Борщенко и Шакуна вызвали в комендатуру.
Шагая по каменистой дороге, Борщенко с беспокойством раздумывал, зачем он понадобился вместе с Шакуном. Неужели предстоят новые расспросы о его прошлом? В конце концов он запутается и тогда расправа с ним будет короткой! Провалится и его важная миссия. Начнут таскать затем еще и других товарищей…
Шакун, на ходу заглядывая в хмурое лицо Борщенко, по привычке разглагольствовал:
- Я ведь о тебе, Павел, все написал, все как есть! Полный рапорт…
Борщенко насторожился.
- Что ты написал обо мне и кто тебя об этом просил?
- Наш обер Хенке. Я так тебя разрисовал, - закачаешься!
- Когда ты это писал?
- Сразу, как ты появился… На второй день. И настоящую фамилию твою тогда вспомнил.
Теперь Борщенко стало ясно, откуда майор взял фамилию Бугрова и почему он по-своему перевел ответ Борщенко полковнику. Вот, оказывается, в какую бумажку все время заглядывал Реттгер… Но что еще мог вспомнить Шакун?..
- Рассказывай мне всю свою писанину, от начала и до конца! - потребовал Борщенко. - Может, напутал там что-либо нечаянно?..
Пока дошли до комендатуры, Борщенко вытянул из Шакуна в подробностях и с комментариями все содержание его рапорта.
Обогатившись, таким образом, еще некоторыми новыми фактами из биографии своего двойника, запоминая даты, имена, Борщенко вошел в комендатуру более уверенным в себе.
Дежурный гестаповец тщательно проверил документы явившихся и приказал:
- Вот здесь сидите и ждите!
Они уселись на скамью, приставленную к стене, у выхода, и стали ждать.
Борщенко сидел молча, мысленно систематизируя сведения, полученные от Шакуна, а тот, не решаясь беспокоить своего хмурого спутника, попытался завязать беседу с дежурным гестаповцем, которого знал.
Гестаповец коротко бросил:
- Сиди и молчи! Здесь не разрешается разговаривать! Не знаешь, что ли?!.
Шакун замолчал и, не находя выхода своему нетерпению, беспокойно вертелся на месте.
Наконец из кабинета выглянул взъерошенный и злой Хенке. Увидев вскочивших со скамьи Борщенко и Шакуна, он приказал:
- Входите сюда! Живо!
Они вошли и остановились у порога, вытянув руки по швам. Хенке уселся за стол и начал рыться в бумажках.
- Подойдите ближе!.. Вот пропуск на обоих! - сказал он, обращаясь к Шакуну.- Сейчас же отправитесь в каземат и вывезите оттуда труп… Закопаете, где всегда… Если что найдете у мертвеца, - можете взять себе. Ясно?
- Ясно, господин оберштурмфюрер! - отрапортовал Шакун. - Разрешите идти?..
- Идите быстрее.
По пути в каземат Шакун принялся гадать:
- И кто же это мог сдохнуть?.. Чеха и поляка закопали в мое отсутствие… Югослав еще держится… Никак это инженер…
Борщенко насторожился: «Неужели, Андриевский?»
- Какой инженер? - заинтересовался он. - Расскажи!
- Русский. В Москве метро строил. Большой специалист. Его хотели заставить работать на строительстве, а он - ни в какую! Отказался наотрез.
- Ну и что было дальше?
- Били, ломали. Не помогло. Отказался - и всё!
- Что же, его расстреляли?
- Нет.
- Повесили?
- Да нет… Не то!
- Так что же?
- Закрыли в каменную гробницу и перестали кормить. Ни хлеба, ни воды! Понимаешь?..
Борщенко содрогнулся.
- И давно это?
- Почитай, недели две. А может, меньше, - не помню…
Потрясенный Борщенко помолчал. Шакун оживленно продолжал:
- После этого его два или три раза открывали и опять предлагали работать. Все равно отказался. Упрямый!.. Язык уже плохо ворочался, а фюрера такими словами обзывал, что повторить нельзя.
- А ты не сочиняешь это, Федор?
- Ну что ты! Там мой приятель работает. По моей рекомендации. Он Мне все рассказывает.
Подошли к железным воротам, с небольшой калиткой в одной половине.
Шакун постучал. В калитке открылось окошечко, и оттуда выглянул эсэсовец.
- Давай документы! - приказал он, а затем, получив пропуск, захлопнул окошко.
Спустя несколько минут эсэсовец снова выглянул и, удостоверившись, что у ворот ожидают именно, те самые, двое, - отодвинул тяжелый засов калитки и пропустил их во двор.