На меленковском вокзале толпились все обитатели заимки лесника: Николай Дмитриевич Буянов, его жена Мария Петровна, Лиза с дочуркой Катюшей и спасенные Наташей дети, Коля и Настенька.
Из вагона на перрон вышли трое. Юра, не сдержав эмоций, бросился к жене, подхватил ее на руки и прижал с такой силой, что она громко ойкнула, испугав малышку, дремавшую на руках у Петровны. Лиза плакала от счастья, а Катюша, ничего не понимая, верещала на весь перрон.
Настя и Коля, распознав в приближающейся тетеньке свою маму, с радостными криками помчались к ней. Наталья, обняв обоих, целовала детей, не сдерживая слез.
Пока женщины приходили в себя от нахлынувших чувств, Феликс и Митрич крепко, до хруста костей обнялись.
– Ну что, все неприятности позади? – поинтересовался лесник.
– Те, что были, – позади, а что будут, – впереди, – отшутился Феликс. – Дай-ка я на тебя погляжу. Ничуть не изменился. Какова борода, а усы! – и Саенко, вновь обняв лесника, похлопал его по спине.
– Гляжу, ты с Натальей приехал, – слегка покашливая от крепких объятий, поинтересовался Буянов.
– Что было – то сплыло. Чего старое поминать. Мир да любовь.
– Так и я за то. Ну что, будем грузиться? Я, как знал, на двух подводах приехал, всем места хватит.
– А может, чего купить? – спросил Юра.
– Можете, коль желаете да есть на что. У нас-то, пока Неволя страной правил, во всем дефицит был. Да и жалование никому не платили. По карточкам отоваривали. А сейчас – «бери не хочу». Лишь бы деньги были.
Феликс окинул взглядом привокзальную площадь, окруженную ларьками, и сказал:
– Мы гостинцев привезли. Но если что для хозяйства надо, ты, Николай, скажи.
– Лошадь и телегу вторую нужно. Мы, чтобы ехать за вами, в лесхозе взяли, – озвучила потаенное желание лесника Лиза.
– Да ты че, дочка! Коняка деньжищ стоит! Не слушай ты ее, Сергеич.
– А где можно это купить?
– Да на сельхозрынке. Тут недалеко. Тетя Мария, скажите мужу, чтоб поехали туда.
Купив кобылку-трехлетку, новенькую телегу и целую гору хозяйских мелочей, обоз постучал по асфальту железными ободами колес.
Дальняя дорога располагала к беседе, и Митрич спросил:
– Что, Юра, дальше делать будешь? В Москву поедешь, аль еще куда?
– А если я с вами хочу остаться, в лесу жить, нельзя?
– Отчего нельзя, можно. Места у нас на всех хватит.
– Нет, Николай, на нас с Наташей не рассчитывай, – опережая вопрос лесника, заговорил Феликс, – мы на пару дней. Сам видишь, где страна оказалась. Работы невпроворот. Так что я и Наташа с детьми уедем.
– На праведное дело не смею задерживать. Делай, как сердце да разум велят. А может, сам у руля стать желаешь?
– Если на референдуме примут новые правила выборов правительства, подам свою кандидатуру. А если россияне решат остаться при старой избирательной системе – значит, рабство у нас в крови, и мы не готовы жить без кнута и пряника. В таком случае моя разработка преждевременна, и я останусь в стороне.
Юра, не сдержав эмоций, бросился к жене, подхватил ее на руки и прижал с такой силой, что она громко ойкнула, испугав малышку, дремавшую на руках у Петровны.