Мужа ее уже года полтора не было (точнее, год и месяц), но она говорила «года полтора», чтобы не думали, что она считает дни с его смерти.

Она молоком торговала, к ней через болотистый луг надо было идти и через родник, в котором жили два ужа, а там уже ее дом недалеко был. Как звали ее, уже не помню, но было ей лет шестьдесят на вид, а мне тогда было определенно лет 11.

Мы с дядей Валерой жили в доме отдыха и ходили в деревню за молоком, мы как пришли к ней, я первым делом по дому стал бегать, но она мне запретила и на лавку возле входной двери посадила, мол, не пачкай тут, пришелец за молоком, а сама к корове пошла.

Я уж было скучать собрался, но тут из-под скамейки выполз самый настоящий сом и, переваливаясь, пополз к выходу, с порога скатился и к птичьей поилке рванул, гусей-уток растолкал, в кормушку с объедками заполз и начал там квокать.

Я рванулся к дяде Валере во двор чудом поделиться, вижу — он мне навстречу несется, на лице удивление и в сторону хоздвора тычет, за руку меня схватил и к клеткам с кроликами потащил, а там еще один сом, огромный такой, под клетками ползает, помет птичий подъедает.

Смотрели мы на сомьи похождения, вдруг слышим: клац-клац — это хозяйка из хлева вышла и дверь за собой закрыла.

— Ага! На сомиков смотрите. Это не мои, это мужа моего покойного сомики.

Он не рыбак был: придет с реки, ему рыбу станет жалко, он ее во дворе и выпускает.

— А как же она дышит? — спросил я ее.

— Не знаю, жалел он ее сильно, любил, можно сказать, только ее и любил, свинтус, царствие ему небесное.

— А дышит-то как? — спросил ошалевший дядя Валера.

— Кто ее знает, как-то он с ними договаривался.

- Ее много раньше по двору бродило, а сейчас только эти сомы и остались, свиньи остальных что ли пожрали, или украл кто. При муже моем не посмели бы такого, чтобы съесть или украсть. Он тихий был, но если чего не так, всем мог показать и где рак свистит, и где черти зимуют. Все знал, злодеюшка мой!

— Шо ты там смыкаешься, паразит, — заорала она на сома в поилке.

— Гляньте на него, всю птицу распугал. Люблю его, и он меня любит, ходит за мной, как собака, а тот, здоровый, што под кроликами, тот с гонором, самостоятельный, только на зиму в дом перебирается.

— То есть сомы при определенных условиях могут адаптироваться и жить на суше, — умозаключал вслух дядя Валера.

— А тут еще где-то краснопер Нахал ползает в навозе и устеры немного. Давно ползают, — тетя закрыла стеклянную банку с молоком пластмассовой крышкой и обтерла банку тряпицей.

— Нате, с вас два пятьдесят, — сказала.

— Вот, пожалуйста, — отдал деньги охреневший дядя Валера.

— А почему Нахал? — спросил я.

— Да дурной он какой-то! Это ему муж мой, царствие ему небесное, кличку дал, а шо он хотел сказать, не знаю, — ответила тетя.

— В следующий раз, если хотите, то в среду приходите, — добавила она.