Наталья достала сигарету и, по-мужски размяв, прикурила. Сделала две затяжки и выругалась вслух:
– Сукин сын! Ай да сукин сын! – женщина затушила в пепельнице сигарету.
В это время за ее спиной послышалось покашливание. Повернув голову, она увидела Григория.
– О ком это вы так ласково, Наталья Леонидовна? Об этом борзописце? – спросил доктор.
– Ты давно здесь?
– Почти с самого начала передачи. Не стал отвлекать вас.
– Журналюга здесь не при чем. Он лишь озвучил то, что его просили озвучить. А ругалась я в адрес человека, считающего то, чем ты занимаешься, преступлением.
Наталья встала из-за стола и подошла к доктору.
– Отвлеклись. Теперь за работу. Что у нас с «консервами»?
– Пять образцов годны для переработки, остальные – полный отстой, – сказал он и положил на стол заключения осмотра.
– Гриша, а что, нормальная бумага закончилась? – Хозяйка ткнула пальчиком в смятый листок.
– Нет, не закончилась. Просто я торопился к вам, Наталья Леонидовна. Или вы все еще Елена?
– Не ерничай, Григорий! Ты, наверное, забываешь, что я много вижу и слышу! – и она развернула монитор экраном к доктору.
Увидев сцену, где он раздумывал над судьбой мальчика, доктор сжал кулаки так, что костяшки его пальцев побелели, и сделал шаг в сторону Хозяйки.
– Остынь! Я тебя не за тем позвала, чтобы поставить к стенке за ложь и сомнения. – Она взяла смятый листок, положила в пепельницу и подожгла.
– Наталья Леонидовна! Я знаю, что вы меня считаете сволочью, кем я, возможно, и являюсь. Но вам никогда не приходило в голову, что человеческая душа – поле битвы ангелов с демонами?
– Разве у женоубийц есть душа?
– Раньше я думал, что ее вообще не существует. А в последнее время стал видеть страшные и до жути правдоподобные сны. Вот, например, заканчиваю я операцию по извлечению сердца у ребенка. Выделенное сердце положил в контейнер, а тело пытаюсь запихнуть в мусорный пакет, чтобы потом сжечь. И тут труп девочки открывает глаза и говорит: «Дяденька, ты не бойся, я в раю и слышу, как вон в том ящичке бьется мое сердце. Я даже знаю, в какой девочке оно будет жить дальше. А вот твоего сердца я не слышу. Ты умер, только об этом еще не знаешь…»
Я просыпаюсь и вижу, что руки мои в крови. Иду в ванную, открываю кран, а оттуда течет кровь.
Я беру щетку и начинаю оттирать руки. Подымаю взгляд к зеркалу, а в нем снова эта девочка. Прозрачная, словно облако, только глаза живые и из них слезы текут. Я протягиваю к ней руки и вижу, там, где на них упали слезы, исчезают пятна крови…
– Гриша, это не душа. Это нервы у тебя расшалились. Ты после работы чаще на свежем воздухе бывай и кофе пей меньше.
– Я тоже так думал, пока новый сон не приснился. Подхожу к операционному столу, а там лежит мужчина, похожий на меня. Делаю разрез, чтобы сердце изъять, а его там нет. И вдруг он глаза открывает, улыбается и говорит: «Ты свое сердце потерял еще в детстве, когда перестал любить людей…»
Просыпаюсь и снова вижу ту самую девочку: сидит на моей кровати, гладит меня по голове и приговаривает: «Бедненький дяденька, ты сегодня сгоришь. Но в тебе проснулась совесть, и поэтому муки твои закончатся. Умереть не страшно. Страшно, когда не знаешь, что тебя там ждет…»
Наташа хотела улыбнуться, но не смогла. Словно откуда-то повеяло жутким холодом, и лицо стянуло льдом.
– Григорий, прекрати жуть нагонять. Нет ни рая, ни ада. Работай хорошо, и я обещаю устроить тебе райскую жизнь на земле.
– Я ада не боюсь. Живу в нем последние десять лет и сердца своего не слышу. А девочка эта меня за руку держит. И идем мы, взявшись за руки, оба без сердец, а вокруг люди, убитые мною…
«А таки точно его что-то мучит», – подумала Наталья, заметив, что Григорий постоянно смотрит на свои руки и пытается что-то оттереть платком.
– Наталья, я хочу завязать, хотя бы на время. Боюсь, однажды рука дрогнет, и испорчу дорогостоящий товар. А если честно, я постоянно чувствую себя не в своей тарелке. Появляются мысли, которых раньше не было. Разве у меня есть право решать, кому жить, а кому умереть? Я не Бог. Может, поэтому и подумал, пускай эта семья поживет. Хотя бы на свалке, но поживут. Пусть, как собаки на помойке, но вместе. – Он подошел к окну и стал смотреть на небо, словно хотел увидеть там девочку, приходившую во снах.
– Не нужно жалеть собаку, живущую на помойке. Она не знает, что есть другая жизнь, лучшая, поэтому счастлива именно там. Для нее помойка – рай. Это мы знаем, что есть лучшая жизнь, потому жалеем животное. Так говорила моя мама, и эти ее слова с детства врезались мне в память. Я долго над ними думала, но позже поняла, насколько они справедливы. К тем, кто на меня работает и живет на моей свалке, я отношусь, как к тем безродным, ободранным собакам. – Она сказала это достаточно жестко, даже не пытаясь скрыть раздражения, вызванного сентенциями человека, возомнившего себя кем-то.
Для нее Григорий был такой же собакой, только живущей в конуре и питающейся отборным кормом. И тем и другим его обеспечила она.
– Наталья Леонидовна, вы считаете, что эти люди никогда не задумывались о том, зачем они появились на свет? Зачем живут на Земле? По вашему мнению, слова о высоком предназначении и смысле жизни для них лишь набор непонятных фраз?
– Разумеется. Я уверена, что они никогда не испытывали благородных стремлений и не имели возвышенных желаний. Все их потребности сводятся к простейшим рефлексам и инстинктам. Именно в удовлетворении убогих потребностей они проводят всю жизнь. И этого им достаточно для абсолютного счастья. Их скудного серого вещества не хватает даже на то, чтоб хоть с каким-то толком потратить свою нищенскую зарплату. Они ее сразу же пропивают. В лучшем случае состояние запоя длится несколько дней. В худшем – заканчивается через месяц. Зачастую в какой-нибудь больнице с переломами и травмами. Или летальным исходом…
– Хотите сказать, что здесь их жизнь поменялась в лучшую сторону?
– По крайней мере, у них есть крыша над головой и постоянно полная миска. Вы не заходили в их бараки в последнее время? Ах, да! Вам же туда нельзя, убить могут. Ну так вот. Женщины начали возделывать грядки, сажать цветы. У них даже появилась улица для свиданий. Они довольны мною. И знаете почему? Потому что они зависимы от меня. В их генотип встроен ген рабской зависимости. Им нужен тот, кто бы решал за них: что делать, как и когда. Вопросы «зачем» и «почему» для них высшая математика. В их микросхему эта программа не встроена. Я стала их мозгом. Собственный мозг у них атрофировался за годы деградации и отсутствия стремлений.
Доктор отошел от окна и почему-то, прищурив глаза, стал внимательно рассматривать Хозяйку. В этот момент она пожалела, что в своем монологе так разоткровенничалась. Доктор принадлежал к тем, кто не до конца утратил способность мыслить. Наталья ожидала, что Григорий похвалит или дополнит ее мысли, но, заглянув в его карие глаза, поняла, что не дождется от него комментариев.
– Вы не верите, что я решила создать свой мир, в котором установлю свои правила и буду мозгом, решающим, кому и что можно делать, и заставлю этих убогих людишек мне подчиняться?
– Что вы, я вам верю! – грустно улыбнулся Григорий. – И отнюдь не потому, что подчиняюсь и выполняю ваши приказы. У раба должен быть хозяин по определению.
– Ты улыбаешься… – сказала она. – Но ты ж не станешь отрицать, что работа стала самым благородным занятием моих подопечных? Это я наполнила их жизнь великим смыслом – трудиться для моего блага, для достижения моих великих целей. Говорят, работа избавляет от трех зол: скуки, порока и нужды. Так что я избавила этих безмозглых людишек, по крайней мере, от скуки и нужды. Пусть будут благодарны мне за это.
– Григорий, помассируй мне ноги…
Он покорно опустился на колени и принялся разминать ее ступню, начав с пальцев. Наталья закрыла глаза…
«Какие у него сильные и умелые руки, – подумала женщина. – Он, наверное, хороший любовник. Кстати, красивый мужчина. Да, он раб, всего лишь мой инструмент в достижении богатства. Ну и что?! У Клеопатры в любовниках были как императоры, так и рабы. Илья – мой император, только в последнее время любовник редкий, а Гриша…»
От одной только мысли о новом любовнике у нее заныло внизу живота, соски набухли.
– Гриша, тебе удобно? Может, перейдем на диванчик? Спину сможешь помассировать?
– Как пожелаете, госпожа. Только делать массаж через одежду неэффективно.
– Я ее сниму. С детства привыкла слушаться докторов, – ответила Наталья, позволив Григорию снять с себя пиджак.
– А как поступим с той семьей? – не к месту спросил доктор, аккуратно вешая пиджак на спинку кресла.
– Решил пожалеть щенят? – поинтересовалась она, положив руки на плечи доктора и рассматривая его красивые, четко очерченные губы.
– Вы же не против? – полушепотом спросил он и прижал Наташу к груди.
– Возможно, – так же шепотом ответила она, расстегивая пуговицу на его рубахе.
Ноги у нее подкосились, и она потянула Гришу на пол, буквально в метре от дивана.