Бирюзовый подковообразный зал огибал сцену, давая гостям возможность видеть происходящее на ней с любой точки. Под приятную музыку Рики много узнал о своих партнерах…
Смена основных блюд дала знать музыкантам, что пришло время танца. Зазвучала композиция Альберта Мориса «Feelings», и тело Рики Флеминга возжелало танца. Сознание сэра Ричарда Флеминга, живущее в нем, забилось в испуге, потому что оно никогда не умело управлять телом и понятия не имело, как это делать. Загорелое лицо босса стало еще темнее, и если бы не приглушенный свет, все увидели бы, что он просто сгорал со стыда…
Виктория подошла к нему и, сделав реверанс, пригласила на танец. Он встал, и сознание отпустило тело… Словно взирая на себя со стороны, Рики взял Викторию под локоток, правильно, как галантный партнер, вывел в середину подковы и повел в танце.
Пара кружила легко и грациозно, как танцуют тонкие знатоки и ценители танцев. Не успев насладиться своими движениями, сознание услышало шквал оваций. Даже музыканты не удержались и захлопали в ладоши, – сперва робко, а когда их поддержали гости, весь зал громко скандировал «Браво! Бис!»
Как давно слаженный дуэт, пара поклонилась публике, и дама, что-то шепнув партнеру, заказала румбу…
Огненный вихрь тропиканы, вспыхнувший посреди бирюзового зала напором страсти и необузданного желания, казалось, был способен разжечь костер любви даже из замшелых пней…
…А потом они шли по набережной. Рики, как мальчишка-романтик, любовался звездами, вдыхая весенний морской воздух, несший прохладу. Ему было необыкновенно хорошо. В затихшем море отражались звезды, отчего небосвод, казалось, стелился под ноги.
Она шла рядом и боялась всего: и себя, и его… Роман с шефом противоречил всем правилам поведения успешной бизнес-леди.
«Но ведь он сам меня позвал! – пыталась найти оправдание своему поступку Виктория. – Не могла же я ему вот так, просто взять и отказать? И что потом? Завтра же искать себе работу в отделе логистики по сбыту молдавского табака?.. А если он разочаруется во мне, то все равно там окажусь… Нет… Он такой обворожительный! А как танцует! Интересно, откуда он так тонко знает румбу? Странно все как-то… И почему он ведет себя, как бойскаут в летнем лагере?.. Да ну их к черту, эти глупые мысли! Если он настоящий мужчина и получит то, чего хочет, то не посмеет обидеть свою, пусть и мимолетную, любовь…»
– Холодно…
– Что? – переспросил, опустившись на землю, Рики.
– Я озябла. У меня замерзли руки.
– Руки замерзли… Ах да! «И как я сам не догадался?! Конечно, надо взять ее руку», – мысли калейдоскопом замелькали в голове Рики, и его новое тело вновь растерялось.
– У тебя замерзли руки, – повторил он, как робот, с трудом заставив свои непослушные конечности действовать, стягивая перчатку с руки.
Прохладная ладошка Виктории обожгла, и в нем опять заискрились неизведанные чувства, спавшие где-то глубоко, придавленные ненавистью и корыстью, которые он культивировал на протяжении многих лет. Новые чувства будоражили кровь, не вызывая, как ранее, приступов агрессии. Поэтому он не уходил в глухую защиту и не готовился к нападению, а, наоборот, испытывал спокойствие и умиротворение.
Они остановились на смотровой площадке. Теперь небо было везде, и только сзади оставалась земля.
– Если вот так стоять, появляется ощущение невесомости. Словно плывешь или летишь… – произнесла девушка и заглянула парню в глаза. Их взгляды встретились. – Обними меня.
Он протянул руки и обхватил ее за плечи. Они прижались друг к другу. Он дрожал. Взрослый парень, скорее мужчина, дрожал, как подросток, впервые обнявший сверстницу.
Высоко с неба в глаза девушки заглядывала улыбающаяся луна и, как бы передавая человеку свою мудрость, говорила: «Когда два человека впервые обнимаются, в этот момент их души начинают присматриваться друг к другу».
– Закрой глаза и не подглядывай, – попросила Виктория, и их губы встретились в поцелуе…
В теле Флеминга происходило нечто ему не понятное. Молодость и поцелуи девушки взбудоражили его сознание, оно забурлило, заклокотало и выдало первый, но ощутимый посыл – желание любить.
…Они обнимались в прихожей огромных апартаментов. Губы горели и жаждали поцелуев вновь и вновь, передавая обоюдное желание.
«А он совсем не умеет целоваться!.. – пронеслось в ее чуть затуманенном мозгу. – Похоже, инициативу придется брать на себя».
Каждое движение босса выдавало неопытность любовника. Действие жгучего поцелуя, отправившего в мозг мужчине посыл для выброса в кровь эндорфинов, было очевидно. А когда Виктория, применив тактический прием «разведки боем», проникла «французским» поцелуем на его территорию, – Рики задрожал.
«Так, с «Францией» пока повременим… Чувствую, его мужская «суть» уже уперлась в мое бедро», – отметила девушка и медленно отклонилась назад, увлекая за собой Рики.
Шляпка, прикрывавшая красивые волосы, упала на пол. Он видел падающую шляпку, так как не закрывал глаз. Отстранившись от Виктории, Рики быстро наклонился, поднял и подал ей головной убор. Складывалось впечатление, что он испугался затяжного поцелуя.
«Надо же! А он вообще великорослое дитя. Вряд ли опытный «самец» позволит себе прервать любовные игры из-за какой-то шляпки. – Она отряхнула фетр и водрузила головной убор на прежнее место. – А если, наоборот, он чересчур опытный? Подумать только… Если он всю меня и мою душу выставит на всеобщее обозрение? Кто к такому готов?.. Я – нет! – инстинкт самосохранения, привитый ее роду советской властью и последним европейским диктатором, заставил девушку взглянуть на происходящее с большой осторожностью. – Как можно обнажить самое сокровенное? А вдруг не поймут, заплюют, затопчут или поднимут на смех, начнут лапать грязными руками, а то и вовсе растащат на сувениры? А она – душа – нежная, хрупкая и ранимая, как созревающая жемчужина в мягкой плоти моллюска…»
Виктория внимательно взглянула в глаза Рики. Яркое освещение прихожей заставило его прищуриться, при этом его расширенные зрачки говорили, что он не играл в любовника, – он был по-настоящему влюблен. Радужная оболочка его глаз получила посыл мозга: впустить побольше света для лучшего созерцания дамы своего сердца.
«Пожалуй, стоит ему подыграть. Постепенно, может, не сразу… И главное – не переиграть». – Раздень меня, мне жарко, – попросила она.
Он стал расстегивать пуговицы, но руки не слушались. Когда ему удалось справиться с петлями, она сбросила пальто ему на руки, повернувшись к нему спиной. Он не воспользовался этим, а взяв манто, направился в сторону гардероба, расположенного в противоположной от девушки стороне.
«Боже мой! Сущий дилетант в любовном деле», – окончательно убедилась Виктория и, удержав Рики за рукав, притянула к себе.
Кашемировое пальто упало к их ногам. Он стал целовать ее губы, а она расстегивала его плащ…
– Отнеси меня в комнату…
… Он раздевал ее бережно, постепенно, обучаясь. И ей все время приходилось его подталкивать так, как помогает мамочка новорожденному, тыкающемуся носиком в поисках соска. А когда дело дошло до белья, бойскаут и вовсе растерялся. Она сама расстегнула крючки бюстгальтера, а затем раздела Рики. Взяв большого мальчика за руку, переступила через белье, валявшееся на ковре, и повела его в ванную.
Они обнимались в прихожей огромных апартаментов. Губы горели и жаждали поцелуев вновь и вновь, передавая обоюдное желание.
Погрузившись в приятно теплую, необычайно розового цвета воду, они ощутили невесомость. Он робко прикоснулся к ее груди, она дотронулась до его «солдатика», давно стоящего на посту. Виктория всплыла над «служивым» и, сняв «солдатика» с поста, отправила в «баньку» попариться…
Следующие сутки влюбленные не покидали апартаментов гостиницы. Она, как опытный учитель, он – как талантливый ученик, оба постигали искусство любить. Лишь пару раз голубки прерывали воркование, дабы склевать по зернышку…
Виктория Шелест, дочь белорусского эмигранта, нашедшего политическое убежище в Голландии от репрессий диктатора, – красавица и известный топ-менеджер, по сути, стала первой женщиной Флеминга, открывшей ему таинство любви.