– Сынок! Родной мой, как же ты повзрослел! Морщинки у глаз появились. Сядь рядом. Хочешь на стул, а лучше на кровать, чтобы я твое тепло почувствовала. Прости, захворала я, но доктора сказали, что просто почки простудила. Наверное, просквозило, когда на балконе долго стояла. Ты побудешь со мной или опять наскоком?

Он взял мамину руку и прижался к ней лицом. Рука была влажная и холодная, абсолютно не похожая на руку, ерошившую когда-то его волосы и штопавшую изношенную одежду. Не та красивая рука, что вела его в танце на выпускном вечере, когда он жадно ловил восхищенные взгляды мужчин, направленные в сторону его красавицы-мамы.

– Мамочка, я приехал в отпуск и мы с тобой уедем вместе в Москву. Мне без тебя тяжело. Да и внуков надо нянчить.

– С внуками, Илюша, давно пора. Значит, наконец-то нашел себе пару?

– Мамуля, найти женщину, похожую на тебя, очень тяжело. Тем более в Москве. Вот ты мне в этом и поможешь. Твое сердце не обманешь, – сказал и с ужасом отметил, как изменилась мать.

Ее когда-то красивое лицо ужасно исхудало и теперь напоминало посмертную маску. Живыми оставались только глаза – красивые, бездонные, но в них уже поселилась боль, пожирающая тело. Он почувствовал, как наворачивается слеза и перехватывает дыхание…

– Я на минутку, мама, руки с дороги помою, – с трудом сдерживаясь, выдавил из себя Илья и рывком поднял с дивана свое, ставшее неподъемным, тело.

Цепляясь за косяки, двери и стены, добрался до ванной. Защелкнув замок, открыл воду и завыл, сидя на краю ванны и лупя кулаками по коленям. Ругал себя последними словами, просил у Бога прощения и помощи, а когда приступ истерии затих, засунул под холодную струю голову и держал ее там до дрожи в ногах.

«Спокойно, Илья! Безвыходных положений не бывает… Думай… Ты часть власти, и не самая последняя!»

Вытерев голову старым вафельным полотенцем, Каров пошел на кухню. На старом столе, накрытом новой клеенкой, стояли открытая бутылка водки и граненый стакан. В тарелке, разрисованной петухами, – грубо порезанный хлеб и докторская колбаса. У окна доктор растирал горло, на котором остались отпечатки пальцев Ильи.

– Простите меня, пожалуйста, доктор. Переклинило, – извиняющимся тоном начал разговор Каров. – Понимаете, ехал к маме, радовался, а тут такой шок. В голове не укладывается… Как вас зовут? Ничего, если я и себе налью?

– Наливайте! Мое имя Аркадий Львович Фюрст. Можно просто Аркадий. А водка эта не простая, народная, как и закуска. Хотя холодильник забит едой. Помощник ваш постоянно его пополняет, меняя продукты, а мама ваша почти ничего не ест. Держим ее на капельницах и морфии. Она ждала вас, чувствовала, что вы приедете. Наверное, поэтому попросила не менять мебель, а оставить ту, что была в вашем детстве.

   

Он взял мамину руку и прижался к ней лицом.

– Наверное… – согласился Каров и перешел на деловой тон. – Мы с вами коллеги. Я оканчивал «Сеченку», так что говорите как доктор доктору. Все так плохо, как мне кажется, или есть еще шансы?

– Шансы есть всегда, но в случае с Людмилой Александровной они крайне малы. Если честно, их практически нет. Одна почка отказала полностью. Ее срочно надо подсоединять к аппарату «искусственная почка». Он у нас в городе есть, но слишком длинная очередь.