Второй день стоят у причала транспортные суда «Берлин» и «Одер». Круглые сутки заключенные - «славяне» и «западники» - выгружают доставленные на судах мешки, бочки и ящики с продуктами, строительные материалы.

Прибыла новая партия обреченных. С ними в лагерь пришли свежие вести о победах советской армии. Жажда активных действий нарастала с каждым часом. Требовались суровая выдержка и железная дисциплина.

Обычно, для развлечения эсэсовцев, корабли доставляли на остров длиннущие кинофильмы, героями которые были вездесущие гестаповцы. Казармы эсэсовцев снабжались свежими газетами и журналами, новыми приключенческими повестями и романами, где властвовал тот же герой - вооруженный с головы до ног ариец, неудержимо покоряющий все новые и новые «жизненные пространства» для Великой Германии…

На этот раз привезенные газеты и журналы заметно отличались от тех, которые были доставлены четыре месяца назад. О победах на Восточном фронте сообщалось довольно скупо. Но зато обстоятельно объяснялась военная целесообразность «выпрямления» Восточного фронта, что потребовало глубокого «отхода» немецких армий на запад.

Но, кроме этих газет, с кораблями прибыли живые люди. А в их передаче события на Востоке выглядели настолько мрачно, что говорить о них можно было только верным приятелям, и то с оглядкой.

Особенно нетерпеливо ожидал прихода судов Густав Рейнер - капитан подводной лодки, базирующейся на острове.

Ремонт подлодки затянулся почти на три месяца. Теперь, с окончанием ремонта, капитан Рейнер получил приказ в течение двух суток привести ледку в состояние боевой готовности. Стало быть, предстояла новая операция. А чем она кончится, - было известно только одному богу.

Вот почему капитана Рейнера очень потянуло отвлечься от черных предчувствий и «по-сухопутному» провести время со своим давнишним знакомым и собутыльником - капитаном «Берлина» - Штольцем.

В последний раз оба судна - «Берлин» и «Одер» - были здесь в июле. С того времени прошло четыре месяца. Срок не малый! И потому, как только суда пришвартовались к причалу и капитаны их выполнили все необходимые формальности, Рейнер уже сидел в капитанской каюте «Берлина» за столом, уставленным бутылками.

Два капитана - подводный и надводный - то и дело прикладывались к рюмкам.

- Куда девался обер Хенке? Почему он меня не встречал? - поинтересовался Штольц. - Его еще не убили заключенные?

- Нет еще, но обязательно убьют! - безапелляционно заявил Рейнер. - Хенке не угробили до сих пор только потому, что он завел себе телохранителей из русских перебежчиков. Но они же его и прихлопнут при первом удобном случае.

- А как майор Клюгхейтер? Все еще страдает либерализмом?

- Майор неисправим!- категорически отрубил Рейнер.- Видимо, и отправка его сюда, на остров, не повлияла на его убеждения, что на Россию не надо было нападать, что наша политика по отношению к славя-нам - не уничтожение сорняков, а недопустимая жестокость. Он плохо кончит!..

- Да-а-а, майор добром не кончит! - согласился Штольц.

- Он всегда был белой вороной! - продолжал Рейнер. - Вся их фамилия такова. Там, где в семье есть музыканты и писатели, там настоящего немца никогда не получится!

- Что и говорить! У майора не такие руки, которыми Германия делает свою историю, - заметил Штольц.

- Интеллигентские руки в лайковых перчатках не смогут служить фюреру! - продолжал Рейнер. - Нужна железная хватка и стальные когти, чтобы на наших дорогах всегда оставались глубокие следы. И чем глубже эти следы, тем тверже будут шаги Великой Германии!..

Откровенную беседу собутыльников нарушил почтительный стук. В дверь осторожно просунулась голова боцмана.

- Господин капитан, вам напоминает о себе капитан Лутц.

Штольц встал.

- Придется тебе, дружище, побыть здесь одному, - сказал он Рейнеру. - Тут у нас одно неотложное дельце. Я вернусь быстро. Можешь пока почитать свежие газеты.

Оставшись один, Рейнер взялся за газеты.

Пробегая глазами по заголовкам, он накалялся все более, вслух выражая свое неудовольствие:

- Черт знает что стало с генералами фюрера! Уже две трети наших территориальных завоеваний в России отдали обратно! Украина потеряна, русские форсировали Днепр, Киев оставлен. Какое же это, к черту, выпрямление фронта! И куда смотрит фюрер! К стенке надо таких генералов! К стенке!

Рейнер смял газету и бросил ее под стол.

- Хватит! Эти русские обнаглели после Сталинграда. Надо сбить с них спесь!.. Пора!..

В тридцатых годах Рейнер, изучив русский язык, два года жил в Советской России в качестве помощника атташе, но был уличен в шпионаже и выслан. После этого и началась «подводная» карьера Рейнера, Но злоба к русским осталась у него навсегда.

Когда через час в каюту вернулся Штольц в сопровождении Лутца и оберштурмфюрера Хенке, Рейнер был уже пьян. Увидев Хенке, он налился яростью:

- А тебя, оказывается, еще не укокошил твой зубастый приближенный?! Придется эту миссию выполнить мне!

Рейнер начал шарить рукой у пояса, позабыв, что снял с себя всю свою сбрую, с пистолетом и кортиком, сразу же, как только пришел в каюту.

Хенке грубо осадил его на место.

- Сидите, капитан Рейнер! Вы забываете, что со мной подобные шутки неуместны и опасны!

Рейнер мешком завалился в кресло, но продолжал злобно выкрикивать:

- Почему ты, чистокровный ариец, якшаешься со всякой славянской неполноценностью? Изменяешь идеям нашего фюрера! Уничтожать, уничтожать надо славянскую моль! Беспощадно! Пачками!.. А ты?!. Тьфу, слюнтяй!..

- Заткнитесь, капитан! - еще грубее оборвал Рейнера Хенке. - Придет время, - все будут уничтожены! А сейчас они еще нужны…

- Не хочу ждать! - заревел в ярости Рейнер. - Выпалывать надо эти славянские сорняки! Они постоянно стоят на нашей дороге! Еще раз, обер, - вы слюнтяй! Сухопутная крыса!.. Тьфу!..

Хенке окончательно рассвирепел:

- Вы много позволяете себе, капитан Рейнер! Очевидно, вы еще ни разу не были в гестапо! Я сейчас вызову своих людей, и вам придется отрезвляться в нашем изоляторе!

- Меня?! Капитана подводной лодки?! Старого члена нацистской партии?!! Ах ты, сморчок!..

Штольц и Лутц с трудом предотвратили скандал. Но их попытка примирить бушевавшего Рейнера и кипевшего от ярости Хенке не удалась. Хенке уехал.

Сожаления по поводу его отбытия никто из капитанов не высказал. Даже и они не любили гестаповцев.

Всю ночь из капитанской каюты доносились песни вперемежку с буйными выкриками Рейнера и его проклятиями на голову либерала майора и «сухопутной крысы» Хенке. Только к утру капитаны заснули и в каюте установилась тишина.