сталин — злодей». Более того, большинство деятелей, реабилитированных после убийства Сталина, при ближайшем рассмотрении оказались предателями, ворами, шпионами, заговорщиками и просто редкостными мерзавцами. Вот почему в статье Г. Явлинского нет ни одной фамилии «невинно пострадавшего».

В общем, обычная антисталинистская статья, ничем не выделяющаяся из ряда подобных опусов, публикуемых чуть ли не ежедневно в либерально-демократических СМИ России, включая радио и телевидение. Вполне можно было оставить ее без внимания, если бы не одно существенно новое обстоятельство в деятельности антисталинистов. Г. Явлинский обвинил кремлевскую бригаду во главе с Путиным в нежелании «ни реально оценить причины крушения российской государственности в 1917 году, ни развенчать большевистскую практику управления страной, которая, опираясь на насилие, сознательно вовлекала в него большинство людей в качестве одновременно жертв и палачей».

Однако не будем забегать вперед и проследим извилистый ход мыслей демократа от начала до конца.

Итак, Григорий Явлинский, председатель капиталистической партии «Яблоко», любимец либерально-демократической публики России с произведением собственного сочинения «Статья 37».

«Начался он („Большой Террор“. — Л. Ж.) на рубеже 1917–1918 гг. и не останавливался вплоть до начала 50-х. В нем — суть большевистской системы. В качестве его одиозных вех достаточно упомянуть подавление крестьянских мятежей на исходе Гражданской войны, массовую коллективизацию, травлю и инспирированные процессы против интеллигенции, физическое уничтожение какой бы то ни было политической оппозиции даже внутри правящей партии, абсурдные процессы против военных накануне нашествия на страну гитлеровских полчищ. Но в памяти народа особенно сохранился 1937 год, который стал кульминацией Большого Государственного Террора».

Собственно из этих трех предложений и состоит либерально-демократический «анализ» грандиозных событий, случившихся в России в начале XX века.

Восхищенных «анализом» читателей прошу глаза не выпучивать, а рукава рубашек раскатать и застегнуть. И не надо выпытывать у меня адрес Г. Явлинского, не знаю я, где живет этот анализатор.

А чего вы ждали от либерала? Его так учили в школе, опять же, доклад Хрущева оставил незаживающую рану в сознании. Помните страшную большевистскую тайну, которую раскрыл Хрущев в своем докладе о том, что Сталин разрабатывал войсковые операции «по глобусу»? Разве могло это пройти без последствий для либерального разума? Зато какое славное философское обобщение сотворил Явлинский — «Террор — суть большевистской системы»! Пользуясь этой формулой, можно теперь давать «гениальные» определения любой общественно-политической системе, например: «инквизиция — суть христианства», «„ночь длинных ножей“ — суть фашизма», «перманентные ограбления государственной казны — суть политики партии „Яблоко“».

* * *

Давайте сами немного дополним «анализ» демократа, тем более что «ключ к пониманию» он нам вроде как бы уже выдал.

1. Гражданская война вспыхнула между либералами и большевиками.

2. Подавление крестьянских восстаний на всем протяжении гражданской войны осуществляли как либералы, так и большевики с равной степенью жестокости.

3. Коллективизация сельскохозяйственных земель была единственным решением государственной проблемы с товарным хлебом, обеспечением рабочей силой промышленных объектов во время индустриализации. Усмешка истории — именно колхозы в либеральной России — основные производители сельхозпродукции.

4. Выражение «инспирированные процессы против интеллигенции», являвшиеся, согласно «анализу» Явлинского, «вехами террора», по-видимому, представляет собой непереводимую игру либеральных слов. Явлинский не стал утруждать себя разъяснением, кто именно был «инспиратором», а кто — «интеллигенцией» в его понимании. А может Явлинский тонко намекает на 5 млн. доносов, которые «интеллигенция» настрочила друг на друга, в результате чего многие люди действительно пострадали безвинно? А их, «интеллигентов», будущих сторонников капиталистической партии «Яблоко», в эпоху утверждения советской власти было немало.

Вот перед нами «Протокол комиссии политбюро ЦК РКП» от 22 августа 1922 г.:

«Присутствуют тт. Уншлихт, Каменев, Курский, Ягода, Агранов.

Слушали: списки антисоветской интеллигенции.

Постановили:

а) утвердить с поправками;

б) врачей Израильсона, Гуткина, Анцель, Збарского, Бронштейна, Каргенса, Соловейчика… (всего 11 человек. — Л. Ж.) выслать в административном порядке в северные или восточные губернии Республики для использования по специальности сроком на 2 года;

в) всех остальных лиц… выслать за границу как лиц, не примирившихся с советским режимом в продолжении почти 5-летнего существования Советской Власти, продолжающих контрреволюционную деятельность в момент внешних затруднений для Советской республики;

г) произвести арест намеченных лиц, предъявить им в 3-х дневный срок обвинение и предложить выехать за границу за свой счет. В случае отказа… выслать за границу за счет ГПУ. Согласившихся выехать освободить от стражи.

Председатель Уншлихт Секретарь Агранов. (АПРФ, подлинник, машинопись. Цит. по „Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД, 1922–1936 гг.“)».

В документе перечислены 173 фамилии. Очень не хочется огорчать Явлинского, но, как видите, ни одного антисоветчика и контрреволюционера не расстреляли. Может быть, потому что указанное решение комиссии Уншлихта должно было утверждаться на Политбюро в присутствии Сталина?

Казалось бы, вполне либеральное решение, но изверг Сталин и здесь нашел причину для демонстрации своей жестокости, и Политбюро по настоянию Сталина внесло изменения в резолюцию комиссии, а именно:

«…арестовать же только тех, относительно которых имеется опасение, что они могут скрыться…» (там же, стр. 58).

* * *

1. «Веха террора» под названием «физическое уничтожение оппозиции» тоже требует небольшого дополнения.

Антисталинист Рой Медведев в статье «Наш иск к Сталину» сообщает, что

«первая волна массовых репрессий прошла уже в 1927–1928 гг., после победы Сталина над объединенной „левой“ оппозицией. Жертвами ее стали тогда десятки тысяч троцкистов и зиновьевцев, высланных в отдаленные районы страны, помещенных в политические изоляторы, исключенных из партии и изгнанных с работы. Почти все они в 1930–1933 гг. вернулись к прежней профессиональной деятельности»… (Цит. по «Страницы истории», 1988 г., стр. 141).

Как же так? Неужели опять ни одного оппозиционера не пристрелили хотя бы для острастки?

Вот она — звериная жестокость Сталина. Вместо того, чтобы милосердно расстрелять всех этих троцкистов с зиновьевцами, дабы не мучились, тиран цинично добивается их увольнения с насиженных и хорошо прикормленных мест, а через год-два снова принимает их в партию, назначает на руководящие посты, хитро сделав вид, что поверил их обещаниям не противодействовать построению социализма в одной отдельно взятой стране, наплевав на мировую революцию.

2. Г. Явлинский справедливо негодует:

«Абсурдные процессы против военных накануне нашествия на страну гитлеровских полчищ».

Действительно, какие могут быть судебные процессы в такой опасный для страны момент истории? Конечно, абсурд! Расстрелять всех бандитов, воров, пьяниц, заговорщиков и просто недоумков, пристроившихся по рекомендациям Троцкого на командирские должности, — и дело с концом! Но Сталин и здесь проявляет ханжество и лицемерие. Он не только требует досконального разбирательства по каждой отдельной командирской личности, он создает (подумать только!) Комиссию НКВД для разбора жалоб уволенных командиров. И много командиров возвращается в строй. (Цифры не указываю, следуя примеру Явлинского.)

Или другой пример изощренного лицемерия сатрапа. После заседания Политбюро, на котором Тухачевский в первый раз изловчился как-то снять с себя подозрения в измене, Сталин пишет радостную записку Молотову: «Молотович, а как все-таки хорошо, что Тухачевский не предатель» (цит. по памяти). Какое наглое притворство! Хоть бы в частной переписке не скрывал свою кровожадность!

Жаль, что Явлинский не осмелился привести в отношении «репрессий» среди военных никакие цифры. Хотя поступил достаточно мудро, иначе сталинисты, уличив в конкретной лжи, мгновенно порвали бы его на советский флаг.

Г. Явлинский, горестно вздыхая, сообщает нам, что:

«В своей совокупности все эти события нанесли России такую рану, которая — если ее настойчиво словом и делом не лечить — может оказаться для страны смертельной даже спустя много десятилетий. И такая опасность реально существует».

В эту «совокупность» Явлинский отказывается включать деятельность российских либералов, начиная с февраля 1917 г. Полное разрушение традиционного государства, его институтов и, в первую очередь, армии, развал страны на части, к которым большевики не имели никакого отношения, не привели, по его мнению, к последствиям, которые можно было бы назвать «раной». Видимо, потому что перечисленные беды являются закономерным и неизбежным результатом деятельности любых российских либерал-демократов во все времена и эпохи. Это, так сказать, экономико-политический «форс-мажор», плавно переходящий для русского народа в минор. Природный катаклизм! И что характерно — именно в такие периоды демократы вперемешку с либералами стремительно обогащаются. Но вернемся к Явлинскому.

Некоторые публицисты обвиняют Путина в уничтожении правосудия, армии, свободы слова да и всего, что еще шевелится в стране. Но разве является это сегодня самым главным и актуальным? Явлинский бесстрашно наносит удар по кремлевской бригаде там, где его никто, даже Сечин, не ждет:

«Сегодняшние власти, президент Путин не желают ни реально оценить причины крушения российской государственности в 1917 году, ни развенчать большевистскую практику управления страной, которая, опираясь на насилие, сознательно вовлекала в него большинство людей в качестве одновременно жертв и палачей».

Действительно, как Путин мог так нагло согласиться стать преемником Ельцина, не разобравшись «в причинах крушения государственной власти в 1917 г.»? Демократ, правда, не уточняет, когда, на его взгляд, случилось это «крушение». В октябре или все же в феврале?

Похоже, что Явлинский имеет в виду октябрь, поскольку «крушение государственности» он увязывает с «большевистской практикой управления».

Я думаю, что Путин, как человек, всего дважды изменивший клятве-присяге, еще разок ненадолго изменит своим планам по превращению России в сырьевую колонию Запада, сделает правильные выводы, немедленно устранит брешь в своем образовании и снова вернется к своим планам.

* * *

Явлинский продолжает: «Чтобы никогда подобное не могло повториться, у абсолютного большинства граждан, у страны в целом, должна быть, наконец, однозначная оценка массовых государственных преступлений против человека в нашей недавней истории».

Какого же именно «человека» имел в виду Явлинский? Неужели Троцкого? Или все же Бухарина? А может Фриновского?

Если рассматривать сказанное Явлинским применительно к ельцинско-путинскому управлению Россией, то, несмотря на трусливую предательскую позицию демократических СМИ, «однозначная оценка» гражданами практически уже дана — геноцид против русского народа. Для ее окончательного оформления в сознании народа достаточно двух-трех телепередач с участием Мухина, Емельянова, Краснова, Кара-Мурзы и других честных и принципиальных людей.

Но, похоже, Явлинский толкует именно о сталинской эпохе, отделываясь, как последний демократ, общими словами и фразами. Самое важное для Явлинского — убедить читателей, что абсолютно все узники ГУЛАГа были невиновны. Не было убийц, бандитов, фальшивомонетчиков, кулацкого террора против колхозников, изменников, заговорщиков, — вот что внедряет в сознание доверчивых читателей этот общечеловек. А как быть с тем, что знаменитый журналист-антисталинист Ю. Феофанов еще в 1993 г. заявил на всю страну, что «сталинские репрессии» отнюдь не были беззаконными, они осуществлялись в полном соответствии с законами, последовательно защищавшими советскую власть — власть рабочих и крестьян. («Известия» от 20.3.93 г.)?

А в «Известиях» за 13.10.93 г. антисталинист, бывший генпрокурор А. Казанник, не посоветовавшись с Явлинским, поставил точку в этом вопросе:

«…и к своему ужасу… я убедился, что законность тогда (при Сталине. — Л. Ж.) в строгом смысле слова не нарушалась!». (Там же, стр. 10).

Т. е. все происходило в полной гармонии с постулатом древнеримских демократов — «пусть рушится мир, но торжествует закон».

Да, после таких заявлений со стороны антисоветчиков Явлинскому не позавидуешь.

Он озабочен тем, что:

«…нынешнее состояние российского общества вызывает самое серьезное беспокойство. Невозможно, например, смириться с тем, что многие из наших сограждан моложе 30 лет оценивают деятельность Сталина „скорее положительно, чем отрицательно“. Нельзя не замечать, что более четверти взрослых россиян заявляют, что они „несомненно или вероятно“ проголосовали бы за Сталина, если бы он был жив и баллотировался в президенты, и что лишь менее 40 % ни в коем случае не стали бы этого делать…».

Надо же! Более полувека прошло, а люди, включая молодежь, не забывают Сталина! Ну какому демократу это может понравиться?!

* * *

Давай, терпеливый читатель, бросим взгляд на результаты деятельности Сталина, поскольку Явлинскому это делать не с руки, да и опасно.

1. Россия безграмотная превратилась в самую читающую страну в мире. Книги издавались миллионными тиражами на 110 языках народов СССР. Сталин весь народ отправил учиться: взрослых — в вечерние школы, молодежь — в техникумы, институты. Создана лучшая в мире система школьного образования.

2. Вся страна занялась спортом. Открылись тысячи спортивных секций. Каждый завод имел команду спортсменов, крупные заводы, фабрики — свои стадионы.

3. В каждом райцентре — Дом или Дворец культуры. Такими же Дворцами культуры отраслевого подчинения располагали многочисленные города страны (Дворцы строителей, Дворцы железнодорожников и т. д.). В деревнях — клубы, избы-читальни, библиотеки.

Бесплатно работали кружки самодеятельности под руководством опытных профессионалов: духовые и эстрадные оркестры, танцевальные, кройки и шитья, драматические, хоровые, судо- и авиамодельные и мн. др.

4. Создана лучшая в мире система здравоохранения.

5. Небывалый расцвет культуры и искусства.

6. По всем экономическим показателям СССР уступал только США, на территорию которых никогда не ступала нога иноземного солдата.

7. Население превратилось в народ.

А теперь сделаем небольшой сравнительный анализ, сопоставив достижения сталинского СССР с либеральной Россией.

1. Самая читающая страна в мире превратилась в поклонников как бы писательниц Марининой, Донцовой и Устиновой. Закрылись тысячи сельских школ, высшее образование — только для детей воров и мошенников, которые в состоянии купить любые отметки для своего отродья на вступительных экзаменах. Лучшее в мире школьное образование методично уничтожается.

2. Бесплатные занятия в спортивных секциях доступны исключительно талантливым и перспективным. Остальным — сначала в кассу!

3. Дома и Дворцы культуры и даже кинотеатры сдаются в аренду под казино, ночные клубы. Бесплатные кружки самодеятельности — только в воспоминаниях пожилых людей.

4. Здравоохранение преобразовалось в фельдшерскую помощь. Интересно, что сказал бы Сталин Путину по поводу как бы «реформы здравоохранения»? Разговор наверняка закончился бы объявлением выговора, а может, даже строгого!

5. «Расцвет культуры и искусства» неожиданно трансформировался в «звездопад» подъездных «певцов и певичек», выступающих в майках и комбинациях. Особый успех у публики имеет пидор Боря Моисеев, «творчество» которого получило высокую оценку Путина в виде звания «народный артист России».

6. По экономическим показателям либеральная Россия вряд ли догонит Португалию. Хотя это и было с оптимизмом продекларировано в свое время Путиным. Все же Португалия производит такие наукоемкие товары, как портвейн, херес и футболистов. Но догнать, скажем, Кению или Анголу вполне под силу. Не зря же Путин летал недавно в Африку. Видимо, подбирал страну для экономических ориентиров.

7. Народ превратился в электорат.

* * *

Сравнительный анализ дает нам еще один «ключ к пониманию» причин зоологической ненависти либерал-демократов к Сталину.

Именно поэтому для Явлинских жизненно важно как можно гуще измазать сталинскую эпоху черной краской. А как это сделать убедительно? Ведь многие документы уже опубликованы, поэтому любое конкретное обвинение в адрес Сталина будет тотчас опровергнуто! Вот почему вся статья Явлинского представляет собой набор общих фраз.

Читаем дальше: «Существенная причина подобных массовых умонастроений в том, что у прошлой — послесталинской — и нынешней власти не было и нет нравственно-политических ориентиров для понимания уроков отечественной истории. Именно поэтому в стране никогда не проводилась целенаправленная и скоординированная политика десталинизации и дебольшевизации»…

До сих пор Явлинский хитро обходился обтекаемыми общими фразами, которые, конечно, можно легко опровергнуть, но сколько это займет бумаги?! Но в данном случае осторожность ему изменила.

Явлинский публично заявляет, что «в стране никогда не проводилась… политика десталинизации!».

По-видимому, этот капиталистический демократ здесь немного художественно преувеличил. Так сказать, применил гиперболу.

Троцкисты во главе с Хрущевым, пришедшие к власти после убийства Сталина, как начали поливать грязью Вождя, так и продолжают по сегодняшний день. Даже из включенного утюга раздается: «сталинские лагеря, сталинские репрессии…»

Более того, после подключения к этой гнусной троцкистской кампании либерал-демократов поток лжи с каждым днем только усиливается. Некоторые утюги не выдерживают и, густо покраснев, сгорают. От стыда, наверное.

В стране уничтожены все памятники Сталину, все географические названия с именем Сталина получили от троцкистов новые названия.

Руководители страны Горбачев, Яковлев, Ельцин всю свою жизнь посвятили издевательствам над именем и деятельностью Сталина, не отвлекаясь на решение государственных проблем.

Многочисленные малохудожественные и документальные фильмы о Сталине, пропитанные ложью, показывают на всех общероссийских каналах («Монстр», «Валтасаровы пиры», «Дети Арбата» и мн. др.). Убогие пьесы Шатрова не только поставлены в театрах страны, но и изданы миллионными тиражами в журнале «Знамя».

Но и антисоветчика Явлинского с приятелями можно понять. Их лживым измышлениям противостоят выдающиеся личности человечества, которые с глубоким уважением относились к Сталину и обмануть которых было невозможно.

В. Бушин с нескрываемым сарказмом пишет: «И вот теперь, читатель, постройте мысленно две шеренги. В одной — Р. Роллан, А. Барбюс, Г. Уэллс, Б. Шоу, Л. Фейхтвангер, Т. Драйзер, Ш. О. Кейси, Р. Тагор, П. Неруда, X. Лакснесс, Б. Рассел, Э. Хемингуэй, Г. Димитров, У. Черчилль, Ф. Рузвельт, Д. Монтгомери.

Вот это имена!

А против них — А. Ананьев, А. Борщаговский, Д. Волкогонов, Л. Разгон, А. Новогрудский, Т. Гладков, братья Медведевы, В. Новодворская. Сюда бы еще Святополка Окаянного. Но лучших кадров американцам сыскать на русской земле не удалось». (В. Бушин. «За Родину! За Сталина!», стр. 163).

Явлинский вполне мог бы возглавить это отделение антисталинистов, усилив его А. Солженицыным, Э. Радзинским и выдающимся баритоном, исполнителем туристических произведений Марком Розовским.

Но круглосуточная травля Сталина отчего-то не удовлетворяет Явлинского, и он требует «чтобы госчиновник любого уровня, позволивший себе публично восхвалять Сталина, вынужден был бы моментально расстаться с государственной должностью». Потрясающее заявление! Что-то похожее было реализовано в США в 60-е годы. Разгул антикоммунизма. «Маккартизм» и все такое прочее.

И все же есть какая-то недосказанность, половинчатость в предложении Явлинского. А ведь вопрос надо решать основательно и решительно. На наш взгляд, с «государственными должностями» должны расстаться абсолютно все бывшие члены КПСС, ставшие либералами, демократами, троцкистами! Кроме того, Явлинский упустил из виду, что уволенные с государственных должностей сталинисты могут распространять свои идеи, работая в негосударственном секторе. Поэтому в УК РФ надо внести поправку, предусматривающую тюремное заключение для граждан, пытающихся разобраться в истории сталинской эпохи. И Европа Явлинскому даже замечания не сделает. У них там историков-ревизионистов, пытающихся изучать эпоху гитлеризма, связанную с «холокостом», отлавливают и отправляют за решетку. Так сказать, защищают свое всего лишь мнение с помощью уголовного кодекса.

Рассуждая о «невежестве» молодежи, Явлинский приходит к выводу, что:

«Молодые люди потому еще так мало знают о диктаторе, который возвел убийство собственных граждан в ранг государственной политики и едва не проиграл войну, что в российских школах чаще всего учат по учебникам, в которых отсутствует объективный исторический анализ сталинской политической репрессивной системы и истинной роли вождя. Напротив, мифы и иллюзии об „отце народов“ сохраняются и распространяются, начиная со школьной скамьи».

В этом высказывании Явлинского очень ярко проявилась трогательная беспомощность либерала в формулировке обвинений, предъявляемых Сталину.

Народ уже более полувека слышит от Явлинских, что Сталин с утра до вечера убивал граждан страны. Перекурит минут десять и снова за свое. Уставал, конечно, изрядно. Хотел даже брать работу на дом, но Берия отсоветовал. Секретные документы на этот счет «сталинист» Путин прячет в своем сейфе. Именно поэтому Сталин «чуть не проиграл войну!». Потому что отвлекался.

* * *

Явлинский почему-то рассматривает Сталина как полководца, вроде Наполеона или там Карла XII.

А почему? Разве Сталин учился в военных академиях, проводил учения, маневры?

Сталин, как и Рузвельт, Черчилль, был руководителем государства. На случай военных действий был министр обороны, Генштаб, маршалы, генералы. И Ставку Главного Командования 23 июня 1941 г. возглавил не Сталин, а нарком обороны маршал Тимошенко. И только когда в первые дни войны выяснилось, что маршалы и генералы даже не представляют, что происходит на фронтах, 10 июля этот орган был реорганизован в Ставку Верховного Главнокомандования под председательством Сталина.

Как руководитель государства Сталин полностью подготовил страну к отражению агрессии, обеспечил паритет в военной технике, вооружениях, живой силе.

Поэтому в ответ на гневную и смешную тираду Явлинского, что, дескать, Сталин «чуть не проиграл войну», достаточно поинтересоваться у демократа, а к фельдмаршалу Кутузову у него претензий нет?

А вот с мнением Явлинского насчет того, что в школьных учебниках отсутствует «объективный анализ» сталинской эпохи и «роли вождя», нужно согласиться. Горбачевы и Яковлевы, пришедшие в 1986 г. к власти воровским путем, действительно сделали все возможное, чтобы исказить историю сталинской эпохи до неузнаваемости. Особенно это отразилось на школьных учебниках.

Чтобы успокоить Явлинского, приведем пару примеров искажения нашей истории из «учебника» «История Отечества», 10-й класс:

«Факт. В 1934 году состоялся XVII съезд ВКП(б), на котором при выборах ЦК С. Киров получил голосов больше, чем Сталин. Из 1966 делегатов было арестовано 1108 делегатов, из 138 членов и кандидатов в члены ЦК было репрессировано 90 человек».

Конец цитаты.

А. Шабалов в книге «Почему врут учебники истории?» пишет: «Не захочешь, а догадаешься, что Сталин мстил делегатам, которые голосовали за Кирова. И всю эту галиматью с юных лет вбивают в головы миллионов школьников». Добавим, что школьникам вручается также состряпанный мотив убийства Кирова — устранение Сталиным популярного конкурента в борьбе за власть.

Приведенный в учебнике лживый «факт» опровергается самими антисталинистами. На XVII съезде ВКП(б) при голосовании Сталин получил 3 голоса «против», Киров — 4. Подтверждено документами, опубликованными в журнале «Известия ЦК КПСС», № 7 за 1989 г., печатавшиеся под неусыпным приглядом Горбачева, Яковлева, Медведева.

А вот как изображают авторы учебника Троцкого:

«Отличался выразительной внешностью. Густая копна волос, голубые глаза, орлиный нос. По популярности не уступал Ленину».

Конечно, Троцкий был очень популярен. Ленин 219 раз в своих письмах, телеграммах, статьях обзывал его «пустозвоном», «свиньей», «негодяем», «подлецом из подлецов», «иудушкой» и «проституткой». Такой популярности позавидует даже Жириновский. Но школьникам таких радикальных ленинских эпитетов в адрес Троцкого знать не следует. Для характеристики политика главное — подчеркнуть, что у него нос был «орлиный», а не картошкой…

Для Сталина авторы использовали тюбики с другой краской:

«Внешность невыразительная. Невысокий лоб, лицо изрыто оспой. Выступал скучно».

Да, не было у Сталина «густой копны волос», как у Троцкого. Видимо, почти лысый был, как Путин. И при такой внешности Сталин не удостоился от Ленина ни одного указания на хотя бы одну политическую ошибку.

Даже во время недоразумения с Крупской разгневанный Ленин обращается к нему: «уважаемый т. Сталин», а заканчивает письмо «с уважением Ленин». Похоже, что уже тогда Сталин успел всех запугать.

* * *

А вот пример оболванивания школьников из другого учебника — «История России» для 9-го класса, 2006 г., А. А. Данилов. Причем этот «учебник» является «победителем конкурса по созданию учебников»!

На стр. 186 читаем:

«Постановление правительства от 7 апреля 1935 г. предписывало „несовершеннолетних, начиная с 12-летнего возраста, уличенных в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, в убийстве или попытках к убийству, привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания“. (Обрати внимание, читатель! В этом месте после цитаты, взятой в кавычки, авторы „учебника“ ставят запятую и добавляют от себя — „включая смертную казнь“. — Л. Ж.). В последующем этот закон будет использоваться как метод давления на подсудимых с целью склонить их к даче ложных показаний, дабы уберечь от расправы своих детей».

Какие чувства должны испытать школьники после получения таких «знаний»? Да у мальчишек при имени Сталина кулаки должны сжиматься просто рефлекторно, а девочки — плакать от страха.

Успокойтесь, ребята. Наврали вам и учителя, и авторы учебника! Не было никаких смертных приговоров в отношении несовершеннолетних и быть не могло в принципе!

Жизнь несовершеннолетних в СССР защищалась в ст. 22 УК:

«Не могут быть приговорены к расстрелу лица, не достигшие восемнадцатилетнего возраста в момент совершения преступления, и женщины, находящиеся в состоянии беременности».

Но ложь авторов «учебника» заключается не только в этом. За совершение преступлений, перечисленных в Постановлении, даже взрослым смертная казнь не грозила. Оказывается, что максимальным наказанием за умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами (ст. 136 УК РСФСР) были 10 лет лишения свободы (Уголовный кодекс РСФСР. Официальный текст с изменениями на 15 октября 1936 г. с приложением постатейно-систематизированных материалов. М., 1936. С. 70). Умышленное причинение тяжких телесных повреждений (ст. 142) влекло за собой до 8 лет заключения, а если оно вызвало смерть потерпевшего или было совершено способом, носящим характер мучения или истязания, — до 10 лет (Там же. С. 71). Изнасилование (ст. 153) — до 5 лет, а если имело своим последствием самоубийство жертвы или жертва преступления была несовершеннолетней, то до 8 лет (Там же. С. 73–74). Кража (ст. 162) при максимальном букете отягчающих обстоятельств — до 5 лет (Там же. С. 76–77).

Так что в учебнике напечатана даже не ложь, а нечто совсем уж омерзительное. Не знаю, почему Явлинский капризничает?! Антисталинизма ему, видите ли, в школах недостаточно.

А вот в США, оплоте демократии, до 1990 года законодательство некоторых штатов вполне позволяло применять смертную казнь к несовершеннолетним.

И возникает вопрос. Для чего миллионам школьников в учебнике истории рассказали об одном отдельно взятом Постановлении исключительно юридического характера? Да еще подло извратив его суть?

* * *

Но, похоже, Явлинского не удовлетворяет доза лжи, которую вынуждены употреблять школьники, и он негодует:

«Очевидно, что такое положение дел опасно для будущего страны. Но оно, похоже, по душе нынешним российским властям. В их поведении не замечено не только отказа, но и сколько-нибудь серьезного дистанцирования от сталинского наследия…

…Одним из наиболее убедительных доказательств симпатий официальных российских властей к сталинскому режиму является факт почти полного игнорирования ими печальной годовщины Большого Государственного Террора».

«Почти полное игнорирование» Путиным сталинского наследия — это, видимо, не до конца уничтоженные либеральной властью культура, наука, экономика и вообще все жизнеобеспечивающие скрепы русского народа, созданные в сталинскую эпоху. Байкал, опять же, до сих пор не приватизирован!

Но Явлинский, как нам кажется, немного горячится. Кое-что все-таки Путин делал. Например, ни разу не упомянул имя Верховного Главнокомандующего на праздниках Победы.

Достаточно убедительно оскорбил даже фронтовиков, заявив, что, мол, они совершали подвиги в Отечественную войну только из страха перед заградотрядами. Как-то так выразился этот бывший президент — антисоветчик. Лживые антисталинские фильмы допускает на ТВ-экран почти еженедельно (например, «фильмы» Ларисы Васильевой, Леонида Млечина). Но резервы антисталинизма используются, конечно, властями не очень энергично. Вот, например, Эдвард Радзинский, словно оживший герой картины Писарева «Неравный брак», очень редко вправляет антисталинизм в головы телезрителей. А у него очень хорошо получается, подпрыгивая на женских каблуках, грозить Сталину своими драматургическими кулачками. Певец Марк Розовский частенько мелькает в телевизоре, но как-то неубедительно. Может, ему перечитать труды Солженицына. Нет, не все, разумеется, мы ж не звери какие, а только «Архипелаг ГУЛАГ». Господин Правдюк (смеяться не надо, это фамилия такая у антисталиниста) очень затянул с выходом на экран восьмисотсерийного антисталинского сериала. В общем, есть резервы, есть, и пора их обрушить на российский электорат.

А Явлинский никак не может успокоиться:

«Проводимая сегодня в России официальная политика половинчатости и лицемерия по отношению к большевизму и сталинизму привела общество к глубокому кризису самоидентификации».

Да уж какая тут «самоидентификация», если народ желает Сталина в президенты! Ну, если не Сталина, то хотя бы А. Лукашенко. 80 процентов либерально-демократической аудитории русскоязычного радио «Эхо Москвы» отдают свои симпатии Батьке! Такое предательство «общечеловеческих ценностей» любого либерала выведет из равновесия, и Явлинский, поднявшись до головокружительных высот философского обобщения, смело бросает в лицо власти обличительные слова:

«Герб — самодержавной империи, гимн — советский, Ленин и Сталин — на Красной площади»…

И вправду, черт знает что такое! Особенно отвратительное впечатление оставляет двухголовая чернобыльская курица на гербе. И в этом мы полностью поддерживаем Явлинского. Курицу надо менять, или хотя бы оторвать ей вторую башку. Не Змей Горыныч все же.

Явлинский продолжает со странным блеском в глазах:

«…В результате лихорадочные поиски третьего пути на базе все той же неправовой сталинской системы: „внешнее“ и едва ли не единоличное управление судом, законотворчеством и основными СМИ, абсолютная непрозрачность и безответственность исполнительной власти».

Неужели капиталистический демократ не знает, что в «неправовой сталинской системе» в судах провозглашалось оправдательных приговоров в разы больше по сравнению с десятыми долями одного процента в либеральной России?

«Карательная политика судебной коллегии Московского городского суда по 1-й инстанции по делам общей подсудности за июль — август 1941 г. была следующей. Из 157 привлеченных к уголовной ответственности: осуждено 116 — 73,8 %; оправдано 27–17,2 %. Прекращено дело в отношении 14 человек — 9 %».(«Дуэль», № 49,2006 г.).

А вот чтобы устранить «единоличное управление судом, законотворчеством и основными СМИ», утвердившееся в либеральной России, достаточно было в бытность Явлинского как бы «народным депутатом» принять Закон об ответственности, включая уголовную, выборных органов власти перед народом России. На худой конец, принять закон об отзыве депутатов из ФС. В самом крайнем случае, можно было бы кремлевской шпане сказать в лицо, что они негодяи и мерзавцы. Причем сделать это публично! И таких возможностей у Явлинского было предостаточно, включая прямой эфир на ТВ и радио.

Ладно, тут уже мы погорячились. Разве можно требовать от общечеловека смелости и принципиальности? Он их может проявить только в условиях гарантированной безопасности для себя лично.

* * *

Почитаем еще немного Явлинского:

«Поэтому-то и не может сегодняшняя власть ничего внятно объяснить обществу и миру ни про Катынь, ни про Прибалтику, ни про ГУЛАГ, ни про Сталина»…

И опять мы должны безоговорочно поддержать Явлинского. Да, действительно, «про Катынь» «обществу» уже все мастерски «объяснил» Ю. И. Мухин («Катынский детектив», «Антироссийская подлость»). Объяснил так, что его расследование стало предметом обсуждения в польском Сейме! После чего родственники расстрелянных поляков, раскатавшие было губы в расчете на компенсации, быстро закатали их обратно.

«Про ГУЛАГ» опубликованы книги Ю. Емельянова, А. Пыхалова, М. Соуса, В. Кожинова и многих других исследователей. В них документально опровергнута ложь Солженицына, Конквеста и прочих радзинских. «Про Прибалтику» все предельно ясно разъяснено в книгах Ю. Жукова, Ю. Мухина и др. Но ведь мизерные тиражи не позволяют донести правду до всего народа.

И Явлинский справедливо упрекает власти в том, что ему ничего не рассказали про вышеуказанные события. А между строк его статьи легко угадывается требование публикации работ перечисленных авторов миллионными тиражами!

Поэтому нужно снисходительно отнестись к цифрам, которые приводит Явлинский, начитавшись конквестов и Солженицыных:

«Считается, что с 1934 по 1944 год через систему ГУЛАГа, спецпоселений, „прикреплений к производству“ и т. п. прошло от 12 до 14 млн. человек, с 1945 по 1954-й — еще 10–13 млн. человек. При этом около 4 млн. человек содержались в лагерях и спецпоселениях одновременно, а поскольку уровень смертности там был очень высок, то контингент заключенных непрерывно пополнялся».

Не надо улыбаться, читатель! Пора бы уже привыкнуть, что демократы никогда не ссылаются на документы. Им как-то удобнее употреблять такие выражения, как-то: «считается»… «тетя Клепа рассказала»… «как известно»… «по данным Марка Розовского» и т. д.

Ну откуда Явлинскому знать, что в спецхране ЦГАОР СССР, сейчас — ГАРФ, хранится документ от 5 января 1954 г. за подписью министра внутренних дел генерал-полковника С. Н. Круглова, адресованный Н. С. Хрущеву. Из документа следует, что

«всеми судебными и внесудебными органами осуждено за контрреволюционные действия и особо опасные госпреступления с 1921 г. по июнь 1953 г. 4 млн. 60 тыс. 306 человек. Из них к высшей мере наказания — 799 тыс. 455 человек».

Это за треть века! А где миллионы расстрелянных?! И количество заключенных, поступавших в ГУЛАГ, никогда не превышало 250 тыс. человек в год. (Приведенные данные были опубликованы в антисоветской «Комсомольской правде», № 224 от 4 сентября 1989 г.).

А куда делись десятки миллионов «рабов ГУЛАГа»?

И как теперь Явлинскому обосновать либерально-фантастическое предположение, что экономика СССР базировалась на принудительном труде заключенных ГУЛАГа.

Да, подвел Конквест «общечеловека»…

* * *

Автор понимает, что Явлинский с его брехней уже порядком надоел читателям и надо заканчивать разбор опусов этого общечеловека. Тем более что Явлинский окончательно освоился в образе Хлестакова и до конца своего сочинения так из него и не вышел.

А закончить надо свидетельскими показаниями очевидцев результатов деятельности Сталина.

«…Уже к 1951 году мы жили, как буржуи! Наша средняя семья имела 100–120 кур, уток, 2–3 кабана, до 25 овец (с молодняком), 2 коровы. Молоко, брынза, шерсть, кожа, мясо были свои. Мужчинам была норма за год 300 трудодней, а женщинам — 250. Мы же отрабатывали почти вдвойне. На трудодень давали по 180 г подсолнечного масла, 180 г вина, 2–3 кг разного зерна, плюс различные зерновые отходы. В магазинах одежды — навалом и дешево (сорочка стоила до 4 руб., брюки — б — 8 руб.). Молодежь отремонтировала школы, клуб и весело проводила время. Хрущев, придя к власти, отобрал угодья, все перепахал, отобрал домашний скот, насадил бурак, горох, кукурузу. Народ его проклинал. С того времени и стала наша жизнь портиться». (И. Чербаджи, Ростов, «Буревестник Дона», № 63,1998 г.)

«…Если перечислить продукты, напитки и товары, которые в 1935 г. появились в магазинах, то мой советский современник, пожалуй, не поверит. В деревянных кадках стояла черная и красная икра по вполне доступной цене. На прилавках лежали огромные туши лососины и семги, мясо самых различных сортов, окорока, поросята, колбасы, названия которых теперь никто не знает, сыры, фрукты, ягоды — все это можно было купить без всякой очереди и в любом количестве. Даже на станциях метро стояли ларьки с колбасами, ветчиной, сырами, готовыми бутербродами и различной кулинарией. На больших противнях были разложены отбивные и антрекоты. А в деревнях в любом дворе в жаркий день… вам выносили кружку молока или холодной ряженки и не хотели брать деньги» (В. Бережков, «Европа судит Россию», стр. 288).

Вот это «не хотели брать деньги» и является одной из главных причин ненависти «общечеловеков» к Сталину и его эпохе. Впрочем, ненависть не нуждается в ее разумном объяснении.

 

Часть 2

О попытке представить палачей жертвами репрессий

Недавно выдающиеся представители некоего общества письмо написали. Государству! Причем совершенно открытое такое письмецо! И опубликовали в «Новой газете».

Чем же озаботились эти «представители», до сих пор не пришедшие в себя от либерального угара? Уничтожением тысяч сельских школ? Разложением армии? Превращением милиции в преступные группировки? Продажностью судов и прокуратуры? Кражей права граждан на избрание в Думу? Невозможностью провести референдум? Уничтожением нравственности народа посредством ТВ? Утратой продовольственной безопасности страны? Да нет! Они неожиданно обнаружили, что в России нет «Мемориально-музейного комплекса, посвященного увековечиванию памяти жертв»!

Представляете себе их недоумение, когда они вдруг поняли, что все есть в стране, а вот «Мемориально-музейного комплекса» нет?! То есть общество «Мемориал» вроде бы есть, а вот комплекса зданий для его деятельности нет! И как теперь увековечивать «память жертв»? Некоторые, правда, увековечивают память о жертвах, например гитлеровских бандитов, в памятниках, мемориальных досках, в сердце своем, а этим понадобилось увековечить «память жертв»! Чем же обосновывают «выдающиеся» представители «общества» свое прошение, адресованное с отчаянной смелостью прямиком «государству»?!

«Новая газета»:

«Нет в России практически ни одной семьи, не пострадавшей от сталинских репрессий. Как свидетельствуют исторические документы, миллионы людей прошли через систему ГУЛАГа, миллионы умерли в лагерях и на спецпоселениях, около миллиона были казнены».

Жаль, что арифметическая безграмотность «представителей» не позволила им разделить в столбик количество населения России (140 млн. чел.) на среднее количество членов семьи (4–5 чел.) и получить количество «пострадавших от сталинских репрессий» 25–35 млн. чел. А если еще учесть население стран — бывших республик в составе СССР, то получим 50–70 млн. «репрессированных». И эти цифры хорошо корреспондируются с цифрами Конквеста, Коэна и других «исследователей». А если прикинуть, что в некоторых семьях было больше одного «репрессированного», то подтверждается цифра даже Солженицына — около 110 млн. Так что «представителям общества» надо писать о многих десятках миллионов как бы «репрессированных», а не о «миллионах».

Будем считать, что в данном случае они немного художественно преуменьшили. С творческими натурами это случается. Вот как «объясняют» такое вольное обращение с цифрами гражданка Ахмадулина и ее собратья по либеральному разуму: «Мы говорим о жертвах — миллионы, считая обычным делом погрешность в сотни тысяч жизней. Это также неестественно, как плюс-минус народ».

А зачем же вы это делаете, гражданка Ахмадулина? Если «неестественно», то почему бы не писать естественно, тем более что, как утверждают авторы «письма», — «да, есть литература, архивы, есть память, переданная нам отцами»? Люди ведь не картошка, тут точный счет нужен.

Правда, вас все же надо поблагодарить хотя бы за то, что использовали в своем письме «миллионы», а не миллиарды. Как бы там ни было, «представители общества» подняли важную тему, которая имеет огромное значение для дальнейшей жизни или смерти нашей страны и народа.

Никогда в своей истории Россия не знала таких величественных преобразований, как в сталинскую эпоху! Весь мир потрясенно следил за нашими успехами! Именно поэтому сейчас реализуется дьявольская задача — никогда больше не допустить появление у властных рычагов государства людей, хоть отдаленно напоминающих Иосифа Виссарионовича Сталина, всю свою жизнь посвятившего народу. А для этого и надо всего-то — оболгать и оклеветать деятельность и жизнь великого человека.

* * *

Понимание этого требует прямого обращения к сочинителям «Открытого письма общества государству»:

«Гражданка Ахмадулина и другие, подписавшие „Открытое письмо“ (в дальнейшем — ПОП)!»

Вы употребили в своем «письме» такие выражения, как «сталинские репрессии», «кровавый год „Великого перелома“», «зловещая фигура Сталина».

В. И. Ленин специально для вас, гражданка Ахмадулина, писал:

«Как доискаться истины? Всякий разумный человек понимает, что для установления истины необходимо… самому проверять факты и документы, самому разбираться, есть ли показания свидетелей и достоверны ли эти показания… Чтобы это был действительно фундамент, необходимо брать не отдельные факты, а всю совокупность относящихся к рассматриваемому вопросу фактов, без единого исключения, ибо иначе неизбежно возникает подозрение, и вполне обоснованное подозрение, что факты выбраны или подобраны произвольно, что вместо объективной связи и взаимозависимости исторических явлений в их целом преподносится „субъективная стряпня для оправдания, может быть, грязного дела“».

Для того, чтобы определить, оправданием какого именно «дела» вы занимаетесь — «грязного» или не очень, — надо задать несколько уточняющих вопросов. Откуда вам, гражданка Ахмадулина, стало известно о «сталинских репрессиях», ГУЛАГе, «годе Великого перелома», который вы назвали «кровавым»? Когда это произошло, при каких обстоятельствах? На какой источник информации вы могли бы сослаться?

Если на сочинения Конквеста, Солженицына, статьи Адамовича, Карякина, Поликарпова, Лихачева — то ссылки на этих сталинофобов являются безосновательными. Клевета этих… на Сталина давным-давно опровергнута, и сделано это убедительно и доказательно на основе архивных документов и свидетельств очевидцев. Клевета безграмотного Хрущева на XX съезде по поводу якобы «культа личности Сталина» и «необоснованных репрессий» для опровержения вообще не требует даже архивных изысканий. Достаточно прочитать мемуарную литературу современников Сталина: военачальников, государственных деятелей, директоров производств, простых людей. Особенно убедительно разоблачил этого деятеля Гровер Ферр в своей книге «Антисталинская подлость»…

Чтобы что-то написать о «репрессиях» вам, гражданка Ахмадулина и ПОП, надо прежде всего выяснить смысловое значение этого слова. А оно означает «кара, наказание за совершенные преступления», то есть те составные части системы, без которых ни одно государство существовать не может. Вы, наверное, хотели сказать о репрессиях против невинных людей в сталинскую эпоху, но выразить это в письменном виде вам не удалось. Не иначе как само Провидение не допустило такого изощренного цинизма и оставило вашу глупость в ее первородном виде.

Какие у вас, гражданка Ахмадулина, есть основания считать Сталина «зловещей фигурой»? Какие факты, документы, показания свидетелей вы могли бы представить для обоснования своего утверждения? Являясь законченной демократкой и либералкой, вы, наверняка, знаете, что назвать человека преступником имеет право только суд. А разве был такой суд? Нет, не было такого суда! А были ли в истории подобные суды, рассмотревшие деятельность отдельных государственных деятелей? Были! Токийский международный суд над японскими захватчиками. В Нюрнберге была осуждена деятельность Гитлера и исполнителей его указаний. Пиночет оказался под судом… А в Южной Корее — так там вообще…

А мерзкая клевета на Сталина продолжается уже более 50 лет! Даже согласно вашим либеральным законам предъявлять обвинение ушедшему из жизни человеку нельзя. Но что вам, либералам, мешало в свое время подать в суд на живых Молотова и Кагановича? А помешал вам страх, животный страх при осознании того, что и Молотов, и Каганович легко и документально докажут правомерность и законность всех своих, а значит и Сталина, решений и деяний.

Вы же прекрасно знаете, не можете не знать, что Сталин за свою жизнь принял тысячи, десятки тысяч государственных решений в различных областях общественно-государственной жизни, и НИ ОДНО из них нельзя отнести к разряду преступных.

Начиная с 80-х годов прошлого столетия вы, антисталинисты, предельно усилили поток клеветы на Сталина статьями Адамовича, Яковлева, Карякина, Поликарпова и многих прочих… На резонный вопрос, а где доказательства «преступлений» Сталина, вы утверждали: а вот откроют архивы — и все будет доказано!

Открыли архивы — и что? Где ваши доказательства?

Вот поэтому вы, либералы, архивы в начале 90-х потихоньку и прикрыли снова, потому что иначе вам, гражданка Ахмадулина, и вашим собратьям по нравственности не отмыться от вашей лжи, а теперь можно снова заявить, что, мол, архивы-то закрыты!

Смотрите, как попал впросак Солженицын. Он посетовал: «Я не дерзну писать историю Архипелага. Мне не довелось читать документов». И тут же получил приглашение. Работники Госархива направили «живущему не по лжи» телеграмму, написанную не без сарказма: «Приезжайте в Москву. Эти документы ждут вас!» Не поехал «невинно репрессированный». Видимо, денег на билет не хватило…

Есть очень глубокий смысл в том, что вы так ненавязчиво, невнятно, шепотом «призываете» открыть архивы только «времен государственных репрессий», как бы опасаясь, что архивы вдруг действительно откроют. Но вы напрасно опасаетесь, гражданка Ахмадулина. Вы же просите (кстати, не требуете, а всего лишь просите) только об открытии архивов с документами о «государственных репрессиях», то есть просите о невыполнимом, поэтому и пугаться исполнения невыполнимого не следует. Ну кто в архивах будет заниматься сепарацией документов, складывая в отдельную кучку документы о якобы «государственных репрессиях»?

* * *

А вы, гражданин Рогинский и ПОП!

1. Деятельность возглавляемого вами общества «Мемориал» вызывает оторопь перед вашей наглостью. Вы постоянно лжете, Рогинский, причем лжете нагло и самоуверенно! На сайте общества «Мемориал» вывешены так называемые «расстрельные списки», на которых имеются визы членов Политбюро.

На каком основании «Списки лиц, подлежащих суду Военной коллегии Верховного суда Союза ССР» вы посмели назвать «расстрельными»?

Так «расстреливали» по этим спискам, сообщаете вы обывателю.

Но вы разве не знаете, что если кого из преступников и расстреливали, то не по «Спискам», а по приговорам суда.

Не знать этого вы не можете! Вы должны уяснить, гражданин «репрессированный», что ваши обобщения не имеют абсолютно никакой основы, ни моральной, ни документальной, ни юридической. То, что вы вытворяете со «Списками», является подлой ложью и ничем другим!

Любое обобщение не имеет никакой ценности, если хотя бы один факт противоречит сделанному обобщению. И вы сами же себя и опровергаете, сообщая посетителям сайта, что расстреливались далеко не все. Но скрываете, что многие обвиняемые, представленные в «Списках», не только не расстреливались, а вообще оправдывались!

А это означает, что судьбу обвиняемых решало не Политбюро и не лично Сталин, а суд.

Например, известный Снегов даже дважды попадал в эти «списки» с наказанием «по 1-й категории» (в список от 7 декабря 1937 г. и в список от 6 сентября 1940 г.) и только во втором случае суд приговорил его к заключению в трудовой лагерь.

И вы знаете, Рогинский, что ко второму «списку» была приложена доказательная база (протоколы допросов, показания свидетелей и пр.), подтверждающая вину и преступление Снегова.

Вы, Рогинский, растиражировали свои «расстрельные списки» в СМИ, указав, что, дескать, речь идет о заранее подготовленных «приговорах». Но ведь это ложь!

Во-первых, в «списках» указывался самый суровый приговор, который мог быть вынесен судом в случае доказанности вины обвиняемых в суде.

Во-вторых, в «списках» фигурировали только члены партии, и вполне нормально, что Политбюро рассматривало «списки» членов партии, обвиненных в преступлении закона на предмет возражения.

В-третьих, государство обязано было указать государственному обвинителю меру наказания, которую он должен отстаивать в суде, если Закон предусматривал две категории наказания за одно и то же преступление.

В-четвертых, практически по всем политическим делам ЦК и Политбюро располагало протоколами допросов, показаниями свидетелей, получаемыми из Следственной части НКВД, поэтому ваши «расстрельные списки», Рогинский, лишь завершали процесс контроля над следствием. Вы же представляете обывателям деятельность Сталина и Политбюро, «бездумно» указывающих на «списках» категорию возможного наказания, как поведение кровожадных психопатов.

Напоминаю вам, Рогинский, что даже в страшном 1941 году свыше 21 % приговоров, провозглашенных сталинскими судами, были оправдательными. Потому что сталинскому суду было наплевать на мнение Сталина и Политбюро! Если были основания — суд вчистую оправдывал обвиняемых, в отличие от нынешнего вашего водевильно-либерального суда, который при отсутствии доказательств вины обвиняемых подленько отправляет дела на пересмотр или доследование, а потом «втихую» «спускает на тормозах».

Почитайте, Рогинский, материалы знаменитого «шахтинского дела», посмотрите, что «вытворял» сталинский суд со справедливостью! По этому делу перед судом предстали 53 обвиняемых в преступлении, за которое полагалось наказание по «первой категории». Государственный обвинитель Крыленко потребовал расстрелять всех обвиняемых. Суд под председательством Вышинского, рассмотрев доводы защиты и обвинения, полностью оправдал четверых обвиняемых, одиннадцать человек приговорил к расстрелу, остальных — к различным срокам лишения свободы. Но! Учитывая искреннее раскаяние шестерых обвиняемых, приговоренных к расстрелу, суд счел себя обязанным обратиться в Верховный Совет с просьбой о помиловании этих шестерых преступников. И ВЦИК удовлетворил эту просьбу сталинского суда.

1. Публикуя «списки жертв сталинских репрессий», вы, Рогинский, сообщаете обывателю такие данные: ФИО, год рождения, место рождения, место работы, место проживания, дата ареста, приговор. И все! Задача, которую вы решаете, проста, понятна и, видимо, одобрена вашими заграничными спонсорами. Это внедрение в сознание народа России, что все, абсолютно все осужденные в сталинскую эпоху по политическим статьям, являются «невинными жертвами сталинских репрессий»!

Вы, Рогинский, старательно перемешиваете палачей с их жертвами! Почему вы не опубликовали материалы следственных и судебных дел на «реабилитированных» Тухачевского, Бухарина, Эйхе, Зиновьева, Каменева, Кабакова и многих других, известных всей стране деятелей? Потому, что сразу станет ясно, что проведенная «реабилитация» в отношении этих и других лиц — не что иное, как надругательство над исторической правдой!

Ваше заявление, что, дескать, вы публикуете списки людей, реабилитированных судом, всерьез рассматривать может только психиатр для своих медицинских исследований. Даже те сборники документов, которые тщательно и придирчиво отобрали и опубликовали под присмотром антисталиниста А. Н. Яковлева, свидетельствуют о безусловной вине в совершении преступлений лиц, которых ваш опереточный либеральный суд реабилитировал.

Например, жертва «сталинских репрессий» Печуро в «Новой газете» уже учит народ доброму и вечному. А ведь даже комиссия Поспелова и суд, пытавшийся в 1956 году ее реабилитировать, оставили эту Печуро в звании преступницы. Что касается реабилитации Сусанны Соломоновны Печуро, «члена еврейской молодежной террористической организации», то яковлевский сборник документов просто сообщил, что:

«Постановлением № 366–89 Пленума Верховного Суда СССР от 18 июля 1989 г. приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР от 13 февраля 1952 г. и определение той же коллегии от 21 апреля 1956 г. в отношении Слуцкого, Гуревича… Печуро… были отменены и производство по делу было прекращено за отсутствием события и состава преступления».

Почему, на каком основании? Вы вообще читали Закон «О реабилитации…», Рогинский? Это вы пролоббировали принятие этого Закона?

Вот, например, небольшое извлечение:

Из Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий»: Ст.5.:

«Признаются не содержащими общественной опасности ниже перечисленные деяния и реабилитируются независимо от фактической обоснованности обвинения лица, осужденные за:

а) антисоветскую агитацию и пропаганду;

б) распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный или общественный строй;

в) нарушение законов об отделении церкви от государства и школы от церкви;

г) посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов;

д) побег из мест лишения свободы, ссылки и спецпоселения, мест привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы лиц, которые находились в указанных местах в связи с необоснованными политическими репрессиями…»

Как видите, Рогинский, ваш либеральный законодатель считает, что в сталинскую эпоху можно и нужно было сколько душе угодно «посягать на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов», и преступлением это считаться не должно!!! Как вы полагаете, Рогинский, в каком душевном состоянии находились члены законодательной власти России, проголосовавшие за принятие ТАКОГО Закона?

Даже не подвергая этот бред анализу, а, только прочитав, надо сразу признать текст Закона литературно-юридическим памятником либерально-государственному идиотизму. Лица, сочинившие указанный Закон, проголосовавшие за его принятие и подписавшие его, а также нынешние высшие госчиновники, управляющие Россией и не посчитавшие необходимым немедленно отменить этот Закон, на мой взгляд, представляют серьезную социальную опасность для народа России и подлежат психиатрическому обследованию на предмет подтверждения диагноза об умственной недостаточности и невозможности их проживания среди людей.

* * *

А теперь я обращаюсь ко всем «подписантам» «открытого письма», включая как бы поэтическую гражданку Ахмадулину!

Ахмадулина Б. А., Битов А. Г., Бунимович Е. А., Вознесенский А. А. Воробьев А. И., Герман А. А., Герман А. Ю., Гинзбург В. Л., Горбачев М. С., Гранин Д. А., Даниэль А. Ю., Евтушенко Е. А., Зимин Д. Б., Искандер Ф. А., Лебедев А. Е., Мессерер Б. А., Нетто Л. А., Рогинский А. Б., Рыжков В. А., Рыжов Ю. А., Серебренников К. С., Смирнов А. С., Соломин Ю. М., Стругацкий Б. Н., Тодоровский П. Е., Улицкая Л. Е., Шевчук Ю. Ю.

Ну что вы все клевещете на Сталина и клевещете?

Бывший прокурор Харьковской области Шеховцов Иван Тимофеевич еще 9 — 10 лет назад буквально упрашивал и уговаривал всех антисталинистов, независимо от их умственного развития и наличия ученых степеней, принять его вызов и встретиться с ним на публичной арене по поводу клеветнической деятельности в отношении И. В. Сталина. Шеховцов обращался к ректорам вузов, докторам исторических наук и прочим сталинофобам. Ни один из них не отважился принять вызов сталиниста Шеховцова.

Главная причина отказа и молчаливого уклонения от Общественного Суда над Сталиным — страх! Правда, здесь надо сделать оговорку, что Иван Тимофеевич посылал свои вызовы в очень деликатной манере, и в этом, на мой взгляд, была ошибка. А ошибки надо исправлять.

Я, Жура Леонид Николаевич, поддерживаю вызов Шеховцова, брошенный вам, сталинофобам, в ваше как бы лицо и становлюсь с ним в один ряд защитников честного имени И. В. Сталина. Вы, ненавистники Сталина, прекрасно осознаете, что подать на вас в суд не представляется возможным, поскольку либерально-комедийный суд требует представить доверенность от Сталина.

Но что может помешать устроить Общественный Суд?

Вы, антисталинисты, создаете свой Комитет, публикуете обвинительное заключение против Сталина. После некоторого времени, необходимого для подготовки опровержения вашей клеветы, мы встречаемся в Общественном Суде, который можно устроить в актовом зале любого университета перед студентами исторического факультета. Детали можно обсудить дополнительно. Сейчас важно иметь ваше принципиальное согласие, но… его не будет! И причина только одна — трусость и осознание антисталинистами своего невежества в исторических вопросах.

Ваше нравственное уродство подчеркивает тот факт, что вы клевещете на человека, который не имеет возможности ответить вам или хотя бы объясниться. А это квалифицируется в любом обществе как подлость и бесчестие!

 

Часть 3

Героическая юность Сусанны Соломоновны Печуро

В апреле 2008 года в «Новой газете» выступила гр-ка Печуро Сусанна Соломоновна, член общества «Мемориал», и рассказала о своем горестном детстве в статье «Расстрелянным смягчили наказание. История одной молодежной группы, оппозиционной сталинскому режиму».

Процитирую отрывки из этой статьи и дам к ним свои комментарии:

«Послевоенное время кажется нам сейчас временем глухим, в которое, вопреки ожиданиям советских людей на улучшение жизни после окончания Великой Отечественной войны, власть начала закручивать гайки».

Автор статьи не объясняет смысл, который он спрятал в выражении «закручивать гайки». Можно ли к процессу «закручивания гаек» отнести отмену в мае 1947 г. смертной казни? В чем выразилось «закручивание гаек»?

«Казалось бы, по отношению к сталинскому времени нельзя говорить о каких-то людях, сопротивлявшихся режиму…».

Ну почему же нельзя? Вполне можно говорить об оппозиции Сталину, если, конечно, изучать историю не по работам Млечина, Волкогонова и Сванидзе (который Карлович). В брошюре «Лев Седов: сын, друг, борец» Троцкий дал чистосердечные показания: «В 1923 г. Лев с головой ушел в оппозиционную деятельность. Он быстро постиг искусство заговорщицкой деятельности, нелегальных собраний и тайного печатания и распространения оппозиционных документов».

Осенью 1923 г. были арестованы конспиративные «Рабочая группа» и «Рабочая правда».

В декабре Антонов-Овсеенко открыто угрожал ЦК подготовленным военным путчем.

1927 г. — «платформа 83» (до этого была «платформа 64»). С 1929 г. оппозиционеров впервые стали приговаривать к различным срокам заключения по ст. 58 (началось активное вмешательство и вредительство в период коллективизации, провоцирование выступлений различных слоев населения против власти и т. д.).

Начало 30-х — активизация оппозиции. (Рютин и прочие). Разоблачение подпольной организации во главе со Смирновым. И так далее…

Снова из статьи: «Однако они были (оппозиционеры. — Л. Ж.) — прежде всего молодежь, которая пыталась воплотить в жизнь те идеалы, которым их учила советская школа».

Что за «идеалы»? Как именно «молодежь» пыталась воплотить эти идеалы в жизнь? В чем заключалась суть «идеалов»?

Далее в статье «Новой газеты» слово предоставляется Сусанне Соломоновне Печуро:

«Наша группа возникла на основе литературного кружка при городском Доме пионеров. Через некоторое время старших участников кружка перестали устраивать занятия, идеологический контроль руководительницы; мы хотели больше знать, больше заниматься теорией литературы. Всего этого Дом пионеров дать не мог, и зимой 1950 года мы ушли, создав на квартире у одного из старших ребят, Бориса Слуцкого (тезки и однофамильца известного поэта), самостоятельный кружок. Мы стали читать стихи поэтов Серебряного века, с которыми нас познакомил Борис Слуцкий».

Однако, как зверствовал сталинский режим!

Предоставил школярам Дом пионеров и предложил изучать литературу под руководством профессионала. Бесплатно! Хорошо, что пионеры вовремя поняли, что они находятся под «идеологическим контролем руководительницы»!

Гр-ка Печуро:

«Мы хотели больше знать, больше заниматься теорией литературы. Всего этого Дом пионеров дать не мог».

Конечно, не мог! Все это мог дать только Борис Слуцкий, причем у себя на квартире. А где еще читать поэтов «Серебряного века»?

Гр-ка Печуро:

«Боря был среди нас самым образованным, и его влияние на нас было очень велико. Читая этих поэтов, мы начали задаваться вопросами, почему их не изучают в школе…».

Правильно! Немедленно надо было выкинуть из программы Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Некрасова, Майкова и др. и начать изучать Мандельштама, Пастернака, Вертинского, Цветаеву.

Печуро:

«Например, Блока не давали в библиотеках… размышляли об их судьбах, например, о расстреле Гумилева».

Насчет Блока, которого ей не давали в библиотеках, гражданка Печуро, видимо, слегка художественно преувеличила. Даже на обложках ученических тетрадей красовался портрет кудрявого Блока! Ну, а без выяснения обстоятельств расстрела Гумилева за участие в контрреволюционной организации жизнь, конечно, становится пресной и неинтересной.

Гр-ка Печуро:

«Довольно быстро мы перешли от поэзии к политической теории и начали серьезно читать и обсуждать Ленина и Маркса».

Тут гр-ка Печуро «забыла» упомянуть работы Троцкого, об изучении которых она сообщила следователю, ведущему дело молодых вундеркиндов.

* * *

Гр-ка Печуро:

«Группа создавалась на основе общей идеологии, но мы все были подростками, и нас связывали дружба, взаимное доверие и готовность сделать все друг для друга».

Какой именно «общей идеологии»? Почему такой важный вопрос не заинтересовал журналиста?

Гр-ка Печуро:

«В августе 1950 года ребята (Борис Слуцкий, Евгений Гуревич, Владилен Фурман и его друг Владимир Мельников) предложили мне объединиться в подпольную группу для борьбы за идеалы революции. Я согласилась. Себя мы назвали Организационным комитетом, а группу — „Союз борьбы за дело революции“ (СДР). По всем канонам подпольной организации мальчики написали программу».

А что за «программу» написали «мальчики»? Ну хоть пару пунктов надо бы вспомнить гражданке Печуро. И журналист постеснялся задать уточняющий вопрос!

Гр-ка Печуро:

«Мы практически ничего не успели — мы начали разговаривать на политические темы с нашими друзьями-сверстниками и, если они с нами соглашались, предлагали им вступить в нашу подпольную группу».

И каков результат этой вербовочной деятельности? Много ли «друзей-сверстников» вступило в «подпольную группу»?

Гр-ка Печуро:

«Прочитав воспоминания Веры Фигнер, мы сделали гектограф, использовав для этого игрушечные утюжок и кастрюльки. С его помощью мы напечатали несколько коротких статей на различные темы и несколько экземпляров программы».

Какая скрытная гражданка Печуро! У власти — либералы, а о содержании программы и напечатанных статей до сих пор молчит! Неужели разбор литературных достоинств поэтов Серебряного века нужно было конспирировать? Ведь о других целях «группы» гр-ка Печуро ничего не рассказывает!

Гр-ка Печуро:

«Мы понимали, что мы не одни, и пытались наладить какие-нибудь контакты. В частности, Борис Слуцкий ездил в Ленинград, чтобы найти единомышленников среди тамошних студентов. Мы слышали об аресте в 1949 году Юрия Айхенвальда в МГПИ им. В. П. Потемкина за какие-то высказывания и пытались узнать об этом подробнее».

Что значит «мы не одни»? В каком смысле «не одни»? А зачем Борис Слуцкий хотел найти в Ленинграде единомышленников? «Единомышленников» по каким вопросам?

Гр-ка Печуро:

«К сожалению, наша совместная деятельность довольно быстро кончилась: мы разошлись после спора на одной из встреч. На этой встрече обсуждалась допустимость применения в исключительных случаях индивидуального террора».

Надо же, какие интересные темы обсуждались знатоками поэзии Серебряного века! «Разошлись» и… больше не встречались?

Гр-ка Печуро:

«Наша группа — Слуцкий, Фурман и я — выступила категорически против террора, ссылаясь на Ленина. Тогда Гуревич и Мельников сказали, что уходят от нас и создадут собственную группу. Необходимо заметить, что ни о каких реальных террористических планах у Гуревича и Мельникова речи не шло».

Конечно, «речи не шло»! Именно поэтому и разошлись. Не сошлись в теоретических взглядах на террор.

Гр-ка Печуро:

«Мы знали, что обречены, что нас арестуют, а Боря и Владик знали, что будут расстреляны».

Так и неясно — за что «будут расстреляны»? За выяснение судьбы Гумилева? И почему такая сепарация, — одних непременно «расстреляют», а других — только арестуют?

* * *

Гр-ка Печуро:

«Нельзя сказать, что нас сдал кто-то конкретно, было много разных „сигналов“: сразу после ухода из кружка при Доме пионеров мы оказались под наблюдением МГБ. Я помню, как выходила из дома в школу, а у подъезда стояли два человека — безликие, в одинаковых пальто и шляпах. Я говорила им: „Пошли, ребята“, — и мы шли в школу, а после конца занятий говорила: „Ну, пошли теперь обратно“».

Очень страшно! Чекисты следят за школьниками, переставшими посещать Дом пионеров!

Гр-ка Печуро:

«18 января 1951 года начались аресты. Всего было арестовано 16 человек. Некоторые из нас не имели никакого прямого отношения к группе, а были знакомыми кого-то из участников группы (брали преимущественно тех, у кого были репрессированы родственники — они могли быть озлоблены на советскую власть, — и евреев). Последних брали в марте, видимо, для придания группе масштабности…

Первые несколько месяцев нам не предъявляли обвинений в измене Родине (58–1) и терроре (58–8), речь шла об антисоветской агитации (58–10) и создании антисоветской группы (58–11). Следствие шло на высоком уровне, нами заинтересовался сам министр госбезопасности Абакумов!

Я помню свою встречу с Абакумовым. Он спросил: „Вы там чего, дружили? Господи, что за детский сад!“. Затем, обращаясь к следователю: „Вот какой детский сад привели! — И ко мне: — Выпороть бы вас дома. Уведите!“».

Надо полагать, что абакумовское «Уведите!» означало — увести домой. Значит, никаких претензий к сталинским сатрапам до этого места статьи у гражданки Печуро нет! Однако, каким либералом оказался Абакумов!

Гр-ка Печуро:

«Этим мальчикам и девочкам (старшему — 20, младшему — 16 в момент ареста) не повезло. Факт существования „молодежной еврейской террористической организации“, да еще в центре Москвы, да еще в разгар антисемитской кампании, был использован для подковерных интриг».

Как-то незаметно к концу статьи «Центр по борьбе с чем-то» трансформировался в «молодежную еврейскую террористическую организацию». Там что, по национальному признаку собирались борцы с режимом?

Гр-ка Печуро:

«2 июля 1951 года подполковник МГБ Рюмин пишет донос на своего начальника, министра государственной безопасности Абакумова. Среди прочего Рюмин обвинял Абакумова в том, что он — по терминологии тех лет — „смазывает“ дело СДР, считая, что группа не представляет реальной угрозы, а является просто „детским садом“».

Из сказанного гр-кой Печуро непонятно — подтвердились обвинения Рюмина или нет?

Гр-ка Печуро:

«Рюмин в своем заявлении утверждал, что группа носит террористический характер: планировалось покушение на одного из „руководителей партии и правительства“».

Так Рюмин правду написал или солгал, оклеветал Абакумова?

Гр-ка Печуро:

«Рюмину нужны были доказательства своих слое, и они начали появляться: револьвер (который был неисправен, но в обвинительном заключении об этом предусмотрительно не говорится), гектограф (заметим, что чернила сотрудники МГБ не нашли) и протоколы допросов арестованных (по материалам дела видно, как с июля резко увеличивается количество допросов). По воспоминаниям членов СДР, с июля следствие стало намного жестче и интенсивнее, применялись пытки».

А при Абакумове этих «доказательств» не было найдено?

«Чернила не нашли», значит, они все же были? А револьвер неожиданно появился? А до этого его не было? Лично к гр. Печуро пытки применялись или нет? Ее избивали или ограничились отлучением от тюремного ларька?

Гр-ка Печуро:

«Следствие длилось еще полгода, обвинительное заключение было подписано 4 января 1952 года. Ребят судила Военная коллегия Верховного суда СССР в помещении Лефортовской тюрьмы. 13 февраля был оглашен приговор: Борис Слуцкий, Владилен Фурман и Евгений Гуревич были приговорены к смертной казни и расстреляны 26 марта 1952-го. 10 человек были приговорены к 25 годам лагерей, а трое, которые не имели никакого отношения к группе, — к 10 годам».

Поскольку гр-ка Печуро — член общества «Мемориал», значит для нее не представляет труда затребовать свое дело и проинформировать читателей и граждан страны о судилище, которое устроили сталинисты над «мальчиками и девочками», изучавшими поэзию. Признали они свою вину в судебном процессе или нет?

Гр-ка Печуро:

«Реабилитировали нас в июле 1989-го но надо сказать, что я считаю эту реабилитацию унизительной, так как тем самым государство признает нас невиновными перед ним. Получается, что мы ничего не делали и сидели ни за что; между тем именно осознание того, что мы сидим за дело, давало силы выжить. Власть должна не прощать нас, а просить у нас прощения!».

Странное заявление! Почему гр-ка Печуро отказывается сообщить читателям, за что именно государство должно просить у нее прощения?

Возможно, и должно! Но надо указать, за какие грехи!

* * *

Не рассчитывая получить ответ из «Новой газеты», автор провел самостоятельное расследование сведений, указанных в статье и интервью, которое дала Печуро С. С.

Посмотрим, что за «донос» написал подполковник Рюмин Сталину, о котором сообщает Сусанна Соломоновна.

Из заявления ст. следователя МГБ СССР М. Д. Рюмина И. В. Сталину (2 июля 1951 г.):

«…Во время „допроса“, вернее беседы с Этингером, тов. Абакумов несколько раз намекал ему о том, чтобы он отказался от своих показаний. Примерно 28–29 января 1951 г. меня вызвал начальник следственной части и, сославшись на указания тов. Абакумова, предложил прекратить работу с Этингером. В следственной части… систематически и грубо нарушается постановление ЦК ВКП(б) о работе органов МГБ в отношении фиксирования вызовов на допрос…».

Докладную записку Рюмина вряд ли можно назвать доносом. Как же среагировало руководство страны на заявление Рюмина?

4 июля 1951 г. принимается постановление Политбюро о проверке заявления М. Д. Рюмина, создается комиссия в составе: Маленков, Берия, Шкирятов, Игнатьев.

11 июля по результатам проведенной проверки состояния дел в МГБ СССР принимается постановление ЦК ВКП(б) «О неблагополучном положении в МГБ СССР», в котором, помимо прочего, говорится: «…в ходе проверки подтвердились факты, изложенные в заявлении т. Рюмина».

«Абакумов, пренебрегая предостережениями врачей МГБ, поместил серьезно больного арестованного Этингера в заведомо опасные для его здоровья условия (в сырую и холодную камеру), вследствие чего… Этингер умер в тюрьме…»

На документе помета Сталина — «Он не „поместил“, а убил!».

«В январе 1951 г. в Москве были арестованы участники еврейской антисоветской молодежной организации. При допросе некоторые из арестованных признались в том, что имели террористические замыслы… Однако в протоколах допроса, представленных в ЦК, были исключены, по указанию Абакумова, признания арестованных… Допрошенные комиссией Политбюро… начальник следственной части Леонов и его заместитель Лихачев, а также заместитель министра ГБ т. Огольцов подтвердили, что показания арестованных об их террористических намерениях действительно не были включены в протоколы допроса. Указанные товарищи пытались объяснить преступную фальсификацию протоколов намерением провести дополнительную проверку. Но, несмотря на то, что прошло достаточно времени, — никаких дополнительных сообщений из МГБ послано не было…».

Из протокола допроса Шварцмана Л. Л. (зам. нач. следственной части МГБ):

«Шварцман. Не мог Абакумов не видеть и того, как я при корректировке протоколов допроса арестованных из числа лиц еврейской национальности сглаживал острые углы и всячески старался смягчить их показания. У меня еще ранее складывалось впечатление, что Абакумов почему-то благоволит к лицам еврейской национальности, но после этого случая я окончательно убедился, что он не хочет разоблачать преступников из числа евреев. Наконец, о симпатиях Абакумова к еврейским националистам свидетельствует еще одно немаловажное обстоятельство.

Вопрос. Что конкретно вы имеете в виду?

Шварцман. В марте 1951 г. в Следственной части велось дело на участников молодежной еврейской организации „СДР“. По указанию Абакумова мне было поручено откорректировать для направления в ЦК протокол допроса Слуцкого. Я и на этот раз смягчил показания Слуцкого о практической преступной деятельности, а самое главное — добился исключения из протокола Слуцкого всякого упоминания о терроре…»

Показания Шварцмана подтверждаются показаниями Бровермана, Палкина и др.

* * *

Летом 1951 г. была проведена дополнительная проверка работы следствия по делу «СДР».

«Протокол осмотра дела „союза борьбы за дело революции“ (СДР)

28.07.1951

Помощник военного прокурора войск МГБ СССР, подполковник юстиции Новиков В. К., в следственной части по особо важным делам МГБ СССР в присутствии подполковника юстиции Старичкова Алексея Ефимовича и подполковника юстиции Гавриляк Михаила Ивановича по предложению генерального прокурора Союза ССР, руководствуясь статьями 78 и 192 УПК РСФСР, произвел осмотр следственного дела по обвинению Слуцкого Бориса Владимировича, Фурмана Владилена Леонидовича, Печуро Сусанны Соломоновны и других (дело еврейской молодежной террористической организации).

Осмотром установлено:

УМГБ Московской области в январе-феврале 1951 года были арестованы Слуцкий Борис Владимирович, Фурман Владилен Леонидович, Гуревич Евгений Зиновьевич, Печуро Сусанна Соломоновна, Мельников Владимир Захарович, Аргинская Ирэн Ильинична, Воин Феликс Миронович, Мазур Григорий Гдальевич, Улановская Майя Александровна, Рейф Алла Евгеньевна. Все эти лица на допросах признали себя виновными в том, что они являлись участниками антисоветской молодежной организации, именовавшей себя „Союзом борьбы за дело революции“».

Руководитель этой антисоветской организации Слуцкий Б. В. на допросе 23 января 1951 года показал:

«К концу августа 1950 года мне удалось сгруппировать несколько антисоветски настроенных лиц из числа учащейся молодежи. К их числу относятся студенты 1–2-х курсов вузов Владилен Фурман, Евгений Гуревич, Владимир Мельников и учащаяся 10 класса Печуро Сусанна. Позднее к этой группе антисоветски настроенной молодежи стали также относиться Григорий Мазур и Ирэн Аргинская»…

2 февраля 1951 года Слуцкому предъявлено обвинение по статьям 58–10 и 58–11 УК РСФСР. По предъявленному обвинению Слуцкий виновным себя признал и показал, что, являясь враждебно настроенным человеком, он, начиная с весны 1950 года, проводил работу по созданию группы единомышленников. Склонив к совместной антисоветской работе Фурмана и Гуревича, а затем при их участии Печуро и Мельникова, они создали в конце августа 1950 года так называемый «организационный комитет», состоявший из него, Слуцкого, Фурмана, Гуревича, Печуро и Мельникова, который развернул работу по созданию антисоветской молодежной организации под названием «Союз борьбы за дело революции».

Инициатором создания этой антисоветской организации явился он — Слуцкий (протокол допроса от 2 февраля 1951 года).

Слуцкий далее показал, что, обсуждая методы борьбы с советской властью, на вражеских сборищах членов так называемого «организационного комитета» «СДР» неоднократно обсуждался вопрос о применении террора в качестве одного из методов борьбы с советской властью.

Слуцкий на допросе 3 февраля 1950 года показал, что инициатором постановки вопроса о терроре против руководителей ВКП(б) и Советского правительства являлся руководящий участник организации «СДР» Гуревич. Как показал Слуцкий, впервые вопрос о терроре Гуревич поднял в беседе с ним в августе 1950 года:

«При обсуждении так называемой программы антисоветской молодежной группы Гуревич сказал тогда мне, что не лучше ли будет, если вместо распространения листовок мы включим в свою программу террор. Не разделяя мнения Гуревича, я заявил, что история, в частности, убийство С. М. Кирова учат нас тому, что метод индивидуального террора не может привести к каким-либо существенным внутриполитическим изменениям в стране, поэтому от такого средства борьбы с советской властью надо отказаться. Гуревич, настаивая на своем, назвав одного из руководителей ВКП(б), стал высказывать по его адресу заявления, что он не пользуется такой популярностью среди народа и в особенности среди интеллигенции, какой пользовался С. М. Киров. Террористический акт в отношении его, продолжал Гуревич, произведет сильный эффект на общественное мнение не только советского народа, но и народов всего мира».

На том же допросе Слуцкий показал:

«В другой раз, вечером б ноября 1950 года, когда у меня на квартире, на улице Кирова, состоялось сборище моих единомышленников, Гуревич опять предлагал осуществить террористический акт над одним из руководителей ВКП(б)… Аналогичные высказывания террористического характера я слышал также 18 и 19 ноября 1950 года, когда он вместе с Мельниковым, после приезда последнего из Харькова, был у меня на квартире, на улице Кирова».

В феврале 1951 года следственное дело по обвинению Слуцкого и других было передано для дальнейшего ведения следствия в Следственную часть по особо важным делам МГБ СССР.

10 февраля 1951 года дело по обвинению Слуцкого Б. В. принял к своему производству пом[ощник] начальника] след[ственной] части по особо важным делам МГБ СССР полковник Путинцев.

На допросе 5 апреля 1951 года Слуцкий подтвердил, что на антисоветских сборищах они неоднократно обсуждали как один из методов борьбы с советской властью — свершение террористических актов в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства. Причем Слуцкий показал, что на этой почве у них возникли разногласия в так называемом «организационном комитете». Гуревич и Мельников настаивали на том, чтобы вести подготовку к совершению террористических актов над руководителями партии и Советского правительства. Он, Слуцкий, Фурман и Печуро также в принципе были не против применения террора, полагая, что все средства в борьбе хороши. Однако, как показал Слуцкий, совершение террористических актов против руководителей Советского правительства может привести лишь к провалу организации.

Далее Слуцкий показал:

«Гуревич и Мельников в конце ноября 1950 года, будучи несогласными с принятыми нами методами борьбы — посредством распространения вражеских листовок, вышли из „СДР“ и заявили о своем намерении создать параллельную антисоветскую организацию, которую они называли „группой освобождения рабочего класса“».

Несмотря на это, преступную связь с Гуревичем и Мельниковым Слуцкий поддерживал до дня ареста. На допросе 25 июня 1951 года у следователя след[ственной] части по особо важным делам МГБ СССР ст[аршего] лейтенанта Смелова Слуцкий Б. В. показал, что вопрос о применении террора был впервые поднят Гуревичем в августе 1950 года на квартире у Слуцкого, по Манежной улице, где он, Слуцкий, и Гуревич обсуждали методы борьбы народников, после того как прочли книгу Плеханова «О роли личности в истории»…

Далее Слуцкий показал:

«Я заявил Гуревичу, что террористический акт над руководителями партии и правительства можно совершить во время праздничной демонстрации на Красной площади. Здесь же я конкретизировал эту мысль, сказав, что необходимо, мол, организовать группу, один из которой, проходя мимо Мавзолея, начнет стрелять по стоящим на нем руководителям партии и правительства, а остальные должны создать благоприятную для него обстановку и задержать на время тех, кто попытается помешать выполнению этого злодейского акта».

На этом же допросе Слуцкий показал, что обсуждение вопроса о терроре имело место неоднократно на заседаниях так называемого «организационного комитета». На одном из заседаний «организационного комитета» Гуревич написал записку с предложением совершить террористический акт над одним из членов Политбюро ЦК ВКП(б).

Аналогичные показания Слуцкий дал 5 и 9 июля 1951 года. На допросах 14 и 19 июля 1951 года у старшего следователя следственной] части по особо важным делам МГБ СССР майора Гришаева Слуцкий показал, что в октябре 1950 года на сборище членов так называемого «организационного комитета» «СДР», происходившем у него на квартире, Гуревич, предложив террор как одно из средств борьбы против советской власти и конкретизируя предложение, настаивал на подготовке убийства секретаря ЦК ВКП(б) Маленкова, которого Гуревич, как и другие участники «СДР», будучи по своим убеждениям еврейскими националистами, считали виновным в проведении якобы неправильной национальной политики.

В порядке подготовки к покушению на Маленкова Гуревич тогда же предложил создать особую глубоко законспирированную группу из нескольких участников организации «СДР». Возглавить эту группу Гуревич вызвался лично сам. На вопрос Слуцкого Гуревичу, как он мыслит осуществить террористический акт в отношении Маленкова, Гуревич ответил, что он однажды видел, как Маленков выходил из автомашины из своего дома, и вот в такой момент можно было бы совершить на него покушение.

На очередном сборище руководящих участников организации «СДР» б ноября 1950 года, происходившем на квартире у Слуцкого, Гуревич продолжал настаивать на своем предложении о совершении террористического акта против Маленкова. Поскольку на сборище оказались также два рядовых участника «СДР», то Гуревич, не желая посвящать их в обсуждение вопроса о терроре, передал записку, адресованную так называемому «организационному комитету» «СДР», в которой написал:

«Я все-таки предлагаю выстрелить в Маленкова».

* * *

Гуревич Евгений Зиновьевич на допросах в УМГБ Московской области признал, что являлся одним из активных участников антисоветской молодежной организации, именуемой «Союзом борьбы за дело революции». На допросе 1 февраля 1951 года, признав себя виновным, Гуревич показал:

«В конце октября 1950 года на сборище моих единомышленников, которые происходили на квартире у Слуцкого Бориса по Манежной улице, в разговоре о выпуске антисоветских листовок, я высказал мысль о создании террористической группы. Я заявил, что создание и руководство этой террористической группы беру на себя… На том же сборище, где я заявил о создании „террористической группы“, в ответ на вопросы Слуцкого Бориса, против кого бы я прежде всего предпринял злодейский акт, я назвал фамилию одного из руководителей ВКГЦб)».

Далее на этом же допросе Гуревич показал:

«Признаю себя виновным еще в том, что после спора со своими единомышленниками Слуцким Борисом и Фурманом Владиленом по причине непризнания моих так называемых тезисов я создал антисоветскую группу, названную мною „Группой освобождения рабочего класса“, и вовлек в эту группу Мельникова Владимира, Рейф Аллу и Улановскую Майю. Совместно с этими единомышленниками я готовил выпуск антисоветской газеты, лично написал для этой газеты статьи, в которых высказывал свои враждебные взгляды на советский строй и злобные выпады в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства».

С 10 февраля 1951 года следственное дело по обвинению Гуревича ведется в Следственной части по особо важным делам МГБ СССР.

На допросах у следователя следственной] части по особо важным делам МГБ СССР капитана Перова Гуревич подтвердил свои показания, данные им в УМГБ Московской области, а также подтвердил показания Слуцкого о том, что он в период с августа по ноябрь 1950 года на устраиваемых сборищах членов так называемого «организационного комитета» «СДР» неоднократно настаивал на создании террористической группы и подготовке покушения на Маленкова.

На допросе 19 мая 1951 года Гуревич показал:

«В течение августа 1950 года Слуцкий, Фурман и я занимались обсуждением вопроса относительно структуры антисоветской организации, ее подрывной работы. Часто прогуливаясь втроем по центру Москвы, много говорили о том, как будем бороться с советской властью. Во время одной из бесед со Слуцким и Фурманом я заметил, что нам следовало бы избрать в качестве метода нашей вражеской деятельности террор против руководителей Советского правительства и создать для этих целей специальную группу, которой поручить подготовку и осуществление террористических актов».

Гуревич на этом же допросе показал, что Слуцкий в разговоре с ним заявил, что можно было бы совершить террористический акт против кого-либо из руководителей Советского правительства во время праздничной демонстрации на Красной площади. «Для этого, — продолжал Слуцкий, — на демонстрацию нужно пойти группе единомышленников и один из них при прохождении Красной площади откроет стрельбу по членам правительства, стоящим на трибуне Мавзолея».

На допросе 19 июня 1951 года Гуревич показал:

«На одном из сборищ участников антисоветской организации, именовавшейся „Союзом борьбы за дело революции“, на квартире у названного мною ранее Слуцкого, в доме № 3 по Манежной улице, в октябре 1950 года я еще раз предложил приступить к террористической деятельности».

На этом сборище, как показал Гуревич, присутствовали члены «организационного комитета» «СДР» Слуцкий, Фурман и Печуро.

Далее Гуревич показал:

«Мы обсуждали вопрос о форсировании работы по изготовлению и распространению антисоветских листовок. Во время этого обсуждения я попросил всех присутствующих выслушать меня и заявил, что, по моему мнению, выпуск антисоветских листовок представляет собой вылазку, рассчитанную только на эффект. Гораздо более эффективным был [бы] террористический акт против кого-либо из руководителей Советского правительства. В связи с этим я предлагал приступить к подготовке убийства члена Политбюро Маленкова. Я сказал, что если мое предложение о терроре будет принято, то считал бы необходимым создать особую группу из нескольких лиц, глубоко ее законспирировать и поручить ей вести подготовку к совершению террористического акта. Затем я заявил, что сам бы взялся возглавить эту группу, и добавил, что убийство Маленкова считаю делом вполне осуществимым».

Аналогичные показания Гуревич дал на допросах 13, 18, 20 и 23 июля 1951 года.

* * *

Печуро Сусанна Соломоновна, признав себя виновной в том, что она являлась одной из активных участников антисоветской молодежной организации, именовавшейся «Союзом борьбы за дело революции», на допросе б февраля 1951 года в УМГБ Московской области показала:

«Я должна признать, что на одном из антисоветских сборищ, происходивших на квартире Слуцкого Бориса, нами обсуждался также вопрос о терроре».

Во время этого сборища, когда обсуждался вопрос о практической антисоветской работе, Слуцкий, Фурман и она, Печуро, предлагали усилить свою вражескую работу в направлении подготовки массового размножения и распространения антисоветских листовок, а также в направлении вербовки новых лиц в организацию. На этом же сборище, как показала Печуро, Гуревич, согласившись с предложением массового распространения антисоветских листовок, предложил также повести подготовку к совершению террористического акта в отношении одного из руководителей ВКП(б).

Печуро показала:

«С этой целью Гуревич предложил создать с ним во главе особую глубоко законспирированную террористическую группу, которая бы занялась технической стороной подготовки убийства».

С 10 февраля 1951 года следствие по делу Печуро Сусанны Соломоновны ведется в следственной части по особо важным делам МГБ СССР. До 10 июля 1951 года Печуро допрашивалась следователями следственной] части по особо важным делам Овчинниковым и Евдокимовым. За это время Печуро допрашивалась 13, 22 февраля, 7, 20 марта, 5, 18 апреля, 7, 15, 22, 29 мая, 7 и 15 июля 1951 года. На этих допросах Печуро совершенно не ставились вопросы и не выяснялась террористическая деятельность участников антисоветской организации. Только 10 июля 1951 года следователем следственной] части по особо важным делам МГБ СССР подполковником Сидоровым были поставлены вопросы Печуро о террористической деятельности участников антисоветской организации, именовавшей себя «Союзом борьбы за дело революции».

На этом допросе Печуро показала:

«Поскольку основными задачами „СДР“ мы считали свержение советской власти насильственным путем, то, естественно, не отрицали применение террора вообще. Мы были за террор, но только тогда, когда наша организация будет настолько сильной, что в состоянии будет, думали мы, повести массы на борьбу с советской властью».

Печуро далее показала, что Гуревич на антисоветских сборищах б и 26 ноября 1950 года предлагал совершить террористический акт против секретаря ЦК Маленкова. Аналогичные показания Печуро дала и на допросах 18,19, 20,21,24 июля 1951 года.

На допросе 20 июля 1951 года Печуро показала: «Гуревич все время настаивал на совершении террористического акта в отношении Маленкова, для чего предлагал организовать глубоко законспирированную террористическую группу. Гуревич и Фурман направляли меня разыскать дом, в котором проживает Маленков».

Печуро показала, что по указанию Фурмана она 25 августа 1950 года разыскивала дом, в котором проживает Маленков, но установить его так и не удалось.

* * *

Мельников Владимир Захарович, арестован УМГБ Московской области 18 января 1951 года. Обвинение Мельникову предъявлено 2 февраля 1951 года по статьям 58–10, 4.1, 58–11 УК РСФСР.

На допросе 2 февраля 1951 года Мельников признал себя виновным в предъявленном обвинении и показал, что он, будучи антисоветски настроен, с августа 1950 года вместе с единомышленниками занимался антисоветской работой. Входя в состав так называемого «организационного комитета» антисоветской организации, именовавшейся «Союзом борьбы за дело революции», принимал активное участие в сборищах единомышленников, на которых обсуждались методы борьбы с советской властью. На допросе б февраля 1951 года Мельников показал:

«Я признаю, что я и мои единомышленники обсуждали террор как форму борьбы с советской властью».

На этом же допросе Мельников показал, что активным сторонником террора в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства являлся Гуревич, который неоднократно предлагал членам так называемого «организационного комитета» «СДР» Слуцкому, Фурману и Печуро приступить к террористической деятельности и создать для этой цели специальную группу.

12 февраля 1951 года следственное дело по обвинению Мельникова В. З. принял к своему производству следователь след[ственной] части по особо важным делам МГБ СССР подполковник Евдокимов, который, допрашивая Мельникова, до 10 апреля 1951 года вопросов, связанных с террористической деятельностью участников антисоветской организации, Мельникову не ставил. На допросе 10 апреля 1951 года Мельников показал, что:

«Первый раз о терроре я услышал в конце августа 1950 года на нелегальном сборище, когда меня принимали в организацию. Сборище проходило на квартире Слуцкого Бориса, где кроме его и меня присутствовали Фурман Владилен и Гуревич Евгений. Слуцкий тогда говорил, что на первый период задачами нашей организации является широкое распространение вражеских листовок среди населения».

После этого Слуцкий заявил, что один из участников организации (фамилии не называл) предлагал совершение террористических актов над руководителями Советского правительства, против чего якобы он возражает. После окончания сборища по дороге домой Гуревич мне сообщил, что Слуцкий, говоря о лице, предложившем совершение террористических актов, имел в виду его, Гуревича, и подробно рассказал о состоявшейся между ним и Слуцким беседе о терроре.

Как показал далее Мельников, Гуревич говорил ему, что он неоднократно предлагал признать террор как метод борьбы против советской власти. По словам Гуревича, для осуществления этих гнусных замыслов он брался создать и возглавить глубоко законспирированную террористическую группу.

По словам Мельникова, он террористических замыслов Гуревича не разделял, но вместе с тем признал, что в ноябре 1950 года на одном из сборищ руководящих участников организации «СДР» поддержал предложение Гуревича о переходе к террористическим методам борьбы с советской властью. На последующих допросах Мельников показал, что вопрос о терроре неоднократно обсуждался участниками антисоветской организации на своих сборищах.

В предъявленном обвинении Фурман виновным себя признал и показал, что он являлся одним из активных участников «организационного комитета» антисоветской организации, именовавшей себя «Союзом борьбы за дело революции». Фурман показал, что впервые вопрос о терроре обсуждался по его инициативе еще в мае 1950 года, когда он вместе со Слуцким решил приступить к созданию антисоветской организации. На допросе 3 февраля 1951 года Фурман показал, что в конце ноября 1950 года на одном из сборищ Гуревич после злобных клеветнических выпадов по адресу ВКП(б) и Советского правительства предложил немедленно создать так называемую «боевую дружину» для проведения террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства.

Гуревич и его сообщник Мельников заявили, что план осуществления первого террористического акта в отношении члена Политбюро ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова ими уже разработан. На последующих допросах Фурман показал, что на вражеском сборище, состоявшемся в августе 1950 года на квартире Слуцкого, руководящий участник организации «СДР» Гуревич заявил, что антисоветская агитация является мало эффектным методом борьбы с советской властью, и предложил в первую очередь заняться совершением диверсионных актов. Наибольшее впечатление на население, говорил на этом сборище Гуревич, произвел бы такой диверсионный акт, как взрыв депо московского метрополитена. По утверждению Фурмана, он якобы отрицательно отнесся к этому предложению Гуревича, мотивируя тем, что диверсии могут повлечь за собой быстрый провал организации. Гуревич будто согласился с их доводами, и больше к этому вопросу не возвращались.

9 февраля 1951 года дело по обвинению Фурмана В. Л. принял к своему производству следователь следственной] части по особо важным делам МГБ СССР подполковник Сидоров.

На допросе 17 февраля 1951 года Фурман показал, что они неоднократно на своих сборищах обсуждали террористические методы борьбы в отношении руководителей партии и Советского правительства. Особенно активничал в этом отношении, как показал Фурман, участник «организационного комитета» Гуревич, который предложил основным методом борьбы считать совершение террористических актов в отношении руководителей партии и Советского правительства. Далее Фурман показал:

«В принципе ни я, ни Слуцкий не были против совершения террористических актов, но считали: в первый период создания антисоветской организации террор примененным быть не может, так как поведет за собой ее разгром. Мы считали, что применение террористических актов возможно только в условиях, когда наша организация окрепнет настолько, что ей не будут страшны репрессии, когда она сможет, говорил мне Слуцкий, повести народ на вооруженное восстание».

На последующих допросах Фурман показал, что вопрос о терроре ими неоднократно обсуждался на антисоветских сборищах.

* * *

Аргинская Ирэн Ильинична показала, что от Слуцкого ей было известно о том, что некоторые из участников антисоветской организации «СДР» стояли за применение террора как метода борьбы с советской властью. Аргинская также заявила, что в январе 1951 года во время поездки в Ленинград Слуцкий в беседе с ней заявил, что один из участников организации «СДР» (фамилии не называл) имел намерение совершить террористический акт против Г. М. Маленкова. В этих целях упомянутый участник организации замышлял написать Г. М. Маленкову письмо с просьбой о встрече и, если таковая состоится, выполнить свой злодейский замысел (протокол допроса Аргинской от 11 июля 1951 года).

«Участник еврейской антисоветской молодежной организации „СДР“ ВОИН Феликс Миронович арестован УМГБ Московской области 2 февраля 1951 года. На допросах показал, что в антисоветскую организацию, именовавшуюся „Союзом борьбы за дело революции“, он был завербован Фурманом, который при вербовке сказал ему, что антисоветская организация ставит своей целью борьбу с советской властью путем террора, вражеской пропаганды и открытых вражеских преступлений против Советского правительства (протокол допроса от 16 февраля 1951 года).

Другие арестованные участники еврейской антисоветской молодежной организации „СДР“ показаний о своей причастности к подготовке террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства пока не дают.

Следствие по делу продолжается.

Осмотр произведен:

Следственного дела № 22/4532 по обвинению Слуцкого Бориса Владимировича в 2-х томах; следственного дела № 4535 по обвинению Гуревича Евгения Зиновьевича в 1-м томе; следственного дела № 4540 по обвинению Фурмана Владилена Леонидовича в 2-х томах; следственного дела № 4537 по обвинению Печуро Сусанны Соломоновны в 1-м томе; следственного дела № 4536 по обвинению Мельникова Владимира Захаровича в 1-м томе; следственного деда № 4541 по обвинению Аргинской Ирэн Ильиничны в 1 — м томе и следственного дела № 4539 по обвинению Воин Феликса Мироновича в 1-м томе.

Осмотр произвел:

Помощник военного прокурора войск МГБ СССР, подполковник юстиции Новиков

При осмотре присутствовали:

Подполковник юстиции Старичков

Подполковник юстиции Гавриляк

Верно:

Следователь следственной части по особо важным делам МГБ СССР, старший лейтенант Носырев».

* * *

Из обвинительного заключения

(4 января 1952 г.):

«…Антисоветская организация „СДР“ была создана группой озлобленных националистов, детей репрессированных…

Участники организации ставили своей задачей проведение активной борьбы за свержение существующего в СССР строя…

…Слуцкий, Фурман и Гуревич начали вести антисоветскую обработку отдельных студентов и учащихся средних школ… Слуцким, Фурманом, Гуревичем и Печуро были вовлечены в антисоветскую организацию Эльгиссер, Улановская, Панфилова, Аргинская… Продолжая вербовку, Слуцкий, Гуревич и Печуро привлекли к вражеской работе Мазура, Рейф, Винникову, Уфлянд…

Проходящая по настоящему делу Рейф была вовлечена в „СДР“ Гуревичем, который предварительно обработал ее в антисоветском духе, используя при этом чувство личной симпатии, которое испытывала к нему Рейф.

Используя свое влияние на Уфлянд, Печуро после непродолжительной антисоветской обработки сумела заручиться согласием Уфлянд на вступление и привлечь ее к преступной деятельности…

Свидетельскими показаниями а также личными признаниями Слуцкого и Аргинской установлено, что наряду с вербовкой Смирновой они пытались вовлечь в преступную организацию Жукову и Бэри, однако Жукова и Бэри отказались принять их предложение…

Собранными доказательствами установлено, что Слуцкий, Гуревич, Фурман, Мельников и Печуро договорились о том, что одним из основных методов борьбы против советской власти является террор…

…Слуцкий на допросе 17 июля 1951 г. показал: „…Я говорил, что совершить покушение на кого-либо из руководителей… возможно хотя бы во время демонстрации на Красной площади. Для этого, разъяснял я Гуревичу, необходимо организовать группу террористов, один из которых, проходя мимо Мавзолея, будет стрелять, а остальные должны создать ему благоприятную обстановку и задержать на время тех, кто попытается помешать этому покушению…“ (т. 2, л. д.286)…

…Изъятый у Гуревича револьвер в процессе следствия был подвергнут экспертизе, которая дала заключение о том, что „стрельба из указанного револьвера по наиболее уязвимым местам живой цели может нанести смертельный удар“ (т. 34, л д. 127).

…Показания Гуревича в отношении подготовки террористического акта полностью подтвердили Слуцкий, Фурман, Мельников, Печуро…

…Все обвиняемые в предъявленном им обвинении виновными себя признали.

Кроме личных признаний… обвиняемые изобличаются показаниями свидетелей, заключениями экспертов и вещественными доказательствами (т.т. 31, 32, 33, 34, 35, 36)».

* * *

Осталось сообщить читателю, что документы, осветившие деятельность Сусанны Соломоновны Печуро, были обнаружены автором в сборнике архивных документов с названием… «Государственный антисемитизм». А как еще охарактеризовать позицию государства, нагло преследовавшего еврейских «мальчиков и девочек», боровшихся за свержение власти большевиков во главе со Сталиным? Иначе как звериным антисемитизмом это не назовешь! Разве можно сравнить деятельность этих «мальчиков и девочек» с чудовищным преступлением нацбола, вышвырнувшего портретик Путина из форточки кабинета Зурабова! Пять лет лишения свободы получил зверюга!

А у Сусанны Соломоновны сейчас все хорошо. Она член как бы правозащитного общества «Мемориал». По телевидению выступает, учит граждан соблюдать Конституцию и ни в коем случае не призывать к свержению конституционного строя, поскольку в капиталистической России такие призывы являются уголовным преступлением! А уж чтоб организацию по свержению этого строя создать, так это ж преступление против человечества и общечеловеков в целом! У Сусанны Соломоновны очень строго с подобными поползновениями…

 

Часть 4

Сталин и погань

В 2010 году «Новая газета» решилась на отчаянный шаг — предложила организовать суд над Сталиным. Т. е. суд лжецов и клеветников и в отсутствие защитников Сталина. Сталинисты решили помочь «Новой газете», и Басманный суд рассмотрел иск внука Сталина, Евгения Яковлевича Джугашвили, к «Новой газете» и бывшему прокурору Главной Военной прокуратуры Яблокову о клевете на И. В. Сталина.

На что рассчитывала «Новая газета», предлагая устроить суд? Только и исключительно на то, что такой суд никогда не состоится. А суд… состоялся! В суде сталинофобам не удалось доказать НИ ОДНОГО деяния, решения Сталина, которые можно было бы назвать преступными.

А ведь как старались! В последний день вбросили в суд даже фальшивки по Катынскому делу, в т. ч. выписку из решения Политбюро о якобы расстреле поляков, адресованную Берии. Но нехорошие сталинисты опять подвели сталинофобов. Предположив именно такую подлянку с вбросом «документов» в последний день судебного заседания, они утром того же дня получили в архиве тот же комплект документов, но с добавлением решения Политбюро о расстреле поляков, адресованного не только Берии, но и… Шелепину.

Судья была вынуждена отказаться от приобщения к делу в качестве доказательств явных фальшивок и приняла удивительное решение. Формально отказав в удовлетворении иска, суд признал измышления сталинофобов их личным, субъективным мнением. Не более того.

Что получилось? «Новая газета» хотела организовать суд над Сталиным, и она получила его! Суд не высказал ни одного осуждающего слова в адрес Сталина! Опять конфуз!

И сталинофобы бесстрашно, ощущая безусловную поддержку высших властей страны, решили высказать как бы протест:

«Мы считаем это не просто оскорблением памяти миллионов жертв сталинской тирании, но и действиями, нацеленными на раскол общества».

Чего здесь больше: подлости или идиотизма? О «миллионах жертв сталинской тирании» много и взахлеб говорилось в конце 80-х, но… не подтвердилось, как говорят юристы, материалами дела. А раскол общества, осуществленный в 90-х годах, — это просто разделение общества на грабителей и ограбленных, а вовсе не по отношению к Сталину.

А дальше подписанты опускаются до откровенной лжи:

«Несмотря на полвека разоблачений преступлений Сталина и его режима, историки буквально каждый день вскрывают все новые и новые подробности чудовищных злодеяний сталинизма. Правдивость этих разоблачений совсем недавно была признана судами».

Сталинофобы, сочинившие рассматриваемый текст, похоже, были уверены, что эта наглая клевета не вызовет уточняющих вопросов, как это и происходило в течение «полувека разоблачений преступлений». Но ведь они же сами и опубликовали недавно огромный массив документов сталинской эпохи, в числе которых нет ни одного, хоть как-то компрометирующего Сталина. Поэтому сталинофобам все же придется ознакомиться с некоторыми вопросами, а поскольку ответов найти не удастся, то сделать вид, что это их не касается:

1. Какие именно «преступления Сталина» были разоблачены в течение полувека?

2. Какие именно «подробности чудовищных злодеяний сталинизма» «буквально каждый день вскрывают историки»?

3. «Правдивость» каких именно «разоблачений совсем недавно была признана судами»? Как называются эти суды?

Далее подписантов просто «понесло». Наплевав на конституционные правовые нормы и на юрисдикцию в целом, они заявили:

«…необходимо напомнить следующие правовые нормы, прямо обвиняющие сталинский режим в геноциде и массовом терроре. Во-первых, вот выдержки из решения Конституционного Суда о проверке конституционности Указов Президента Российской Федерации от 23 августа 1991 года № 79… Постановление № 9-П от 30 ноября 1992 года: „3. В стране в течение длительного времени господствовал режим неограниченной, опирающейся на насилие власти узкой группы коммунистических функционеров, объединенных в политбюро ЦК КПСС во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС. Материалами дела, в том числе показаниями свидетелей, подтверждается, что руководящие структуры КПСС были инициаторами, а структуры на местах зачастую проводниками политики репрессий в отношении миллионов советских людей, в том числе в отношении депортированных народов. Так продолжалось десятилетиями“».

А ведь среди сочинителей протеста, процитировавших этот бред, есть как бы выдающийся юрист современности Резник, который мог бы пресечь эту демонстрацию потрясающего невежества и скудоумия подписантов. Достаточно было просто прочитать полномочия Конституционного Суда, чтобы убедиться, что расследование чьей-либо деятельности, анализ доказательств, показаний свидетелей и пр. выходят за рамки компетенции этого судебного органа.

Вот полномочия, которыми был наделен Конституционный Суд:

«Статья 165

…Организация Конституционного Суда Российской Федерации, его компетенция и порядок конституционного судопроизводства в нем устанавливаются Законом о Конституционном Суде Российской Федерации. Статья 165–1. Конституционный Суд Российской Федерации:

— разрешает дела о конституционности федеральных законов…

— разрешает споры о компетенции между федеральными государственными органами, между государственными органами Российской Федерации и государственными органами республик…

— дает заключение о наличии у соответствующего федерального должностного лица стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять связанные с его должностью полномочия…

— о конституционности подписанных международных договоров Российской Федерации до их ратификации или утверждения;

— рассматривает иные дела, если это предусмотрено законами и не противоречит его юридической природе».

А может быть, этот Резник, подписывая декларацию сталинофобов, по неопытности не подозревал о том, что Конституционный Суд не вправе проводить судебные расследования деятельности каких-либо организаций? Да нет, знал! На вопрос сталинистов, заданный Резнику в Басманном суде по поводу отказа Конституционного Суда принять к рассмотрению фальшивки по «катынскому делу», Резник четко ответил, что КС не вправе был проводить расследования, назначать экспертизы и т. п. Т. е. знал(!), но глупость подписантов исправлять не стал, и даже сам поставил свою подпись.

А вот еще одна «правовая норма, прямо обвиняющая сталинизм», указанная резниками:

«Во-вторых. Закон РСФСР от 26 апреля 1991 г. № 1107–1 „О реабилитации репрессированных народов“ (с изменениями от 1 июля 1993 г.): Статья 1. Реабилитировать все репрессированные народы РСФСР, признав незаконными и преступными репрессивные акты против этих народов».

Сталинофобы никак не усвоят элементарный постулат: преступность кого-либо устанавливает суд! Не законодательный орган типа Верховного Совета или Государственной Думы, а суд! А перед тем, как установить преступность, суд проводит судебное расследование. Неужели резники даже этого не знают? Ну, с Басилашвили понятно — актер, кроме своей лицедейской профессии, похоже, не соображает ни в одном вопросе, но ведь Резник рекомендуется адвокатом!

* * *

Заканчивается послание ссылкой на Закон о реабилитации (да извинит меня читатель за столь длинную и глуповатую цитату, но она очень хорошо характеризует уровень умственного развития как тех, кто голосовал за этот как бы Закон, так и тех, кто на него ссылается):

«…В-третьих. Закон от 18 октября 1991 г. „О реабилитации жертв политических репрессий“ (с изменениями от 26 июня, 22 декабря 1992 г., 3 сентября 1993 г., 4 ноября 1995 г.). За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подверглись репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам. Осуждая многолетний террор и массовые преследования своего народа как несовместимые с идеей права и справедливости, Верховный Совет Российской Федерации выражает глубокое сочувствие жертвам необоснованных репрессий, их родным и близким, заявляет о неуклонном стремлении добиваться реальных гарантий обеспечения законности и прав человека. Целью настоящего Закона является реабилитация всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории Российской Федерации с 25 октября (7 ноября) 1917 года, восстановление их в гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной в настоящее время компенсации материального и морального ущерба».

«Статья 1. Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшееся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделявшимися административными полномочиями. Федеральным законом от 4 ноября 1995 г. № 166-ФЗ настоящий Закон дополнен статьей 1.1 Статья 1.1. Подвергшимися политическим репрессиям и подлежащими реабилитации признаются дети, находившиеся вместе с родителями в местах лишения свободы, в ссылке, высылке, на спецпоселении».

Фразой «Осуждая многолетний террор и массовые преследования своего народа как несовместимые с идеей права и справедливости, Верховный Совет…» этот самый Верховный Совет без смущения продемонстрировал не только свое потрясающее слабоумие, но также и идиотизм тех, кто всерьез ссылается на этот как бы документ!

Не будем уж в который раз напоминать недоумкам о том, что чью-либо преступность определяет суд и только суд. Не усваивается этот догмат в либерально-демократическом сознании. Посмотрим на Закон о реабилитации пристально. Подписанты отчего-то привели только дополнение «о детях». Остальные статьи процитировать постеснялись.

А ведь остальные статьи этого закона очень интересны и даже смешны.

«Статья 3. Подлежат реабилитации лица, которые по политическим мотивам были: а) осуждены за государственные и иные преступления; б) подвергнуты уголовным репрессиям по решениям органов ВЧК, ГПУ — ОГПУ, УНКВД — НКВД, МГБ, МВД, прокуратуры и их коллегий, комиссий, „особых совещаний“, „двоек“, „троек“ и иных органов, осуществлявших судебные функции».

Оказывается, нельзя было при Сталине осуждать «за государственные и иные преступления»! А лица, совершившие в сталинскую эпоху «государственные и иные преступления», конечно, невинные жертвы и подлежат реабилитации. А если кто-то был осужден по приговорам всех без исключения существовавших в ту пору судебных органов, то это, безусловно, тоже невинная жертва!

А вот перед нами шедевр сталинофобской законотворческой продукции:

«Статья 5. Признаются не содержащими общественной опасности нижеперечисленные деяния и реабилитируются независимо от фактической обоснованности обвинения лица, осужденные за:

а) антисоветскую агитацию и пропаганду;

б) распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный или общественный строй;

в) нарушение законов об отделении церкви от государства и школы от церкви;

г) посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов…».

* * *

Обратим внимание читателя на то, что «антисоветская агитация и пропаганда», указанные в пункте «а», трактовались в ст. 58–10 как:

«Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений».

Но ведь именно за эти же деяния граждане сегодняшней капиталистической России преследуются и по нынешним законам РФ, но вот при Сталине преступлениями их считать, оказывается, нельзя!

А если гражданина при Сталине осудили «за посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов…», то любому либералу ясно, что осужден был совершенно невиновный человек и вопрос о его реабилитации должен решаться автоматически. И вопрос именно так, автоматически, и решался!..

Так что же осталось из обвинений, предъявленных Сталину в заявлении-протесте сталинофобов? Да ничего не осталось, кроме даже не презрения, а чувства гадливости… А ведь как старались!

 

Часть 5

Подлость и ложь Эдварда Радзинского

Одним из главных обвинителей Сталина является маститый писатель и драматург Эдвард Радзинский. Он подверг тщательному анализу, по его словам, жизнь и деятельность Иосифа Сталина и сделал много потрясающих открытий. Эти свои открытия Радзинский собрал в толстенную книгу «Сталин» (очередное переиздание вышло в Москве в 2010 году).

Коротко обрисовав в главе «Маленький ангел» городок Гори, в котором родился Сталин, Радзинский с удовлетворением отмечает четкое разделение городка на две части — богатую и бедную. В нижней части живут богачи: «Грузинские, армянские, азербайджанские и еврейские купцы». А вот в верхней части:

«Совсем иная жизнь в верхней части города, где живет сапожник Виссарион (Бесо) Джугашвили. Здесь стоит его лачужка, в которой он поселился после свадьбы. Его жена Екатерина (Кэкэ) Геладзе родилась в семье крепостного крестьянина. Ее отец рано умер, но мать на скудные свои деньги все-таки выучила Кэкэ грамоте.

Будущий отец Вождя в Гори появился недавно, семья его жила в деревушке Диди-Лило, где Бесо и родился, а предки жили в горном селении — в Лиахвисском ущелье. Были они, как и Геладзе, крепостными, принадлежали воинственным феодалам князьям Асатиани. Заза Джугашвили, прадед Сосо, участвовал в кровавом крестьянском бунте, был схвачен, жестоко высечен и брошен в тюрьму. Бежал, опять бунтовал, опять был схвачен, опять бежал. Тогда он и поселился в деревне Диди-Лило, близ Тифлиса, там женился и, наконец, обрел покой».

Уже первые результаты исследования Радзинского впечатляют. Оказывается, прадед Сталина был бунтовщиком! Бунты устраивал против законной власти! Кровавые!

Нормальные люди живут себе спокойно, кто в богатстве, кто в нищете, выполняют предписания властей, но никто не бунтует.

А этот?! Бунтовать вздумал!

Но, с облегчением сообщает Радзинекий, «был схвачен и жестоко высечен». Здесь для Радзинского важно подчеркнуть, что наказание («высечен») было очень позорным. Он ведь мог написать, что Заза Джугашвили был подвергнут жестоким пыткам и истязаниям, но это могло бы вызвать у читателя нежелательные сострадание и восхищение мужеством прадеда Сталина. Поэтому в качестве наказания историком придумана порка. А кто подвергался порке?

Да провинившиеся холопы, бунтующие, непослушные, вороватые.

На этом исторические разыскания выпускника историко-архивного института в отношении прадеда Сталина заканчиваются.

А что происходило в те времена на самом деле? О чем решил умолчать Радзинский?

Историк-сталинофоб Б. Соколов пишет:

«…Впервые фамилия Джугашвили упоминается в документах селения Диди-Лило в 1819 году… Прапрадед Сталина жил в Мтиулетии (нынешняя Южная Осетия) в конце XVIII века, когда в этой местности шла ожесточенная борьба между грузинами и осетинами… Первый Джугашвили, чье имя — Заза — точно известно, до того как осесть в Диди-Лило, жил в селении Гери в северной части Горийского уезда, недалеко от села Мерети. Его имя упоминается в показаниях священника селения Мерети Иосифа Пурцеладзе, данных им 8 декабря 1805 года после подавления антирусского восстания во главе с князем Элизбаром Эристави: „Я знаю и видел, что к сыну кулар агаси Элизбару хаживали осетины, жившие по ту и сю сторону… Элизбаром посылаемые люди были Джугашвили Заза и Таурихата, но Заза чаще хаживал днем и приводил осетин по ночам“».

А вот результаты исследований историка Н. Капченко:

«Есть документальные свидетельства того, что в начале XIX века в местечке Ананури произошло одно из крупных крестьянских восстаний, среди участников которого был крестьянин Заза Джугашвили — прадед Сталина по линии отца».

В «Очерках истории Юго-Осетии» читаем:

«В 1802–1804 гг., а также в 1807–1813 гг. в Южной Осетии и прилегающих к ней районах Грузии произошли крупные крестьянские восстания, для подавления которых царское правительство использовало военную силу. Масштабы были очень серьезными, о чем свидетельствует факт, что было прервано сообщение по Военно-Грузинской дороге, и даже был разбит российский полк, вызванный из Владикавказа. Самую активную роль в этих крестьянских восстаниях играли осетины, боровшиеся против притеснений со стороны грузинских князей и помещиков…

Это касается прежде всего Горийского уезда — родины предков Сталина…»

Из исторических событий, в которых принимали участие предки Сталина, историк Г. Бухникашвили отмечает:

«В 1833 г. вновь восстали осетинские крестьяне…

В 1840 году повторились восстания осетинских крестьян. Вновь туда была направлена карательная экспедиция. Восставшие героически отстаивали свою землю, свои права. В сражениях участвовали старики, женщины, дети… Восстание было жестоко подавлено. Целые села исчезли с лица земли…».

И все это Радзинский назвал «кровавым бунтом»! А как еще мог назвать этот драматургический историк борьбу народа против рабства, нищеты, угнетения? Ведь на что посягнул прадед Сталина — Заза Джугашвили? На мирную сытую жизнь грузинских, армянских, азербайджанских и, главное, еврейских купцов! И хотя нет ни одного ни устного, ни письменного свидетельства о том, что прадед Сталина был «высечен», Радзинский с наслаждением делает это в своем воображении.

Результатом дальнейших настойчивых архивных раскопок дипломированного архивиста явилось следующее:

«Сын старого бунтовщика Вано — в бунтах не участвовал, тихо-мирно прожил свою жизнь. Но после него остались два сына — Бесо и Георгий. Дух деда ожил во внуках. Буйного Георгия зарезали в пьяной драке, а Бесо, также преуспевший в драках и пьянстве, покинул тихое село и переехал в Тифлис. Там полуграмотный Бесо и стал сапожником, работал на большом кожевенном заводе Адельханова, поставлявшем сапоги для войск на Кавказе.

Так что впоследствии Сталин не зря всю жизнь носил сапоги».

И опять Радзинский скрывает от читателя немаловажные факты из жизни предков Сталина. Не вписываются они в концепцию лжи и ненависти, сформировавшиеся вследствие личных качеств архивариуса.

Практически все исследователи, включая антисталинистов, упоминают об огромном винограднике, выращенном дедом Сталина Вано. Откуда Радзинскому знать, сколько труда требует создание на голом месте виноградника, странным для него является и неизменное уважение крестьян к таким подвижникам. Зато он легко находит повод предъявить труженику Вано свое личное историческое обвинение. Да, соглашается Радзинский, Вано «тихо-мирно прожил свою жизнь. Но (!!!) после него остались два сына»!

Ах, как нехорошо поступил Вано! Так подло поступить по отношению к Радзинскому! Как этот смерд посмел родить двух сыновей?! Гнев полностью затмевает разум драматурга, и он откровенно обливает грязью сыновей Вано. Не утруждая себя ссылками на источники, Радзинский утверждает, что «Георгия зарезали в пьяной драке», а Бесо, драчун и пьяница, был «полуграмотным»!

Сведения о Георгии Джугашвили довольно скудны. Исследователи детских лет Сталина в основном ссылаются на воспоминания И. Иремашвили, который описывает детские годы, проведенные вместе с Сосо, как ласково-уменьшительно звали своего сына его родители. Но И. Иремашвили ничего не сообщает о «пьяной драке», в которой «зарезали Георгия» — дядю Сталина. Ничего не сообщают по этому поводу и биографы Сталина, не скрывающие своей ненависти к нему: Р. Такер, С. Монтефьере, Л. Троцкий, Р. Конквест и др. А американский историк Р. Макнилл подвергает серьезному сомнению достоверность воспоминаний И. Иремашвили, указывая на многочисленные неточности и противоречия в его книге:

В воспоминаниях А. Цихитатришвили Радзинский мог прочитать, а возможно, и прочитал, что

«После смерти Вано одного из сыновей его, Георгия, — убили в Кахетии разбойники…».

Историк Б. Соколов пишет:

«После того как отец умер, а брата Георгия, владельца харчевни, убили разбойники…».

Нет, эта версия совершенно не устраивает Радзинского, и в его драматургическом сознании рождается сцена пьяной драки, в которой дядю Сталина не просто убили, а именно «зарезали»! Радзинский пишет об этой «пьяной драке» так, как будто лично присутствовал, хотя участия в ней по причине физической немощи не принимал.

Главное — создать у читателя негативное впечатление от прочитанного и соединить его с именем Сталина.

Ложь Радзинского о «полуграмотности» Бесо — отца Сталина — опровергает даже антисталинист Б. Соколов:

«Для своих 20 лет Виссарион Джугашвили, по сравнению с другими ремесленниками, был довольно-таки образован. Он не только владел грамотой, а грамотных в Тифлисской губернии было лишь 16 процентов населения, но и кроме родного грузинского говорил еще на русском, армянском и тюркском (азербайджанском) языках. Отец Сталина живо интересовался поэзией и на память цитировал обширные фрагменты „Витязя в тигровой шкуре“».

Интересно, сколько иностранных языков знает Радзинский, если отца Сталина, свободно владевшего тремя языками, он называет полуграмотным?

* * *

Мельком упомянув о том, что, переехав в Тифлис, «полуграмотный Бесо стал сапожником, работал на „заводе Адельханова“», Радзинский больше к этому вопросу не возвращается. Потому что иначе ему пришлось бы рассказать читателям о профессиональном мастерстве Виссариона Джугашвили.

С. Гогличидзе вспоминает:

«…у входа в подвал, в холодке работал отец Сталина — сапожник Виссарион Иванович Джугашвили, прекрасный мастер, чьи сапоги славились по всему Гори. Здесь он работал молодым, статным, пока нужда преждевременно не состарила его».

У А. Цихитатришвили читаем:

«…а Бесо (отец Сталина. — Л. Ж.) поселился в Тифлисе и стал работать на заводе Адельханова. Здесь он выдвинулся как прекрасный работник и получил звание мастера… Когда Байрамов открыл в Гори сапожную мастерскую, он выписал из Тифлиса лучших мастеров, в том числе и Бесо Джугашвили. Бесо скоро стал известным мастером».

Да-а, Радзинского, лично насчитавшего ровно 92 сапожника, живших в Гори, не заинтересовало профессиональное мастерство Виссариона Джугашвили. Тут ведь нужен тюбик с другой краской, а у Радзинского для предков Сталина заготовлена только черная. Такой специальный радикально-черный цвет!

Описывая женитьбу Бесо и Кеке, наш драматург предается философским размышлениям по поводу чувственных отношений в среде «нищих людей»:

«Как-то Бесо заехал в Гори к друзьям-сапожникам. Там он и увидел шестнадцатилетнюю Кэкэ.

В Грузии девушки созревают рано — в шестнадцать лет они считаются взрослыми женщинами… Полюбила ли она Бесо? У нищих людей, боровшихся за существование, здравый смысл часто называется любовью. Она — бесприданница, он — сапожник, имеет верный кусок хлеба. Это был удачный брак».

И здесь Радзинский сражает наповал любого читателя философской глубиной своего открытия. Не живет любовь в бедной и нищей среде! Нет ее там! Любовь, как иррациональное чувство, попадая в общество неимущих людей, по мнению драматурга, трансформируется в рациональный «здравый смысл»!

Не будем упрекать Радзинского за его презрение к простым людям. Тем более что он вряд ли сам понял, какую гнусность изрек. Гораздо интереснее разобрать лживость «философского открытия» Радзинского.

На самом деле «брак по расчету» является изобретением исключительно класса имущих и даже коронованных особ и ведет начало еще с библейских времен. Разве Радзинский не читал Чехова, Тургенева, Салтыкова-Щедрина, Пушкина, Толстого?

И «Женитьбу» Гоголя, пьесы Островского тоже никогда не смотрел? А блестящий рассказ Лескова «Тупейный художник» тоже не попадался ему в руки? Такой грандиозный апофеоз «здравого смысла» в среде неимущих и бесправных людей прошел мимо драматурга!

По мнению «философа» Радзинского, любовь расцветает, конечно, исключительно в обществе обеспеченных людей. Как сейчас модно говорить, в обществе людей «состоявшихся».

А какие потрясающие примеры романтической «любви» преподносит нам библейская среда соплеменников Радзинского! Ветхозаветные патриархи Авраам, Исаак, Иаков — все как один женились на сестрах. Некоторые читатели Ветхого Завета могут усмотреть здесь «здравый смысл», выразившийся в нежелании распылять накопленное имущество, но это, конечно, не так. Любовь, именно любовь заставила этих славных представителей еврейского народа преодолеть страх перед кровосмешением. Авраам и Исаак, ставшие профессиональными сутенерами, сдавали своих жен «в аренду», после чего с удовлетворением принимали их обратно в семью. А что поделаешь? Любовь! Эдакие еврейские Фархад и Ширин, Лейла и Меджнун.

А какая романтическая любовь вспыхнула между самым праведным евреем Лотом и его дочерьми! Дети, которых родили Лоту его дочери, впоследствии возглавили целые народы, моавитян и аммонитян. Любовь творит чудеса! Правда, в основном среди людей состоявшихся.

* * *

А вот как описывает Радзинский внешность Бесо:

«Пил мрачно, страшно, быстро пьянел и вместо грузинского застольного славословия тотчас лез в драку — гнев сжигал этого человека. Был он черен, среднего роста, худощав, низколоб, носил усы и бороду. Очень похож будет на него Коба…».

Любопытно, на кого похож красавец Радзинский, на папу или все же на маму?

Да-а, основательно поработал в архивах наш как бы историк! И сделал-таки вклад в историческую науку. Ну если не вклад, то вкладыш точно сделал! Он обнаружил документы, которые позволили ему добавить к словесному портрету отца Сталина очень важный мазок — «низколоб»! Ссылку на этот документ наш архивист пока не дает, видимо, по рассеянности. Ни у одного историка нет указания на такой кошмарный «недостаток» Бесо Джугашвили! Прошляпили историки!

А в остальном никаких противоречий с работами других историков у Радзинского нет.

Да, много пил Виссарион Джугашвили! И что, это как-то отразилось на привычках, пристрастиях Сталина? Разве Сталин стал пьяницей, как кумиры драматурга — Ельцин и прочие бурбулисы?

Да не это важно! Главное для Радзинского — оставить у читателя впечатление, что отец Сталина был нехороший человек! Выпивал не в меру и как-то уж очень «мрачно», а выпивать надо весело — это вам любой архивариус подтвердит! И был «низколоб» к тому же! В общем, не образец! Далеко не образец!

Для матери Сталина архивник подобрал следующие слова:

«Кэкэ миловидна, со светлой кожей, покрытой веснушками. Она была религиозна, знала грамоту и любила музыку.

Супруги были весьма различны.

Первые годы после замужества Кэкэ исправно рожает, но дети умирают. В 1876 году в колыбели умирает Михаил, затем Георгий. Мертвые братья Сосо… Природа будто противится рождению ребенка у мрачного сапожника».

Ничто не ускользнет от пристального взгляда Радзинского. Обычно, описывая женскую красоту, которой наделена любая женщина, художник обращает внимание на глаза, взгляд, улыбку, осанку и другие детали. Все это можно сделать, глядя на фотографии красивой женщины Екатерины Джугашвили.

Но наш знаток женской красоты счел необходимым обратить внимание читателя лишь на «кожу, покрытую веснушками».

И тут же впал в мистику, сообщая о преждевременно умерших братьях Сосо. «Мертвые братья Сосо…» — зловеще шипит Радзинский, ставя многозначительное отточие. Этот историк как будто не знает о страшной детской смертности в царской России, о болезнях, уносивших в мир иной детишек, причем не только из бедных семей.

«Природа будто противилась рождению» Сосо — вот причина смерти первенцев Кэкэ. Очень страшно и таинственно!

На наш взгляд, природа не только не «противилась» рождению маленького Иосифа, она ждала именно его — будущего бескорыстного Вождя народов России. А «противилась» природа рождению как раз нашего архивника Радзинского, которого его мать родила почти в 60-летнем возрасте при 50-летнем отце.

И, видимо, не зря противилась. Поэтому нам и приходится разгребать кучи лжи, наваленные Радзинским.

Вот, например, как наш архивариус представляет читателю героя грузинского эпоса Амирана:

«В Гори около развалин замка лежал странной формы камень — огромный круглый шар. Народная легенда связывала его с гигантом Амираном, который играл этим камнем, как мячом. Амиран — герой кавказского варианта легенды о Прометее. Но он был злым Прометеем, демоном разрушения — и боги приковали его цепью в вершине Кавказа. В Гори был древний обычай: в одну из ночей все кузнецы стучали по наковальням — чтобы не ушел со скалы в мир этот страшный дух разрушения.

Но тщетно стучали кузнецы. 9 (21) декабря 1879 года у Кэкэ родился третий мальчик. Как молила она Бога даровать жизнь младенцу. И свершилось: младенец остался жить».

Читатель, остановись, сними головной убор и помолчи немного.

Только что на твоих глазах исторический архивариус Радзинский нагло надругался над героическим эпосом народов Кавказа!..

Интернет-сайт «Всемирная Грузинская Ассоциация» сообщает:

«Амиран — любимый национальный герой грузинского народа, обрекший себя на страдания ради счастья людей. Эпос об Амиране — классический памятник грузинского фольклора, наглядно показывающий рост национального самосознания народа и его титаническую борьбу против поработителей.

Сказители с большой теплотой и любовью повествуют о приключениях богоборца Амирана».

Да-а, так подло извратить легендарный эпос целого народа не удавалось еще никому!!!

Становится понятно, что не кузнецы стучали в наковальни «в одну из ночей», а грузинские, армянские, азербайджанские купцы, боясь прихода в мир Амирана-Освободителя. Говорят, что особенно усердствовали еврейские купцы.

* * *

Радзинский:

«Квартал, где находился домик Бесо, называли „русским“: неподалеку были казармы, где стояли русские солдаты. И Сосо дети часто зовут „русским“ — человеком из русского квартала.

Это останется в его подсознании. Никогда в нем не проснется чувство грузинского национализма. Только первый, полудетский революционный псевдоним будет связан с Грузией. Став профессиональным революционером, он будет жить в подполье только под русскими именами. И о своей родине впоследствии отзовется насмешливо: „Маленькая территория России, именующая себя Грузией“».

Продемонстрировав свою уникальную осведомленность в области «подсознания», Радзинский осуждает Сталина за отсутствие «грузинского национализма». Странно и непонятно это Радзинскому, обладающему изрядной долей национализма. Правда, не грузинского, а еврейского. Подвел Сталин нашего архивиста в отношении «национализма». Похитил, можно сказать, возможность обвинить его в зоологическом национализме, и мы сочувствуем и понимаем причину разочарования Радзинского.

«Темно детство нашего героя», — огорченно пишет Радзинский.

«Мраморный павильон, накрывший домик Бесо, скрывает загадки…».

Странно! Какие могут быть загадки и тайны в детских годах любого человека?

Э, нет! Не все так просто, читатель! И Радзинский выкладывает для обозрения подробные письма-воспоминания с грязной клеветой на родителей Сталина. Делает он это со смаком и нескрываемым удовольствием, тоненько повизгивая от наслаждения. Вот некоторые краткие выдержки из этих «воспоминаний», приведенные в книге Радзинского:

Из беседы с Хачатуровой:

«Сталин называл свою мать не иначе как проституткой».

Из письма Н. Гоглидзе:

«…говорят, открыто называл ее (мать. — Л. Ж.) чуть ли не старой проституткой… Люди говорили: „Сталин не был сыном неграмотного Бесо“. Называли фамилию Пржевальского».

Гоглидзе:

«И когда Сталин вырос — он, как всякий грузин, не мог не презирать падшую женщину (свою мать. — Л. Ж.). Оттого никогда не приглашал мать в Москву, не писал ей».

Из письма И. Нодия:

«Но в Грузии согрешившая замужняя женщина — падшая женщина. Это родило грязные легенды о его (Сталина. — Л. Ж.) матери…».

Много длинных цитат с клеветой на мать Сталина привел Радзинский. Очень много.

Оставив читателя с отвратительным осадком в душе, Радзинский начинает рассказ о своем походе в Кремль для работы в Архиве президента, о своих впечатлениях. И вдруг неожиданно сообщает:

«Да, все оказалось ложью — и о его ненависти к матери, и о „проститутке“. Он любил ее, он писал ей, как и положено сыну. Все годы писал — до самой ее смерти. Пожелтевшие маленькие листочки, исписанные по-грузински крупными буквами (мать так и не выучилась по-русски)…

После революции он поселил ее — бывшую прачку и служанку — в бывшем дворце наместника Кавказа. Но она заняла только крохотную комнатку, похожую на комнатку в их лачужке. В ней сидела вместе с подругами — такими же одинокими старухами в черных одеждах, похожими на ворон.

Он писал ей короткие письма. Как объяснит впоследствии его жена, он ненавидел длинные личные послания.

„16 апреля 1922 г. Мама моя! Здравствуй, будь здорова, не допускай к сердцу печаль. Ведь сказано: „Пока жив — радовать буду свою фиалку, умру — порадуются черви могильные““…

И почти каждое письмо он заканчивает традиционным грузинским пожеланием: „Живи десять тысяч лет, дорогая мама“.

Обычные письма любящего сына: он шлет ей фотографии жены, детей, шлет деньги, лекарства, просит не унывать в ее болезнях. И заботится, чтобы вместе с его краткими письмами жена писала ей длинные письма.

Отрывок из письма жены к его матери: „У нас все благополучно. Мы ждали Вас к себе, но, оказалось, Вы не смогли“…

Да, все наоборот: мать зовут, приглашают приехать, но она не приезжает. И при этом мать не прощает своему по горло занятому сыну малейшего невнимания. И ему приходится оправдываться:

„Здравствуй, дорогая мама моя… Давно от тебя нет писем — видно, обижена на меня, но что делать, ей-богу занят“.

„Здравствуй, мама моя. Я, конечно, виноват перед тобой, что последнее время не писал тебе. Но что поделаешь — много работы свалилось на голову и не сумел выкроить время для письма“.

По-прежнему он продолжает звать мать в Москву. И по-прежнему она не приезжает. В одном из последних своих писем его жена пишет безнадежно: „Но лето не за горами, может быть, увидимся. А то приезжайте Вы к нам как-нибудь?.. Да, очень неловко, что Вы всегда нас балуете посылками“…

Итак: баловала посылками, но не приезжала. Впрочем, и он к ней не приезжал. Отдыхает совсем рядом на Кавказе, но не едет… Или боится ехать? Во всяком случае, только в 1935 году, зная, что она сильно болеет и, видно, ему более ее не увидеть, он к ней приезжает».

«Да, все наоборот», — вынужден признать архивариус. И его нескрываемое огорчение понятно и объяснимо.

Надо же, такие нужные Радзинскому «воспоминания», наполненные доверху клеветой на мать Сталина, и оказались вульгарной ложью. Обидно. Но он их все-таки публикует в своей книге. Дает полностью, без купюр и сокращений.

А зачем занимать внимание читателя заведомо ложными и клеветническими «воспоминаниями» откровенных подонков?

Чтобы затем сказать, что «все наоборот»?

Радзинский применяет этот гнусный литературный «прием» с вполне определенной целью — оставить в подсознании читателя ощущение чего-то нечистоплотного, связанного с личностью Сталина. И, как убедится читатель, этот «прием» архивник использует часто и с удовольствием.

* * *

А вот другое «научное открытие» Радзинского, мимо которого прошли все историки, изучавшие жизнь и деятельность Сталина.

Радзинский:

«И еще одно жестокое чувство было заложено в нем (Сталине. — Л. Ж.) с детства…

Евреи в Грузии были мелкими торговцами, портными, ростовщиками и сапожниками. Евреи-сапожники прекрасно тачали грузинские сапоги на любой вкус. И за то, что они были состоятельными, за то, что в совершенстве знали свое ремесло, их ненавидел пьяный неудачник Бесо. С раннего детства отец преподает Сосо начатки злобы к этому народу».

Признаюсь, читатель, что, прочитав эти строки Радзинского, я просто растерялся. Это не клевета, не ложь, а нечто, вообще не имеющее определения.

Ну хорошо, Радзинский, как истинный еврей, везде ищет антисемитизм. Не имеют, мол, права народы мира не любить и не восхищаться евреями. Даже равнодушное отношение к евреям, безусловно, является антисемитизмом. Евреи, как сообщает нам архивник, прекрасные торговцы, отличные портные, милосердные ростовщики, а уж в сапожном деле им просто равных нет.

Но с чего Радзинский взял, что мастер высочайшей квалификации Бесо Джугашвили испытывал ненависть к собратьям по цеху еврейской национальности? И «преподал Сосо начатки злобы» к этому народу?

Кто Радзинскому об этом рассказал? Какая тетя Клепа?

И почему в исторических архивах городка Гори не сохранилось ни одного имени из «состоятельных» сапожников-евреев?

Если Бесо, по уверению Радзинского, воспылал ненавистью к евреям, то вряд ли это чувство осталось незамеченным для соседей, друзей, знакомых. Тем более если речь идет о небольшом городке, в котором все знают друг про друга все!

Ведь нет ни одного свидетельства о страшном пороке Бесо — антисемитизме! Ни одного! Но Радзинскому очень надо.

И буквально в следующем предложении, Радзинский пытается «развить» пришедшую в его еврейскую голову мысль о зарождении у мальчугана Сосо «антисемитизма», который якобы будет проявляться в течение всей жизни Сталина.

Но получается у Радзинского плохо. Можно даже сказать, что совсем не получается. Если уж быть абсолютно точным — то Радзинский сам же и опровергает собственные бредовые фантазии.

«С отъездом Бесо Кэкэ продолжает исполнять обет: маленький Сосо должен стать священником. Нужны деньги на учение, и она берется за любой труд: помогает убираться, шьет, стирает. Кэкэ знает у мальчика необыкновенная память, он способен к наукам и музыкален, как мать, а это так важно для церковной службы. Кэкэ часто работает в домах богатых торговцев-евреев — туда рекомендовала ее подруга Хана. С нею приходит худенький мальчик».

С какой это стати жене злобного антисемита Бесо и матери начинающего антисемита Сосо торговцы-евреи благосклонно предоставляют работу?

Радзинский:

«Пока она убирает, смышленый малыш забавляет хозяев. Он им нравится, этот умный ребенок.

Одним из таких хозяев был Давид Писмамедов, еврей из Гори. „Я часто давал ему деньги, покупал учебники. Я любил его, как родного ребенка, он отвечал взаимностью“, — вспоминал он».

Еврей, любящий мальчика-антисемита, «как родного»! Это же практически шекспировский сюжет! Ну, в крайнем случае, сюжет для Шиллера.

Но Радзинского это противоречие не смущает, и он, исходя из своих собственных нравственных качеств, «объясняет» читателям:

«Если бы он (Давид Писмамедов. — Л. Ж.) знал, как горд и самолюбив этот мальчик! Как ненавидел каждую копейку, которую брал!»

Нет, пожалуй, Шиллер бы здесь не справился. Только — Шекспир!

Ну, естественно, по замыслу архивариуса, ненависть Сосо распространялась не только на «копейки», но и на владельца тех «копеек»!

До чего ж доверчив и простодушен этот Давид.

Знает ведь, что Сосо уже «преподали начатки ненависти» к евреям, и делает вид, что это личная проблема еврея Радзинского, а горийским евреям на проблемы Радзинского наплевать.

Архивник понимает, что «гордость и самолюбие мальчика» надо хоть как-то проиллюстрировать, и он рассказывает:

«Через много лет, в 1924 году, старый Давид поехал в Москву и решил навестить мальчика Сосо, ставшего тогда Генеральным секретарем правящей партии.

„Меня не пустили к нему сначала, но когда ему сообщили, кто хочет его видеть, он вышел сам, обнял меня и сказал: „Дедушка приехал, отец мой““».

Да-а, звериную ненависть к евреям продемонстрировал Сталин!!! Можно сказать — патологическую!

Назвал старого еврея своим «дедушкой», своим «отцом»! И даже обнял! Какое мерзкое лицемерие, какой изощренный цинизм! Да, ничего святого не существовало для усатого тирана! И, главное, как талантливо сумел скрыть свои «истинные» чувства этот антисемит!!

Потому что, объясняет нам Радзинский, «хотелось Сталину, чтобы Давид, когда-то большой богач, увидел, кем стал он, жалкий попрошайка!»

Такое «объяснение» более понятно Радзинскому, который уверен, что каждое проявление добрых чувств обязательно должно сопровождаться материальными или, в крайнем случае, моральными выгодами! А в бескорыстное проявление доброты и благодарности верят только идиоты.

Дальше он пишет:

«До конца своих дней он (Сталин. — Л. Ж.) наивно продолжал сводить счеты со своим нищим детством»…

Да уж, действительно, Сталин так старательно «сводил счеты», что после своей смерти оставил пару сапог да шинель!

Радзинский завершает свой пассаж:

«Но именно в детстве униженность любимой матери, вечное недоедание и нищета родили в болезненно самолюбивом мальчике ненависть. Прежде всего к ним — к богатым торговцам-евреям».

Хана Мошиашвили вспоминает: «Маленький Иосиф привык к нашей семье и был нам как родной сын… Они часто спорили — маленький и большой Иосиф (мой муж). Подросши, Сосо часто говорил большому Иосифу: „Я тебя очень уважаю, но смотри: если не бросишь торговлю, не пощажу“. Русских евреев он всех недолюбливал».

Понимая, что его обвинения в антисемитизме, предъявленные маленькому ребенку, звучат комично, Радзинский продолжает:

«Эти же мысли через много лет выскажет его сын Яков. Попав в плен во время войны, он говорит на допросе: „О евреях я могу только сказать: они не умеют работать. Главное, с их точки зрения, — это торговля“».

Вот он, зоологический антисемитизм!

Кто же мог «преподать» Якову «начатки злобы» к евреям?

Могла ли это сделать его жена-еврейка?

Нет! Только Сталин!

Были, правда, еще деятели различного калибра, которые могли повлиять на формирование «антисемитизма» Якова.

Ну там, Шекспир, Золя, Наполеон, Куприн, Пушкин, Лермонтов, Достоевский, императрицы Елизавета, Екатерина II, Лютер, Мухаммед, Иисус Христос.

Были даже еврейские пророки Ездра, Исайя, Михей, тоже проявившие себя как вульгарные антисемиты.

Но вряд ли именно они так нехорошо повлияли на Якова. Именно Сталин, как отец, наверняка, воспитывал в Якове ненависть к евреям. А когда был занят, то поручал «преподавать начатки злобы к евреям» своим соратникам: Мехлису или Кагановичу.

Так что на месте Радзинского я бы не сваливал всю вину за «антисемитизм» Якова только на одного Сталина.

Но, странное дело, мальчика-«антисемита» Сосо привечали в еврейских семьях, любили его «как родного сына»! И никакого противоречия тут Радзинский не находит!

Почему?

Архивник не в состоянии понять, что любовь хоть и является чувством иррациональным, но все же основывается на неких нравственно-моральных принципах, обязательных для каждой из сторон. Видимо, маленький Сосо обладал такими чертами характера, которые вызывали к нему симпатию и даже любовь со стороны взрослых людей.

Неужели взрослые так привязывались бы душой и сердцем к маленькому Сосо, если б он был хитрым, злопамятным, криводушным, жадным, лживым, коварным, ленивым?

А ведь черты характера формируются уже в детстве и легко определяемы по совершаемым поступкам. Но, похоже, для Радзинского все это пустое.

Слабость аргументов заставляет Радзинского все же попытаться еще как-то убедить читателя в том, что Сосо рос очень нехорошим мальчиком, и он приводит следующий эпизод:

«Его друг Давришеви вспоминал, как бабушка читала им Евангелие, историю предательского поцелуя Иуды.

Маленький Сосо, негодуя, спросил:

— Но почему Иисус не вынул саблю?

— Этого не надо было делать, — ответила бабушка. — Надо было, чтоб Он пожертвовал собой во имя нашего спасения».

Радзинский заключает:

«Но этого маленький Сосо понять не в силах: все детство его учили отвечать ударом на удар. И он решает сделать самое понятное — отомстить евреям! Он уже тогда умел организовать дело и остаться в стороне, страшась тяжелой руки матери. План Сосо осуществили его маленькие друзья — впустили в синагогу свинью. Их разоблачили, но Сосо они не выдали».

Что тут сказать? Возможно, маленький Радзинский воспитывался вне коллектива сверстников и не знает, что любой нехороший поступок в этой среде мгновенно осуждается с детским максимализмом и нехороший мальчик лишается друзей. А Сосо всегда был окружен друзьями, верность которым он сохранил до конца своих дней.

* * *

Первую главу своей книги Радзинский заканчивает сообщением о поступлении Сосо Джугашвили в Горийское духовное училище.

«Вспоминает Михаил Церадзе (он также учился в Горийском духовном училище):

„Любимой игрой Сосо был „криви“ (коллективный ребячий бокс). Было две команды боксеров — те, кто жили в верхнем городе, и представители нижнего. Мы лупили друг друга беспощадно, и маленький тщедушный Сосо был одним из самых ловких драчунов. Он умел неожиданно оказаться сзади сильного противника. Но упитанные дети из нижнего города были сильнее“».

Чем-то воспоминания Церадзе не понравились Радзинскому, и он решил продолжить их сам. Лично!

«И тогда Церадзе, самый сильный боксер города, предложил ему (Сосо. — Л. Ж.): „Переходи к нам, наша команда сильнее“. Но он (Сосо. — Л. Ж.) отказался — ведь в той команде он был первым!»

Вот что, оказывается, удержало Сосо от перехода в более сильную команду — расчет и выгода. Другие мотивы решения Сосо даже не рассматриваются, поскольку нравственная сущность Радзинского не содержит таких понятий, как преданность коллективу, друзьям.

Радзинский:

«И еще: он умел подчинять. Он организовал компанию из самых сильных мальчишек, назвал их — „Три мушкетера“. Петя Капанадзе, тот же Церадзе, Гриша Глурджидзе — имена мальчиков, безропотно выполнявших все приказания малорослого д'Артаньяна — Сосо».

«Он умел подчинять» — вот ключевая фраза Радзинского из этого фрагмента. Правда, рассказать читателям, как именно маленький Сосо «подчинял» себе друзей, архивариус отказывается. А ведь этому есть много свидетельств. Причем Радзинский располагает этими свидетельствами, но… не приводит. Не вписываются они в его концепцию образа, который он лепит из мальчишки Сосо.

Так как же все-таки Сосо «подчинял»?

Д. Сулиашвили:

«Сосо учился прекрасно. Из класса в класс он переходил первым учеником. Одновременно он учил и других. Все соседи знали о его способностях и о том, как любили его преподаватели. Поэтому, если кому-либо из ребят трудно давалось учение, то родители их приходили к Сосо и просили его позаниматься с ними. И Сосо с редким усердием и упорством помогал отстававшим детям готовить уроки, усваивать те или иные предметы.

— Ну-ка, пусть только попробует теперь Лавров поставить тебе двойку! — говорил он ученику. — Если только он поставит тебе неудовлетворительную отметку, сейчас же скажи мне.

Ободренный малыш убегал домой и через некоторое время действительно исправлял свои отметки».

Вспоминает Д. Гогохия:

«В 1890 году, поступив в горийское духовное училище, я впервые встретился с одиннадцатилетним Иосифом Джугашвили. Предметы у нас проходились на русском языке, и лишь два раза в неделю преподавали грузинский язык. Я, будучи уроженцем Мегрелии, произносил грузинские слова с акцентом. Это давало повод ученикам смеяться надо мной. Иосиф же, наоборот, пришел мне на помощь. Скромный и чуткий, он подошел ко мне и сказал: „Ну давай, я буду учиться у тебя мегрельскому языку, а ты у меня грузинскому“. Это движение души товарища сильно растрогало меня».

П. Капанадзе:

«Он (Сосо. — Л. Ж.) никогда не давал чувствовать свое превосходство, хотя был развит более, чем мы. Он не кичился тем, что способнее нас, а, наоборот, помогал нам своими знаниями, помогал нам рисовать географические карты, решать задачи, готовить уроки. Вместе с тем в общении с товарищами он проявлял чуткость и заботливость. Об этой заботливости говорит хотя бы следующий факт. Как-то раз, перед самыми экзаменами, я заболел и обратился к смотрителю училища Беляеву с просьбой освободить меня от экзаменов. Беляев отказал. Я был очень удручен отказом. Об этом узнал Сосо и стал настаивать, чтобы я пошел с ним к Беляеву просить вместе. Я отговаривал его, будучи уверен, что ничего из этого не выйдет. Сосо все же уговорил меня пойти к Беляеву и с такой решительностью, смелостью и настойчивостью стал убеждать смотрителя, что тот уступил».

* * *

Радзинский:

«Сурово воспитывали в училище. Но были исключения: Беляев, смотритель училища, — добрый, мягкий. Но ученики его не боялись и оттого не уважали. Сосо запомнит и этот урок. Однажды Беляев повел мальчиков в Пещерный город — загадочные пещеры в горах. По пути бежал мутный, широкий ручей. Сосо и другие мальчики перепрыгнули, а тучный Беляев не смог. Один из учеников вошел в воду и подставил учителю спину. И все услышали тихий голос Сосо: „Ишак ты, что ли? А я самому Господу спину не подставлю“».

И кто ж об этом случае рассказал Радзинскому?

Молчит архивариус. Сочинил глупость, которая бросается в глаза любому внимательному читателю, продемонстрировав редкостный идиотизм, и поскакал дальше. Радзинскому и в голову не пришло задаться вопросом: в состоянии ли мальчик взвалить себе на спину взрослого человека и перенести его через «широкий ручей»? И не просто взрослого человека, а еще и «тучного»? Автора этого «воспоминания» архивник не называет.

Знает ведь, что историк обязан делать ссылки на документы, на свидетельства очевидцев, чем-то подтверждать и обосновывать свои выводы или мнение, но делает это не всегда. И что показательно — именно лживые измышления Радзинского абсолютно голословны. А чтобы авторство архивника не бросалось в глаза, придуман подленький «литературный» прием: Радзинский обрывает публикуемый документ и, сознательно не делая абзац, в ту же строку вписывает нужную ему гадость, стараясь выдержать стиль повествования документа.

Радзинский:

«Он был болезненно горд — это часто бывает с теми, кого много унижали. И вызывающе груб, как многие дети с физическими недостатками.

Мало того, что он тщедушен и мал, его лицо покрыто оспинами — следами болезни, перенесенной в шестилетнем возрасте. Рябой — такова будет его кличка в жандармских донесениях».

Очень странный малый этот Радзинский. Забывчивый какой-то. В первой главе сам же описывает, какой заботой и любовью был окружен маленький Сосо, ссылается на воспоминания очевидцев, а уже во второй главе говорит о каких-то унижениях, которым подвергался Сталин в детстве.

«Тщедушен и мал» был Сталин в детстве, сообщает архивар, «забывая», что буквально несколькими строчками выше рассказывал нам про удаль и смелость Сосо, проявляемые в детских силовых играх настолько ярко, что его сверстники считали удачей быть с ним в одной команде. А соперники даже пытались переманить к себе.

— А кроме всего, Сосо был еще и «рябой», — радостно взвизгивает Радзинский. Оспой болел!

Почему-то о перенесенной Сталиным в детстве оспе с удовольствием вспоминают исключительно физические уродцы. Считающийся в определенных кругах как бы «поэтом» Окуджава написал про Сталина: «маленький, немытый и рябой»!

Конечно, рядом со Сталиным красавцы Радзинский и Окуджава выглядят потрясающе! Наверное, бодибилдингом всю жизнь занимались… Эдакие Кастор и Полидевк. Особенно если их помыть, и помыть добросовестно!

«Рябой — такова будет его кличка в жандармских донесениях», — пишет Радзинский. Но в подтверждение ни одного «жандармского донесения», естественно, Радзинский не приводит. А ведь их немало в архивах!

* * *

Радзинский:

«Из письма К. Дживилегова: „Он (Сосо. — Л. Ж.) прекрасно плавал, но стеснялся плавать в Куре. У него был какой-то дефект на ноге, и мой прадедушка, учившийся с ним в старших классах, как-то поддразнил его, что он прячет в туфле дьявольское копыто. Но это ему дорого обошлось.

Сосо тогда ничего не сказал. Прошло больше года. В то время за Сосо, как собачка на привязи, ходил главный силач училища Церадзе. Прадедушка уже все забыл, когда Церадзе жестоко избил его“».

Очень злопамятный свидетель попался Радзинскому. Злопамятный в том смысле, что долго помнит совершенное им же самим зло. Это надо же — случившуюся обычную мальчишескую потасовку связать с эпизодом годовой давности. Целый год Миша Церадзе вынашивал план отмщения за своего друга Сосо! Даже «больше года»! Впрочем, Бог наказывает провинившихся и через более длительные временные жизненные периоды.

Радзинский:

«Я читаю „Медицинскую историю И. В. Сталина“. На одной из страниц написано: „Сращивание пальцев левой ноги“. На бесчисленных картинах Сталин часто изображен с трубкой в левой, слегка согнутой руке. Эта знаменитая трубка, ставшая частью его облика, на самом деле должна была скрывать искалеченную левую руку».

Вот оно что! Трубка, «скрывающая руку»! Так вот, почему Сталин курил трубку, а не «Беломорканал» или «Приму». А зачем вообще надо было скрывать «руку», пусть даже искалеченную? В чем нужно Радзинскому убедить читателя? Наивен ты, читатель, и простодушен! Да здесь же на твоих глазах выдающийся исторический архивариус Радзинский раскрывает страшную тайну детских лет Сталина! Да за такие научные открытия ордена надо давать!

Радзинский:

«Надежде Аллилуевой, своей второй жене, он объяснял в 1917 году, что в детстве в него врезался фаэтон, и так как не было денег на доктора, ушиб загноился, и рука скрючилась… Эту же версию, записанную с его слов, я нашел в его „Медицинской истории“: „Атрофия плечевого и локтевого суставов левой руки вследствие ушиба в шестилетнем возрасте с последующим длительным нагноением в области локтевого сустава“. Но опять начинаются загадки. Действительно, в детстве катастрофа с фаэтоном была. Но вот как она описана очевидцем С. Гоглицидзе: „Фаэтон врезался в толпу, налетел на Сосо, ударил дышлом по щеке, сшиб с ног, но, по счастью, колеса проехали лишь по ногам мальчика…“. И другой свидетель тоже рассказывает о ноге, покалеченной фаэтоном. И действительно — если бы фаэтон проехал по руке, скорее всего, повредил бы „внутренние органы“. Итак — по ноге! И доктор был, и быстро вылечил. И ни слова об искалеченной руке. Видимо, эта искалеченная рука к его детству отношения не имеет. Она относится к будущим опасным и темным временам нашего героя — к будущим нашим главам».

«Итак — по ноге!», а «рука к его детству отношения не имеет!» — таков как бы научный вывод проведенного глубинного историко-медицинского расследования. И мы с благодарностью поздравляем Радзинского с этим открытием, обогатившим отечественную историческую науку, и напоминаем ему реплику героя Олега Ефремова из к/ф «Берегись автомобиля»: «Это нога — у кого надо нога!».

Радзинский:

«Но мы забыли про Бесо… Он исчез. Сверстники Сосо и его биографы пишут: „Погиб в пьяной драке“.

А что говорил сам Сосо?

Через несколько лет после „смерти отца в пьяной драке“, в 1909 году, он (Сталин. — Л. Ж.) был в очередной раз арестован полицией за революционную деятельность и отправлен в Вологду. Сохранились „сведения о поднадзорном“ из Дела № 136 Вологодского жандармского управления:

„Иосиф Виссарионов Джугашвили, грузин из крестьян. Имеет отца Виссариона Иванова 55 лет и мать Екатерину. Проживают: мать в Гори, отец ведет бродячую жизнь“.

30 июня 1909 года вновь записано:

„Отец Виссарион… ведет бродячую жизнь“.

И только в 1912 году в жандармских бумагах будут иные показания сына:

„Отец умер, мать живет в Гори“.

Что это? Его страсть запутывать жандармов? Или… отец действительно тогда был жив и где-то бродяжничал? И однажды попросту исчез? В пьяной драке когда-то погиб брат Бесо. Не попытались ли объяснить тем же исчезновение самого Бесо?».

Да простит меня читатель, но я не смог проникнуть в обвинительный замысел Радзинского. В том, что Радзинский предъявляет обвинение Сталину, сомнений нет. Но в чем именно? Что он хотел доказать? Обратить наше внимание на «страсть (Сталина. — Л. Ж.) запутывать жандармов»? Безусловно, это отвратительный порок Сталина, характеризующий его исключительно с негативной стороны. И мы сочувствуем Радзинскому, что жандармы «кончились» в 1917 году, и этот недостаток Сталина — «запутывать жандармов» — не получил дальнейшего развития.

С другой стороны, в приведенных жандармских донесениях почему-то не упоминается заявленная Радзинским кличка Сталина «Рябой». Впрочем, это не существенно. Был Сталин рябой? Был! Значит, жандармы вполне могли ему присвоить кличку «Рябой». То есть был у них такой мотив. Просто публикуемые Радзинским «жандармские донесения», наверное, были неправильными. Да и не обязан архивариус каждую свою мысль обосновывать документами.

* * *

Разоблачив скрываемую Сталиным «страсть» к «запутыванию жандармов», Радзинский демонстрирует свои психоаналитические способности, позволяющие ему легко проникать в подсознание давно ушедших из жизни людей.

Радзинский:

«Тускла, одинакова горийская жизнь. Одним из самых сильных впечатлений Сосо была публичная казнь двух преступников.

13 февраля 1892 года. Тысячная толпа собралась у помоста. Отдельно в толпе — учащиеся и преподаватели духовного училища. Считалось, что зрелище казни должно внушать чувство неотвратимости возмездия, боязнь преступления. Из воспоминаний Петра Капанадзе: „Мы были страшно подавлены казнью. Заповедь „не убий“ не укладывалась с казнью двух крестьян. Во время казни оборвалась веревка, но повесили во второй раз“. В толпе у помоста были двое будущих знакомцев: Горький и Сосо. Горький описал казнь, а Сосо запомнил. И понял: можно нарушать заповеди».

Радзинский вместе с Петей Капанадзе считает, что государство не имеет права нарушать заповедь «не убий» даже применительно к «разбойникам», убивающим и грабящим путников в целях собственного обогащения. Вполне возможно, что в сознании мальчика Пети Капанадзе и его друзей заповедь «не убий» не укладывалась с казнью двух крестьян. Особенно если речь шла о казни именно «крестьян» за незначительные, не опасные для общества преступления. Но ведь в данном эпизоде рассказано о наказании «преступников», «разбойников». Поэтому надо согласиться с мнением маленького Сосо, которое он высказал Радзинскому во время очередного спиритического сеанса, о неприменимости заповеди «не убий» в отношении убийц! Только тогда именно разбойники, убийцы и маньяки не посмеют нарушать заповедь «не убий» в страхе перед неотвратимым возмездием!

Жаль только, что психопатические способности Радзинского не позволили ему подольше остаться в подсознании маленького Сосо. Впрочем, возможно, архивник и сам не захотел, встретив там мысли Сталина, не поддающиеся осмыслению драматургическо-понятийным аппаратом. Сделать такое предположение позволяет нам рассказ еще одного очевидца этого события.

Г. Размадзе:

«Было это, кажется, в 1892 году. Стражники поймали трех осетин, разбойничавших в Горийском уезде. На берегу Лиахвы назначена была публичная казнь.

На зрелище собралось все население городка. Как сейчас помню — три отдельные виселицы, под ними деревянные площадки, два ряда войск, окружавших место казни. Сосо Джугашвили, я и еще четверо наших товарищей по училищу залезли на деревья и оттуда наблюдали это страшное зрелище. Привели трех закованных человек. Кто-то торжественно огласил приговор. Одного осетина отделили от остальных — мы поняли, что казнь заменена ему другим наказанием, — ас двух других стали сбивать кандалы. Осужденным закрутили за спины руки, надели на них мешки. Облаченный в красное палач отвел их на площадки, окрутил вокруг шей петли, оттолкнул табуретки. Люди повисли в воздухе. Через несколько секунд, когда палач стал подтягивать веревку, один из повешенных сорвался, его стали вешать снова. Эта жуткая картина произвела на нас, детей, самое тяжелое впечатление. Возвращаясь с места казни, мы стали обсуждать, что будет с повешенными на том свете. Будут ли их жарить на медленном огне. Сосо Джугашвили разрешил наши сомнения: „Они, — сказал он, задумавшись, — уже понесли наказание, и будет несправедливо со стороны Бога наказывать их опять“. Это рассуждение о справедливости было очень характерно для Сосо. В играх, в борьбе всегда требовал он поступать и судить справедливо, был беспристрастным и неподкупным арбитром во всех ученических спорах. Именно несправедливость, царившая на земле, заставила Иосифа Джугашвили усомниться в существовании бога, пока он не стал в результате разностороннего чтения убежденным атеистом».

Отчего ж Радзинский не привел воспоминания Г. Размадзе в своем геморроидальном сочинении?

Даже если он не понял глубину философских размышлений маленького Сосо, свидетельствующих о формировании у него обостренного чувства справедливости, все равно скрывать такой важный документ от читателя нехорошо. Настоящие архивариусы так не поступают!

Фразой «В 1894 году Сосо блестяще закончил училище — „по первому разряду“ — и поступил в первый класс Тифлисской духовной семинарии» Радзинский заканчивает описание учебы Сосо Джугашвили в духовном училище, отчаявшись найти в этом периоде жизни Сталина что-нибудь нехорошее.

А между тем, есть интересные свидетельства, позволяющие взглянуть на маленького Сосо объективно, а не презрительно-прищуренным глазом Радзинского.

Г. Елисабедашвили:

«У этого одаренного мальчика (Сосо. — Л. Ж.) был приятный высокий голос-дискант. За два года он так хорошо освоил ноты, что свободно пел по ним. Вскоре он стал уже помогать дирижеру и руководил хором. В тот период, когда пел Сосо, в хоре набрались хорошие голоса. При этом и я, как молодой дирижер, был заинтересован в том, чтобы показать себя хорошим руководителем… Мы исполняли вещи таких композиторов, как Бортнянский, Турчанинов, Чайковский и др.».

Не каждого Господь одаривает способностью воспринимать и наслаждаться классической музыкой. Можно ли представить себе Радзинского, напевающего тему адажио Второго концерта Рахманинова или «Ой, ты степь широкая»? Не поэтому ли архивник постарался не заметить свидетельства о музыкальной одаренности Сталина?

А. М. Тихвинидзе обращает внимание Радзинского на другую черту характера Сосо Джугашвили:

«Преподаватель Илуридзе упорно придирался к Иосифу и всегда на уроке старался „срезать“ его как вожака нашей группы. Он называл нас „детьми нищих и несчастных“.

Однажды Илуридзе вызвал Иосифа и спросил: „Сколько верст от Петербурга до Петергофа?“

Сосо ответил правильно. Но преподаватель не согласился с ним. Сосо же настаивал на своем и не уступал…

Он (Илуридзе. — Л. Ж.) стал кричать и ругаться. Сталин стоял неподвижно, глаза его так и расширились от гнева… Он так и не уступил».

Не заинтересовала Радзинского такая особенность характера мальчишки Сосо, как бескомпромиссность, основанная на уверенности в своей правоте, и он не приводит свидетельства М. Тихвинидзе.

Далее Радзинский переходит к описанию учебы и жизни Сосо Джугашвили в православной семинарии Тифлиса.

«Учащиеся жили в большом здании, отделенные стенами от полного соблазнов южного города. Суровый, аскетический дух служения Господу царил в семинарии.

Раннее утро, когда так хочется спать, но надо идти на молитву. Торопливое чаепитие, долгие классы, и опять молитва, затем скудный обед, короткая прогулка по городу. И вот уже закрылись ворота семинарии. В десять вечера, когда город только начинал жить, учащиеся уже отходили ко сну после молитвы. Так началась юность Сосо».

«Марксизм быстро завоевывает Тифлисскую духовную семинарию. Семинаристам легко усваивать марксистские идеи: жертвенное служение нищим и угнетенным, презрение неправедному богатству, обещание царства справедливости с воцарением нового мессии — Всемирного пролетариата — все это отчасти совпадало с тем, что было посеяно религиозным воспитанием. Отменялся только Бог».

Здесь Радзинский частично прав. Сосо и другие пытливые ребята не могли не обратить внимание на чудовищную жестокость, мстительность и злобу еврейского племенного божка, которого Ветхий Завет предлагал семинаристам считать Богом. Очень не нравился такой «Бог» и великому Льву Толстому.

Радзинский:

«Теперь Сосо — постоянный слушатель всех марксистских диспутов. И все заманчивее звучит для гордого, нищего мальчика великое обещание революции: „Кто был ничем — тот станет всем“.

„В революционное движение вступил с 15 лет“, — напишет он впоследствии…»

Его расставание с прошлым, его одиночество находят выражение в стихах, что обычно для юноши. Он посылает стихи в «Иверию». Журналом руководит король грузинских поэтов — князь Илья Чавчавадзе.

«Иверия» печатает стихотворения Сосо — обычные юношеские грезы о луне, цветах. Семь стихотворений в 1895–1896 годах опубликовал в журнале поэт Сосо. Первое — бравурное, счастливое:

Последнее — трагическое:

Согласно легенде, Чавчавадзе верил в будущее поэта. Даже напутствовал: «Следуй этой дорогой, сын мой». Возможно, это не только легенда: в 1907 году «Грузинская хрестоматия, или Сборник лучших образцов грузинской поэзии» перепечатала раннее стихотворение Сосо.

Но в том году наш поэт уже слагал совсем иные стихи…

Стихи оказались его последним «прости» маленькому Сосо.

* * *

Радзинский определяет стихи юного Сосо как «обычные юношеские грезы». Архивник не замечает, как сам себе противоречит. В 1907 г. стихотворение Сосо опубликовано в «Сборнике лучших образцов грузинской словесности». В этой хрестоматии стихи Сталина соседствовали со стихами таких классиков, как А. Церетели, И. Чавчавадзе и др.

Стихотворение «Утро» вошло в изданный в 1916 г. Я. Гогебашвили учебник родного языка (грузинский букварь), который открывался именно этим стихотворением юного Сталина.

В советское время стихи Сталина не издавались. В 1949 г. к 70-летию Сталина Л. Берия втайне поручил лучшим специалистам сделать поэтические переводы с безымянных подстрочников. В работе участвовали также Б. Пастернак и А. Тарковский. Один из переводчиков, не зная, кто автор, сказал: «Тянут на Сталинскую премию первой степени». Узнав о готовящемся издании, Иосиф Виссарионович был разгневан и приказал работу прекратить.

А вот нашему архивнику стихи Сталина решительно не понравились. А чтобы не вызывать недоумение у читателя, он приводит фрагменты стихов в переводе какого-то литературного сапожника. А может, к «переводам» приложил руку сам папаша Радзинского, перелопачивавший произведения писателя Павленко в киносценарии? Тоже ведь как бы «творчеством» занимался…

Так ведь в «переводе» радзинских стихи любых поэтов становятся «обычными». На самом деле стихи Сталина звучат так:

А вот пророческие стихи Сталина:

Ну ладно, не понравились стихи юного Сталина Радзинскому — что ж тут поделаешь? Только подставлять в свое сочинение уродливые переводы своего папаши или еще кого-либо из литературных сапожников не следовало бы. Очень уж мелко и подло!

* * *

Радзинский продолжает:

«В это время родилось его (Сосо. — Л. Ж.) новое имя. Как и положено поэту, он увлекся литературным персонажем. Коба — имя героя любимого произведения его юности, написанного писателем Казбеги. Коба — грузинский Робин Гуд, бесстрашно грабивший богатых. Все то же нечаевское: „Соединиться с диким разбойничьим миром — этим единственным революционером в России“.

Интересно и название его любимого произведения — „Отцеубийца“. Все правильно: он восстал против Отца. И именно в это время он убил в себе Отца.

Бывший блестящий ученик Духовной семинарии Сосо — ныне революционер Коба. Это имя на долгие годы станет его главной кличкой».

Ты понял, читатель, какой литературный герой стал для юного Сталина примером для подражания? Отцеубийца!

Разбойник Коба, «бесстрашно грабивший богатых»! Вот они, истоки будущей кровожадности и звериной жестокости Сталина, обнаруженные Радзинским у студента духовной семинарии Тифлиса! Вряд ли читатель устремится на поиски романа «Отцеубийца», чтобы сверить свои впечатления с «рецензией» архивариуса. Да и зачем? Радзинский ведь все объяснил! Теперь на вопрос, а что это за псевдоним такой был у Сталина, любой, прочитавший сочинение Радзинского, скажет. «Так это же имя грабителя! Он еще отца своего убил!».

На самом деле, книга писателя Казбеги совсем о другом! Бесо Жгенти писал:

«Рыцарское чувство дружбы занимает одно из первых мест в моральном кодексе героев Казбеги. Связанные клятвой-побратимством, друзья самоотверженно делят горе и радости — они всегда готовы отдать жизнь друг за друга. И это не составляет преимущества избранных личностей, а оказывается органическим свойством всего народа. Самым ярким олицетворением чувства дружбы является образ героя „Отцеубийцы“ Коба. Кто хоть однажды прочитал эту эпопею единоборства святого чувства любви с низменными инстинктами темных сил, тот навсегда сохранит в своем сердце светлый образ Кобы — благородного рыцаря дружбы, правды и добра».

В чем тут дело? Зачем Радзинскому понадобилось так изощренно лгать даже по поводу содержания псевдонима Сталина? Зачем ему понадобилось извратить образ Кобы — «благородного рыцаря дружбы, правды и добра»?

Интересно, кем хотел стать маленький Радзинский по имени Эдвард? Тарасом Бульбой или все же Янкелем?..

Ничего не рассказывает нам Радзинский о литературных интересах Сосо Джугашвили. Упомянул «Трех мушкетеров» и «Отцеубийцу» и на этом остановился. «Темно детство нашего героя», — огорчен архивариус. Выглядит это довольно странно. Проявить такую иезуитскую дотошность в расследовании обстоятельств дорожно-транспортного происшествия, случившегося еще в царской России, и отступить перед простой задачей — выяснить, какие книжки читал Сталин в детстве?!

Придется помочь Радзинскому.

Вспоминает Г. Паркадзе:

«Сталин любил художественную литературу, читал Салтыкова-Щедрина „Господа Головлевы“, Гоголя „Мертвые души“, Эркмана Шатриана „История одного крестьянина“, Теккерея „Базар житейской суеты“ и много других книг…»

В кондуитном журнале Тифлисской духовной семинарии (ноябрь 1896 г.) читаем:

«Джугашвили, оказалось, имеет абонементный лист из „Дешевой библиотеки“, книгами из которой он пользуется. Сегодня я конфисковал у него соч. В. Гюго „Труженики моря“, где нашел и названный лист.

Пом. инсп. С. Мураховский. Инспектор Семинарии Иеромонах Гермоген».

«Наказать продолжительным карцером — мною был уже предупрежден по поводу посторонней книги „93 год“ В. Гюго».

«В 11 ч. Мною отобрана у Джугашвили Иосифа книга „Литературное развитие народных рас“. Книга представлена мною Инспектору.

Пом. инспектора С. Мураховский».

Да, зловещий образ Сосо Джугашвили встает перед нами. Мало того, что читал Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Теккерея, Гюго, так он заинтересовался еще и «Литературным развитием рас»! И это вместо того, чтобы изучать на страницах «Книги Эсфири» Ветхого Завета кровавую резню элиты персидского народа, устроенную евреями.

Сравнивая Ленина и Сталина, Радзинский пишет:

«Оба рано теряют отцов, оба — кумиры своих матерей.

Оба не собирались быть революционерами. Ленин стал им после того, как его старший брат был повешен за участие в попытке покушения на Александра III. Ленин испытал огромное потрясение: его брата, честного, доброго юношу, отправили на виселицу! Страдание матери, внезапное изменение положения в обществе — и вот он уже возненавидел несправедливость жизни. Любимое сочинение казненного брата — роман Чернышевского „Что делать?“ — по выражению Ленина, „перепахал“ его. Так же, как „Отцеубийца“ „перепахал“ Кобу.

Грубое романтическо-бульварное чтение Кобы и книга знаменитого философа-революционера были похожи. Их главная мысль — устранение несправедливости насилием.

И оба, вступая в революцию, твердо усвоили: настоящий революционер должен быть беспощадным и не бояться крови».

Не нравится Радзинскому «устранение несправедливости насилием». И в то же время он очень огорчен, что семинарист Иосиф Джугашвили потерял веру в Бога. Неизвестно, какой веры, православной или иудейской, придерживается сам Радзинский, но, в любом случае, он должен знать, что именно ветхозаветный бог продемонстрировал своим поклонникам, и Радзинскому в том числе, возможность и даже обязательность «устранения несправедливости насилием»! Достаточно вспомнить массовые убийства и ограбление египтян евреями под руководством Иеговы. Почему-то не захотели евреи разделить судьбу египетских трудящихся. И, вместо того, чтобы терпеливо ждать изменения своей судьбы, применили насилие. Причем не против фараона, а как раз против простых египтян.

Да-а, очень противоречив наш сочинитель!

* * *

Радзинский:

«Кобе удается установить контакты с революционным подпольем. Стихи прекратились. Навсегда. Теперь во время отлучек из семинарии он руководит рабочими марксистскими кружками и вступает в социал-демократическую организацию „Месаме-Даси“».

Радзинский не посмел указать причины, которые побудили Иосифа Джугашвили посвятить свою жизнь революционной деятельности. Книги классиков мировой литературы, произведения выдающихся умов человечества заронили серьезные сомнения в душе семинариста в справедливости общественно-политического мироустройства. Подавляющее большинство его сверстников вряд ли задумывались над этими проблемами, не говоря уже о своем личном участии в их разрешении. В упрощенном виде это можно представить на примере двух людей: один спокойно пройдет мимо совершающейся на его глазах подлости, другой сочтет своим долгом вмешаться, невзирая на неравенство сил. Поэтому не вызывает удивления и потеря интереса у Иосифа к изучению православной религии, проповедующей рабскую покорность судьбе и преклонение перед властью. Именно эти мотивы не просто непонятны Радзинскому, но вызывают у него активное отторжение, смешанное с животным страхом. Позже он нам продемонстрирует свои поразительную низость и душевную подлость, назвав революционную деятельность преступлением.

Вступив в 1898 году в социал-демократическую организацию, Иосиф стал проводить пропагандистскую работу среди рабочих железнодорожных мастерских. Лидером грузинских социал-демократов был Ной Жордания, сторонник «мягких» форм борьбы за улучшение положения рабочего класса. Главной задачей подавляющее большинство тифлисских социал-демократов считало добиться от властей удовлетворения «экономических» требований. То есть примерно то же самое, чем занимаются нынешние зюгановские как бы коммунисты. Молодой революционер под влиянием своих друзей и наставников Владимира Кецховели (партийный псевдоним Ладо), Виктора Курнатовского и др. стал убежденным сторонником радикальных, наступательных форм развития рабочего движения.

В своей статье Джугашвили пишет:

«Многие не могут выйти за рамки капитализма, ибо целью их является улучшение положения рабочих в рамках капитализма… Нужна еще такая организация, которая соберет вокруг себя сознательные элементы рабочих всех профессий, превратит пролетариат в сознательный класс и поставит своей главнейшей целью разгром капиталистических порядков, подготовку социалистической революции».

Конфликт со сторонниками умеренных действий, которые во главе с Жордания-в социал-демократических организациях Тифлиса составляли решающее большинство, стал неизбежен. И неопытный, начинающий революционер Джугашвили бросает вызов авторитетному лидеру организации. Позже эти разногласия приведут грузинских социал-демократов к расколу на меньшевиков и большевиков. В данном случае мы отмечаем стойкость Иосифа Джугашвили в отстаивании своих взглядов, основанную на уверенности в своей правоте.

Радзинский:

«Но самое интересное: он стал одним из главных действующих лиц семинарской жизни. Вся семинария делится на его друзей и врагов. Но и враги боятся его скрытного, мстительного характера, его утонченных издевательств и грубых вспышек его гнева. И мести его друзей. Самые сильные мальчики в каком-то рабском подчинении у тщедушного семинариста с маленькими глазками, которые в ярости загораются опасным желтым огнем. В Грузии ценится мужская дружба. У него много друзей. Точнее, тех, кто поверил, что они его друзья. На самом деле и тогда, и в будущем он одинок. Просто есть юноши, которых он убеждает в своей дружбе и использует их в борьбе с другими юношами, которых считает своими врагами. Иосиф Иремашвили, который много будет писать о нем в своей книге воспоминаний, пылкий Миша Давиташвили, бывший его верной тенью… сколько их было и будет, веривших в его дружбу»…

О чем написал архивник в этом фрагменте?

Да ни о чем! Просто облил грязью семинариста Сосо, и ничего больше. Ни одно «обвинение» не подтверждено фактами, свидетельствами. Где примеры «его (Сосо. — Л. Ж.) скрытного, мстительного характера, его утонченных издевательств и грубых вспышек его гнева. И мести его друзей»? Особо хотелось бы узнать, в чем заключалась «утонченность издевательств» Сосо? И над кем? Понятно, что Радзинский не в счет…

«Тщедушный», с «маленькими глазками»!!! И друзей у Сосо нет, «просто есть юноши, которых он убеждает в своей дружбе и использует их в борьбе с другими юношами».

Оказывается, в семинарии Сосо Джугашвили вел «борьбу с другими юношами»! Какое потрясающее историческое открытие! Возможно, в следующем издании своего сочинения архивариус представит доказательства и подробности этой «борьбы с другими юношами». Захватывающее должно получиться зрелище!

* * *

Радзинский:

«В 1899 году свершилось: он исключен. „Вышиблен из семинарии за пропаганду марксизма“, — так он объяснит сам. Но… На самом деле Коба предпочел избавиться от семинарии куда более безопасным способом. Передо мной „Выписка из журнала общего собрания правления Духов* ной семинарии об увольнении Иосифа Джугашвили из семинарии за неявку на экзамен“. Как всегда, он действовал осторожно».

Молодец, архивник!

Уличил-таки Сталина в осторожности и расчетливости в самом отвратительном смысле этих слов! Причем проявленные уже в раннем возрасте. Неясно, правда, чем исключение из семинарии за неявку на экзамен было «безопасней» исключения за чтение недозволенных книг для парня, уходящего в неизвестность опасной революционной деятельности?!

В Государственном архиве Саратовской области в отдельном фонде собраны личные документы епископа Гермогена, который в 1893–1901 гг. служил ректором Тифлисской Духовной Семинарии. Один из документов является объяснительной запиской Иосифа Джугашвили на имя инспектора семинарии:

«О Инспектор!

Воспитан. И. Джугашвили».

Я не осмелился бы писать Вам письмо, но долг — избавить Вас от недоразумений на счет неисполнения мною данного Вам слова — возвратиться в семинарию в понедельник — обязывает меня решиться на это.

Вот моя история. Я прибыл в Гори в воскресенье. Оказывается, умерший завещал похоронить его вместе с отцом в ближайшей деревне — Свенеты. В понедельник перевезли туда умершего, а во вторник похоронили. Я решился было возвратиться во вторник ночью, но вот обстоятельства, связывающие руки самому сильному в каком бы отношении ни было человеку: так много потерпевшая от холодной судьбы мать умершего со слезами умоляла меня „быть ея сыном хоть на неделю“.

Никак не могу устоять при виде плачущей матери и, надеюсь, простите, решился тут остаться, тем более, что в среду отпускаете желающих.

Хотя на документе нет даты, но по многим косвенным признакам можно считать его объяснением неявки на экзамен. Обращаем внимание читателей, исключая Радзинского, что юноша-семинарист, невзирая на грозящее наказание, не оставил несчастную женщину наедине со своим горем. Как увидит читатель далее, великодушные и милосердные поступки Сталина были неотъемлемой, органической частью его натуры и совершались им в течение всей жизни.

Как бы там ни было, руководство семинарии сочло необходимым выдать Иосифу Джугашвили свидетельство об окончании четырехлетнего обучения в семинарии «при отличном поведении». И это при том, что чтение нелегальной литературы Иосифом не было ни для кого секретом, а его поведение за последние два года было обозначено оценкой «три»! И нам кажется, что это было пусть незначительным, но проявлением симпатии преподавательского состава семинарии к своему «заблудшему» ученику, отличавшемуся от других особенной тягой к знаниям, чувством собственного достоинства, готовностью прийти на помощь товарищам.

Радзинский:

«В Рождество Коба поступает на работу. Это первая и… последняя работа в его жизни».

Смелое и неожиданное утверждение работяги Радзинского, всю жизнь, наверное, варившего сталь или сплавлявшего плоты по Енисею! Главное, что Радзинский первый и наверняка единственный из антисталинистов, объявивший Сталина бездельником. Спасибо, что не предъявил Сталину обвинение в тунеядстве.

* * *

Радзинский:

«Работа в обсерватории была лишь прикрытием. Там в своей комнатке он (Иосиф Джугашвили. — Л. Ж.) прятал нелегальную литературу и листовки Тифлисского комитета недавно созданной Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП)…

Ленин и его сподвижники решили сжечь старую Россию.

Им это удастся. Большинство агентов „Искры“ увидят победу революции. Чтобы погибнуть уже после революции — в сталинских лагерях».

Трудно сказать, чего здесь больше: лжи или дремучего невежества?! Неужели архивариусу Радзинскому неведомо, что «старую Россию» спалили его собратья по нравственности и интеллекту — тогдашние либералы? Он что, ничего не знает о Февральской революции, к которой Ленин с большевиками не имели ни малейшего отношения?

О каких таких «сталинских лагерях» пишет архивный драматург? Понятно, что речь идет не о пионерских лагерях, созданных по всей стране по инициативе Сталина. Не для того взялся за перо этот сталинофоб, чтобы сказать правдивые слова о великой эпохе. Вот сказать заведомую ложь, назвав учреждения для использования принудительного труда людей, совершивших преступления, «сталинскими лагерями», — это пожалуйста. Знает ведь, не может не знать Радзинский, что большевики получили в «наследство» от либеральной России систему организации принудительного труда, ведущую отсчет еще с середины XVIII века. В 1760 г. Правительственный Сенат принял решение обеспечить заводы рабочими за счет ссыльных и каторжан. А первый лагерь принудительных работ — Соловецкий лагерь особого назначения — был создан большевиками в 1923 году. И при чем тут Сталин?

Ладно, не будем делать поспешных выводов об умственных способностях Радзинского. Возможно, драматург до сего времени не преодолел последствия страшного удара, нанесенного по его неокрепшему сознанию хрущевским «закрытым» докладом на XX съезде КПСС, а отсутствие способности мыслить самостоятельно только усугубило эти последствия. «Историки» Млечин, Сванидзе, Правдюк, братья Медведевы, Солженицын и многие другие являются ярким примером легкости зомбирования людей со слабым умственным развитием и некрепкой психикой. Так что Радзинский не одинок, далеко не одинок. Характерно, что именно такие «умники» имеют широкий доступ на ТВ при обеспечении их полной безопасности от критики действительно умных людей.

Что касается «большинства агентов „Искры“, погибших в „сталинских лагерях“», то, конечно, никаких фамилий Радзинский не называет. Не сообщает, как они попали в лагеря, за что? А может, их оклеветали в своих доносах родственники Радзинского? Тогда его молчание достаточно красноречиво! Ладно, вернемся к «творчеству» архивариуса.

Радзинский:

«В 1900 году в Тифлисе появляется агент „Искры“ Виктор Курнатовский. Он передал местной ячейке РСДРП главные мысли Ленина: новая партия должна строиться на сверхконспирации. Никаких широких дискуссий, никакой свободы мнений в партии быть не может. Это боевая организация, ставящая целью революцию. Отсюда — беспрекословное подчинение приказам центра и жесткая дисциплина. Марксизм — святая святых новой партии. Всякая попытка ревизии любого положения Учения должна осуждаться как происки врагов рабочего класса. Коба сразу оценил силу этого азиатского марксизма. Он сразу стал ленинцем. Азиатский марксизм»!

Надо же, такой европейски образованный человек и какая-то странная ненависть к Азии! Часть света не хуже других. Уже одна величайшая в истории человечества китайская цивилизация достойна восхищения. Не говоря уже об Индии и Персии. А если вспомнить великие религии — индуизм, буддизм, зороастризм, не имеющие ничего общего со звериным расизмом иудаизма?! Вряд ли невежественный архивариус слышал что-либо об азиатских философах, врачах, поэтах. И это не мешает ему все, на его драматургический взгляд, «нехорошее» украшать прилагательным «азиатский». Ну и, конечно, лгать.

«Никаких широких дискуссий, никакой свободы мнений в партии быть не может», — пишет Радзинский. Откуда это он взял? Может, братья Медведевы подсказали? Да нет, даже эти клеветники Сталина сообщают: «Еще Маркс и Энгельс неоднократно говорили, что полная гласность — это важнейшее средство противостоять не только интригам правительства, но и злоупотреблениям внутри самой революционной партии… Вопрос о свободе слова и печати никогда не был дискуссионным для Маркса… Великий лозунг свободы слова и печати был выдвинут большевиками и в период подготовки Октябрьской революции».

Вранье Радзинского опровергается самим историческим фактом — широкой дискуссией по вопросам тактики и стратегии социал-демократов, что привело к расколу на большевиков и меньшевиков. Возможно, архивист с дипломом Радзинский откопал какой-нибудь документ за подписью руководства партии, запрещающий «обмен мнениями», но… молчит?

* * *

Радзинский:

«Силу новых идей проверили в деле — начали готовить демонстрацию рабочих в Тифлисе, которая должна была закончиться кровью. И Коба, и Курнатовский надеялись на эту кровь».

Очевидец составления этих зловещих планов — конечно, сам Радзинский. И Коба, и Курнатовский, перебивая друг друга, как Бобчинский и Добчинский, прямо так Радзинскому и заявили: «Мол, очень рассчитываем на кровь. Представляешь, Эдвард, как будет разочарован Ленин, если не будет крови?!»

Именно «кровью» сегодня пугает народ банда либералов, воровским путем захватившая Кремль! «Пересмотра итогов грабительской приватизации допустить нельзя, — иначе будет „кровь“»! Гражданская война! Путин и Абрамович со Слуцкером во главе засадного полка против русского народа! Разве рабско-холопская сущность натуры Радзинского позволит ему понять слова Гете:

«Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»?

В сегодняшней капиталистической России радзинские всех мастей и окрасов неустанно вдалбливают народу мысль, что, дескать, революция несопоставимо чудовищней, чем уголовное преступление. Именно на революцию сваливают вину за ужасное положение обворованного народа и ограбленной страны. Мол, свернули с магистрального пути развития — и вот вам результат. И даже подлая деятельность КПРФ по приданию максимально возможной легитимности власти кремлевских бандитов уже не удивляет. Кремлядь давно превратила КПРФ в социал-демократическую партию, главной целью которой является выклянчивание у т. н. власти социальных подачек. А «азиатский марксизм» Радзинского снова в моде. «Происходит первоначальное накопление капитала, — объясняют ситуацию радзинские, — надо немного потерпеть. Все идет в строгом соответствии с учением Маркса». Именно Маркс указывал на неизбежность и даже обязательность грабительской природы так называемого первоначального накопления капитала. Дескать, иначе как воровством этот «капитал» никто накопить не в состоянии. Ну разве что кроме евреев-сапожников, о «состоятельности» которых рассказал нам архивариус в первой главе.

А ведь Маркс писал о той исторической эпохе, когда накопление капитала действительно могло произойти только за счет изгнания крестьян («огораживания»), грабежа колоний, войн и др. Т. е. когда «капитала» не существовало в самом обществе. Однако в России 90-х годов такой «капитал» имелся. Это была общенародная собственность, которая использовалась в интересах всего народа. Поэтому захватившие власть мошенники должны были не присваивать то, к чему они не имели ни малейшего отношения, а брать где-то кредиты и строить фабрики, заводы, комбинаты, устанавливать станки, оборудование, машины, определять потребность общества и удовлетворять ее, одновременно, отказывая себе и своим семьям во всем, — копить и расширять, копить и расширять. Как это и происходило во всех странах, ступивших на капиталистический путь развития. Вместо этого результатом буржуазно-воровской революции стала реализация лозунга «отнять у всех и поделить между своими»!

И теперь радзинские в агрессивно-презрительном тоне пытаются убедить народ, что все сделано правильно, а «лимитов на революцию» нет! Был небольшой лимит на одну буржуазно-воровскую революцию, так этот «лимит» использован полностью и, главное, очень удачно. Надо только немного подождать, и всем будет хорошо! Немного подождать! Лет триста-четыреста. Не больше! Вам же по телевизору объяснили, что частник всегда (слышите? — всегда!) управляет собственностью эффективней, чем государство! Вот мы, радзинские и ельцино-путины, приглашенные народом для руководства государством, именно так и сделали! Какие могут быть возражения?..

* * *

Ладно, вернемся к сочинению нашего архивника и понаблюдаем, как Сталин и Курнатовский под руководством Радзинского готовят первомайскую демонстрацию в Тифлисе.

Радзинский:

«За месяц до демонстрации начались аресты. Арестован Курнатовский, но Коба сумел исчезнуть. Накануне демонстрации он подает прошение об увольнении и в конце марта увольняется из обсерватории. Но комнатка остается пока за ним — комнатка, превращенная в склад нелегальной литературы».

В данных трех предложениях наш «историк» соврал совсем немного. В ночь с 21 на 22 марта 1901 года были арестованы активные деятели социал-демократического движения Курнатовский, Франчески, Джибладзе, Жордания, Цулукидзе и др. Иосифа Сталина среди арестованных не было. Но он не «исчез», как утверждает Радзинский, стараясь внушить читателям, что Коба накануне демонстрации сбежал, уехал и вообще как-то улизнул, — Коба продолжал готовить выступление.

Что касается обыска в комнатке Сталина, которую Радзинский в своем воображении превратил в склад нелегальной литературы, то вот как его описывает очевидец, товарищ Кобы по революционной работе:

«21 марта 1901 г., когда жандармерия производила обыск в наших комнатах, Кобы дома не было. Я в тот же день после дневного дежурства пришел к себе в комнату и, усталый, не раздеваясь, прилег на кушетку. Это было уже после 10 часов вечера. Во сне слышу стук в дверь. Проснулся, спрашиваю:

— Кто там?

Грубо отвечают:

— Отворите немедленно!

Я повторяю вопрос и слышу — говорят: „Из жандармского управления“. Отворив дверь, вижу, стоит целая свора полицейских и жандармов. А перед ними подавленная фигура нашего сторожа, дежурившего в тот день вместе со мной. Ворвались, спросили, кто я такой, кто еще тут живет, приступили к обыску. Обыскали сперва мою комнату, забрали и опечатали кое-какие легальные книги марксистского направления, составили протокол и дали подписаться. Потом вошли в комнатку Кобы. Перевернули все вверх дном, шарили по углам, перетряхивали постель, но ничего не нашли. Книги после прочтения Коба возвращал, не держал дома, а нелегальные брошюры мы прятали между черепицами у самого берега Куры».

Так что насчет «комнатки, превращенной в склад нелегальной литературы», Радзинский художественно преувеличил. Применил, так сказать, гиперболу.

Радзинский:

«1901 год. В первый майский день в центре города появились люди в теплых пальто и бараньих шапках. Это рабочие, приготовившиеся к встрече с нагайками казаков. Демонстрантов было около двух тысяч. Крики „Долой самодержавие!“, полиция разгоняет буйную толпу.

И кровь пролилась: были раненые. Все это было внове для веселого, легкомысленного южного города. „Можно считать, что началось открытое революционное движение на Кавказе“, — с удовлетворением писала „Искра“».

Ни одним словом не упоминает архивник об участии Сталина в демонстрации, поскольку тогда становится затруднительным оправдать применение глагола «исчез» в отношении Сталина. Да, демонстрация рабочих состоялась. Это было грандиозное мероприятие! Вот как описывает его участник демонстрации С. Аллилуев:

«Шел тысяча девятьсот первый год. Сосо Джугашвили и Виктор Курнатовский готовили рабочий класс Тифлиса к первомайской демонстрации. Как ни конспиративно проводилась подготовка, о предстоящей маевке все же узнала полиция…

С пением „Варшавянки“ мы двинулись к центру. Откуда-то прискакали казаки. Завязалась борьба. Нашу группу рассеивали в одном месте, мы смешивались с гулявшей публикой и вмиг появлялись в другом. Так продолжалось несколько минут.

Полиция, казаки и дворники, налетевшие со всех сторон, заполнили проспект. Они стали теснить и избивать демонстрантов, разгонять гуляющих. Небольшими группами мы пробивались сквозь цепь и окольными путями направлялись на Солдатский базар, куда, по договоренности, мы должны были прибыть после демонстрации на проспекте.

На Солдатском базаре по случаю воскресного дня, как обычно, собралось много народу. Но покупатели в тот день были необычные. Они подходили клавкам, приценялись и, ничего не купив, отходили. Лишь в полдень торговцы поняли, что за „покупатели“ собрались на базаре. Когда с арсенала грянул пушечный выстрел, над площадью раздалось:

— Да здравствует Первое мая! Долой самодержавие!

В ту же минуту полицейские с обнаженными шашками бросились на знаменосца. Знамя перехватили, и оно пошло по рукам рабочих. Там, где полицейские особенно наседали, знамя опускалось, чтобы тотчас же взвиться в другом месте. Произошло кровавое побоище. Засвистели казачьи нагайки, засверкали шашки. Рабочие отвечали камнями и палками. Схватка была отчаянная. Многие рабочие были ранены. Досталось и полицейским».

Итак, состоялось боевое крещение двадцатидвухлетнего революционера Иосифа Сталина. Во время этой демонстрации впервые публично прозвучала его страстная речь с политическими требованиями. Об апрельских событиях в Тифлисе стало известно во всей России. Своим политическим успехом демонстрация обязана пропагандистским и организаторским талантам молодого Иосифа Джугашвили, который блестяще справился с поставленной задачей.

* * *

Радзинский:

«В городе идут обыски и аресты. Обыск — в обсерватории, в комнате Кобы, но его там давно уже нет. Еще не раз нас поразит его умение исчезать в решающие и опасные дни».

Какой же недисциплинированный и необязательный этот Коба, сетует Радзинский. «Исчезает»! Причем в самые «решающие и опасные дни». Полиция с ног сбилась в его поисках, а он шляется неизвестно где! А правильные революционеры, по мнению Радзинского, обязательно должны информировать полицию о своих перемещениях. Ну, в крайнем случае, записку оставлять — мол, «отправился по делам, вернусь к утру. Нелегальную литературу перепрятал, так что не тратьте время попусту. Ваш Коба».

Радзинский:

«Коба, один из разыскивающихся вожаков, успел скрыться… он бежал в Гори. „Тайно в ночные часы он посещал меня в моей квартире“, — писал Иремашвили.

При первой возможности он возвращается в опасный Тифлис и растворяется в революционном подполье».

Противоречия одолевают Радзинского, и он начинает постоянно забывать, о чем писал несколькими предложениями раньше. То он пытается нас убедить в умении Сталина трусливо «исчезать в решающие и опасные дни», и в то же время у него Сталин бесстрашно «возвращается в опасный Тифлис»!

Радзинский не в состоянии понять, что если буржуазная контрреволюция, случившаяся в 1993 году в России, была осуществлена в целях материального обогащения ничтожно малой кучки негодяев, то революционная деятельность, которой посвятил свою жизнь Сталин, не имела ничего общего с целями обеспечения материального благополучия для ее участников. Не было в жизни профессионального революционера ни романтики, ни легкомысленности богемной жизни. Постоянные заботы о крыше над головой, куске хлеба, ежечасная возможность ареста, тюрьмы, ссылки — вот жизненный путь, который в раннем возрасте выбрал Иосиф Сталин. Причем без всяких перспектив! А ведь мог выбрать спокойную и сытую жизнь священника или поэта! Впрочем, незаурядные способности Иосифа позволяли ему рассчитывать на успешную карьеру в любом виде деятельности…

Далее Радзинский приводит слова Троцкого: «Вступивший в организацию знал, что через несколько месяцев его ждут тюрьмы и ссылка. Честолюбие заключалось в том, чтобы продержаться как можно дольше до ареста, твердо держаться перед жандармами».

«Но прошли эти несколько месяцев, — пишет Радзинский, — а Коба все еще на свободе…»

Странное понимание «честолюбия» Троцким не удивляет Радзинского. Ему тоже представляется нормальным, что участники революционного движения якобы устраивали в своих организациях нечто, вроде соревнования, кто больше времени пробудет на свободе. Но тогда почему Радзинский так удручен, что «Коба все еще на свободе»? Очень капризная и своенравная личность этот Коба. Сам Троцкий отвел ему для пребывания на свободе «несколько месяцев», и именно «эти месяцы» уже истекли, а он не арестован!

Почему Радзинский не делает естественного вывода, что Коба был более осторожен, чем другие, четко соблюдал приемы конспирации, умело уходил от слежки?

Неужели не ясно, читатель? Это Радзинский нам тонко намекает, что Коба был осведомителем охранки.

А в целом от прочитанного остается впечатление, что Троцкий и Радзинский видели основную задачу революционеров в удовлетворении личного «честолюбия» — как можно быстрее стать арестантами! Суждение, достойное презрительного удивления.

* * *

Радзинский:

«Иремашвили: „Я несколько раз посещал Кобу в его маленькой убогой комнатке. Он носил черную русскую блузу с характерным для всех социал-демократов красным галстуком. Его нельзя было видеть иначе, как в этой грязной блузе и нечищеных ботинках. Все, напоминавшее буржуа, он ненавидел“…

„Грязная блуза, нечищеная обувь были общим признаком революционеров, особенно в провинции“, — с сарказмом пишет Троцкий.

Да, наивный юный Коба старается походить на настоящего революционера. Все как положено: носит грязную блузу…».

«Грязная блуза» — ключевое понятие в этом фрагменте. «Вот оно что! — подумает читатель с умственным развитием Радзинского, — это же полностью меняет дело! Что ж вы раньше-то молчали? Разве можно заниматься революционной деятельностью в „грязной блузе?“». На самом деле, архивник вместе с Троцким, как обычно, соврали. Точная цитата из воспоминаний Иремашвили выглядит так:

«Его доходы не давали ему (Джугашвили. — Л. Ж.) возможности хорошо одеваться, но правда и то, что у него не было стремления поддерживать свою одежду хотя бы в чистоте и порядке. Его никогда нельзя было видеть иначе, как в грязной блузе и нечищеных башмаках. Все, что напоминало буржуа, он ненавидел от глубины души».

Выросшим в состоятельных еврейских семьях и не познавшим нужды Троцкому и Радзинскому невдомек, что у Сосо Джугашвили не только не было лишней «блузы», но не было и крыши над головой в прямом смысле слова. Поэтому архивник и обкорнал цитату из воспоминаний Иремашвили. А значительно раньше его Троцкий, основываясь исключительно на одной этой цитате, делает приведенное Радзинским обобщение:

«Грязная блуза, нечищеная обувь и нечесаные волосы были тоже общим признаком молодых революционеров, особенно в провинции».

Откуда «бесу революции», прибывшему в Россию только в 1917 году, было знать, как одевались революционеры в предреволюционные годы? «Так вот же — свидетельство Иремашвили», — скажут Троцкий и Радзинский. Между тем, американский профессор Р. Такер, как и многие другие исследователи жизненного пути Сталина, сделал важное замечание: «Единственным свидетельством, пролившим какой-то свет на то, как Сосо (после увольнения из обсерватории. — Л. Ж.) затем сводил концы с концами, являются воспоминания Иремашвили». А после досконального изучения воспоминаний Иремашвили Такер заявил, что они не заслуживают доверия и полны противоречий и нестыковок, о чем мы уже упоминали. Добавим, что И. Иремашвили был меньшевиком, т. е. политическим противником Сталина. В 1921 году он был арестован большевиками и после обращения его сестры к Сталину был отпущен за границу. Впоследствии, находясь в Германии, руководил грузинским отделом радио «Свобода».

Радзинский:

«Он ходит в рабочие кружки объяснять пролетариям учение Маркса. Здесь вырабатывается его убогий стиль, столь понятный полуграмотным слушателям. Стиль, который потом принесет ему победу над блистательным оратором Троцким».

Радзинский, видимо, не знает, что ораторское искусство любого политика заключается не в использовании эффектных полемических приемов, а в умении высказать свои мысли так, чтобы они были понятны слушателям в любых городах, деревнях, аулах, в каждой сакле или чуме. Именно так и выступал перед людьми Сталин. Неоднократно слышавший его публичные выступления Лион Фейхтвангер писал: «Он больше, чем любой из известных мне государственных деятелей, говорит языком народа… Он медленно развивает свои аргументы, апеллирующие к здравому смыслу людей, постигающих не быстро, но основательно… Когда Сталин говорит со своей лукавой, приятной усмешкой, со своим характерным жестом указательного пальца, он не создает, как другие ораторы, разрыва между собой и аудиторией, он не возвышается весьма эффектно на подмостках, в то время как остальные сидят внизу, — нет, он очень быстро устанавливает связь, интимность между собой и остальными слушателями. Они сделаны из того же материала, что и он, им понятны его доводы, они вместе с ним весело смеются над простыми историями».

Рассказывая об ораторском даре Сталина, историк Ю. Емельянов делает вывод:

«Сталин стремился добиться контакта с любой аудиторией, а потому учитывал особенности каждой из них. Обращаясь к русской аудитории, он мог для иллюстрации своего тезиса обратиться к тексту чеховского рассказа или басни И. А. Крылова „Пустынник и медведь“. Когда же Сталин выступал перед иностранными рабочими делегациями, среди которых было немало французов, то он напоминал содержание трилогии Альфонса Додэ про Тартарена из Тараскона, а выступая на объединенном заседании президиума ИККИ 27 сентября 1927 года, он цитировал высказывание Генриха Гейне по поводу критики Ауфенберга. Он говорил в тоне политического инструктажа, обращаясь к активу хозяйственников в 1931 году, и в тоне застольной речи в Кремле на приеме работников высшей школы в мае 1938 года…».

А от Троцкого, гения ораторского искусства, часто исходила абсолютная бессмыслица.

Троцкий:

«Мы можем идти к социализму. Но можем ли прийти к социализму — вот в чем вопрос?»

Процитируем Сталина, якобы воровавшего у «гения» идеи.

Сталин:

«Идти, зная, что не придешь к социализму, — разве это не глупость?»

И далее продолжает:

«Я думаю, что эту великолепную и музыкальную отписку Троцкого можно было бы поставить на одну доску с той отпиской в вопросе о квалификации ленинизма, которую дал в свое время Троцкий в своей брошюре „Новый курс“: „Ленинизм как система революционного действия предполагает воспитанное размышлением и опытом революционное чутье, которое в области общественной — то же самое, что мышечное ощущение в физическом труде“. Ленинизм как „мышечное ощущение в физическом труде“, — не правда ли, и ново, и оригинально, и глубокомысленно. Вы поняли что-нибудь? (Смех)».

«Я мог бы назвать десятки, сотни ошибок Троцкого», — утверждал Сталин в присутствии последнего, обвиняя того в легковесности, непоследовательности, вычурности.

Не оставлял без внимания Сталин и другие перлы блестящего как бы оратора Троцкого.

Сталин:

«На вопрос о том, как относится Троцкий к своему меньшевистскому прошлому, Троцкий ответил не без некоторой позы: „Уже сам по себе тот факт, что я вступил в большевистскую партию… уже сам по себе этот факт доказывает, что я сложил на пороге партии все то, что отделяло меня до той поры от большевизма“. „Что значит „сложить на пороге партии все то, что отделяло“ Троцкого от большевизма?“ — вопрошает Сталин. — Реммеле был прав, когда он воскликнул на это: „Как можно складывать такие вещи на пороге партии?“ И действительно, как можно складывать такие пакости на пороге партии? (Смех)».

* * *

«Восток требует культа», — изрекает далее Радзинский в стиле В. Гюго. Какой именно Восток? Какого культа он требует? Возможно, архивник имел в виду библейских евреев с их культом «золотого тельца»? Но ведь Грузия к палестинским евреям не имеет никакого отношения. А Запад у Радзинского, стало быть, как-то обходится без «культа»? Напомним драматургическому архивариусу «культовые» личности Запада: Тиссо, Антонеску, Маннергейм, Пилсудский, Муссолини, Гитлер, Франко, Салазар, Зогу, Сметона, Пяте, Ульманис и др.

Радзинский:

«И „азиат“, как называл его большевик Красин, нашел своего бога — Ленина».

Жаль, что «злобный карлик», как, судя по некоторым данным, называли Радзинского его одноклассники, не сообщает, в каком контексте, когда Красин назвал Сталина «азиатом». Но чувствуется, что слово «азиат» еврею Радзинскому очень понравилось.

Радзинский:

«Он преклонялся перед Лениным, боготворил Ленина. Он жил его мыслями, копировал его настолько, что мы в насмешку называли его „левой ногой Ленина“», — вспоминал революционер Р. Арсенидзе.

А ведь меньшевик Арсенидзе прав. Магнетизм и обаяние личности Ленина действительно было велико. Луначарский писал: «Очарование это колоссально, люди, попадающие близко в его (Ленина. — Л. Ж.) орбиту, не только отдаются ему как политическому вождю, но как-то своеобразно влюбляются в него. Это относится к людям самых разнообразных калибров и духовных настроений — от такого тонко вибрирующего огромного таланта, как Горький, до какого-нибудь косолапого мужика…».

По свидетельству Валентинова, близко знавшего Ленина:

«Сказать, что я в него „влюбился“ немножко смешно, однако этот глагол, пожалуй, точнее, чем другие, определяет мое отношение к Ленину…».

А вот что писал о Ленине меньшевик Потресов:

«Никто, как он, не умел так заражать своими планами, так импонировать своей волей, так покорять своей личностью, как этот на первый взгляд такой невзрачный и грубоватый человек, по видимости не имеющий никаких данных, чтобы быть обаятельным… Плеханова — почитали, Мартова — любили, но только за Лениным беспрекословно шли как за единственным бесспорным вождем…».

Мемуарная литература полна такого рода воспоминаний о личности Ленина. Нет ничего удивительного, что, даже не зная Ленина лично, Сталин был поражен интеллектуальной мощью этого человека. И глуповатое ерничанье гиганта архивной мысли представляется вульгарным хамством.

Радзинский:

«Продолжать находиться в Тифлисе — значит увеличивать опасность ареста… Между тем, согласно Троцкому, арест входил в „обязательную программу“ революционера, ибо открывал возможность самого волнующего — выступления на суде. Истинные революционеры жаждали быть арестованными, чтобы превратить суд в трибуну для пропаганды. Но этот путь закрыт для Кобы с его тихим голосом, медленной речью, грузинским акцентом. Только на свободе, в конспиративной тени, он чувствует себя уверенно».

Насчет возможности «превращения суда в трибуну для пропаганды» Радзинский с Троцким слегка приврали. Царская власть нашла средство, позволяющее на законных основаниях отказывать себе и посетителям судебных заседаний в удовольствии подвергаться пропагандистской атаке обвиняемых революционеров. Были созданы Особые Совещания, состоящие из высокопоставленных чиновников Министерства внутренних дел и Министерства юстиции. Приговоры выносились заочно, без прокуроров и адвокатов и вступали в силу после утверждения министром внутренних дел. Это и позволяло избегать гласного рассмотрения уголовных дел в отношении революционеров. Кстати, деятельность Сталина никогда не была предметом гласного рассмотрения в судебном заседании.

Радзинский:

«Коба направляется Комитетом в Батум.

Город, где надо любить и веселиться. Здесь продолжается его тайная работа. Сверстники влюбляются, женятся, делают первые шаги в карьере, а Коба одержимо мечется по нелегальным квартирам…».

Особенно хорошо «веселиться», по всей видимости, удавалось великовозрастным детишкам «состоятельных евреев-сапожников». А рабочие крупных нефтеперегонных заводов Ротшильдов, Нобелей, Манташева большей частью «веселились» на своих рабочих местах. По 12–14 часов в сутки! Влюбляться, конечно, им удавалось, а вот «повеселиться» — не очень. Со свободным временем дела обстояли плохо. Зато они весело добывали прибыль для владельцев заводов. И тут, к огорчению Радзинского, в Батум прибывает Иосиф Джугашвили. Поэтому испуг архивника вполне оправдан и понятен.

* * *

Радзинский:

«Готовится мощная демонстрация, похожая на восстание. Будет много крови.

Он помнит завет: в великой крови рождаются великие революции».

Что же такого грандиозного натворил Коба в Батуме? Что так испугало Радзинского? Да ничего особенного. Организовал ячейки РСДРП на каждом предприятии, наладил работу типографии для выпуска листовок, после чего начались забастовки. На заводе Ротшильда бастующие потребовали отмены работы в выходные дни и справедливости премирования при тушении случившегося в те дни пожара (администрация тогда выдала небольшие премии только мастерам). Требования были выполнены. На заводе Манташева рабочие потребовали отмены ночных смен и работы в воскресные дни, вежливого обращения. Можно себе представить, как обращались с рабочими, если это, в числе прочих, стало причиной забастовки! Администрация сначала отказалась выполнить предъявленные требования и очень пожалела потом о своем неразумном решении. Потому что рабочие выставили дополнительные условия: повышение зарплаты на 30 %, компенсация штрафов и оплата всех забастовочных дней. Все требования рабочих были удовлетворены!

Радзинский:

«„Он все более становится вождем маленькой кучки сторонников Ленина в Грузии“, — писал Иремашвили. Да, он сразу — Вождь. И деспот. В полицейском донесении сообщалось:

„Во главе Батумской организации находится Джугашвили… Деспотизм Джугашвили многих возмутил, и в организации произошел раскол“. Но зато каковы результаты его деспотизма!».

Лихо строчит Радзинский, ярко высвечивая свои особые нравственные качества. Иремашвили написал, что молодой революционер стал «вождем маленькой кучки сторонников Ленина». Т. е. молодой революционер со своими немногочисленными соратниками пошел против мнения подавляющего большинства членов организации социал-демократов, ставших впоследствии меньшевиками. «Серые» личности так себя не ведут!

А «деспотизм» Сталина, якобы упомянутый в полицейском донесении, может вызвать только снисходительную усмешку. Не вызывает сомнения, что архивариус, прикидываясь идиотом, пытается подсунуть читателям фальшивку! Понятно, что по умственному уровню Радзинский далеко не Сталин, и даже не Троцкий, но ведь он учился в институте, где специально обучают работе с документами! Он что, забыл, что на документе должен быть входящий номер, дата регистрации, фамилия автора, адрес и имя получателя? Почему нет этих реквизитов?

Ладно, предположим, что Радзинский «забыл» указать эти данные. Но полицейский, подрабатывающий в свободное время жандармским агентом, оставаясь неузнанным революционерами и информирующий начальство о «„деспотизме“ одного из заговорщиков» — мгновенно должен был вызвать подозрение у любого исследователя! Но у Радзинского не вызвал! Не насторожило Радзинского и отсутствие в «донесении» клички «Рябой». Сам же писал:

«Рябой — такова будет его кличка в жандармских донесениях». И вот, приходи, кума, любоваться — донесение есть, а клички «Рябой» в нем нет! Да-а, подводят жандармы и полицейские Радзинского! Жаль, что архивник не сообщил о резолюции, наложенной на это «донесение».

А к расколу среди социал-демократов привел не «деспотизм», а противоречия в видении перспектив рабочего движения. Если сторонники Жордания были за «умеренные» формы (требования повышения зарплат, пособий, улучшения условий труда), то сторонники Сталина выступали за свержение самодержавия — источника всех бед рабочего класса.

Радзинский:

«Тихий Батум потрясает невиданная демонстрация рабочих. Столкновения с полицией: полтора десятка убитых, множество раненых. Кровь и ярость! Опять удача!».

9 марта 1902 года под руководством молодого революционера Иосифа Джугашвили была проведена мощная демонстрация рабочих батумских предприятий. Свыше б 000 рабочих потребовали немедленного освобождения участников манифестаций, прошедших накануне. Произошло жестокое столкновение с полицией. 15 человек было убито, около 500 арестовано. Исследователь русской истории Б. Вольф по поводу событий в Батуме написал:

«Мы можем быть уверены в том, что двадцатидвухлетний профессиональный революционер (Иосиф Джугашвили. — Л. Ж.) принимал активное участие, насколько это было в его силах, в бурных стачках и демонстрациях, потрясших спящий Батум вскоре после его прибытия туда».

Так что в Батуме Кобе действительно было не до «веселья».

* * *

Радзинский:

«Аресты в городе… И снова он успевает исчезнуть — бежит в горы.

Но в Тифлис возвращаться опасно — там его давно ищут; и в Гори нельзя — там его будут искать. Он решается на неожиданный шаг — вернуться на место преступления, в Батум. Такой дерзости полиция не ожидала.

Ему удается продержаться целый месяц…».

Итак, организацию демонстрации рабочих с требованием улучшить их материальное и социальное положение Радзинский называет «преступлением»! Перед нами уже не трусоватый обыватель с рабской душонкой, а защитник класса эксплуататоров.

Радзинский:

«В это время он занимает следующую ступеньку в иерархии заговорщиков — избран в состав Всекавказского комитета РСДРП…».

Как? Что такое? «Деспота» и виновника раскола избирают в руководящий орган РСДРП на всем Кавказе? Радзинский ничего не перепутал? Неужели за Сталина проголосовали даже меньшевики?

Как же так? Ведь Коба в это время (март 1903 г.) уже находился в батумской тюрьме, и, значит, его избрание было заочным. И все равно проголосовали? Конечно, комментировать такое событие архивариус отказался. Иначе пришлось бы сказать про выросший авторитет Сталина и все такое прочее…

Радзинский:

«По счастливому городу в час, когда вываливались из трактиров его беззаботные сверстники, Кобу везут в тюрьму. Впервые. И сразу — в страшную батумскую тюрьму. Начинается его путешествие по тюрьмам: батумская, кутаисская…».

Радзинский:

«Азиатская тюрьма: побои надзирателей, грязь, абсолютное бесправие заключенных, расправы уголовных над политическими. Вначале Коба растерялся…

Затем он открыл: в тюрьме, наряду с властью надзирателей, существовала незримая власть уголовников. И ему, нищему сыну пьяницы, нетрудно найти с ними общий язык. Он — свой…

Его новые знакомые уважали физическую силу. У него ее не было. Но, привыкший с детства к побоям, он доказал им иное: презрение к силе. В это время начальство тюрьмы решило преподать урок политическим. Урок по-азиатски.

Из воспоминаний революционера Н. Верещака: „На следующий день после Пасхи первая рота выстроилась в два ряда. Политических заключенных пропускали сквозь строй, избивая прикладами. Коба шел, не сгибая головы под ударами прикладов, с книжкой в руках“.

И вскоре, как в училище, как в семинарии и в Комитете, Коба захватывает власть в тюрьме. Уголовников подчинила странная сила, исходившая от этого маленького черного человека с яростными желтыми глазами… Всякий, кто не признал его власти, становился жертвой жестоких побоев. Расправу чинили его новые друзья-уголовники».

«Азиатская тюрьма», «урок по-азиатски»! Никак нам не удается выяснить причину такой зоологической ненависти Радзинского к Азии. Даже Фирдоуси, Низами, Навои, Авиценна не смягчают его чувств. Не говоря уже о Ганди, Джавахарлале Неру, Далай-ламе. «Азиатская тюрьма!» — визжит архивник, и непонятно — хуже она застенков в Абу-Грейб, английских концлагерей или все же получше?

И опять возникает вопрос — как же это так лихо получается у Сталина, начиная с детских лет, везде «захватывать власть»? Про детство и годы юности мы уже за Радзинского рассказали. Но «захватить власть» в тюрьме, наполненной уголовниками?! Не дает нам объяснений этому феномену драматург Радзинский. И, главное, придумать нечто правдоподобное у него не получается.

Попробуем помочь Радзинскому. Условия содержания в царских тюрьмах действительно были ужасными. Террор уголовников и тюремных властей, сон на цементном полу и т. д. Джугашвили занимается своим обычным делом: пишет прокламации, проводит беседы, устраивает диспуты. Это все чрезвычайно опасно. Только за выкрики в окно тюремной камеры антиправительственных лозунгов Владимира Кецховели (Ладо), наставника и товарища Иосифа, просто пристрелили охранники. Осенью 1903 года батумскую тюрьму посещает экзарх Грузии. Именно в этот день Коба устраивает забастовку заключенных! Конечно, тарарам был грандиозный! В тюрьму примчались губернатор, прокурорские! На переговорах с администрацией Коба твердо отстоял все требования, включая отделение уголовников от политических и даже приобретение предметов мебели. После этого его переводят в тюрьму г. Кутаиси, где он устраивает бунт заключенных. Вообще на эту тему есть множество свидетельств, как апологетического, так и критического свойства.

И если Радзинский стал так обильно цитировать Троцкого, что само по себе подчеркивает его необъективность, то нам представляется уместным тоже что-нибудь процитировать из сочинений этого кумира нашего архивариуса.

Троцкий:

«Нет оснований сомневаться, что в тюремных конфликтах Коба занимал не последнее место и что в отношениях с администрацией он умел постоять за себя и за других».

Вот в этом «постоять за других» и заключалась жизненная позиция Кобы, его твердость, основанная на обостренном чувстве справедливости, которая вызывала уважение у всех, кто когда-либо сталкивался с этим парнем, не говоря уже об уголовниках, за исключением, правда, Радзинского.

* * *

Радзинский:

«Но вот „заросший черными волосами, маленький рябой грузин“ готовится идти в первую свою ссылку.

Верещак: „Коба был скован ручными кандалами с одним товарищем. Заметив меня, он улыбнулся“. У него была странная улыбка, от которой иногда мороз пробегал по коже.

По этапу его доставляют на край света — в село Нижняя Уда в Иркутской губернии. В своем единственном черном демисезонном пальто южный человек очутился в холодной Сибири».

Опытный читатель, конечно, обратил внимание на любимый «литературный» прием Радзинского, — продолжить цитату собственным измышлением, но чтобы все это выглядело как цитата!

«Он улыбнулся. У него была странная улыбка, от которой иногда мороз пробегал по коже». Разве Верещак описал улыбку Сталина? Зачем же Радзинскому понадобилось «дополнять» Верещака? У Радзинского лично, что ли, «пробегал мороз» по его драматургической коже?

Да, неправильная была улыбка у Кобы. И к тому же совершенно неуместная! Его в кандалах отправляют черт знает куда, а он… улыбается. Вот у Радзинского в такой ситуации улыбка наверняка была бы намного лучезарнее. Видели мы эту гримасу архивника по телевизору. Вот уж действительно «мороз по коже»!

Радзинский:

«В ссылке он получает письмо от бога — Ленина!

Троцкий насмешливо объяснял, что это было обычное циркулярное письмо. Его за ленинской подписью под копирку рассылала Крупская всем сторонникам Ленина в провинции. Но наивный азиат не знал этого — он был счастлив: бог его заметил!».

Опять глупая ложь, но на этот раз даже не завуалированная. Откуда, интересно, Крупская, находясь с Лениным за границей, узнала адрес ссыльного Иосифа Джугашвили? Ее информировал министр внутренних дел России? Радзинский не устает называть Сталина «азиатом» и, в то же время, не утруждает себя объяснением появления в Сибири письма Ленина, адресованного молодому революционеру Кобе. Троцкий, видите ли, чего-то такое насмешливо написал! А ведь секрета никакого нет. Сталин, находясь в Кутаиси, написал два письма своему товарищу М. Давиташвили, проживавшему в Германии и входившему в «лейпцигскую группу» большевиков. Послания так и назывались — «Письма из Кутаиса». В одном из писем Коба с восторгом отзывался о Ленине, о выставленных им революционно-большевистских тезисах. Это письмо большевики из «лейпцигской группы» переслали Ленину. Вскоре от него был получен ответ для переотправки Сталину. В письме Ленин называл Сталина «пламенным колхидцем». Так что Радзинскому надо читать Троцкого как-то… покритичнее, что ли…

Радзинский:

«30 июля 1903 года в Брюсселе сбылась мечта Ленина…

На съезде председательствовал Плеханов. Но с первых же заседаний Ленин начал раскалывать не успевшую родиться партию. С группой молодых сторонников он пошел против тогдашних авторитетов русского социализма — потребовал жесткой централизованной организации (наподобие религиозного ордена) с беспощадным внутренним подчинением. Плеханов и Мартов пытаются отстоять хотя бы видимость свободы дискуссий. Но Ленин неумолим».

Листая бредовое сочинение Радзинского, невольно задумываешься: ну зачем ему перо? Раскраивал бы жилетки, часы ремонтировал бы, что ли. Как же был прав Куприн, с презрением и гневом делясь с Батюшковым мыслью о том, что каждый еврей в России считает себя русским писателем, не имея ни таланта, ни способностей!

Ну что написал этот «русский писатель» Радзинский? С чего он взял, что Ленин стал «раскалывать» съезд? А почему не Плеханов с Мартовым? Что это за фраза из лексикона уголовников — «пошел против авторитетов»? Что означает «свобода дискуссий»? Дискуссия сама по себе предполагает обмен мнениями, суждениями. И никакая свобода дискуссиям не нужна. Радзинский, видимо, имел в мыслях не «свободу дискуссий», а возможность или необходимость их проведения, но выразить эту простую мысль ему не удалось…

Ладно, дополним немного «историка».

Сталин горячо поддержал Ленина и выразился твердо и недвусмысленно:

«Эти господа — Роза, Каутский, Плеханов, Аксельрод, Вера Засулич и знакомые. Они не могут „изменить“ друг другу. Защищают друг друга так, как члены клана патриархальных племен защищали друг друга, не входя в рассмотрение виновности или невиновности родственника. Именно это семейное „родственное“ чувство помешало Розе объективно взглянуть на партийный кризис… Этим же, между прочим, объясняются некоторые недостойные поступки Плеханова, Каутского и других… Скажешь, это дело Ленина, но я с этим не могу согласиться, так как критикуемые взгляды Ленина — не собственность Ленина, и их искажение касается других партийцев не меньше, чем Ленина. Конечно, Ленин лучше других мог бы выполнить эту задачу…».

Сталин говорит о недопустимости для рядовых членов партии оставаться в стороне при обсуждении принципиальных вопросов, т. е. принимать активное участие в дискуссиях, о которых вроде бы скорбит Радзинский.

Радзинский:

«После съезда во всех провинциальных комитетах началась непримиримая борьба между большевиками и меньшевиками — борьба за власть над партией… В 30-е годы Коба окончательно завершит эту борьбу, истребив в лагерях последних революционеров-меньшевиков».

«Борьба», о которой пишет Радзинский, на Кавказе началась задолго до съезда. Сталин и его немногочисленные сторонники с самого начала своей революционной деятельности отвергли «умеренные» методы борьбы с царизмом, провозглашенные будущими меньшевиками Жордания, Джибладзе, Чхеидзе, и этот конфликт не прекращался ни на минуту, несмотря на то, что перед обеими ветвями социал-демократии стоял общий враг — самодержавие.

А по поводу зловещих предсказаний Радзинского об истреблении в лагерях меньшевиков можно сказать только одно: терпеливо ждем подробностей от нашего гиганта архивной мысли.

* * *

Радзинский (неожиданно возвращаясь мыслями в Сибирь. — Л. Ж.):

«…5 января 1904 года полицейский протокол сообщает: „Ссыльный Джугашвили бежал“.

Через всю Россию он ехал в Тифлис по подложным документам на имя русского крестьянина — с его грузинским лицом, с акцентом! Через всю Россию! И никто его не задержал!»

Мы сочувствуем Радзинскому и понимаем его огорчение в связи с побегом Сталина из ссылки. Вот только его недоумение по поводу разгильдяйства властей, которым не удалось арестовать Кобу, нам представляется игрой бесталанного актера. Трудно предположить, что Радзинский, выучив наизусть все творения Троцкого, мог пропустить его мнение именно по этому случаю.

Троцкий:

«К началу 1904 года ссылка успела окончательно превратиться в решето. Бежать было в большинстве случаев не трудно: во всех губерниях существовали свои тайные „центры“, фальшивые паспорта, деньги, адреса. Коба оставался в селе Новая Уда не больше месяца, т. е. ровно столько, сколько нужно было, чтобы осмотреться, найти необходимые связи и выработать план действий».

Добавим, что Сталин сбил с толку охранку тем, что отправился сначала «не через всю Россию», как врет Радзинский, а в противоположную сторону, в Иркутск.

Радзинский:

«Он живет в Тифлисе. И это тоже странность. „Видные революционеры редко возвращались на родину, где были бы слишком заметны“, — писал Троцкий. Вернувшись, нелегал попадал в поле зрения полиции и, по статистике, самое большее через полгода — арестовывался».

Конечно, странность! Для существа с мозгами Радзинского многое кажется странным. Сталин возвращается на Кавказ, где налажена революционная работа, где живут товарищи по борьбе, где он пользуется уважением среди рабочих и всегда может рассчитывать на их помощь, — и все это для архивника «странность». Впрочем, если бы Сталин отправился в Москву или Питер, не имея связей с революционным движением, рекомендаций, знакомств, — это вызвало бы у «историка» еще большее раздражение.

«…по статистике… арестовывался…» — строчит «русский писатель», и русский язык терпеливо сносит эти извращения.

Радзинский:

«А Коба четыре года — с января 1904-го до марта 1908- го — продержится на нелегальном положении! Тифлисская охранка, контролирующая весь Кавказ, не может его арестовать!»

Быстро лепит свое сочинение Радзинский, некогда ему посмотреть на ситуацию в России или хотя бы на Кавказе. А она изменилась удивительнейшим образом. Общественное мнение на стороне революционеров всех калибров и оттенков. Заводчики, фабриканты, банкиры сами оплачивают деятельность политических партий. Полицейские и жандармы помогают бунтарям избегать арестов.

Поразительные факты от красноярского историка А. Бушкова:

«Небольшая экскурсия по полицейским учреждениям Грузии. Кутаиси. Пристав Заречного полицейского участка Тер-Антонов спокойно подписался под петицией с требованием созыва Учредительного собрания. Остался в должности и даже делал карьеру. А впрочем, что тут удивительного — его начальник, пристав всего Кутаиси и Кутаисского уезда Махарадзе, поддерживал связи с революционным подпольем. Как и уездный начальник Келбакиани.

А вот колоритнейшая фигура — горийский уездный начальник Давид Бакрадзе, из дворян. Его брат, учитель, вел революционную пропаганду среди солдат. Входил в руководство Военного союза партии эсеров… Кончилось все тем, что на посту уездного начальника Бакрадзе создал абсолютно незаконный вооруженный отряд из двадцати человек, а во главе поставил некоего Вано Немсадзе, числившегося в розыске за то, что был командиром „боевой дружины Боржомской организации социал-демократов“…

А вот вам князь Леван Джандиери: тифлисский уездный начальник, потом полицмейстер Тифлиса, начальник Сухумского окружного полицейского управления в чине генерал-майора… На всех этапах своей карьеры — свой человек для революционного подполья…

А прокурора Кутаисского окружного суда Толпыго всерьез обвиняли в том, что в декабре 1905 г. он участвовал в постройке баррикад…».

Прокурор, воздвигающий баррикады, — это круто!

* * *

Радзинский:

«…Но есть иные сведения.

„В 1906 году он был арестован и бежал из тюрьмы“. (Из „Справки об И. Джугашвили“, составленной в 1911 году начальником Тифлисского охранного отделения И. Пастрюлиным.)

„28.01.1906 г. И. Джугашвили задержан на квартире Миха Бочоридзе“.

Значит, арестовывался? И опять удачно бежал? И вновь не побоялся возвращаться на опасный Кавказ? Почему?»

Надо поздравить архивариуса с еще одной исторической находкой! Такой важный документ писатель земли русской Радзинский при всем честном народе вводит в как бы «научный» оборот. «Пользуйтесь, граждане ученые-антисталинисты», — скромно говорит Радзинский. «Не сомневайтесь, источник надежный! Случайно найден в бачке для мусора неподалеку от Кремля. Сталинисты выбросили, заметая следы, но ведь… рукописи не горят!»

Архивариус, выкладывая фальшивку, не учел, что к тому времени Сталин был настолько значительной фигурой на Кавказе, что его арест никак не мог пройти никем не замеченным. Авлабарская подпольная типография была организована М. Бочаридзе, и к ее работе Сталин не имел отношения. По делу об этой типографии вместе с Бочаридзе было арестовано 24 человека, но Сталина среди них не было. Поэтому и не указывает Радзинский автора фразы в кавычках: «28.01.1906 г. И. Джугашвили задержан на квартире Миха Бочоридзе». Кто бы мог быть автором цитаты, на которую ссылается Радзинский? Да кто угодно! Млечин, Сванидзе (который «Карлович»). Или все же Марк Розовский?..

Радзинский:

«…Наступил 1905 год… Революция всегда театр. И на сцену вышли „герои-любовники“ — блистательные ораторы. В это „время ораторов“ Коба, по свидетельству Троцкого, затерялся, отошел в тень…».

Если свидетельствует сам Троцкий, значит, так оно и было! Какие могут быть сомнения?! «Герои-любовники»! — пишет свою пошлятину архивник. Спасибо, что восстание на броненосце «Потемкин» не назвал водевилем, а расстрел январской демонстрации на Дворцовой площади — мюзиклом.

Радзинский:

«…Известно только, что он редактировал в Тифлисе маленькую газетенку „Кавказский рабочий листок“, писал теоретическую работу, где пересказывал мысли Ленина…

И это все, чем занимается деятельнейший Коба в дни революции?»

Нет, не все! Это же только то, что сталинофоб Троцкий поведал сталинофобу Радзинскому. Но даже в одном предложении архивник нагромоздил столько подлого вранья, что возникают сомнения в его нравственном и психическом здоровье. Сталин не просто «редактирует газетенку» «Кавказский рабочий листок», а уже в первом ее номере (ноябрь 1905 г.) публикует блестящую статью «Тифлис, 20 ноября 1905 г.». Статья как будто написана для сегодняшней России, ограбленной ельцинско-путинскими либералами. Сталин демонстрирует потрясающие провидческие способности:

«Царь и народ, самодержавие царя и самодержавие народа — два враждебных, диаметрально противоположных начала. Поражение одного и победа другого может быть только результатом решительной схватки, отчаянной борьбы не на жизнь, а на смерть. Этой борьбы еще не было. Она впереди… Либеральная буржуазия пытается предотвратить эту роковую схватку. Она находит, что пора положить конец „анархии“ и начать мирную „созидательную“ работу, работу „государственного строительства“. Ей достаточно того, что пролетариат уже вырвал у царизма при первом своем революционном выступлении. Она смело может заключить теперь союз — союз на выгодных для себя условиях — с царским правительством и соединенными усилиями пойти против общего врага, против своего „могильщика“ — революционного пролетариата. Свобода буржуазная, свобода для эксплуатации уже обеспечена, и этого ей вполне достаточно…

Путь, который должен привести к демократической республике, намечен ясно и определенно.

1) Решительная, отчаянная схватка, о которой мы говорили выше,

2) революционная армия, организованная в процессе этой схватки,

3) демократическая диктатура пролетариата и крестьянства в виде временного революционного правительства…

4) Учредительное собрание, созванное на основе всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права… Никакая Государственная дума, хотя бы созываемая на основе всеобщего и пр. избирательного права, созываемая царским правительством, — не может совратить пролетариат с его единственно верного революционного пути, который должен привести к демократической республике».

Насколько убого выглядит КПРФ с ее признанием всех форм собственности и попытками вести избирательную борьбу с кремлевскими бандитами по сравнению со Сталиным и его единомышленниками!

* * *

«Писал теоретическую работу, где пересказывал мысли Ленина», — мяукает Радзинский. Неужели всего одну работу?

Придется дополнить архивника, хотя по справедливости надо бы взять «злобного карлика» за загривок и, дав пару затрещин для умственной встряски, заставить самого исправлять его бредовые измышления.

После успешного побега из ссылки в 1904 году Сталин возглавляет работу Кавказского союзного комитета РСДРП.

Распускает меньшевистский комитет и создает большевистский.

Выезжает в многочисленные районы Закавказья, выступает на дискуссиях против меньшевиков, федералистов, анархистов и др.

Создает Имеретинско-Мингрельский комитет большевиков.

В Баку руководит борьбой за созыв III съезда партии.

В декабре руководит всеобщей стачкой бакинских рабочих, которая длилась три недели и закончилась подписанием коллективного договора между владельцами и работниками.

Публикует программный документ «Кредо», посвященный разногласиям и организационным задачам.

В № 7 «Пролетариатис Брдзола» выходит статья Сталина «Как понимает социал-демократия национальный вопрос?».

В 1905 году работы у Сталина прибавилось.

В феврале в Тифлисе вспыхивает мусульмано-армянский конфликт, для усмирения которого вызывались войска. Сталин организует внушительную группу вооруженных боевиков, которые становятся на защиту армян. Выпускает листовку «Да здравствует международное братство!»

В апреле Сталин выступает на обширной дискуссии в Батуме против меньшевиков Рамишвили, Арсенидзе и др.

В мае выходит брошюра Сталина «Коротко о партийных разногласиях».

В июле организуется двухтысячный дискуссионный митинг в Чиатурах, где Сталин выступает с критикой анархистов, эсеров, меньшевиков.

Споры с меньшевиками принимают ожесточенный характер. Сталин использует малейшую возможность для публичных выступлений. В письме за границу Сталин сообщает;

«Положение у нас таково. Тифлис почти целиком в руках меньшевиков. Половина Баку и Батума тоже у меньшевиков. Другая половина Баку, часть Тифлиса, весь Елисаветполь, весь Кутаисский район с Чиатурами (марганцепромышленный район, 9 — 10 тыс. рабочих) и половина Батума у большевиков. Гурия в руках примиренцев, которые решили перейти к меньшевикам. Курс меньшевиков все еще поднимается».

Далее Сталин пишет, что людей в два-три раза меньше, чем у меньшевиков, и приходится работать за троих.

В этот же период Сталин публикует работы: «Класс пролетариев и партия пролетариев», «Вооруженное восстание и наша тактика», «Временное революционное правительство и социал-демократия», «Ответ „Социал-демократу“», «Реакция усиливается», «Буржуазия ставит ловушку».

Надеюсь, читатель не забыл, что Радзинский сообщил, что в этот период Сталин «писал теоретическую работу, где пересказывал мысли Ленина». Вот и гадай теперь, какую именно «работу» имел в виду обнаглевший архивариус?

В конце декабря Сталин руководит работой IV большевистской конференции Кавказского союза РСДРП.

В июле в Кавказский комитет приходит письмо Крупской Н. К., в котором она просит прислать брошюру Сталина «Коротко о партийных разногласиях» и настоятельно требует регулярно высылать газету «Борьба пролетариата», что свидетельствует о высокой оценке Лениным деятельности Сталина.

Работоспособность Сталина впечатляет. Причем в условиях слежки, происков полиции и пр. В общем, это не кулачками размахивать Радзинскому с экранов телевизоров с угрозами в адрес Сталина.

* * *

Радзинский:

«Нет, конечно, было еще что-то! И это „что-то“ утаил от нас великий конспиратор. Сумел! Недаром в те годы происходили таинственные аресты, скрытые им в своей биографии. Недаром именно в то время Ленин отмечает Кобу — и тот отправляется на первую конференцию большевиков в Таммерфорсе…».

На что это тонко намекает архивариус? Что означает фраза «Ленин отмечает Кобу»? Как именно отмечает?

В декабре 1905 г. на IV большевистской конференции Кавказского союза Сталина избирают делегатом на IV съезд партии. Но съезд не состоялся из-за неявки делегатов от многих организаций, и вместо съезда в Таммерфорсе была проведена партийная конференция. И при чем тут Ленин?

Радзинский:

«…И опять с чужим паспортом на русскую фамилию (!)…»

Мы с пониманием относимся к негодованию архивного драматурга. Действительно, на партийные конференции надо ездить со своим, а не с чужим паспортом. И справку из полицейского департамента о благонадежности надо всегда иметь при себе.

Радзинский:

«И это — в дни революции, когда поезда в Финляндию, где скрывалось множество революционеров, кишат агентами секретной службы! Но Кобу не схватили. Он опять удачлив. Поистине странно удачлив…».

Радзинский напрасно так восторгается «удачливостью» Кобы. А что, разве кого-то из делегатов сняли с поезда, арестовали, «схватили»?..

Радзинский:

«„На съезде он не выступал. И за пределами съезда ничем себя в это время не проявил“, — так справедливо отметит Троцкий. Но Ленин опять зовет его участвовать в IV съезде в Стокгольме. А потом „не проявившего себя“ Кобу приглашают на новый съезд — в Лондон…».

Вообще-то, будь Радзинский честным человеком, он обязан был в предисловии предупредить читателей, что в своем сочинении он будет пересказывать мысли Троцкого и не более того. Он этого не сделал, что подразумевает использование архивником и других источников. Но ведь множество свидетельств, документально подтвержденных фактов опровергают подленькую ложь двух сталинофобов — Троцкого и Радзинского. В конце концов, есть же стенограмма конференции!

На конференции, которую Троцкий с Радзинским называют съездом, с докладом о состоянии дел в закавказской организации выступил Сталин (псевдоним Иванович). Являясь сторонником бойкота Государственной думы, Сталин произнес речь с аргументированным обоснованием своего мнения. Делегаты конференции избрали его в комиссию по выработке резолюции.

Радзинский:

«…Итак, Ленин зовет Кобу на съезды, а он все так же ничем особым себя не проявляет. Или точнее: иногда проявляет особую, ненавистную Ленину черту.

В узкой среде революционеров до Ленина не могли не дойти некоторые шокирующие высказывания Кобы типа: „Ленин возмущен, что Бог послал ему таких товарищей, как меньшевики. В самом деле, что за народ все эти Мартов, Дан, Аксельрод — жиды обрезанные! Да старая баба Вера Засулич. И на борьбу с ними не пойдешь, и на пиру не повеселишься“. Или: „Они не хотят бороться, вероломные лавочники… еврейский народ произвел только вероломных, которые бесполезны в борьбе“ (цитируется по книге И. Давида „История евреев на Кавказе“). Здесь слышна живая речь юного, дикого Кобы».

Не только! Здесь слышна еще речь одичавшего от безнаказанности Радзинского. Сразу надо отметить: архивник указал источник цитаты, а это случается с ним очень редко. Не сообщил, правда, в какой подпольной типографии и в каком году отпечатали «Историю евреев на Кавказе». Интересно, что именно там говорится про «состоятельных евреев-сапожников», о которых нам напевал Радзинский в первой главе? Надо будет почитать…

А Коба тоже хорош! Взял и «шокировал» тонкую еврейскую натуру Радзинского. Ну, с Лениным понятно — мировая революция, забастовки, демонстрации. Заматерел основательно! А Радзинский так на него рассчитывал! А тут такой наезд на конкретных евреев.

И, главное, Вера Засулич попала под горячую руку. Впрочем, с этой Верой Засулич «на пиру» и вправду особо не повеселишься, так что тут Коба отчасти прав. А вот по поводу «еврейского народа, который произвел только вероломных» — похоже, архивариус вырвал цитату из контекста. Хотя и так понятно, что справедливость этого утверждения Сталина подтверждается священной книгой как евреев, так и православных — Ветхим Заветом. А поскольку Коба специально многие годы системно изучал Ветхий Завет в духовном училище и семинарии, то Радзинскому надо было довериться суждению специалиста, а не какому-то Давиду. А за «жидов обрезанных» архивник затаил злобу напрасно. Ну покритиковал Сталин меньшевиков немного в мягкой, деликатной форме, строго в рамках межфракционной борьбы мнений, обижаться-то зачем?

Во-первых, «жид» — это название представителей еврейского народа не только в царской России, но и в современных восточно-славянских странах. В Польше даже выпускается водка с названием «Жидовская». Пьешь и пить хочется! Кошерный продукт! А во-вторых, необрезанных жидов не существует в природе. Это Радзинскому любой раввин подтвердит.

* * *

Радзинский:

«Впрочем, можно взять и статью самого Кобы, напечатанную в нелегальной газете „Бакинский рабочий“ в 1907 году. Это его отчет об участии в лондонском съезде РСДРП, где все в той же веселой манере Коба изложил те же мысли: меньшевики — сплошь еврейская фракция, а большевики — русская, и потому „есть неплохая идея для нас, большевиков, — устроить погром в партии“».

Ну что ж, последуем ненавязчивому совету Радзинского — «взять статью самого Кобы». Неужели Радзинский дал точную цитату без собственных вкраплений и прочих инсинуаций? Статья называется «Лондонский съезд РСДРП (записки делегата)».

А вот цитата, на которую ссылается драматург:

«Не менее интересен состав съезда с точки зрения национальностей. Статистика показала, что большинство меньшевистской фракции составляют евреи (не считая, конечно, бундовцев), далее идут грузины, потом русские. Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские, далее идут евреи (не считая, конечно, поляков и латышей), затем грузины и т. д. По этому поводу кто-то из большевиков заметил шутя (кажется, тов. Алексинский), что меньшевики — еврейская фракция, большевики — истинно русская, стало быть, не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром. А такой состав фракций не трудно объяснить: очагами большевизма являются главным образом крупно-промышленные районы, районы чисто русские, за исключением Польши, тогда как меньшевистские районы, районы мелкого производства, являются в то же время районами евреев, грузин и т. д.».

Стало быть, насчет «погрома» пошутил совсем даже не Коба, а «тов. Алексинский», после Октябрьской революции ставший белоэмигрантом. И мы сочувствуем Радзинскому в связи с разоблачением его очередной наглой клеветы.

Радзинский:

«Почему же Ленин, окруженный евреями-революционерами, сам имевший в роду еврейскую кровь, прощал Кобе ненавидимый подлинными интеллигентами антисемитизм и после подобных высказываний звал его на все съезды?»

Радзинскому всюду мерещится антисемитизм. «Ленин прощал Сталину антисемитизм!» — визжит еврей Радзинский. Тотальное засилье евреев в ельцинско-путинской России в СМИ, и особенно на ТВ, в руководстве русской культурой, финансовыми потоками, в представительстве интересов народов России в Совете Федерации архивника не смущает!

И что это за «подлинные интеллигенты» у Радзинского? Куприн, Достоевский, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Салтыков-Щедрин чем-то не устраивают театрала? А «подлинные интеллигенты» — меньшевики-евреи и евреи-бундовцы — возражений не вызывают? А вот у Ленина и Сталина к ним были претензии. В письме к Анне Ильиничне Ленин писал:

«Задерживаете неизбежный процесс выкидывания мерзавцев а-ля Галин, Мартов, Дан и К° из рабочего движения… Меня подлый шантаж Мартова и К° в деле X бесит страшно, ну и раздавим же мы мало-помалу эту банду шантажистов». В циркулярном письме Ленин писал: «Дорогие друзья!.. Если молчать, то еврейские марксисты завтра верхом будут на нас ездить…».

Да-а, Ильич бывал очень суров к… политическим противникам. Настолько суров, что даже вынужден был указывать их национальность. Тут, конечно, не обошлось без влияния Маркса, который отмечал: «Деньги — это ревнивый бог Израиля, пред лицом которого не должно быть никакого другого бога».

«Почему „Ленин звал Сталина на съезды?“», — прикидывается полным идиотом Радзинский. Вот если бы не лгал о том, что якобы «Сталин ничем себя не проявил», и вопроса бы не возникло. Про активное участие Сталина в конференции в Таммерфорсе мы за Радзинского уже рассказали. В Стокгольме, на IV съезде РСДРП («объединительном»), Сталин выступил в прениях одним из первых по главному вопросу съезда — аграрному. Меньшевики настаивали на решении аграрного вопроса путем «муниципализации». Ленин предлагал осуществить «национализацию». Незначительная часть большевиков выступала за раздел земли между крестьянами. Сталин резко раскритиковал и «муниципализацию» меньшевиков, и «национализацию» Ленина. Сталин: «Что касается существа дела, то я должен сказать, что исходным пунктом нашей программы должно служить следующее положение: так как мы заключаем временный революционный союз с борющимся крестьянством, так как мы не можем, стало быть, не считаться с требованиями этого крестьянства, — то мы должны поддерживать эти требования, если они в общем и целом не противоречат тенденции экономического развития и ходу революции. Крестьяне требуют раздела, раздел не противоречит вышесказанным явлениям, — значит, мы должны поддерживать полную конфискацию и раздел. С этой точки зрения и национализация, и муниципализация одинаково неприемлемы. Выставляя лозунг муниципализации или национализации, мы, ничего не выигрывая, делаем невозможным союз революционного крестьянства с пролетариатом». Будущие события показали, что поддержка большевиков крестьянством сыграла решающую роль в победе Октябрьской революции.

Т. е. Сталин занял позицию, принципиально расходящуюся с ленинской, и довольно основательно ее обосновал. В дальнейшем читатель сможет убедиться, что Сталин никогда не стеснялся говорить то, что думает, и требовал этого от других. А некоторые разногласия никак не влияли на дружбу двух умных людей — Ленина и Сталина.

* * *

Радзинский:

«Объяснить это можно лишь требованием „Катехизиса революционера“: „Ценить товарищей только в зависимости от пользы их для дела“».

Объяснить рождение такой глубокой мысли в голове нашего философа можно только передозировкой сознания «Катехизисом еврея в России».

Радзинский:

«На лондонском съезде они впервые встретились — Коба и Троцкий. Лев Давидович явился на съезд в ореоле славы, затмив бога Ленина. В отличие от споривших о революции эмигрантов-теоретиков Троцкий приехал из России — из самой гущи революции».

Ну, наконец-то! А то все цитаты Троцкого да цитаты… Чувствовалось, с каким нетерпением Радзинский ждал возможности представить читателям своего кумира. Чем же так очаровал «бес революции» Троцкий нашего архивариуса, неужели только национальностью?

В России Троцкий появился летом 1905 г. при содействии международного авантюриста Парвуса-Гельфанда. Талант оратора-демагога позволил Троцкому войти в состав местного Совета рабочих депутатов. К этому времени Парвус купил либеральную «Русскую газету» и организовал работу печатного органа меньшевиков «Начало». Огромные денежные средства, стоящие за Парвусом, отбили у Троцкого всякую охоту возражать этому таинственному человеку. Именно Троцкий, как один из руководителей самозваного Совета, провел через этот «орган» «Финансовый манифест», сочиненный Парвусом. Документ содержал инструкции для населения: не платить налогов, забирать вклады в банках и многое другое. Самое главное — разоблачать финансовое банкротство правительства перед всем миром. Все это сказалось на котировке рубля на рынке финансов. Остается только гадать, сколько «заработали» на этой операции Троцкий с Парвусом.

Меры, предпринятые правительством Витте (закрытие оппозиционных газет и др.), создали серьезные препятствия для развития революционного движения, а все члены Петербургского Совета были арестованы. Поэтому восхищение Радзинского «ореолом славы» Троцкого вполне объяснимо. Жаль только, что подробности «революционной деятельности» Троцкого, благодаря оголтелому сопротивлению радзинских, стали известны только недавно.

Наглое измышление Радзинского о том, что Троцкий блистал на съезде, «затмив бога Ленина», ничем не подтверждено, не проиллюстрировано. Почему? Есть же материалы 5-го съезда РСДРП, и они доступны любому радзинскому. Например:

Троцкий (из выступления на съезде): «Для вас важна фракционная демонстрация на съезде, а не единство партийного действия в стране. Я говорю вам, товарищи большевики: если для вас дороги те политические задачи, во имя которых вы боретесь, подчините им вашу фракционную нетерпимость, возьмите назад вашу резолюцию, вступите в соглашение с течениями и группами, которые в общем и целом занимают близкую вам позицию, и внесите резолюцию, которая сплотит большинство и создаст для фракции возможность планомерной работы».

Ленин (председательствующий на съезде): «Внесите вы!»

Троцкий: «Да? Вы требуете, чтобы я внес на съезд примирительную резолюцию, в то время как вы всем своим поведением подрываете самую возможность компромисса. Вы хотите торговаться из-за каждого слова на съезде, состоящем из 300 человек, вместо того чтобы сделать искреннюю попытку соглашения в комиссии».

Не будем сейчас рассматривать неумение Троцкого даже сформулировать свой оппортунистический замысел и стилистические особенности этого русскоязычного оратора. Обратим лишь внимание на его признание авторитета Ленина, который уже только «своим поведением» (!) чего-то такое «подрывает»!

Радзинский:

«В последние дни легендарного Петербургского Совета Троцкий был его вождем, восторженно слушали его толпы. Он был арестован, бесстрашно держался на суде, был приговорен к пожизненной ссылке, бежал из Сибири, проехал семьсот километров на оленях»…

Вообще-то «толпы восторженно слушали» и Геббельса, и Муссолини, и даже Эдварда Радзинского в телевизоре. А насчет поездки «на оленях» на съезд в Лондон у архивника получилось очень романтично. Видимо, Троцкий так старался не опоздать, что бежал из ссылки, бросив в Сибири жену и двоих дочерей!

Радзинский:

«И Троцкий попросту не заметил косноязычного провинциала с грузинским лицом и нелепой русской партийной кличкой „Иванович“».

Радзинский теряет чувство меры и называет Сталина, выступления которого на съездах и конференциях отличались глубиной анализа и безупречной логикой, косноязычным. И это пишет существо, мэкающее и бэкающее вперемешку с мяуканьем перед миллионами телезрителей! Поразительная наглость…

* * *

Дальше Радзинский художественно описывает операцию по экспроприации денежных средств на Эриванской площади в Тбилиси.

Радзинский:

«„Личное участие Кобы в этой кровавой операции считалось в партийных кругах несомненным“, — напишет Троцкий. Кровь, много крови всюду, где появляется маленький черный человек».

В те времена участие в «эксах» считалось нужным для партии делом и требовало от исполнителей мужества и отваги. Если бы Коба принимал участие в операции на Эриванской площади, то ему не было никакого резона скрывать это. Да и скрыть это было бы невозможно. А уж Троцкий, ненавидевший Сталина, как и Радзинский, патологической ненавистью, так и написал бы — «принимал участие!». Но ведь пишет: «участие считалось несомненным».

Ложь, много лжи «всюду, где появляется маленький» архивариус Радзинский.

Радзинский:

«…С красинскими бомбами действовал в это время и молчаливый Коба. Мы можем только гадать, когда Ленину пришло в голову использовать в „бомбовой работе“ преданного грузина. Ленин правильно оценил его организаторский талант, блеснувший в кровавых демонстрациях в Грузии, и способности конспиратора. И Ленин соединил хитроумного Кобу с легендарным Камо».

Сталин пишет статьи, редактирует газеты, выступает на конференциях, съездах, но в театральном сознании архивариуса по-прежнему остается «молчаливым Кобой». Не объясняет Радзинский, как именно «Ленин „соединил Кобу с Камо“», хотя тут же строчкой ниже пишет, что «с детства маленький Симон (Камо. — Л. Ж.) стал послушной тенью властного Сосо».

Радзинский:

«…Но нападение на Эриванской площади превосходило все подвиги Камо. Этот великолепный спектакль от начала до конца сочинил Коба и точно, по заданным нотам, исполнил Камо».

Что так упорно старается навязать читателям Радзинский? Что Сталин спланировал ограбление банка и сам принял в нем участие? Так почему не привел ни одного подтверждения этой драматургической версии? Ведь даже Троцкий отказался приписать Сталину такой «нехороший» поступок!

Радзинский:

«Это был первый спектакль, поставленный Кобой, который прогремел на всю Европу… И тут, видимо, Коба не утерпел. Если остальные террористические подвиги он совершал в любимой им безвестности — о его участии в этом ограблении вскоре знала вся партия».

И как же «вся партия» узнала о Сталине-«экспроприаторе»? Из газет? Из выступления Радзинского на первом канале ТВ? Из доклада Троцкого на чрезвычайном съезде партии, который потребовали срочно созвать меньшевики? Если «вся партия знала», следовательно, были источники такого знания?! Какие именно? И Радзинский снисходительно поясняет:

«Павленко говорил отцу: „Сталин искалечил руку во время одного из эксов, он был ловок и храбр. Во время захвата денег в Тифлисе он был среди нападавших на экипаж“».

Вот оно что, оказывается! «Вся партия» узнала об участии Кобы в «эксах» из многотиражных книг неоднократного лауреата Сталинских премий Павленко! С этим действительно не поспоришь…

Радзинский:

«Став Сталиным, он будет тщательно скрывать деятельность Кобы. Но о ней слишком хорошо знали. В 1918 году меньшевик Мартов заявил, что Сталин не имеет права занимать руководящие посты в партии, так как „в свое время был исключен из партии за причастность к экспроприациям“. Коба потребовал разбирательства. „Никогда в жизни, — говорил он, — я не судился в партийной организации и не исключался. Это гнусная клевета“. Но несмотря на негодование, Коба не заявил прямо о своем неучастии в терроре. Мартов настаивал на вызове свидетелей, приводил факты (в частности, об участии Кобы в экспроприации парохода „Николай I“). Однако вызвать свидетелей с охваченного войной Кавказа не удалось. Дело затихло».

Грубовато стал лгать Радзинский, вообще перестав утруждать себя соблюдением хотя бы подобия логических построений. Мартов отказывал Сталину в праве занимать руководящие посты из-за того, что последний был исключен из партии, а вовсе не за причастность к «эксам». И когда Сталин обвинил Мартова в клевете и потребовал доказательств, то речь шла о доказательствах конкретного факта: исключения из партии. И никакие военные действия, о которых пишет Радзинский, не помешали бы Мартову истребовать и получить от тифлисской партийной организации соответствующие протоколы собраний.

Радзинский не понимает, что его ложь противоречит хотя бы тому, что в 1918 году никому из революционеров и в голову не могла прийти мысль — скрывать свое участие в «эксах», убийствах царских министров, крупных чиновников и даже членов царской семьи. Такие революционеры ходили в героях. В их честь называли улицы (Каляевская), пароходы («Красин»), О деятельности Камо выходили книги, снимались фильмы. Об его жизни написал М. Горький, использовав свои беседы с Камо, его воспоминания. Только вот Сталин во всем этом даже не упоминается! Не учел архивник и тот факт, что царская полиция, расследуя события на Эриванской площади, действовала по горячим следам, имея улики, показания свидетелей. Причастные к «подвигу Камо» арестовывались даже за границей. Во Франции арестовали М. Литвинова, С. Равич, Я. Мастерс, Ф. Ямпольскую. А вот Сталину после ареста в марте 1908 года обвинение в грабеже не предъявлялось.

Радзинский:

«Но прошлое Кобы всегда тревожило Сталина. И многие товарищи Кобы по разбойным нападениям закончат жизнь в сталинской тюрьме. И главный его соратник по удалым делам — Камо — уйдет из жизни раньше всех».

«Многие товарищи» — это сколько? «Многие» — значит не все? И почему «закончат жизнь в тюрьме», а не в «сталинских лагерях»? А несколько фамилий «многих товарищей» назвать нельзя? Ну хотя бы одну? А, понятно! Не все еще в мире спокойно! Не пришло еще время открыть все тайны сталинской эпохи! Да и подписку дал Радзинский самому главному сталинофобу России Яковлеву — молчать не менее трехсот лет.

Радзинский:

«Это произошло сразу после возвышения Кобы, когда он стал Генеральным секретарем партии».

Ничего не значащей, технической должностью назвал пост генерального секретаря партии Троцкий, и это тот редкий случай, когда кумир Радзинского сказал правду. Так что насчет «возвышения Кобы» архивник слегка драматургически преувеличил.

Радзинский:

«15 июля 1922 года Камо ехал на велосипеде по Тифлису, и на пустой дороге на него наехал автомобиль, столь редкий тогда в городе… В больнице, не приходя в себя, он скончался.

„Какая насмешка судьбы!“ — сокрушался на его похоронах Мамия Орахелашвили, один из руководителей Закавказья.

Насмешка судьбы? Или печальная усмешка его прежнего друга?»

Как же мы сами не догадались?! Это же Сталин организовал террористический акт в отношении своего друга Камо! Больше ведь некому! Спасибо следователю по террористическим делам Эдварду Радзинскому! Наконец-то выявлена причинно-следственная связь дружбы Сосо и Симона с дорожно-транспортным происшествием, случившимся в Тифлисе. Что получается? Сталин находится в состоянии перманентного страха перед возможными свидетельскими показаниями Камо об участии Кобы в ограблении банка в Тифлисе. Разоблачения Камо могут повлечь за собой резкое повышение авторитета Сталина в глазах его товарищей по партии. Это, в свою очередь, приведет членов ЦК к мысли о необходимости назначения Сталина на самые ответственные должности в государстве (что потом и произошло в действительности), что автоматически означало чудовищное увеличение объема работы и ответственности! Мог ли Сталин допустить такое развитие событий? Нет, Камо был обречен! Выжить в этой ситуации противостояния генеральному секретарю у него просто не было шансов! Ни одного! И Сталин, отпросившись у Крупской, мчится в Тифлис, с трудом, но все же находит и угоняет грузовик, после чего ездит за велосипедистом Камо, выжидая удобный момент для наезда на беспечного друга. Совершив злодеяние, Сталин при содействии большевика-грузина Марка Розовского успевает вернуться в Москву и проводит совещание.

Вот что скрывалось за фразой «важняка» Радзинского про «печальную усмешку» Сталина.

* * *

Радзинский:

«Но тогда, в дни далекого 1907 года, Коба, как писал палестинский революционер Асадбей, „был прямым и честным, довольствовался малым. Все остальное отсылал Ленину“.

Все эти темные годы он живет, точнее, скрывается в Баку, на нефтяных промыслах. Видимо, это было решение Ленина, который с тех пор будет всегда заботиться о верном Кобе…».

Да, похоже, Ленин так и сказал Кобе, посоветовавшись с Радзинским, — скрывайся, мол, на нефтяных промыслах и ни о чем не беспокойся. Я лично буду «заботиться» о тебе.

Радзинский:

«Но сам Коба вел полунищую, бродячую жизнь — все средства аккуратно посылались Ленину. Приходилось нелегко: теперь он был женат, и жена родила ему ребенка… Портрет Кобы в те годы беспощадно рисует Ф. Кнунянц: „Маленький, тщедушный, какой-то ущербный, одет в косоворотку с чужого плеча, на голове нелепая турецкая феска“».

Радзинскому пришлось все же написать одно полупредложение с указанием на честность и щепетильность Кобы в денежных делах. Иначе все его сочинение выглядело бы уж очень лживым. Да и как не сказать пару слов о полном безразличии Сталина к материальным ценностям, о котором известно всему миру. Тем более что эта характеристическая черта Сталина и есть одна из важнейших причин ненависти к нему со стороны радзинских. Усатый «тиран» ведь сам не воровал и радзинским не давал! Ну и какому либерасту это понравится?

Что касается «портрета», написанного Ф. Кнунянц («маленький, тщедушный, какой-то ущербный»), то здесь Радзинский сам себя и опровергает, давая в своем сочинении фотографии молодого Иосифа Джугашвили под названием «Коба — революционер и террорист». На фотографии красивый молодой человек с внимательными, ясными глазами и прямой, гордой осанкой. Читатель, надеюсь, не забыл, как, не сгибаясь, шел Коба в батумской тюрьме сквозь строй солдат под градом ударов ружейных прикладов. И этот факт подтвержден самим драматическим историком Радзинским! А насчет эпитетов «маленький, тщедушный и какой-то ущербный» — то понятно, что Кнунянц «рисовал» портрет Сталина, используя в качестве модели Радзинского. Хотя по сравнению с этим карликом Сталин выглядит великаном. В тюремных документах, которыми располагает Радзинский, указан и рост Кобы — 174 см. Было бы интересно также взглянуть на физиономию «художника» Кнунянца…

Радзинский:

«…Но Екатерина увидела его (Кобу. — Л. Ж.) иным… В нем было очарование столь любимого в Грузии романтического разбойника, грабящего богатых во имя бедных. И еще — ощущение власти над людьми. Оно подчиняло. „Он нравился женщинам“, — вспоминал под старость Молотов…»

Странно все это! Радзинские и кнунянцы во внешности Сталина отчего-то видят только «ущербность и тщедушность», а красавица Екатерина Сванидзе с этим парнем решает навсегда связать свою судьбу и разделить с ним все тяготы и опасности его революционной деятельности.

Радзинский:

«Это, конечно, была любовь! Она была так же религиозна, как его мать. Их венчание было тайным, и не только от полиции — церковный брак был позором для революционера. „Почти не было случая, чтобы революционный интеллигент женился на верующей“, — с презрением писал Троцкий…»

Да, для еврея Троцкого в отношении к невесте главное не любовь, а ее атеизм, и Радзинский не находит нужным одернуть соплеменника. А вот Сталину было наплевать на мнение Троцких с радзинскими, и он проходит обряд венчания с любимой Като.

Радзинский:

«Убивая людей, влача полунищее существование, Коба мечтал о настоящей семье, которой был лишен в детстве. Создать такую семью он мог только с невинной религиозной девушкой…»

Потрясающее скудоумие Радзинского и ощущение полной безнаказанности позволяют ему выплескивать совершенно абсурдные обвинения в адрес Сталина. Впрочем, этим без устали уже более полувека (!) занимаются его собратья по разуму.

Каких таких людей «убивал» Сталин? Фамилии у этих людей есть? А почему ни одной фамилии не указано?

И с чего это Радзинский измыслил, что семью Коба мог создать «только с невинной религиозной девушкой…»? Неужели этот театральщик не в состоянии понять, что любовь рождается вне всяких расчетов и пожеланий? Архивник, исходя из собственных нравственных начал, уверен, что Коба никогда не полюбил бы Като, будь она неверующей, потерявшей невинность. Что тут сказать? Вряд ли стоит особо бранить Радзинского. Таким его воспитали родители, и тут ничего не поделаешь. Жаль только, что, не осознавая свою нравственную ущербность, он без смущения выставляет ее на всеобщее обозрение.

Радзинский:

«В их нищем жилище все сверкало чистотой, все было покрыто ее белыми вышивками и кружевами.

Его дом, его очаг — традиционная семья… Но при этом он оставался яростным фанатиком-революционером.

Все это время она пытается создать дом, в который он, избегая ареста, так редко приходит. А если и приходит, то только глубокой ночью, чтобы исчезнуть на рассвете.

Она рожает ему сына Якова. С грудным младенцем на руках она с трудом сводит концы с концами. Денег по-прежнему нет. Огромные средства, добытые мужем, немедленно уходят к Ленину. При этом полунищий Коба презирает деньги. Для него они — часть мира, который он взялся разрушить. И когда они у него появляются, он с легкостью раздает их друзьям.

Сергей Аллилуев: „В конце июля 1907 года я должен был уехать в Питер, денег не было, и по совету товарищей я отправился к Кобе“. И Коба тотчас дает нужную сумму. Однако Аллилуев видит его нищету и, конечно, отказывается. Но Коба непреклонен, буквально всучивает деньги: „Бери, бери — пригодятся“. И тот берет.

…И опять Като сидит без денег с кричащим младенцем. И опять Коба исчезает в ночи.

А потом она заболела… На лечение у Кобы не было денег.

Она умирала… Осенью он вынужден перевезти ее в Тифлис, где жила ее семья. Сванидзе смогут за ней ухаживать… Но было поздно. „Като скончалась на его руках“, — писал Иремашвили. Есть фотография, хранившаяся в семье Сванидзе: Коба стоит над гробом — несчастный, потерянный, с всклокоченными волосами… Так он убил свою первую жену».

Да простят меня читатели за длинную цитату. Хотелось, чтобы вы самостоятельно определили обоснованность обвинения Радзинского: «Так он убил свою первую жену». Добавлю лишь, что многочисленные историки очень мало рассказывают о первой жене Сталина — Екатерине Сванидзе. Известно, что она и ее сестра Сашико прекрасно шили и на жизнь денег хватало. Умерла Като от брюшного тифа, по одним сведениям, или от туберкулеза — по другим.

Ладно, оставим «приговор» архивника на его совести.

Радзинский:

«Появляются слухи — странные, точнее, страшные для революционера: бесстрашный Коба, удачливый Коба, уходящий от всех преследований, на самом деле провокатор, засланный полицией в революционное движение».

Да, революционная деятельность в условиях слежки, провокаторской работы агентов «охранки» вырабатывала у подпольщиков обостренное чувство осторожности и подозрительности. Время от времени агенты разоблачались, но на их место внедрялись другие. Серьезным «специалистом» по выявлению предателей в РСДРП считался В. Бурцев. Были и оклеветанные, и обвиненные по ложным, надуманным основаниям. Некоторые из этих революционеров были казнены, другие кончили жизнь самоубийством. Мало кто из революционных деятелей избежал подозрений в двойной игре. Обвинения в предательстве были выдвинуты, например, против Троцкого и Луначарского, но Радзинский, по понятным причинам, о них не упоминает. Делая назойливые, грязные намеки на «сотрудничество» Сталина с царской охранкой, архивник не затрудняет себя размышлениями о мотивах согласия работать осведомителем. А ведь их всего два: желание улучшить свое материальное положение, получая «вознаграждение» за доносы, и компрометирующие факты из собственной жизни, позволявшие жандармам заставить потенциальных агентов под угрозой разоблачения и наказания работать на охранку. Генерал от жандармерии А. Спиридович вспоминал:

«Причины, толкающие людей на предательство своих близких, очень часто друзей, различны… Чаще всего будущие сотрудники сами предлагали свои услуги жандармскому офицеру, но бывали, конечно, случаи, и очень частые, когда предложения делались со стороны последних. Так или иначе, но из-за чего же шли в сотрудники деятели различных революционных организаций. Чаще всего, конечно, из-за денег…».

Первый мотив в отношении Сталина можно даже не рассматривать, зная его безразличие к жизненному комфорту на грани аскетизма. Второй мотив был применим лишь к людям со слабым характером, не умеющим постоять за себя, испытывающим страх перед ссылкой, тюрьмой. И этот мотив неприменим к Сталину. Все без исключения исследователи жизненного пути Сталина отмечают его твердый характер, жесткость, умение отстоять не только свои интересы, но и других, что отмечал даже приятель Радзинского Троцкий. Кстати, он, злейший враг Сталина, не позволил себе опуститься до умственного уровня Радзинского и подозревать Сталина в работе на царский режим, не говоря уже о предъявлении обвинений.

Радзинский:

«Однако слухи прерывает арест Кобы. Коба — в тюрьме. При аресте у него найдены документы — доказательства „его принадлежности к запрещенному Бакинскому комитету РСДРП“. Это дает полиции основание для нового обвинения — уже с перспективой каторжных работ. Но… Бакинское жандармское управление почему-то закрывает глаза на эти документы и рекомендует всего лишь вернуть Кобу на прежнее место ссылки — в Сольвычегодск сроком на три года. После чего новое удивительное решение: Особое совещание при министре внутренних дел отправляет Кобу в ссылку только на два года!»

Не грозило Кобе «обвинение с перспективой каторжных работ», как изящно выразился Радзинский. Лжет архивник беззастенчиво! При аресте у Кобы были обнаружены документы Бакинского комитета РСДРП и номер газеты «Гудок». Коба спокойно объяснил, что ничего предосудительного не совершал, кроме побега из ссылки. Покинув место ссылки, проживал, дескать, в Лейпциге, никого не трогал, писал корреспонденции в «Гудок», а по возвращении из Германии устроился на работу в Союз нефтепромышленных рабочих конторщиком. К документам отношения не имеет. Следствие продолжалось почти 8 месяцев. Учитывая, что 17 октября 1905 г. был издан царский манифест с объявлением амнистии политическим заключенным, даже побег из ссылки не мог быть предъявлен Кобе в вину! Словом, никакой доказательной базы против Кобы у следствия не оказалось. При рассмотрении дела в судебном заседании это дело было обречено на провал, и следователи, не обладающие умственными горизонтами Радзинского, это понимали. Именно поэтому дело Джугашвили, чтобы избежать гласного судебного разбирательства, было передано на рассмотрение Особого совещания при МВД, которое 26 сентября 1908 г. сократило срок новой ссылки до двух лет.

Напрасно Радзинский упустил возможность намекнуть читателям на то, что члены Особого совещания наверняка были сообщниками Кобы. Это было бы логично для Радзинского.

* * *

Радзинский:

«Путь ссыльных в забытый Богом городишко Сольвычегодск шел через Вятку. В камере вятской тюрьмы Коба заболел тифом. Из камеры его перевозят в губернскую земскую больницу.

Он находился на грани смерти. Но выжил…

В Сольвычегодске Коба поправился, поздоровел и уже в начале лета бежал. По полицейским сообщениям, побег произошел 24 июня 1909 года. И опять он не боится выбрать Кавказ!»

Ну почему же — сразу на Кавказ? Здесь, видимо, Радзинский не лжет, а просто не владеет точной информацией. После побега Коба отправился в Петербург, рассчитывая остановиться у старого знакомого С. Аллилуева. Еще в ссылке он получил задание партии — организовать выпуск легальной партийной газеты. В Петербурге Коба проводит несколько встреч по этому вопросу с тамошними социал-демократами, в том числе и с депутатом Государственной думы Н. Полетаевым. В начале июля Коба отправляется на Кавказ.

Радзинский:

«Девять месяцев он находится на свободе. 23 марта 1910 года его арестовывают. Три месяца следствия, и вновь — поразительные обстоятельства! Помощник начальника Бакинского жандармского управления Н. Гелимбатовский пишет заключение: „Ввиду упорного его участия в деятельности революционных партий, в коих он занимал весьма видное положение, ввиду двухкратного его побега… принять меру взыскания — > высылку в самые отдаленные места Сибири на пять лет“. Но заключение игнорируют. Вместо него следует благодушное решение — выслать неисправимого Кобу в тот же Сольвычегодск!»

Опять шельмует Радзинский. «Случайно» пропустил прилагательное «высшая», которое стоит в донесении ротмистра Гелимбатовского перед словами «мера взыскания». А ведь это означает, что ничего серьезного охранка предъявить Кобе не могла и самое страшное, что грозило Кобе, — была «высшая мера взыскания» — ссылка. А надоел Коба охранке основательно. Обосновывая арест Сталина, начальник Бакинского охранного отделения доносил:

«Упоминаемый в сводках наружного наблюдения… под кличкой „Молочный“, известный в организации под кличкой Коба, член БК РСДРП, являвшийся самым деятельным партийным работником, занявшим руководящую роль, задержан по моему распоряжению чинами наружного наблюдения 23 сего марта. К необходимости задержания „Молочного“ побуждала совершенная невозможность дальнейшего наблюдения за ним, т. к. все филеры стали ему известны, и даже назначенные вновь приезжие из Тифлиса немедленно проваливались, причем „Молочный“, успевая каждый раз обмануть наблюдение, указывал на него и встречавшимся с ним товарищам, чем, конечно, уже явно вредил делу».

Так что кавказская охранка, не имея серьезных улик против Кобы, была согласна выдворить его с Кавказа с глаз долой под любым предлогом и куда угодно. Перед отправкой в Сольвычегодск Кобе вручили постановление наместника Кавказа о запрещении ему проживать на Кавказе в течение пяти лет.

Радзинский:

«Так началась третья ссылка… 29 декабря 1910 года он (Коба. — Л. Ж.) опять поселился в доме Григорова, но прожил там на этот раз недолго. Вряд ли ему было там плохо — иначе бы он не поселился во второй раз. Скорее, сыграло свою роль нечто другое… 10 января 1911 года Коба переселяется в дом Матрены Прокопьевны Кузаковой, молодой вдовы…».

Дальше Радзинский предоставляет своему драматургическому сознанию полную свободу и заполняет рассказ о пребывании Кобы в Сольвычегодске пошлятиной вперемешку с похабщиной. Не смог архивник удержаться в рамках приличий. А как тут избежать пошлости существу с такой как бы нравственностью? Молодой революционер на постое у красивой вдовы — это ж какой простор для вымысла!

Радзинский:

«Ссылка Кобы закончилась, и с нею житье в шумном доме Кузаковой, где бегали многочисленные дети (как утверждали злые языки, весьма напоминавшие ее прежних ссыльных постояльцев). Не имея права выехать в столицу, Коба выбирает для жительства Вологду. Все это время Ленин помнит о верном удалом грузине, нетерпеливо зовет его. Об этом Коба пишет сам в письме, перлюстрированном полицией: „Ильич и К° зазывают в один из двух центров (т. е. в Москву и Петербург. — 3. Р.) до окончания срока. Мне же хотелось бы отбыть срок, чтобы легально с большим размахом приняться за дело, но если нужда острая, то, конечно, снимусь“. И опять странность. Почему этот великий конспиратор так странно доверчив? Как он мог забыть, что полиция перлюстрирует письма?»

Надо же, какой образованный у нас архивариус — знает слово «перлюстрация»! И как умело его использует! Вопросы вот только задает себе и читателям не очень умные. То есть умные, конечно, но… не очень. Какие-то драматические вопросы.

Предположим, что Коба отправил упомянутое Радзинским письмо Бобровскому, своему знакомому по работе на Кавказе, императорской почтой.

Что же такого написал в письме Коба, что следовало непременно держать в тайне от полиции? Что он принял решение добросовестно отсидеть весь срок ссылки? Что он, Коба, является членом РСДРП? Жаль, что архивник не рассказал, как выглядит конверте марками, который позволил ему сделать вывод о наглой «перлюстрации» письма Кобы царским режимом…

Ровно через неделю Коба отправляет письмо в ЦК партии, которое начинается словами:

«Товарищ Семен! Вчера я получил от товарищей ваше письмо… В ссылке имеется порядочная публика, и было бы очень хорошо снабжать ее периодическими нелегальными изданиями…».

Странно и загадочно, что Коба получал и отправлял письма через «товарищей», цинично игнорируя услуги царского почтового департамента. И снабжение ссыльных «нелегальными изданиями» тоже взвалил на плечи этих «товарищей»! А как было бы удобно ссыльным революционерам приходить на почту и регулярно получать по подписке решения конференций, съездов революционных организаций социал-демократов, социалистов-революционеров, анархистов и др.

Радзинский:

«Вскоре в Департамент полиции пошло сообщение: „Как можно полагать, кавказец (так полиция именует Кобу. — Э. Р.) в скором времени выедет в Петербург или в Москву для свидания с тамошними представителями организации и будет сопровождаться наблюдением… Явилось бы лучшим производство обыска и арест его нынче же в Вологде“.

Но… никакого ареста! Руководство Департамента будто не слышит и никак не реагирует!.. Следует новое донесение: „В 3.45 кавказец пришел на вокзал с вещами… вошел в вагон третьего класса в поезд, отходящий на Санкт-Петербург… Кавказец с означенным поездом уехал в Петербург“. И никакой попытки его задержать! Но почему?»

Здесь чувствуется некоторая растерянность Радзинского. Ему никак не удается найти логическую связь между донесением жандармского идиота и реакцией его начальства. Радзинский «подзабыл», что Коба живет в Вологде свободно, не имея за собой даже гласного надзора полиции. Ссылка-то кончилась! К чему привел бы арест Кобы в Вологде, предлагаемый автором донесения? К конфузу! А вот если проследовать за ним в Петербург или Москву и выявить его связи — это уже чревато повышением по службе! И, главное, для ареста в Питере или Москве имелись законные основания — появление в городах, запрещенных ему для проживания.

Жандармы это понимали, а Радзинский нет…

Радзинский:

«И опять непонятное. С самого начала Коба должен был знать: побег в Петербург безнадежен. В это время в Киеве выстрелом из револьвера убит глава правительства Столыпин. Петербург наводнен полицейскими агентами.

Как уцелеть с паспортом на имя Чижикова и с грузинской физиономией?».

Это для радзинских «побег в Петербург был безнадежен»! Потому что после убийства Столыпина евреем Богровым полиция во всех крупных городах империи чрезвычайно активизировалась в строго определенном направлении. С. Аллилуев:

«Правительство приняло экстраординарные меры для поимки предполагаемых соучастников Богрова. Был разослан секретный циркуляр всем домовладельцам, содержателям гостиниц, предписывающий немедленно сообщать в полицию о каждом вновь прибывающем лице еврейской национальности».

Поэтому царский режим в тот период считал «грузинскую физиономию» Кобы для себя менее опасной, чем физиономии евреев.

Здесь для нас интересно, что архивник, пользуясь воспоминаниями С. Аллилуева, отказывается цитировать фрагменты с информацией, опровергающей его бредовые измышления. А это уже не невежество или отсутствие нужных материалов — это прямая ложь!

Радзинский:

«Вначале он (Коба. — Л. Ж.) был осторожен.

Из воспоминаний С. Аллилуева: „Он вышел с Николаевского вокзала и решил побродить по городу… надеялся кого-нибудь встретить на улице. Это было безопаснее, чем искать по адресам. Под дождем он проходил весь день. Толпа на Невском редела, гасли огни реклам, и тогда он увидел Тодрию. После убийства Столыпина вся полиция была на ногах. Решили снять меблированную комнату. Швейцар вертел его паспорт недоверчиво — в нем он значился Петром Чижиковым. На следующее утро Тодрия повел его к нам“».

Дополним «забывчивого» архивара. С. Аллилуев пишет:

«Хотя Сильвестр Тодрия жил поблизости, но укрыть у себя товарища Сталина он не мог, так как в то время все ворота, а на Невском в особенности, запирались на ночь и охранялись дворниками. Не оставалось ничего иного, как идти в меблированные комнаты. Решили пойти на Гончарную улицу… Пришли. Швейцар, внимательно оглядев пришедших, спросил Тодрия, не еврей ли он… На другое утро он зашел за товарищем Сталиным, и они направились ко мне на Выборгскую сторону».

Радзинский:

«Потом Аллилуев в окно видит шпиков, которые явно следят за квартирой. Но подозрительный Коба только шутит и настроен странно беспечно. Далее он и сопровождающий его рабочий Забелин с удивительной легкостью ускользают от наблюдения, он ночует у Забелина, после чего… возвращается в те же меблированные комнаты! И это — зная, что за ним следят! Неудивительно, что его арестовывают. Удивительно другое: почему он так легкомысленно себя вел?»

Шутки Кобы в отношении шпиков в котелках не понятны только Радзинскому. Какую опасность могли представлять шпики в спецодежде для Сталина, признанного мастера конспирации и любителя издевательств над тружениками сыска?! А «легкость ускользания от наблюдения», так поразившая Радзинского, объясняется С. Аллилуевым:

«Поздно вечером товарищи Сталин, Тодрия и Забелин отправились в путь. Забелин, хорошо знавший местность, повел их в обход, по темной, глухой аллее. Здесь шпики вынуждены были отстать…».

Выполнив все намеченные дела, Сталин вернулся в гостиницу, где 9 сентября был арестован. Видимо, швейцар все же доложил в полицию о подозрительном постояльце и его приятеле с внешностью еврея.

Радзинский:

«Вот так загадочно окончились три дня его жизни в Петербурге. До середины декабря ведется следствие. Наказание Коба вновь получает мягкое: его выслали на три года, да еще с правом выбора места жительства. Он снова выбрал Вологду».

Радзинскому три года жизни в Вологде уже под гласным надзором полиции представляются «мягким наказанием» для Сталина! А, собственно, за что? За «самоволку» в Питер? Что-то уж очень кровожаден наш историк…

* * *

Радзинский:

«В конце декабря 1911 года Коба прибыл в Вологду…

…Орджоникидзе — давний друг и видный функционер партии — приезжает к нему в Вологду. Орджоникидзе и рассказал Кобе об удивительных событиях, произошедших в партии: неутомимый Ленин совершил переворот! Он созвал конференцию большевиков в Праге, и она провозгласила себя единственным представителем РСДРП, избрала большевистский ЦК. Среди членов нового ЦК были Ленин, Зиновьев, тот же Орджоникидзе и прочие. Но Кобы среди них не было. Коба был введен в ЦК позже — лично Лениным…»

«Но Кобы среди них не было, — напрягает голосовые связки архивариус. — Коба был введен позже лично Лениным…» И что? Это бросает тень на личность Кобы? Или на Ленина? Кооптация в ЦК менее легитимна, чем избрание в ЦК на конференции? Чем в данном случае Сталин вызвал такое раздражение у Радзинского? А ведь знает Радзинский, не может не знать, что очень много делегатов до Праги не добрались, поскольку были арестованы. Именно поэтому «кооптация» не представляла ничего странного для тех условий.

Напомним читателям, что конференция в Праге состоялась в январе 1912 года. Ее работа проходила под пристальным вниманием охранки, благодаря агентам, внедренным в партию. Роман Вацлавич Малиновский, не вызывая ни у кого подозрений, информировал охранку обо всех событиях, происходивших на конференции. Провокатором оказался, как выяснилось позднее, и делегат с решающим голосом А. Романов. В целях конспирации на конференции был принят необычный порядок избрания членов ЦК. Каждый делегат передавал Ленину записку с перечнем лиц, которые, по мнению делегата, должны стать членами ЦК. Ленин лично оповещал того или иного делегата об избрании его членом ЦК. Несмотря на соблюдение конспирации, вскоре почти все члены ЦК были арестованы.

О том, что Сталин был кооптирован в ЦК на самой конференции, а не «позже», как нагло утверждает Радзинский, свидетельствует агентурная записка Московского охранного отделения с анализом работы Пражской конференции:

«На основании предоставленного цекистам права кооптирования избраны в члены ЦК: а) „Коба“ — известный Деп. полиции кр. Тифлисской губ. Иосиф Виссарионов Джугашвили, отбывший срок администр. высылки в гор. Сольвычегодске, Вологодской, и арестованный согласно сведений Моск. Охр. Отд., в С.-Петербурге, 9 сентября 1911 года, губ. и б) „Владимир“, бывший рабочий Путиловского завода… работает в настоящее время в Екатеринославской губ., настоящая фамилия его — Белостоцкий».

Членами ЦК были дополнительно избраны люди рабочих профессий: Калинин, Белостоцкий, Петровский, Бадаев, Киселев, Малиновский.

Тогда же Сталин был заочно избран членом Русского Бюро, о чем Радзинский умолчал.

И никакого переворота в Праге не случилось. Там было впервые организационно оформлено создание большевистской партии, которая раньше была фракцией большевиков в РСДРП.

Радзинский:

«Орджоникидзе сообщил Кобе волю Вождя: Ленин потребовал его побега. И через несколько дней после свидания с Орджоникидзе, 29 февраля 1912 года, он в очередной раз бежит.

Сбежав из ссылки, Коба развивает бешеную деятельность. Сначала посещает родной Тифлис — соскучился по солнцу в безысходной Сибири. Потом отправляется в Петербург, по дороге инспектируя провинциальные комитеты…

Революционерка Вера Швейцер дополняет: „На обратном пути в Петербург он заехал в Ростов. Он оставил мне директивы для работы Донского комитета. В это время ЦК почти весь сидел… Мы дошли до вокзала пешком и, маскируя нашу встречу, выпили по чашечке кофе и провели вместе два часа до поезда. Он был в демисезонном пальто черного цвета. На нем была темно-серая, почти черная шляпа, и сам он был худой, а лицо смуглое“.

Все то же пальто, все та же шляпа. Черный человек».

Иногда Радзинского становится жалко. Злоба и ненависть к Сталину переполняют его, а объяснить эти чувства он не в состоянии. «Черный человек», — презрительно замечает архивник. Ну не было у Сталины другого пальто, кроме черного, — что ж тут усмехаться?

* * *

Радзинский:

«В Петербурге Коба руководит избирательной кампанией.

…На этот раз Коба — очень подозрителен. Обычно аресты производятся ночью — теперь он не возвращается домой ночевать. После сходок с рабочими, где обсуждается тактика кампании, он бродит всю ночь по извозчичьим чайным и трактирам. В махорочном чаду, среди дремлющих за столами пьяниц и извозчиков Коба дожидается утра. От усталости и бессонных ночей он еле держится на ногах…»

В Питере Коба в каждом номере газеты «Звезда» публикует свои статьи, иногда по две и больше в одном номере. Принимает участие в создании «общерусской газеты» «Правда». Бесчисленные встречи, собрания, митинги, на которых выступает Коба, обессилят кого угодно. Не исключая Радзинского.

Радзинский:

«22 апреля его арестовали. На этот раз ему не удалось уехать в хорошо знакомую Вологду — его отправляют в суровый Нарымский край. Но Коба не стал дожидаться ледяной нарымской зимы и уже 1 сентября бежал! В пятый раз!»

Вряд ли арест Кобы был случайным. К этому времени охранка к социал-демократам относилась уже достаточно серьезно. 14 апреля арестовали и отправили в Шлиссельбургскую каторжную тюрьму Орджоникидзе. В мае был арестован член ЦК и Русского Бюро Спандарян. Шаумян уже полгода как находился в тюрьме.

12 апреля в Петербургское охранное отделение поступил запрос из Департамента полиции, в котором сообщалось:

«Вследствие сообщенных Вашему Высокоблагородию начальником Бакинского охранного отделения… сведений о члене центрального комитета Российской социал-демократической партии Иосифе Джугашвили, выбывшем сего апреля из Баку в Петербург, департамент полиции просит Вас уведомить, прибыло ли названное лицо в столицу, присовокупляя, что Джугашвили подлежит аресту… как лицо, принадлежащее к Российской социал-демократической партии».

Так что шансов долго оставаться на свободе у Кобы не было.

«В пятый раз» бежал Коба — и восклицательный знак Радзинского. Здесь, скорее всего, архивариус выражает недовольство мужеством Кобы. Следует заметить, что к этому времени в Нарымском крае действовали два бюро содействия побегам — эсеровское и эсдековское. Поэтому побег прошел удачно.

Радзинский:

«В делах Департамента полиции есть телеграмма: „Джугашвили бежал из Нарымского края… намерен направиться к Ленину на совещание. В случае обнаружения наблюдения просьба задержать не сразу, лучше перед отъездом за границу“… Но почему-то ему опять разрешают благополучно переправиться через границу!»

Сталину путем различных ухищрений удается выскользнуть за границу, но архивариус приходит к выводу, что «ему разрешили» это сделать. Логично предположить, что «разрешению», согласно Радзинскому, предшествовало заявление Сталина в Департамент полиции, которое и было благосклонно удовлетворено. А ведь архивник мог даже написать, что Департамент полиции санкционировал зарубежную командировку Кобы, получив от того твердое обещание представить охранке подробный отчет о поездке.

Радзинский:

«Он направляется сначала в Краков к Ленину, потом в ноябре преспокойно возвращается в Петербург, чтобы уже в конце декабря… вновь беспрепятственно вернуться в Краков на февральское совещание ЦК. И при этом у него нет заграничного паспорта! Но как? Как все это удалось?»

Радзинский решил рассказать нам о жизни и революционной деятельности Сталина, не имея ни малейшего представления о внутренней жизни России, ее отношениях с другими странами, о порядке пересечения государственных границ, о паспортном режиме в России и сопредельных с ней государствах. Ничего не соображая в этих вопросах, он издает вопль: «Но как? Как все это удалось?»

Еще 18 апреля 1912 года Сталин написал письмо С. Берильскому в Париж, Рю С. Жан, 268, в котором спрашивал:

«Просьба сообщить о том, как относятся за границей к беспаспортным. Дорогой товарищ. Мне необходимо выехать до 25 апреля. Мне очень важно знать, можно ли и как пробраться в Париж, избежав при этом требований паспорта от иностранной полиции, не имея этого паспорта совсем. Пробираясь через Финляндию, вопрос о русской полиции можно решить. Но интересно знать, как относятся к этому документу австрийцы, немцы, англичане, французы. Можно ли у них проскользнуть вообще, а в данном случае через Лондон, через пристани. Каковы у них обычаи на вокзалах и пристанях…»

Поэтому даже Радзинский легко мог сделать вывод о тщательной и серьезной подготовке к зарубежным поездкам Сталина, а не орать: «Как? Как это ему удалось?», выставляя себя перед читателями полным идиотом. Тем не менее, архивник снова и снова задается вопросом, не дающим ему возможности подумать о чем-нибудь другом:

«Так что по-прежнему остается открытым вопрос: как же он без заграничного паспорта, при предупрежденной о его маршруте полиции сумел дважды пересечь границу? Череда нудных, одинаковых вопросов без ответа».

Врет Радзинский! Ответы на его подленькие вопросы легко можно найти при желании и способности самостоятельно думать без подсказок Троцкого.

* * *

Радзинский:

«Вслед за Лениным он (Коба. — Л. Ж.) переезжает в Австрию. В своем вечном черном пальто он оказывается в Вене… В 1913 году Троцкий тоже был в Вене…

Так наконец заметил его Троцкий».

Сталин тоже «заметил» Троцкого, только намного раньше. Он вообще быстро определял сущность человека. Жизнь заставила! О подлой и гнусной натуре Троцкого Сталин писал еще в 1907 году:

«Троцкий… валит в одну кучу всех, как противников партийности, так и ее сторонников. И, разумеется, у него не получается никакого единства: пять лет он ведет эту ребяческую проповедь необъединимого и вот достиг того, что у нас есть две газеты, две платформы, две конференции и ни капли единства между рабочей демократией и „ликвидаторами“. Из проповедника фантастического единства Троцкий превращается в приказчика ликвидаторов, делающего дело, угодное ликвидаторам… Это не единство, а игра, достойная комедианта».

Радзинский:

«А Коба вернулся со стаканом чая к прерванной работе. Это была теоретическая работа. Ленин пригласил „национала“ Кобу выступить против „бундовской сволочи“ — еврейских социалистов, требовавших национально-культурной автономии, так и не сумевших забыть свою еврейскую принадлежность…

„У нас один чудесный грузин засел и пишет большую статью“, — сообщал он (Ленин. — Л. Ж.) Горькому…».

Обращает на себя внимание, что Ленин в беседе с Горьким счел нужным подчеркнуть национальность Сталина — «чудесный грузин». И почему-то ни разу в жизни в отношении, например, Троцкого Ленин не сказал что-нибудь вроде — «у нас тут один чудесный еврей чего-то такое пишет». Это, наверное, оттого, что судьба не подарила Ленину знакомство с Радзинским.

Теоретическую работу Сталина «Марксизм и национальный вопрос» Ленин безоговорочно одобрил, и когда редакция решила представить ее в качестве дискуссионной, Ленин резко выступил с протестом: «Трояновский поднимает что-то вроде склоки из-за статьи Кобы для „Просвещения“… Конечно, мы абсолютно против. Статья очень хороша. Вопрос боевой и мы не сдадим ни на йоту принципиальной позиции против бундовской сволочи!». Такое отношение Ленина и Сталина к «бундовской сволочи», состоящей сплошь из евреев, не может понравиться радзинским, но вряд ли это является основной причиной их зоологической ненависти к Сталину.

Радзинский:

«Из Вены Коба пишет письмо любимцу Ленина — главе фракции большевиков в Государственной думе Малиновскому… Малиновский исполнял должность штатного осведомителя Департамента полиции!

Таков был петербургский адресат Кобы…».

Надеюсь, читатель понял тонкий намек Радзинского. Коба пишет письмо Малиновскому, который был агентом охранки! «Таков был адресат Кобы», — многозначительно и зловеще произносит Радзинский!

Ух ты! Вот оно как обернулось! Кто может находиться в переписке с агентом охранки? Неужели непонятно? И на наших глазах Радзинский разоблачает агентурную связь двух предателей революционного движения.

Радзинский:

«Ленин отсылает его в Россию. Коба возвращается в Петербург — руководит работой думской фракции. И опять ведет себя крайне осторожно.

Из воспоминаний большевички Т. Словатинской (бабушки писателя Юрия Трифонова): „Я жила на конспиративной квартире вместе с дочерью… Так я познакомилась со Сталиным. Он показался мне сперва слишком серьезным, замкнутым и стеснительным. Казалось, больше всего он боится чем-то затруднить и стеснить кого-то. С трудом я настояла, чтоб он спал в большой комнате… Уходя на работу, я каждый раз просила его обедать с детьми… но он запирался на целый день в комнате, питался пивом и хлебом… Его арестовали весной 1913 года на благотворительном вечере. Помню, как сейчас… он сидел за столиком… и беседовал с депутатом Малиновским, когда заметил, что за ним следят. Он вышел на минутку в артистическую комнату и попросил вызвать меня. Он сказал, что появилась полиция, уйти невозможно, сейчас он будет арестован. Попросил сообщить, что перед концертом он был у Малиновского. Действительно, как только Сталин вернулся, к его столику подошли двое штатских и попросили его выйти с ними. О том, что Малиновский провокатор, никто еще не знал“».

Радзинский никак не комментирует рассказ Словатинской. В противном случае ему пришлось бы объяснять, с какой целью провокатор Малиновский доносит на своего «коллегу по работе в охранке», причем в такой ответственный момент российской истории, когда каждый агент для полиции представлял исключительную ценность. Оставил без внимания архивник и такую характерную для Сталина черту, как скромность, которую отмечали все, кому довелось общаться с этим человеком.

* * *

Радзинский:

«На сей раз наказание более сурово: Кобу выслали в Туруханский край сроком на четыре года.

В арестантском вагоне — через Урал и Сибирь в Красноярск, а оттуда — на край света, в Туруханский край. Его везут в лодке по бурному Енисею в село Монастырское. Из Монастырского дальше, за край света, в поселок Костино. Потом его переведут за Полярный круг — в поселок Курейку. Его встречают места жуткие… Коба рассылает жалобные письма.

„Кажется, никогда еще не переживал такого ужасного положения. Деньги все вышли, начался какой-то подозрительный кашель в связи с усиливающимся морозом (37 градусов холода), — пишет он думской фракции большевиков. — Нет запасов ни хлеба, ни сахара, здесь все дорогое, нужно молоко, нужны дрова… но нет денег. У меня нет богатых родственников или знакомых, мне положительно не к кому обратиться. Моя просьба состоит в том, что если у фракции до сих пор остался фонд репрессированных, пусть она… выдаст мне… хотя бы рублей 60“».

Отчаянные письма Сталина Радзинский называет «жалобными»! Именно в таких, тщательно подобранных эпитетах драматург демонстрирует свою подленькую натуру. «Жалобные письма»! Действительно, чего жаловаться?! Хлеба у него, видите ли, нет и сахара. Нормальная житейская ситуация для ссыльного революционера. И молоко ему подавай! Революции нечего было устраивать!

Радзинский:

«Пишет он и в семью Аллилуевых. Услышав о его бедственном положении, они тотчас выслали ему деньги».

А здесь мы вынуждены снять шляпу перед литературным «мастерством» архивариуса, позволяющим ему искусно вводить читателя в заблуждение, проще говоря, лгать. Из этого фрагмента следует, что семья Аллилуевых узнала о бедственном положении Сталина из его письма и «тотчас выслали ему деньги». Но ведь этого не было! Не просил Сталин у Аллилуевых денег, зная об их тяжелом материальном положении. Аллилуевы узнали об его нужде из других источников и действительно прислали ему небольшую сумму. Получив деньги, Сталин в своем письме даже упрекнул их за это, и Радзинский вынужден привести цитату из этого письма:

«Прошу только об одном: не тратьтесь на меня, вам деньги самим нужны, у вас большая семья… Я буду доволен и тем, если вы время от времени будете присылать открытые письма с видами природы… В этом проклятом краю природа скудна до безобразия, и я до глупости истосковался по видам природы, хотя бы на бумаге».

Радзинский:

«Все это время Ленин не раз поднимал вопрос: как помочь Кобе бежать? Но отчего сам Коба не попытался бежать? Он, который столько раз бежал из всех ссылок, конечно же, должен был бежать из этой — самой ужасной… Ничего подобного!»

Практически все серьезные исследователи сталинской биографии пишут о подготовке Сталина к побегу из места последней ссылки, с. Костино, несмотря на все организационные и климатические препятствия. Все же Туруханский край это не Подмосковье, и даже не Вологда. Предположим, что Радзинский не разбирается в особенностях климатических условий в различных районах России, но почему он не взял в школьной библиотеке учебник географии? Из него он бы узнал, что в Туруханском крае единственным видом транспорта был пароход, пару раз в год ходивший по Енисею. Зимой можно было прокатиться по обледенелому Енисею на собачках, но для побега это не годилось, поскольку проехать незаметно мимо застав было невозможно.

«Но отчего сам Коба не попытался бежать?» — вопрошает Радзинский. Тут не знаешь, что и подумать о психическом состоянии драматурга: то ли он прикидывается идиотом, то ли он и на самом деле идиот? Скорее всего ни то ни другое. Здесь мы имеем дело с подлым лжецом, который прекрасно знает о том, что Сталин и прибывший в Туруханский край Свердлов, едва обосновавшись в пос. Костино, сразу начали готовить побег. Связь с партией осуществлялась через депутата Государственной думы Малиновского, который тут же обо всем информировал полицию.

В сентябре 1913 г. Свердлов пишет Малиновскому:

«Дорогой Роман! Не знаю, успеет ли дойти это письмо до распутицы. Бывает часто, что отправленная отсюда почта замерзает в дороге, не дойдя до Енисейска. Посему и не пишу много. Только что распростились с Васькой (Сталиным. — Л. Ж.), он гостил у меня неделю. Получил наши письма, отправленные неделю назад? Завтра утром он уже уедет из Монастыря (село Монастырское. — Л. Ж.) домой. Теперь сюда придвинулся телеграф… Теперь вот наша просьба. Если у тебя будут деньги для меня или Васьки (могут прислать), то посылай по следующему адресу: Туруханск, Енисейской губернии, с. Монастырское, Карлу Александровичу Лукашевичу. И больше ничего. Никаких пометок для кого и тому подобное не надо. Одновременно шлите или мне или Ваське открытку с сообщением об отправке и пометь при этом цифру. Вот и все…».

Деньги поступили, но все попытки бежать были сорваны провокатором Малиновским. Полиция была досконально информирована обо всех деталях подготовки и приняла серьезные меры.

В августе 1913 г. начальник Енисейского губернского жандармского управления получает указание: «Ввиду возможности побега из ссылки в целях возвращения к прежней партийной деятельности упомянутых в записках от 18 июня сего года за № 57912 и 18 апреля сего года за № 55590 Иосифа Виссарионовича Джугашвили и Якова Мовшева Свердлова, высланных в Туруханский край под гласный надзор полиции, департамент полиции просит Ваше высокоблагородие принять меры к воспрепятствованию Джугашвили и Свердлову побега из ссылки». В письме начальника Енисейского губернского управления Байкова, направленном в адрес енисейского губернатора, читаем: «Директор департамента полиции телеграммой от 29 сего января за № 55 уведомил меня, что высланным по постановлению министра внутренних дел в Туруханский край под гласный надзор полиции Иосифу Виссарионовичу Джугашвили и Якову Мовшеву (Михайловичу) Свердлову высланы 28 сего января кроме ранее высланных 100 рублей, еще пятьдесят рублей для организации побега их из Туруханского края. О вышеизложенном, в дополнение отношения моего от 18 декабря 1913 г. за № 12104, сообщаю Вашему Превосходительству на распоряжение. Полковник Байков».

Надзор за ссыльными стал круглосуточным; кроме Сталина и Свердлова, других политических ссыльных в этих местах не было. Побег отсюда был невозможен.

Радзинский:

«Он (Сталин. — Л. Ж.) страдает и покорно продолжает жить в этом аду. Почему?

Возможно, в этом вопросе и скрыта главная загадка Кобы…»

Вот оно, умение профессионального архивного драматурга заинтриговать читателя! Это примерно как в индийском кино — если в начале фильма на стене висит ружье, то в конце фильма оно должно обязательно спеть и станцевать!

Ладно, подождем немного песен и плясок Радзинского…

Радзинский:

«После Февральской революции Временное правительство создало ряд комиссий — и многие видные провокаторы были выявлены. Но приход к власти большевиков изменил ситуацию. Особая комиссия при Историко-революционном архиве в Петрограде, выявлявшая провокаторов, уже в 1919 году была упразднена. Однако в результате ее деятельности были обнаружены двенадцать провокаторов, работавших среди большевиков. А вот тринадцатый, имевший кличку Василий, так и не был выявлен».

Из текста Радзинского следует, что работа по выявлению предателей революционного движения и агентов охранки была завершена в 1919 г. Это, конечно, наглое вранье архивариуса.

Особая комиссии при Историко-революционном архиве действительно в 1919 г. была упразднена, но исследованием деятельности охранки, выявлением провокаторов, агентов стал заниматься сам этот архив (после переезда в Москву — Архив революции и внешней политики). А до начала Великой Отечественной войны продолжал эту работу Центральный государственный исторический архив СССР.

Радзинский:

«Слухи о том, что Коба — провокатор, появились уже в начале его деятельности. Когда я начинал писать эту книгу, на Кутузовском проспекте жила член партии с 1916 года Ольга Шатуновская — личный секретарь председателя Бакинской коммуны Степана Шаумяна. В 30-х годах она, конечно же, была репрессирована, реабилитирована во времена Хрущева и занимала высокий пост члена Комиссии Партконтроля. Шатуновская много раз публично заявляла: Шаумян был абсолютно уверен, что Сталин — провокатор. Шаумян рассказывал о своем аресте на конспиративной квартире в 1905 году, о которой знал только один человек — Коба. Три года существовала в предместье Тифлиса подпольная типография. Весной 1906 года ее разгромила полиция. И опять упорный слух — Коба.

О подозрениях Шаумяна свидетельствуют не только рассказ Шатуновской, но и опубликованные документы:

„Бакинскому охранному отделению. Вчера заседал Бакинский комитет РСДРП. На нем присутствовали приехавший из центра Джугашвили-Сталин, член комитета Кузьма (партийная кличка Шаумяна. — 3. Р.) и другие. Члены предъявили Джугашвили-Сталину обвинение в том, что он является провокатором, агентом охранки. Что он похитил партийные деньги. На это Джугашвили-Сталин ответил им взаимными обвинениями. Фикус“.

И далее Фикус сообщает: „Присланные Центральным Комитетом 150 рублей на постановку большой техники (типографии. — 3. Р.)… находятся у Кузьмы, и он пока отказывается их выдать Кобе… Коба несколько раз просил его об этом, но он упорно отказывается, очевидно выражая Кобе недоверие“. Именно в этот момент наибольшего напряжения Коба и был арестован полицией. Арест и ссылка покончили на время с ужасными слухами. И вот уже Шаумян сочувственно пишет: „На днях нам сообщили, что Кобу высылают на Север, а у него нет ни копейки денег, нет пальто и даже платья на нем“».

Читатель уже, конечно, догадался, что у Радзинского нет ни одного факта, документа, свидетельства, которые могли бы подтвердить «работу» Сталина на департамент полиции. Для архивника в этой ситуации задача упрощена до примитивизма — посеять сомнения в невиновности Сталина, родить у читателя мысль, что, в принципе, это дело темное…

В приведенном фрагменте Радзинский рассказал нам, что, по мнению Шатуновской, Шаумян подозревал Сталина в провокаторстве, но потом перестал. Для подтверждения того, что Шаумян подозревал Сталина, Радзинский приводит «донесение агента Фикуса». Охотно верим! И Фикусу, и Радзинскому, и даже Шатуновской. Были подозрения у Шаумяна в отношении Сталина. А у Сталина были подозрения в отношении Шаумяна и Шатуновской. И что? Как уже сообщалось, в провокаторстве подозревали Троцкого, Луначарского и многих других. А Ленина подозревали в шпионаже в пользу кайзеровской Германии. Радзинский, говоря о подозрениях Шаумяна, как-то «подзабыл» нам рассказать, как в дальнейшем складывались отношения у Шаумяна со Сталиным! А они были не просто нейтральными, но дружественными. «Шатуновская публично заявляла о подозрениях Шаумяна!» — кричит Радзинский. Ну и что? У автора есть подозрения, что папаша Радзинского писал доносы на коллег по литературной «работе», а его сынок Эдвард воровал мелочь из карманов одноклассников, но автор ведь помалкивает о своих подозрениях. Доказательств-то нет! Пока нет!..

* * *

Радзинский:

«В 1947 году, готовя второе издание „Краткой биографии“, Сталин внес в старый текст интереснейшую правку. Она сохранилась в Партархиве.

В старом тексте написано: „С 1902 до 1913 года Сталин арестовывался восемь раз“. Но Сталин исправляет — „семь“.

В старом тексте — „Бежал из ссылки шесть раз“. Он исправляет — „пять“.

Какой-то арест его явно тревожил, и он решил его изъять.

Шатуновская считала: тот самый, когда он стал провокатором…».

Ну, если сама Шатуновская так считала, то какие могут быть сомнения! Сталин по наивности полагал, что его «правки» не привлекут внимание Шатуновской… и просчитался. А тут и Радзинский подоспел на помощь.

Радзинский:

«Я слышал рассказы Шатуновской уже в конце хрущевской оттепели. Со страстью она сыпала именами старых большевиков, знавших о провокаторстве Кобы: секретарь Ростовского обкома Шеболдаев, член Политбюро Косиор, командарм Якир».

Радзинский с этой Шатуновской даже не пытаются объяснить читателям, почему старые большевики, «зная о провокаторстве Кобы», не разоблачили его! Ленина, например, вызывали даже на комиссию Временного правительства для дачи показаний в связи с обвинениями в шпионаже! А старые большевики смолчали! Может Радзинский написал свою шизофреническую книжку для идиотов?

Радзинский:

«Здесь следует вспомнить все фантастические побеги Кобы, его поездки за границу, странное благоволение полиции и бесконечные тщетные телеграммы с требованием задержания, ареста, которые почему-то остаются без последствий…».

Действительно, надо многое вспомнить. В особенности то, о чем умалчивает Радзинский. Когда архивник пишет о «фантастических побегах Кобы», то почему-то забывает, что Коба, кроме ссылок, значительную часть времени провел в тюрьмах… и ни одного побега! А по поводу побегов из ссылок нас и Радзинского, в том числе, информирует заведующий Особым отделом департамента полиции А. Ратаев: «Ссылка существовала только на бумаге. Не бежал из ссылки только тот, кто этого не хотел, кому, по личным соображениям, не было надобности бежать». Многие члены различных партий (большевики, меньшевики, эсеры и др.) бежали из ссылок много раз. Например, Свердлов, Енукидзе, Ногин, Орджоникидзе и др. В сборнике биографий «Деятели СССР и Октябрьской революции» про Ногина, например, сообщается, что после первого ареста в 1898 году «начинается непрерывная цепь высылок, побегов, арестов, сидений по тюрьмам, путешествий за границу, возвратов вновь на революционную работу в Россию. Как-то, вспоминая прошлое, он подсчитал количество тюрем, известное ему по личному сидению в них. Таких тюрем он насчитал 50». Поэтому побеги Сталина из ссылок могут вызвать удивление и подозрительность только у Радзинского и его собратьев по разуму.

Радзинский:

«Коба преспокойно проследовал за границу через Петербург! В очередной раз! И участвовал вместе с Лениным в краковском совещании большевиков, на котором, кстати, присутствовал и провокатор Малиновский.

Неужели Коба действительно был агентом охранки?

Чтобы разобраться, следует вспомнить странную историю его близкого знакомого и адресата — Малиновского…».

Нравится, очень нравится Радзинскому прикидываться придурком. Дескать, я только размышляю, а выводы пусть делает читатель.

Малиновский был «близким знакомым и адресатом» не только Сталина, но и Ленина, Сверлова, Спандаряна, Белостоцкого и многих других революционеров. И что это доказывает? О том, что Малиновский — провокатор, партия узнала только в 1917 году. А по поводу якобы «халатного» поведения охранки в отношении Сталина Радзинский мог бы представить на суд читателей рапорт начальника московской охранки Мартынова на имя директора департамента полиции от 1 ноября 1912 года:

«Совершенно доверительно. В последних числах минувшего октября месяца сего года через гор. Москву проезжал и вошел в связь с секретным сотрудником вверенного мне отделения „Портным“ (Малиновским. — Л. Ж.) кооптированный в ленинский ЦК Российской социал-демократической рабочей партии еще на Пражской конференции, кр. Тифлисской губернии Иосиф Виссарионов Джугашвили, носящий партийный псевдоним „Коба“.

Поименованный И. Джугашвили, наблюдавшийся в апреле месяце сего года по г. Москве, переданный отсюда наружному наблюдению С-Петербургского Охранного отделения и в С-Петербурге 22 того же апреля арестованный, по его рассказам, успел в настоящее время бежать из места административной высылки (отдаленная местность в восточной Сибири), побывал за границей у „Ленина“ и теперь возвращается в С-Петербург, где он успел до поездки за границу проработать при редакции газеты „Правда“ около полутора месяцев.

Так как поименованный „Коба“ оставался в Москве лишь одни сутки, обменялся с секретной агентурой сведениями о последних событиях партийной жизни и вслед за сим уехал в г. С-Петербург, то наружным наблюдением он, во избежание провала сотрудника (Малиновского. — Л. Ж.) не сопровождался и о его отъезде начальнику С-Петербургского Охранного отделения было сообщено тотчас же телефонограммой и дополнительной к таковой шифрованной депешей, в копии при сем представляемой…

Представляемый при сем агентурный материал никому мною не сообщался во избежание возможности поимки или провала агентурного источника, почему ходатайствую пред Вашим Превосходительством об использовании такового по частям без ссылок и указаний на вверенное мне отделение. А. Мартынов».

Какие выводы можно сделать, прочитав это донесение? За «своими агентами» такую тщательную слежку не ведут! О «своих агентах» (Малиновский) охранка проявляет удивительную заботу и предусмотрительность! Должен ли был Радзинский привести этот документ, полностью снимающий все гнусные подозрения в отношении Сталина? Конечно, должен был привести, но… не привел. Скрыл!

Далее архивник пространно рассуждает о судьбе провокатора Малиновского — «близкого знакомого и адресата Кобы».

Радзинский:

«…И вот после Октябрьского переворота, в октябре 1918 года, Малиновский возвращается из Германии в Петроград! Его тотчас арестовывают, переправляют в Москву. Уже 5 ноября в Кремле состоялся суд, и Малиновский сделал странное заявление, о котором в своей книге о Ленине пишет Луис Фишер: „Ленину должна быть известна моя связь с полицией“.

Он просил очной ставки с Ильичом, но его поторопились расстрелять…».

Что-то маловато сведений почерпнул Радзинский у Луиса Фишера! Неужели опять решил скрыть от читателей важнейшую информацию?

На следствии Малиновский признал, что выдал Свердлова. Относительно Сталина Малиновский показал:

«Другой случай с Кобой (Сталиным). Тут я его не выдал, но Белецкий (директор департамента полиции. — Л. Ж.) мне сказал, чтоб я был как можно дальше от Кобы, так как он будет на днях арестован, а он как назло, точно желал меня испытать, терзать и так уж гниющую рану, пришел к нам, а от нас в Калашниковскую биржу, где и был арестован».

Можно ли предположить, что Радзинскому не были известны эти показания Малиновского, снимающие все подозрения со Сталина?

Вряд ли…

Радзинский:

«…Думая над историей Малиновского».

Эх, зря Радзинский написал эту фразу. Она ведь, по сути, является чистосердечным признанием в слабом умственном развитии. Не будь этой фразы, архивник мог заявить, что настрочил свою книжку, не особенно утруждая себя раздумьями, анализом событий фактов. Но он, оказывается, «думал»! И вот перед читателями результат многотрудной «умственной» работы драматургического историка:

Радзинский:

«Но вряд ли история Малиновского была единичным явлением. Возможно, была целая практика двойных агентов. И коварный восточный человек, как никто, подходил для этой роли».

Сталина еврей Радзинский называет «коварным восточным человеком», не утруждая себя, как обычно, доказательствами, иллюстрациями, примерами «коварных» поступков Кобы. Ну рассказал бы хоть что-нибудь о том, как Сталин где-то когда-то совершил свое «коварство»! А ведь Радзинский описывает жизнь своего героя, начиная, можно сказать, с пеленок. И ни одного недостойного поступка Кобы!

Радзинский:

«Вероятно, чтобы вести успешнее „бомбовые дела“, Кобе и было предписано Вождем вступить в контакт с полицией. Тогда все становится понятней: и почему он так легко бежит, и почему так мало заботится о своей безопасности…».

Как интересно! Ленин, не будучи знакомым с Кобой, «предписывает» ему:

«Вы, товарищ Коба должны обязательно „вступить в контакт“ с полицией. Это архиважно для дела революции! Я с охранкой уже договорился. Вас будут ждать! И никому ни слова! Строгая тайна конспирации! Об этом будут знать только трое: я, Вы и охранка. Сразу после „вступления в контакт“ приступайте к „бомбовым делам“. Товарищи из „Бунда“ советуют начать с архивариуса Радзинского, который, по их мнению, позорит еврейскую нацию. Крепко жму руку! Кайзер высоко оценивает Вашу деятельность. Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Ваш Ильич».

Радзинский:

«Но, как и в случае с Малиновским, полиция, видимо, начала догадываться о двойной игре Кобы.

Потеряв покровительство полиции, он был вынужден стать очень осторожным. Ему пришлось перестать заниматься „эксами“ и сосредоточиться на работе с думской фракцией…».

Конечно, Коба очень переживал. Ему так нравилось заниматься «эксами», на радость полиции. И, главное, не надо было соблюдать «осторожность»! Согласовал объект и время проведения «экса» с охранкой — и вперед! Веселое было время.

Радзинский:

«Но после окончания выборов он перестал быть так уж ценен для партии. И возможно, Малиновскому позволили его выдать».

Да, именно так все и было! Неясно вот только — кто «позволил» Малиновскому «выдать» Кобу? Охранка или Ленин? И кому именно «выдать»? Охранке или партии большевиков?

Не надо, читатель, искать в словах Радзинского логику и хоть небольшой здравый смысл. Архивариус нас честно предупредил — прежде чем написать эту ахинею, он… «думал»!

В общем, классную версию сочинил Радзинский. Проявил, так сказать, большой драматургический как бы талант! Спел вместо ружья и даже станцевал… И, что очень важно, не постеснялся вступить в противоречие с самим Троцким. Тот на что уж подлец, но обвинить Сталина в предательстве и работе на охранку не решился!..

Сколько же всего времени провел Сталин в неволе?

Из 15 лет, прошедших со дня первого ареста, 8 лет и 10 месяцев, т. е. большую часть. На свободе между арестами ему удавалось быть всего несколько месяцев.

9 месяцев — с 24 июня 1909 г. по 23 марта 1910 г.,

2 месяца — с 29 февраля по 22 апреля 1912 г.,

6 месяцев — с 1 сентября 1912 г. по 23 февраля 1913 г.,

2,5 месяца — с 27 июня по 9 сентября 1911 г. в Вологде под надзором полиции.

Странного «агента» имела охранка в лице Сталина. Вместо того чтобы вести разведывательную работу в революционном движении и информировать полицию, «агент» Коба большую часть времени проводит в тюрьмах и ссылках.

После Февральской революции для выявления и разоблачения провокаторов и агентов полиции были созданы специальные органы:

Чрезвычайная следственная комиссия,

Комиссия по заведыванию архивом заграничной агентуры в Париже,

Комиссия по обеспечению нового строя,

Комиссия по разбору дел бывшего департамента полиции.

Были заслушаны показания руководителей и высших чиновников полицейского департамента Макарова, Белецкого, Виссарионова, Герасимова, Спиридовича, Заварзина и др. Ни один не упомянул Кобу-Сталина.

В течение трех лет архивы охранки в Закавказье находились в полном распоряжении грузинских меньшевиков, непримиримых политических противников Сталина.

И ни одного подтверждения «версии» Радзинского о работе Сталина на охранку не обнаружено!

Многие руководители и чиновники полицейского департамента после революции оказались за границей. И ни один не опубликовал что-либо, компрометирующее Сталина.

Наверное, это потому, что у них не было архивно-драматургического дарования Радзинского. Да и искали, видимо, без вдохновения!

А без вдохновения, настоянного на зоологической ненависти к объекту поиска, разве что-нибудь эдакое найдешь?

Радзинский:

«Он мог подвести итоги. Ему 37 лет — жизнь уже повернулась к смерти. И кто он? Член Центрального Комитета партии говорунов, большинство которых сидит по тюрьмам, а остальные ругаются между собой по заграницам. Жизнь не удалась!»

Радзинский уверен, что «жизнь удалась», если есть возможность сытно поесть, натянуть на себя белый лапсердак и изображать из себя драматурга.

Радзинский:

«Между тем началась мобилизация в армию среди ссыльных. Свердлову службу в армии не доверили, а Кобу решили призвать.

И опять везли полузамерзшего грузина по тундре, по скованной льдом реке. Лишь через шесть недель, в конце 1916 года, измученного, привезли его в Красноярск на медицинскую комиссию».

Радзинский сдуру сам же и описал, насколько труден и опасен был путь из Курейки в Красноярск. А ведь только что, в предыдущей главе, архивариус все возмущался, отчего это Коба не пытался бежать из последней ссылки. Вот Радзинский, будь он на месте Кобы, — непременно бы убежал. И, глядя на этого карлика со змеиными глазками, убеждаешься — да, этот бы точно убежал.

Радзинский:

«Но повезло: усохшая левая рука освободила от военной службы будущего Верховного Главнокомандующего».

«Повезло», — ухмыляется Радзинский. Интересно, а сам архивариус служил в армии или у него тоже что-то «усохло»?

Радзинский:

«В Ачинске Коба частенько навещает Каменева. Лев Борисович ораторствовал, учил мрачного грузина, а Коба слушал, молчал, попыхивая трубкой. Учился».

9 ноября 1915 года Коба пишет ответное письмо Ленину и Крупской: «Дорогие друзья! А как вам нравится выходка Бельтова о „лягушках“? Не правда ли, старая, выжившая из ума баба, болтающая вздор о вещах, совершенно для нее непостижимых! Видал я летом Градова (Каменева. — Л. Ж.) с компанией. Все они немного похожи на мокрых куриц. Ну и орлы!».

Чему могла «учить» Кобу «мокрая курица» — Каменев? Радзинский уже ссылался на воспоминания Семена Верещака, изданные в Париже, но не привел свидетельство этого старого эсера о том, что «в Закавказье Коба слыл как второй Ленин. Он считался лучшим знатоком марксизма!» А кем считался в партийных кругах Каменев — Радзинский умолчал. Но его почтительное обращение «Лев Борисович» — говорит о многом!

Радзинский:

«Свершилось то, о чем год назад нельзя было даже помыслить: в Петрограде произошла революция!

Каменев и Коба спешат в революционную столицу.

…12 марта транссибирский экспресс привез его в Петроград. Он успел — прибыл в столицу одним из первых ссыльных большевиков и сразу направился к Аллилуевым.

Анна Аллилуева: „Все в том же костюме, косоворотке и в валенках, только лицо его стало значительно старше. Он смешно показывал в лицах ораторов, которые устраивали встречи на вокзалах. Он стал веселый“».

Всего несколькими строчками выше Радзинский писал о «мрачном Кобе», а оказывается, Коба «стал веселым»! Неужели архивник испытывает нужду во вранье даже по мелочам?

Радзинский:

«Правы были те, кто говорил о возможности переворота сверху? Значит, это верно: в стране рабов боятся силы и подчиняются силе».

Россия, приютившая евреев, соплеменников Радзинского, стала в его сознании страной рабов! Слабое умственное развитие Радзинского не позволило ему освоить историю России хотя бы в пределах школьного курса. Но и публично демонстрировать свое интеллектуальное убожество вряд ли стоило. Не отложилось в голове у архивника героическое прошлое русского народа. Не поместились там Евпатий Коловрат, Александр Невский, новгородские ушкуйники, Дмитрий Донской, Колиивщина, гайдамаки, Богдан Хмельницкий, гетман Сагайдачный, Северин Наливайко, Стапан Разин, Болотников, Минин и Пожарский, воевода Воротынский, Кондратий Булавин, Емельян Пугачев, декабристы. Не в состоянии Радзинский понять, что в рабство может попасть любой народ, не говоря уже о соплеменниках «русского писателя». В отличие от народов Европы русский народ всей своей историей доказал, что в его недрах всегда найдутся силы, которые не смирятся с уделом безмолвных рабов и поведут народ на борьбу с рабством. Ну ладно, древнюю и средневековую историю Руси и России Радзинский осилить не смог, но о двух Отечественных войнах он должен же был слышать хоть краем своего еврейского уха. Неужели ему никто не рассказал, что в этих двух страшных войнах русский народ воевал не с Наполеоном и Гитлером, а со всей объединенной Европой? И дважды одержал победу! Рабы так не воюют. И злобные слова А. Даллеса о «русском народе — самом непокорном народе в мире» Радзинский тоже не читал? Надо бы выяснить, кто Радзинскому в школе преподавал историю и так изощренно надругался над сознанием юного Эдварда.

* * *

Радзинский:

«В Петрограде большевистскими организациями руководили молодые люди: уже знакомый нам Вячеслав Скрябин-Молотов и его сверстники, выходцы из рабочих, — Шляпников и Залуцкий. Им удалось в начале марта наладить выпуск „Правды“. Редакцию возглавил Молотов… Молодые петроградцы не проявили восторга по поводу появления туруханцев. Но те действовали жестко.

„В 17-м году Сталин и Каменев из редакции „Правды“ вышибли меня умелой рукой. Без излишнего шума, деликатно“, — вспомнит эти дни девяностолетний Молотов. Опять наступило время бушующей толпы, время улицы, время ораторов. Весь этот период бывший поэт проведет редактором в „Правде“…»

Приходится обратить внимание читателя на то, что руководить «Правдой» Сталин был направлен решением партии.

Радзинский:

«Его статьи в „Правде“ поразят историков странным забвением взглядов его учителя Ленина…

В то время как Шляпников и молодые петроградцы призывают к ленинским лозунгам — братанию на фронте, немедленному прекращению войны, — Коба пишет в „Правде“: „Лозунг „Долой войну!“ совершенно не пригоден ныне, как практический путь“».

Историков «поразят» не столько статьи Сталина в этот период, сколько наглое извращение Радзинским смысла этих статей. Архивник дает цитату без отточий, создавая впечатление у читателей, будто цитата представляет собой отдельное законченное предложение, выражающее конкретную мысль автора — «Лозунг „Долой войну!“ совершенно не пригоден…» На самом деле, Сталин в статье «О войне» не просто выступает как противник войны, но и предлагает практические шаги по претворению лозунга «Долой войну!» в жизнь. Вот как выглядит цитата из статьи Сталина без воровских изъятий Радзинского:

«Прежде всего, несомненно, что голый лозунг „долой войну!“ совершенно непригоден, как практический путь, ибо он, не выходя за пределы пропаганды идей мира вообще, ничего не дает и не может дать в смысле практического воздействия на воюющие силы в целях прекращения войны.

Далее. Нельзя не приветствовать вчерашнее воззвание Совета рабочих и солдатских депутатов в Петрограде к народам всего мира с призывом заставить собственные правительства прекратить бойню…

…Выход-путь давления на Временное правительство с требованием изъявления им своего согласия немедленно открыть мирные переговоры.

Рабочие, солдаты и крестьяне должны устраивать митинги и демонстрации, они должны потребовать от Временного правительства, чтобы оно открыто и во всеуслышанье выступило с попыткой склонить все воюющие державы немедленно приступить к мирным переговорам…

…Сорвать маску с империалистов, выявить в глазах массы подлинную подоплеку нынешней войны — это именно и значит объявить действительную войну войне, сделать нынешнюю войну невозможной».

Т. е. Сталин предложил лозунг «долой войну!» наполнить практическим содержанием и объяснил радзинским, что конкретно нужно для этого сделать.

Удивляться подлым извращениям поступков, идей Сталина со стороны Радзинского не следует. Мы еще не раз столкнемся с наглой ложью и клеветой распоясавшегося архивариуса…

Радзинский:

«Но Коба не только пишет. Вместе с Каменевым он поворачивает политику петроградских большевиков — начинает кампанию объединения большевиков с левым крылом меньшевиков. Кампанию, преступную для последователя Ленина!»

Ничем не подтверждая свои утверждения, Радзинский предлагает поверить ему на слово. Не ссылается архивник на воззвания, статьи, свидетельства участников событий. Даже репродукцию картины маслом какого-нибудь налбандяна с названием «Каменев помогает Сталину поворачивать политику петроградских большевиков» не вклеил в свое сочинение. 17 марта 1917 г. Сталин публикует статью «На пути к министерским портфелям», в которой резко критикует меньшевиков:

«…Группа эта плехановско-бурьяновская, „оборонческая“.

Для характеристики этой группы достаточно знать, что, по ее мнению:

1) „Необходимый демократический контроль над действиями Временного правительства наилучшим образом достигается участием рабочей демократии во Временном правительстве“.

2) „Пролетариат вынужден продолжать войну“, между прочим, „для освобождения Европы от угроз австро-германской реакции“.

Короче: дайте, господа рабочие, заложников во Временное правительство Гучкова-Милюкова и извольте продолжать войну для… захвата Константинополя!..

Нет, господа, проходите мимо!»

Что именно здесь узрел Радзинский преступного «для последователя Ленина»? Ленин не высказал в адрес Сталина даже намека на критику его позиции. Деликатный был человек. Не то что глубокий знаток ленинских идей и мыслей телевизорный историк Радзинский!

Радзинский:

«Впоследствии Троцкий напишет о „растерянном Кобе, который в те дни следовал за Каменевым и повторял меньшевистские идеи“. И Троцкий прав…»

В чем же выражалась «растерянность» Кобы? Какие-такие «меньшевистские идеи» он «повторял»? Где «повторял», кому «повторял»? В каком печатном органе «повторял»?..

* * *

Радзинский:

«Наряду с Временным правительством в Петрограде с начала революции установилась вторая власть — Совет рабочих и солдатских депутатов…. Совет предложил новый обычай: полки приходят к Таврическому дворцу, где заседает Дума, формально — для выражения ей поддержки».

«Предложил новый обычай»! Не знает «русский писатель», что «обычай» — это давно установившийся, укоренившийся, традиционный порядок. Обычаи предложить нельзя, они с течением определенного исторического времени устанавливаются сами, без учета «предложений» радзинских.

Радзинский:

«Растет, растет могущество Совета. Коба знает: это по решению Совета солдатики проводят обыски в квартирах бывших царских сановников — пока не без робости. И после обыска, смущаясь, просят на чай у обыскиваемого барина — Россия!».

«Россия», — презрительно бросает Радзинский. Никак не удается архивнику скрыть свою гнусную русофобию. Возможно, и был такой случай, когда «солдатики» просили на чай у обыскиваемого барина. А может, даже два таких случая имели место. Категорично утверждать не можем, поскольку свидетельств с описанием «таких случаев» нам не попадалось. Кто же о «таких случаях» рассказал Радзинскому? Ведь не из пальца же он высосал такое обобщение — «Россия»! Молчит архивариус! Похожий инцидент описан М. Булгаковым в повести «Собачье сердце», но там группу «инспекторов» жилищных условий профессора Преображенского возглавлял некто Швондер. Но если швондеры вели себя не очень прилично, то при чем здесь «Россия»?

Радзинский:

«Могущественен Совет — и теперь Коба стал частью этого могущества…

…И вот вчерашний всеми забытый туруханский ссыльный — член Исполнительного комитета Совета, истинного властителя Петрограда. Так впервые он соединился с государственной властью.

Коба умеет служить могуществу. Так что не зря он вдруг забыл ленинские напутствия, не зря повторяет идеи меньшевиков…».

Ослепленный ненавистью к Сталину Радзинский отбрасывает всякое подобие логики и пишет бессмыслицу:

1) «Могущественен Совет», 2) Коба — член Совета, 3) «Коба умеет служить могуществу».

По «логике» Радзинского Коба «служит» сам себе и своему «могуществу»! А как он это делает? Какие именно «идеи меньшевиков повторяет» Коба? Ну хотя бы об одной такой меньшевистской идейке рассказал архивник читателям. А что тут расскажешь, если подтвердить свое «обвинение» Радзинскому нечем? Ведь все статьи, воззвания, публичные речи Сталина за этот период опубликованы и ничего меньшевистского в них нет! И даже совсем наоборот! В статье «Две резолюции» Сталин выступил резко против меньшевистского большинства в Петросовете:

«Две резолюции. Первая — Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов. Вторая рабочих (400 человек)… Русско-Балтийского вагонного завода.

…Первая внушена сомнениями потерявших голову людей: а как быть со снабжением армии, не повредит ли делу снабжения армии отказ от поддержки займа.

Вторая не знает таких сомнений, ибо она видит выход: она „признает, что дело снабжения армии всем необходимым требует денежных средств, и указывает Совету… что деньги эти должны быть взяты из кармана буржуазии, затеявшей и продолжающей эту бойню и наживающей в этом кровавом угаре миллионные барыши“.

Авторы первой резолюции должны быть довольны, ибо они „исполнили свой долг“.

Авторы второй резолюции протестуют, считая, что первые таким отношением к делу пролетариата „изменяют Интернационалу“».

Не в бровь, а в глаз!

Да, своеобразно Коба «служил могуществу» Петросовета.

Далее Радзинский неожиданно пускается в рассуждения о «большевиках, которые брали деньги у немцев».

Радзинский:

«Он (Сталин. — Л. Ж.) знал: Ленин вернется в Россию с большими деньгами…

Эти деньги большевики получили после начала войны. И это было понятно: Ленин агитировал за поражение царской России…».

Неужели Радзинский не знает, что решение об агитации против войны и за поражение армий стран — участниц мировой бессмысленной бойни было принято на Конгрессе социал-демократических партий Европы? Знает, конечно, но «пораженцем» рекомендует читателям только Ленина. Очень храбр наш архивник — сторонник войны до последнего солдата, только вот представить его на поле сражения немыслимо. Фантазии не хватает…

Радзинский:

«Немецкое золото… одна из постыдных тайн. Сколько страниц будет написано, чтобы доказать: это клевета. Но после поражения гитлеровской Германии были опубликованы документы из секретных немецких архивов. Оказалось, что и после Октябрьского переворота, как мы увидим в дальнейшем, большевики продолжали получать немецкие деньги. Итак, брали ли большевики деньги у немцев? Безусловно, брали…».

Все перепутал Радзинский. Бремя доказательств всегда лежит на обвиняющей стороне. И обвинители действительно приложили чрезвычайные усилия, чтобы доказать, что Ленин — платный агент Германии, но все впустую. Поэтому и не приводит Радзинский ни одного документа в пользу своей драматургической версии, не дает ссылок на источники своих «знаний». Документы, якобы уличающие Ленина в шпионаже, получили в исторической литературе название «документы Сиссона» — «в честь» американского издателя Эдгара Сиссона.

Британский дипломат и разведчик Брюс Локкарт о «документах Сиссона» сказал: «Это были якобы подлинные, но на самом деле поддельные документы, которые я уже видел раньше». 2 апреля 1919 г. газета «Deutche Allgemeine Zeitung» от имени Генерального штаба и осведомительного отдела МИД Германии заявила, что изданная американцами брошюра «не что иное, как столь же недобросовестный, как и нелепый подлог». Министр Ф. Шейдеман, фамилией которого вроде бы был подписан один документ, рассвирепел: «Я заявляю, что письмо это с начала до конца сфальсифицировано; что все события, с которыми это письмо связывает мое имя, мне абсолютно неизвестны!»

Временное правительство для расследования этого вопроса создало Комиссию, которая выяснила, что германский генштаб никаких денег на русскую революцию не давал: война поглощала все ресурсы Германии. В действительности же деньги на революцию поступали из Франции, но только не большевикам, а партии эсеров, члены которой входили в состав правительства Керенского. Поэтому следствие было свернуто, а дела переданы в архив.

Радзинский обещает, что его «доказательства мы увидим в дальнейшем». Чтобы не разрывать обсуждение вопроса о «золоте кайзера», сразу представляем читателям «разоблачения» архивара.

Радзинский:

«3 апреля русскую границу пересек поезд, в котором ехал Ленин и с ним три десятка русских эмигрантов-революционеров. Поезд беспрепятственно прошел через воюющую с Россией Германию. Как писал впоследствии генерал Гофман: „Пришла в голову мысль использовать этих русских, чтобы еще скорее уничтожить дух русской армии“. „Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения“, — отметил генерал Людендорф в своих воспоминаниях».

Очень разоблачительно звучат показания генерала Гофмана о том, что однажды ему «пришла в голову мысль»! Но если «мысль» Гофмана была хоть как-то связана с «этими русскими», то Людендорф пишет о «путешествии». Видимо, Радзинский, осмысливая написанное Людендорфом, рассуждал так — Ленин любил путешествовать. В Красноярский край, Лондон. Стокгольм, Женеву. Следовательно, Людендорф, говоря о «путешествии», имел в виду Ленина. Больше некого! Все остальные воевали, и им было не до путешествий!

В действительности дело обстояло так. После победы Февральской революции в эмигрантской среде в Швейцарии возник план проезда в Россию через Германию путем обмена русских политэмигрантов на германских военнопленных. В. И. Ленин решил воспользоваться этим планом. Через секретаря Социал-демократической партии Швейцарии Ф. Платтена удалось получить пропуск на проезд через Германию. 27 марта 1917 года В. И. Ленин, Н. К. Крупская с группой эмигрантов выехали из Цюриха. На германской пограничной станции Готтмадинген им был предоставлен вагон, три двери которого были опломбированы, четвертая, задняя, была открыта. Около нее в купе находились два офицера германского командования.

30 марта поезд прибыл на побережье Балтийского моря, эмигранты пересели с поезда на шведский грузовой пароход, который переправил их в шведский город Треллеборг, а оттуда поездом они прибыли в Стокгольм. В Стокгольме В. И. Ленин пробыл один день и вечером выехал из Стокгольма. 2 апреля В. И. Ленин и его спутники переезжают на санях (финских вейках) по льду Ботнического залива от шведской границы к русской. С пограничной станции Торнео В. И. Ленин посылает телеграмму в Бюро ЦК РСДРП, в Петроград сестрам и просит их сообщить о своем приезде в редакцию «Правды». 3 апреля на станции Белоостров В. И. Ленина и его спутников встречает делегация петроградских и сестрорецких рабочих, члены ЦК. Вечером этого же дня петроградские рабочие, солдаты и матросы устраивают торжественную встречу В. И. Ленину на Финляндском вокзале.

Видимо, финские санки были выбраны для перевозки «золота кайзера» из-за их исключительной надежности. Финны знали толк в перевозках золота по льду Ботнического залива.

Радзинский:

«Впрочем, то, что напишут впоследствии немецкие генералы, уже тогда нетрудно было понять обществу. Крупская рассказывала, как опасался Ленин „злого воя шовинистов“ и даже предполагал, что дело может дойти до суда и „его повезут в Петропавловку“…».

Радзинский остроумно намекает, что Ленин опасался «воя шовинистов», который будет спровоцирован тем, «что напишут впоследствии немецкие генералы»! Ленин по умственному развитию все же отличался от Радзинского и не мог контрразведчиков назвать «шовинистами». Поэтому его опасения «воя шовинистов» были связаны с еврейской национальностью прибывших вместе с ним эмигрантов. Напомним Радзинскому, что шовинизм — это крайняя форма национализма, проповедующего ненависть, презрение к другим народам. В общем, что-то вроде ненависти Радзинского к русскому народу.

* * *

Радзинский:

Уже на финской границе Ленина встречала делегация большевиков. Кобы среди них не было. Он предпочел, чтобы ярость Ильича выплеснулась на Каменева. И все было именно так.

«Едва встречающие вошли и уселись на диван, Ленин сразу набросился на Каменева: „Что это у вас пишется в „Правде“? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали“… — так описал эту сцену участник делегации Федор Раскольников…»

Какая же это «ярость»? Это просто зверство какое-то и бесчеловечная жестокость! Похоже, что Ильича держали пятеро, не считая Крупской, а Каменев чудом спасся в туалете. Да-а, распоясался Ильич до безобразия…

Радзинский:

«3 апреля Ленин выступил перед аудиторией с „Апрельскими тезисами“. Выступление произвело впечатление взрыва: никакой поддержки Временному правительству, никаких „постольку-поскольку“. Вся власть должна принадлежать Советам».

Сделаем необходимое дополнение, поскольку наиболее важную информацию Радзинский, как обычно, утаивает.

27 марта Сталин организует и руководит Всероссийским совещанием большевиков, на котором были обсуждены вопросы политики партии. Выступив с основным докладом, Сталин обозначил свою позицию: «Поскольку Временное правительство закрепляет шаги революции — поддержка, поскольку же оно контрреволюционное — поддержка… неприемлема». На совещании развернулась острая дискуссия, в ходе которой выявились серьезные разногласия. Большинство делегатов было настроено против поддержки Временного правительства. Сталин учел критические замечания, согласился с аргументами своих оппонентов и скорректировал свою позицию, предложив в резолюции совещания записать решение об отказе в поддержке Временному правительству. (В 1924 г. Сталин счел необходимым признать ошибочность своей тогдашней позиции.)

«Апрельские тезисы» обсуждались и на заседании Русского бюро ЦК.

Р. Такер отмечает:

«Сталин вместе с Каменевым выступили против них („Апрельских тезисов“. — Л. Ж.). В протоколах ЦК зафиксированы следующие его слова: „Схема, но нет фактов, а поэтому не удовлетворяет. Нет ответов о нациях мелких“… Ряд критических замечаний высказал Калинин и др. Т. е. шло нормальное обсуждение важного вопроса. Ленин писал по этому поводу: „И тезисы и доклад мой вызвали разногласия в среде самих большевиков и самой редакции „Правды“. Более того, в связи с возникшими разногласиями было решено провести общепартийную дискуссию на страницах партийной печати, партийных собраниях“. Дискуссия длилась более трех недель, большинство членов партии поддержало предложения Ленина. Поддержал их после глубоких раздумий и Сталин».

Радзинский:

«Он (Сталин. — Л. Ж.) тотчас изменил свои взгляды. Теперь Коба-Сталин печатает в „Правде“ одну за другой статьи, где он — рабский толкователь мыслей Ленина. Хозяин вернулся…».

Радзинский не в силах понять своими театральными мозгами, что в связи с новыми обстоятельствами, фактами, безупречными аргументами коллег и товарищей не меняет свои взгляды только полный идиот с детства. Даже такое трусливо-приспособленческое существо, как Радзинский, лояльное советской власти и не замеченное в протестной деятельности, неожиданно превратилось в полного демократа-антисоветчика. Эволюция, как и деградация, не обходит стороной даже драматургов.

Ложь Радзинского о том, что Сталин «тотчас изменил взгляды», опровергает Молотов:

«У него (Сталина. — Л. Ж.) сомнения некоторые были, он не сразу присоединился к ленинским тезисам… Он с некоторой выдержкой думал, более тщательно. Ну, а мы были молодежь, попроще подходили к делу, поддерживали Ленина без всяких колебаний и твердо шли по этому пути… Что-то его беспокоило. У него были мысли по вопросу о мире, он размышлял над этим и искал ответы на вопросы… Ленина не так просто было иногда понять».

Именно сомнения и колебания Сталина свидетельствуют об его самостоятельности как политика, а не об угодливой готовности поддержать абсолютно любые идеи и мысли, высказанные даже Лениным.

«Рабский толкователь мыслей Ленина», — пишет Радзинский! Ну и привел бы примеры этого «рабского толкования». Отчего ж не привел? Все чаще архивник опускается до немотивированных и необоснованных оскорблений. Причины низости и подлости «историка», на наш взгляд, следует искать в среде, которая сформировала его нравственную сущность.

«Хозяин вернулся», — усмехается Радзинский. Архивник, похоже, не предполагает других отношений между людьми, кроме как «раб» — «хозяин».

Сталин через всю свою жизнь пронес высочайшее уважение и симпатию к Ленину, всегда подчеркивал, что он «только ученик Ленина». Но это нисколько не мешало ему спорить с Лениным, не соглашаться с ним и отстаивать свое мнение. Еще в 1905 г. Сталин не согласился с программой Ленина по «аграрному вопросу». В 1909 г. Сталин высказался за бойкот III Государственной думы, не соглашаясь с мнением Ленина. «Ильич немного переоценивает значение таких (легальных) организаций», — писал Сталин. По поводу работы Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» Сталин позволил себе даже иронические нотки:

«По-моему, некоторые отдельные промахи Ильича очень метко и правильно отмечены (В работе Богданова. — Л. Ж.).

Правильно также указано на то, что материализм Ильича во многом отличается от такового Плеханова, что вопреки требованиям логики (в угоду дипломатии?) Ильич старается затушевать».

Приписать Сталину «рабское» преклонение перед «хозяином» — Лениным — мог только человек невежественный или законченный подлец.

По-видимому, сочинение Радзинского изначально писалось исключительно для людей из его круга общения, готовых охотно поверить во все гадости в отношении Сталина, о которых пишет Радзинский.

Радзинский:

«29 апреля началась очередная конференция большевиков… Ленин сделал доклад, повторив свои „Апрельские тезисы“. Каменев решает бороться за свои убеждения…».

Надо так понимать Радзинского, что Каменев подвергал себя смертельному риску, возражая против идей Ленина. Ай да Каменев!

И, главное, по Радзинскому, речь шла не о спорах вокруг вопросов тактики и стратегии партии, а не меньше чем о «борьбе за убеждения»! Вот что значит полет фантазии драматурга! Создать из ничего драматическое напряжение, заставить зрителей затаить дыхание — здесь Радзинскому на нынешнем рынке театральных услуг нет равных. Перед ничего не подозревающим читателем вдруг разворачивается эпическая трагедия — «Отчаянная борьба Каменева за свои убеждения».

Радзинский:

«Он (Каменев. — Л. Ж.) выступает против Ленина.

И тогда Ленин выпустил Кобу. Коба говорил в новом стиле — бездоказательно, грубо, беззастенчиво перевирая слова Каменева. Он попросту беспощадно сек своего недавнего друга. Выступал новый Коба, у которого нет теперь друзей».

Радзинский:

«Ленин знал: он (Сталин. — Л. Ж.) всегда будет высказывать его мысли. Мгновенная капитуляция Кобы его еще раз в этом убедила…».

Т. е. Ленин вообще-то и раньше был уверен, что Сталин «всегда будет высказывать его мысли», и теперь еще раз «в этом убедился» и… сообщил об этом Радзинскому. А насчет «мгновенной» капитуляции Радзинский, по привычке, солгал!

Радзинский:

«В Россию вернулся Троцкий… Он был меньшевиком и много порочил большевиков, потом ушел и от меньшевиков… Троцкий начинает сотрудничать с Лениным. Но Коба спокоен. Впоследствии Троцкий утверждал, что Коба всегда питал к нему зависть и ненависть… Коба знал: выделиться особой преданностью Ленину — значит выделиться особой ненавистью к Троцкому».

Здесь главное, что Радзинский знает, что «Коба знал», «Ленин знал», «Троцкий знал» и все вместе они знали, что Радзинский тоже знает, что они «знали»!

Радзинский:

«3 июня открылся Первый Всероссийский съезд Советов…

б июня на совместном заседании Военной организации большевиков и ЦК партии Ленин предложил провести демонстрацию — показать силу своей малочисленной партии.

Демонстрация именовалась мирной, но… Из выступления М. Лациса: „При поддержке пулеметного полка занять вокзал, банки, арсенал и здания почты и телеграфа“»…

Да, нетерпеливый Ленин уже готовит первую попытку большевистского переворота… Могли он не использовать Кобу… Но участие его максимально скрыто: ведь Коба — один из влиятельных членов Исполкома Совета, и в случае неудачи его надо там сохранить. Отсюда реплики Кобы во время заседания: «Нельзя форсировать, но нельзя и прозевать», «Наша обязанность — организовать демонстрацию». Но «никаких захватов телеграфа».

Странно ведет себя Коба в книжке Радзинского. Только что архивариус нас почти убедил, что удел Кобы — «высказывать мысли Ленина», а он тут же, на той же странице, дерзко перечит Ленину. Ленин «готовит переворот» с «захватом вокзала, почты, телеграфа», а Коба нагло заявляет: «Никаких захватов телеграфа»! Правда, против захвата вокзала с буфетом и почты Коба возражать не стал. Может, у него на телеграфе знакомая барышня работала? Хотя вряд ли… Уж про барышню Кобы Радзинский бы все разузнал до мелочей.

Радзинский:

«Временное правительство предупредило: „Всякие попытки насилия будут пресекаться всей силой государственной власти“. Ленин решает сдаться: ночью принимается решение отменить демонстрацию. Это решение вызывает забавный ход Кобы.

Он подает заявление о выходе из ЦК — считает отмену демонстрации ошибочной. Коба отлично знает: ход безопасный — ему будет предложено взять заявление назад.

Так оно и получилось. Но этим шагом он открыл партии тайное: свое участие в организации демонстрации.

Какой он смелый и решительный парень — Коба. Игрок Коба…».

Радзинский уверен, что Коба предпринял «забавный ход», подав заявление о своем выходе из ЦК, исключительно для того, чтобы партия узнала об его участии в организации демонстрации. Т. е. Сталин, по мнению Радзинского, в своем решении руководствовался низменными мотивами. Радзинский подтверждает справедливость жизненного закона — подлец убежден, что все вокруг тоже подлецы.

Архивник «забыл» упомянуть, что свое несогласие с решением ЦК высказал вместе со Сталиным и Смилга. О каком «тайном» участии Кобы в организации демонстрации пишет сочинитель Радзинский? Разве многочисленные публичные выступления Сталина на собраниях рабочих, солдат были тайными и партию нужно было об этой деятельности Сталина каким-то образом проинформировать?

Подав в отставку, Сталин фактически выступил против решения Ленина, поддержавшего решение об отмене демонстрации. А как же тогда быть с утверждением Радзинского:

«Ленин знал: он (Сталин. — Л. Ж.) всегда будет высказывать его мысли»?

Радзинский:

«18 июня была проведена грандиозная демонстрация под лозунгами большевиков. Триумф! В „Правде“ появились две статьи о демонстрации: Ленина и Кобы, двух организаторов.

…В организации июльского выступления виден почерк будущих сталинских шедевров. В Первом пулеметном полку, где полным-полно большевистских агитаторов, распространяются слухи об отправке полка на фронт. Предпочитающие сражаться на митингах солдаты приходят в ярость и объявляют о вооруженном выступлении. Большевики, конечно же, уговаривают его отменить.

Как они это делали, изложил в своих воспоминаниях один из руководителей Военной организации, В. Невский: „Я уговаривал их так, что только дурак мог сделать вывод, что выступать не нужно“…»

Радзинский лжет даже тогда, когда в этом нет никакой нужды. Кроме того, его ложь настолько примитивна и убога, что опровергается сама собой. Вот архивник приводит цитату В. Невского, из которой следует, что большевики так лицемерно агитировали против выступления, что «только дурак мог сделать вывод, что выступать не нужно». И такой вывод был бы справедлив, если б не знать, что Радзинский по-воровски обкорнал сказанное В. Невским. На самом деле, В. Невский сказал:

«Когда воен. организация, узнав о выступлении пулеметного полка, послала меня… уговорить массы не выступать, я уговаривал их, но уговаривал так, что только дурак мог бы сделать вывод из моей речи о том, что выступать не следует».

В случае получения инструкций от руководства партии агитировать так, как это позволил себе В. Невский, то последний так бы и написал в своих воспоминаниях, изданных в 1932 году. Но ведь Невский пишет, что у него был четкий приказ «уговорить массы не выступать», а как уж он его выполнил, это дело его совести.

* * *

А, собственно, зачем вообще посылали Невского агитировать в пулеметный полк, в котором, как уверяет нас Радзинский, было «полным-полно большевистских агитаторов»?

Сталин в своей речи на экстренной конференции Петроградской организации РСДРП (большевиков) сказал:

«Нашу партию… обвиняют в том, что она вызвала и организовала выступление 3–4 июля с целью вынудить Центральный исполнительный комитет Советов взять власть в свои руки, а если не хотят взять власть — захватить ее самим.

Прежде всего я должен опровергнуть эти обвинения.

2 июля два представителя пулеметного полка ворвались на заседание конференции большевиков и заявили о выступлении 1-го пулеметного полка. Вы помните, как мы заявили делегатам, что члены партии не могут идти против постановления своей партии, и как протестовали представители полка, заявив, что они лучше выйдут из партии, но не пойдут против постановления полка… Но выступление началось. Пулеметчики разослали по заводам делегатов. Часам к шести мы стояли перед фактом выступления огромных масс рабочих и солдат. Часов в пять на заседании Центрального исполнительного комитета Советов я официально, от имени ЦК партии и конференции заявил, что мы решили не выступать. Обвинять нас после этого в организации выступления, значит говорить ложь, достойную наглых клеветников».

Говоря о «наглых клеветниках», Сталин, скорее всего, в первую очередь имел в виду будущих радзинских.

Чуть ниже слова Сталина подтвердят очевидцы и участники тех событий.

Радзинский:

«2 июля полковой митинг призвал к восстанию. Полк отправил делегатов в другие воинские части, на заводы и в Кронштадт. В Кронштадтской крепости шел непрерывный митинг. Матросская вольница отличилась здесь уже в первые дни революции. В эти „бескровные дни“ на кораблях Балтийского флота были расстреляны матросами 120 офицеров. Матросы сорвали погоны с адмирала Вирена, избивая, приволокли его на Якорную площадь и убили. В тот же день были расстреляны адмирал Бутаков и еще 36 командиров. Военная крепость превратилась в логово пиратов…».

Вполне можно было бы разделить гнев Радзинского по поводу жестокой расправы матросов со своими командирами, но ведь архивник наверняка солгал или о чем-то умолчал. Раскольников, на которого любит ссылаться Радзинский, пишет:

«Что касается нашей партии, то она, едва лишь овладев кронштадтскими массами, немедленно повела энергичную борьбу с самосудами. Расстрелы офицеров, происходившие в первых числах марта, носили абсолютно стихийный характер, и к ним наша партия ни с какой стороны не причастна… Матросы, солдаты и рабочие, вырвавшись на простор, мстили за свои вековые унижения и обиды.

Но достойно удивления, что это никем не руководимое движение с поразительной меткостью наносило свои удары. От стихийного гнева толпы пострадали только те офицеры, которые прославились наиболее зверским и несправедливым обращением с подчиненными им матросско-солдатскими массами. В первый же день революции был убит адмирал Вирен, стяжавший себе во всем флоте репутацию человека-зверя… За адмиралом Виреном, адмиралом Бутаковым, этими патентованными деспотами, жадной сворой тянулась целая вереница мелких, честолюбивых карьеристов, готовых решительно на все…».

Теперь понятно, почему Радзинский не посчитал нужным дать характеристику командирам-«зверям», с которыми расправились восставшие матросы.

Радзинский:

«Именно тогда в Кронштадте был организован большевистский комитет, который и руководил этой вольницей. Кронштадт стал ленинской цитаделью. Когда появились представители пулеметного полка, была продолжена все та же комедия: большевики уговаривали матросов не отвечать на призыв пулеметчиков, но уговаривали так, чтобы те непременно ответили. Большевик Раскольников, один из вождей Красного Кронштадта, писал: „У нас был очень хороший обычай, согласно которому я ежедневно звонил в Питер и, вызвав к телефону Ленина, Зиновьева или Каменева… получал инструкции“».

Радзинский продолжает самозабвенно лгать, рассчитывая, что никто не станет проверять свидетельские показания Раскольникова. В воспоминаниях Раскольникова по поводу деятельности в Кронштадте делегатов пулеметного полка и «лицемерной» агитации большевиков читаем:

«Первым выступил один из приехавших. Истерическим голосом он описывал преследование анархистов Временным правительством…

— Товарищи, — со слезливым подъемом говорил анархист, — сейчас в Петрограде, может быть, уже льется братская кровь. Неужели же вы откажетесь поддержать своих товарищей, неужели вы не выступите на защиту революции?..

После приезжего оратора с успокоительной речью попробовал выступить тов. Рошаль… Но когда Семен со свойственной ему резкостью и прямотой высказался против демонстрации по причинам несвоевременности и стал горячо призывать к воздержанию от участия в ней, то тысячи голосов закричали „долой“ и подняли такой шум и свист, что моему бедному другу пришлось сойти с трибуны, даже не закончив своей речи… Немудрено, что эта непривычная неудача глубоко расстроила и потрясла тов. Рошаля… На этот раз Брушвит поднялся на трибуну, чтобы развить ту самую точку зрения, которой придерживались мы… Но едва аудитория поняла его намерения, как она тотчас устроила ему такую же неприязненную демонстрацию, как тов. Рошалю, и буквально не дала говорить. Тов. Брушвит, от природы чувствительный, сошел с трибуны, смахивая слезу».

Потрясающее лицемерие! Да всем этим агитаторам надо давать звание народных артистов России. Вот, наверное, у кого брали уроки актерского мастерства Ливанов и Качалов, не говоря уже про Грибова и Яншина. Агитировали, «смахивая слезу»! Оказывается, это была актерская игра, как уверяет нас архивариус.

Ну и, конечно, надо закончить цитату Раскольникова, которую Радзинский привел в обворованном виде: «Я ежедневно звонил в Питер и, вызвав к телефону Ленина, Зиновьева или Каменева… получал инструкции». А вот продолжение текста Раскольникова:

«На этот раз к телефону подошел тов. Каменев и предупредил меня, что со стороны прибывших делегатов-пулеметчиков можно ожидать провокации в связи с тем, что в Петрограде 1-й пулеметный полк, несмотря на сопротивление нашей партии, уже выступил на улицу… и наша партия этот безответственный шаг не поддерживает».

Да — самозабвенно лжет Радзинский!

* * *

Радзинский:

«Итак, Ленин проиграл, а что же Коба? В случае победы он приходил к власти вместе с партией. Но и в случае поражения он тоже приходил к власти… внутри партии. Такова была его головоломная комбинация».

Грустно наблюдать, как уродует психику и умственные способности человека профессия драматургического архивариуса.

Радзинский:

«Временное правительство подписало указ об аресте большевистских лидеров. В списке — Ленин, Троцкий, Луначарский, Зиновьев, Каменев… Коба перевозит Ленина к своим друзьям Аллилуевым. Но Ленин не хочет находиться в Петрограде, он смертельно напуган возможностью суда. И опять помог верный Коба. Он организует новое пристанище для Ленина и Зиновьева: дом рабочего Емельянова недалеко от Сестрорецка. И на вокзал Ленина провожает он же — верный Коба. Спаситель Коба… Емельянов укрыл беглецов в местах сенокоса — на берегу озера, в шалаше. Ленин и Зиновьев проживут там до осени. А руководителем партии остался… Коба-Сталин!

…Он (Ленин. — Л. Ж.) объявил подготовку к вооруженному восстанию… Из шалаша Ленин продолжает руководить партией — но через Кобу… Длинная шахматная партия завершилась».

Какой, однако, интриган этот Коба из книжки Радзинского! Так нагло пролезть в руководство партии, изолировав Ленина и Зиновьева в шалаше! Хорошо, что с ними ничего не случилось в этом Разливе. А может, что-то помешало Кобе навсегда «убрать» соперников по руководству революционной борьбой угнетенных трудящихся всего мира за свои права? Такой удобный случай! Один звонок в полицию — и все. Странно, что такой драматургический поворот сюжета не пришел Радзинскому в голову.

Радзинский:

«После отъезда Ленина Коба покидает холостяцкую квартиру, переезжает к Аллилуевым — в комнату, где недавно скрывались Ленин с Зиновьевым. Как всегда, Коба старается не утруждать хозяев.

Из воспоминаний Федора Аллилуева: „Как и где он питался, кроме утреннего чая — не знаю. Я видел, как он пожирал хлеб, колбасу и копченую тарань прямо у лавочки перед домом — это, видно, было его ужином, а может, и обедом“.

Переезд совпал с его звездным часом — работой VI съезда. Но у Кобы была только ситцевая рубашка и видавший виды пиджак. Аллилуевы решили: он не может руководить съездом в таком виде. „И мы купили ему новый костюм. Он не любил галстуки. Мать сделала ему высокие вставки наподобие мундира, френча“, — вспоминал Федор. Этот костюм войдет в историю — полувоенный костюм большевистского Вождя…».

Непонятно, почему Радзинский не испачкал «ситцевую рубашку» Кобы, как он это сделал с «черной блузой» Сосо? Забыл, наверное…

Радзинский:

«Каждый день со съезда он возвращается в квартиру Аллилуевых. Ему нравится общество невинных девушек и атмосфера преклонения. Наверное, в этом и была причина переезда.

Надежда еще училась в гимназии… В маленькой квартирке разыгрывалась вечная история: немолодой Отелло повествовал о страданиях и подвигах маленькой Дездемоне… Так что нетрудно представить, какое впечатление произвел Коба на маленькую гимназистку. Когда-то спасенную им гимназистку.

И конечно, прелесть невинной юности и восторженное преклонение перед ним увлекли одинокого, уже немолодого грузина».

«Ему нравится общество невинных девушек», «прелесть невинной юности… увлекли грузина»! Похоже, что «невинность» для еврея Радзинского является «пунктиком» в его психике. Любовь, дружбу — все готов опошлить негодяй.

Радзинский:

«Ленин в Петрограде не появляется. Он скрывается в Финляндии, куда с наступлением осенних дождей переправил его из шалаша заботливый Коба… Троцкий создает при Совете орган, который должен был обеспечить оборону Петрограда от немцев и „военных и штатских корниловцев“. Этот Военно-революционный комитет он превращает в легальный штаб большевистского восстания… 10 октября состоялось знаменитое заседание — на нем были все большевистские лидеры. Здесь впервые появились бритые (для конспирации) Ленин и его недавний сошалашник Зиновьев… Для руководства восстанием создается Политическое бюро, в которое Ленин включает Кобу».

Да, бесцеремонно обращается Радзинский с историческими фактами. Троцкий у него «создает орган», а потом этот «орган» превращает в «штаб»! Что это, ложь или невежество? Ведь даже историки-антисталинисты не пытаются лгать в тех случаях, если ложь можно легко проверить по документам.

На самом деле, 16 октября состоялось заседание ЦК, на котором присутствовало 25 человек, в т. ч. члены ЦК, представители Петроградского комитета, фабзавкомов, профсоюзов, железнодорожников, военной организации. Именно на этом заседании ЦК был сформирован Военно-революционный центр в составе: Свердлов, Сталин, Дзержинский, Бубнов, Урицкий. Собрата Радзинского по интеллекту Троцкого отчего-то в этом Центре не оказалось! И вообще, в списке не просматривается ни одного «теоретика» — одни «практики»!

Политбюро, о котором сообщил Радзинский, осталось лишь на бумаге.

Радзинский:

«Против восстания выступают Зиновьев и Каменев — они предрекают ему гибель… Каменев совершает решительный поступок. 18 октября он публикует в газете Горького „Новая жизнь“ заявление, где излагает позицию — свою и Зиновьева: восстание обречено на поражение… Ленин в ярости. Он пишет письмо в ЦК — требует исключить из партии „штрейкбрехеров революции“, выдавших тайну восстания… Опомнившись, Зиновьев посылает трусливое письмо в редакцию „Рабочего пути“… Он старательно доказывает, что „серьезных разногласий с Лениным у него нет и быть не может“. И случилось странное: не страшась ленинского гнева, редактор Коба не только опубликовал письмо, но прибавил к нему примечание, где поддержал Зиновьева и даже осмелился покритиковать ленинскую непримиримость.

Для обсуждения поступка Зиновьева и Каменева собирается заседание Центрального комитета. Троцкий требует их исключения из ЦК. Коба предлагает совсем иное: „Обязать этих двух товарищей подчиниться, но оставить в ЦК“.

Побеждает предложение Троцкого, и тогда Коба объявляет о своем уходе из „Рабочего пути“. Еще одно его прошение об отставке. И так же, как в прошлом, он знает: будет безопасный финал. Действительно, ЦК не принял его отставки. Впоследствии таких прошений будет много…

Почему он поддерживает Зиновьева и Каменева?

Во-первых, уже сколачивает группу — объединяет вокруг себя двух влиятельнейших членов партии. Во-вторых, подстраховывается на случай, если восстание потерпит неудачу: он защищал тех, кто против.

Есть и в-третьих… Но об этом позже».

Опять, в который раз (!), Сталин демонстрирует нам жалкую нравственную сущность Радзинского.

Во-первых, Сталин всегда без стеснения высказывал свое мнение, а не «повторял мысли Ленина», как пытался нас убедить Радзинский.

Во-вторых, Радзинский в поступках Сталина, и не только Сталина, в состоянии увидеть только низменные мотивы. Это свойство людей, не понимающих значение и смысл таких слов, как благородство, великодушие, милосердие, снисходительность. А вот Сталин, как мы показали, проявлял эти черты своего характера еще с детства.

В-третьих, какую такую группу «сколачивал» Сталин?

В-четвертых, сам же Радзинский пишет об исключении Каменева и Зиновьева из партии за предательство и тут же, в угоду своей глупейшей версии, называет их «влиятельнейшими членами партии»!

Радзинский:

«24 октября по инициативе Троцкого большевики начинают восстание… И в этом эпицентре восстания… Кобы нет! Коба сидит в редакции. 24 октября „Рабочий путь“ печатает обращение к населению, к рабочим и солдатам, написанное им: „Если все вы будете действовать дружно и стойко, никто не посмеет сопротивляться воле народа. Старое правительство уступит место новому, тем более мирно, чем сильнее, организованнее и мощнее выступите вы…“ „Мирно“ — он продолжает ту же линию».

Радзинский на этот раз не соврал, хотя иронию свою проявил совершенно неуместно. Сталин еще многократно продемонстрирует нам важную особенность своего характера — умеренность и неприятие радикализма.

* * *

Радзинский:

«Ранним утром отряд юнкеров ворвался в типографию „Рабочего пути“, конфисковал отпечатанные экземпляры. Коба посылает рабочих за поддержкой. „Волынский полк сейчас же дал роту. И уже самый факт, что правительство закрыло, а наша рота пришла и встала на стражу типографии, придал всему району такую смелость“, — писал участник событий…

Уже утром он (Сталин. — Л. Ж.) восстанавливает порядок в редакции. И что же дальше? Неужели он просидел там весь исторический день переворота?.. „Человек, пропустивший революцию“ — так назовут Кобу историки с легкой руки Троцкого… Действительно, в это время все большевистские лидеры (кроме Кобы и Ленина) были в Смольном… Все руководство партии принимает участие в восстании. Кроме двоих — Ленина и Кобы!.. Но где же Коба?»

Вопросы и ответы Радзинского напоминают беседу идиота с подлецом. Сам же описывает опасное нападение юнкеров на типографию, восстановление ее работы Сталиным, но участием в восстании это не считает. Экстренные выпуски газет, листовок, воззваний для отважного архивника — безделица и ерунда. Для Радзинского важно представить Сталина в решающие дни революции курьером между Лениным и партией, не более. Ну и, как обычно, чуть ниже Радзинский сам же себя и опровергает.

Радзинский:

«Троцкий: „Связь с Лениным поддерживалась, главным образом, через Сталина“. Да, в этом все дело!.. Основной задачей Кобы в те дни была отнюдь не редакция, но связь восставших с Лениным… В бывшем Партархиве хранятся мемуары В. Фофановой, хозяйки квартиры, на которой скрывался Ленин: „Когда наступило 24 число… в Политехническом институте был митинг, на котором выступал Сталин, и ему нужно было передать записку от В. И.“».

Приводя свидетельство Фофановой в подтверждение своей версии о выполнении Сталиным всего лишь обязанностей «связного», Радзинский допускает оплошность. От Фофановой мы узнаем, что, оказывается, Сталин находил еще время для публичных выступлений! И это в то время, как революционеры, собравшиеся в Смольном, приняли «мужественное» специальное постановление, запрещающее членам ЦК покидать это здание. Далее Радзинский несколькими фразами описывает 2-й Всероссийский съезд

Советов, формирование правительства, не забывая бросать оскорбительные, ничем не обоснованные реплики в адрес Сталина.

Радзинский:

«Да, Коба тотчас поспешил в Смольный вслед за своим подопечным — ведь обсуждается новая власть».

«Не забыл Ленин, конечно, и верного Кобу. Грузин стал главой комиссариата по национальностям».

«Но Коба не выходит из тени и в Смольном».

«И Коба по-прежнему должен таиться где-то в комнатах Смольного».

Будем надеяться, что в следующем издании своей книги Радзинский подробно расскажет, как именно Коба «таился» и «не выходил из тени»!

Радзинский:

«Все первые недели среди ближайших сподвижников Ленина царит паника… Теряют присутствие духа назначенные Лениным наркомы и тоже требуют создать „многопартийное правительство из социалистических партий“… Троцкий неколебимо стоит за однопартийное правительство.

…А что же Коба? В дни, когда ближайшее окружение колеблется, — Коба с Лениным. Но кому интересно его мнение?»

Видимо, Зиновьев, Каменев, Рыков, Свердлов и Троцкий лично сообщили Радзинскому об отсутствии у них в тот исторический момент интереса к мнению Сталина. Но неужели и Радзинскому тоже неинтересно мнение Сталина? Ну хотя бы для читателей можно было разузнать? Странно это для историка. А ведь архивариус знает, не может не знать, что у руководителей революции, Ленина и Сталина, мнение о сложившейся ситуации совпадало. И чуть ниже архивариус сообщает:

«Народный комиссар Коба издает декреты. Вчерашний ссыльный вместе с Лениным подписывает „Декларацию прав народов России“ — всем им гарантируется право на самоопределение».

Конечно, архивнику невдомек: отчего это Декларацию подписали Ленин и Сталин, проигнорировав Троцкого?!

У того же Пестковского Радзинский мог бы узнать, что все ночи Сталин проводил в Смольном, по необходимости связывался с политическими функционерами, возглавлял редколлегию «Правды», комитет по связям с Украиной. Работал, одним словом. На заседании 29 ноября 1917 г. ЦК предоставил Сталину, Ленину, Троцкому, Свердлову (именно в таком порядке фамилии перечислены в протоколе. — Л. Ж.) полномочия решать все экстренные дела. Поэтому Сталину некогда было паниковать. Он проводит сложнейшие переговоры с Викжелем, финской, украинской делегациями. 14 ноября 1917 г. Сталин едет в Финляндию и выступает на съезде финляндской социал-демократической партии в Гельсингфорсе.

* * *

Радзинский:

«Мой отец, приехав в Петроград, увидел на вокзале огромные портреты вождей — Ленин, Троцкий, Зиновьев… Портретов Кобы он не видел. Их не было. И в народе не знали его имени. В это время он — на вторых ролях. Таково стойкое убеждение многих историков».

Радзинский не сообщает, с какой целью его папаша прибыл в Петроград, что позвало в нелегкую дорогу старого еврея в такое смутное время? Какую тайну своей семьи скрывает от читателей Радзинский?

Насчет убеждения «многих историков» о «вторых ролях Кобы» архивнику врать не стоило бы. Где мнения этих историков? Где хотя бы фамилии? Даже Троцкий (!) опровергает ложь Радзинского, свидетельствуя о выдающейся роли Сталина в эти тревожные дни. 23 декабря, уходя в краткосрочный отпуск, Ленин оставил вместо себя «на хозяйстве» именно Сталина, и этот факт опять ставит Радзинского в привычное для него постыдное положение.

Портретов Сталина, видите ли, папаша Радзинского не обнаружил на улицах Питера! Старательно искал, опрашивал прохожих, но найти портретов Сталина ему не удалось…

Для поддержания Радзинского в состоянии полного изумления добавим свидетельские показания очевидцев великой эпохи.

Писатель А. Бек в работе «К истории» приводит слова Л. Фотиевой:

«Вы не понимаете того времени. Не понимаете, какое значение имел Сталин. Большой Сталин!.. Мария Ильинична еще при жизни Владимира Ильича сказала мне: „После Ленина в партии самый умный человек Сталин… Сталин был для нас авторитет. Мы Сталина любили“»…

Да извинит читатель автора, но продолжать разгребать завалы лжи и клеветы Радзинского просто не имеет смысла. Осталось лишь сделать кое-какие выводы.

Радзинский описал личность и деятельность И. В. Сталина исходя из особенностей своей нравственной сущности. Радзинский в своей книге не побрезговал фальсификацией исторических документов в угоду своей драматургической версии «Сталин — злодей».

Личное мнение Радзинского об И. В. Сталине полностью противоречит свидетельским показаниям очевидцев сталинской эпохи, лично знавших Сталина: военачальников, инженеров, директоров предприятий, изобретателей, ученых, писателей, композиторов и многих других.