В конторе гавани, где расположился штаб восставших, Смуров впервые близко рассмотрел главного палача лагеря истребления, штандартенфюрера Реттгера. Он уже не напоминал того наглого гестаповца, который еще вчера угрожал восставшим кровавой расправой. Сейчас он вздрагивал от каждого взгляда, какие бросали на него входившие в штаб люди.

- Так вот, полковник, - говорил ему Смуров. - Вас надо было повесить. И мы сделали бы это, если бы против вашей жизни не стояла жизнь нашего товарища.

Борщенко, переводивший Реттгеру слова Смурова, добавил:

- А ваши эсэсовские команды, полковник, не подготовлены для честного прямого боя. Они смелы и кровожадны с безоружными. Здесь же они смогли действовать только из-за угла, то есть из ущелий, чтобы потом сразу же прятаться. Но сейчас и это прекратилось, после того как нами были перехвачены и полностью истреблены две полных ваших команды.

Реттгер поежился.

- Можно мне закурить? - спросил он Борщенко.

- Пожалуйста, закуривайте.

Реттгер вздрагивающей рукой вытащил портсигар и закурил.

Борщенко предупредил:

- Учтите, полковник, что, если с вашей стороны при обмене вас на нашего товарища последует какое-либо коварство, - мы задержимся на острове для того, чтобы полностью очистить его от всей, подобной вам, нечисти!

Борщенко повернулся к Смурову:

- Я предупредил, как условились. И нам, пожалуй, пора отправляться.

- Да, поезжайте, пока светло, - согласился Смуров. - Будем ожидать.

Машина Реттгера была просторной. Его посадили рядом с шофером. Позади уселись Борщенко и Силантьев, с автоматами, ручным пулеметом и гранатами.

- Саулич, трогай! - приказал Борщенко и повернулся к Реттгеру: - Под каким названием значится остров на картах?

- Он на карте не значится…

- Ну, мы его теперь обозначим! - медленно сказал Борщенко. - Больше островом истребления он не будет!

Реттгер не отозвался и зябко поежился.

Дальше ехали молча. Слышался лишь свист пронзительного ветра да попискивание амортизаторов тяжелой машины. Мела легкая поземка.

Когда добрались до главной дороги, поехали быстрее. И вскоре машина, обогнув скалу, остановилась у начала мыса.

- Подъезжайте ближе, - предложил Реттгер. - Отсюда идти не меньше трехсот метров.

- Ничего, полковник. Так надежней…

Реттгер вынул платок и помахал им над головой.

От караульного помещения какой-то эсэсовец неуверенно, с оглядкой направился к машине. Когда он подошел близко, Реттгер обрадовался:

- Это ты, Хенке? Хорошо, что ты жив. Теперь слушай… Бери с собой вот этого, - полковник кивнул на вышедшего из машины Силантьева, - и проведи его к русскому, который засел на радиостанции. Потом доставь обоих сюда, ко. мне…

- Но, господин полковник, тот русский уже убил шестерых наших. Как же можно его выпустить после этого?.. Да и этот - с автоматом…

- Молчать! - Реттгер покраснел. - Выполняй мой приказ! Он этого зависит мое освобождение.

Хенке откозырнул и, с беспокойством, часто оглядываясь, зашагал впереди Силантьева.

Борщенко проследил, как Силантьев и Хенке прошли мимо часового и скрылись за дверью проходной.

Минуты ожидания тянулись медленно. Реттгер сидел мрачный, беспокойно ворочаясь, опасаясь, что произойдет что-либо непредвиденное и он в последнюю минуту получит в спину автоматную очередь.

Но вот дверь открылась и из проходной вышли трое: Хенке, Силантьев и Пархомов. Фуражка Пархомова была лихо сдвинута на затылок, на поясе висели гранаты, в руках был автомат.

- Выходите, полковник! - приказал Борщенко.

В машине остался только шофер, который сразу же развернул ее для обратного пути.

- А вы не пристрелите меня здесь на прощанье? - спросил Реттгер, ежась под жестким взглядом Борщенко. - Или, может быть, вздумаете увезти меня обратно?

- Зачем спрашиваете, полковник? - резко обрезал Борщенко. - Вы же хорошо знаете коммунистов. Сколько их замучили? И разве коммунисты продавали вам свою честь? Или слово у них расходилось с делом? Нет, полковник, успокойтесь… Нам чужды ваши грязные приемы коварства!

Реттгер побагровел от ярости, но не сказал более ни слова.

Подошел Хенке со спутниками.

Борщенко ухватил руку улыбающегося Пархомова и крепко стиснул.

- Садись скорее в машину. Разговор - потом. Мне надо еще выполнить некоторые свои обязанности.

Пархомов послушно влез в машину, а Борщенко повернулся к Реттгеру.- Вы свободны, полковник!

- А ты еще постой здесь! - приказал Реттгер Хенке. - Пока я отойду подальше.

И он зашагал по перешейку, беспокойно оглядываясь и все ускоряя шаги.

- Можете идти, Хенке! - предложил Борщенко.

Пораженный Хенке, ничего не понимая, спросил:

- А разве ты, Бугров, Не с нами? И как ты…

Борщенко, не отвечая, повернулся к машине, открыл дверцу и сел рядом с Пархомовым. С другой стороны сразу же сел Силантьев.

- Поехали, Саулич!.. Быстрее…

Машина рванулась и, завернув за скалу, быстро помчалась прочь.

Только теперь Борщенко разглядел, что голова Пархомова в крови. Кровью был пропитан и платок, стягивающий левую руку.

- Ты что, ранен?

- Да, слегка. Лезли сволочи! Но Пархомова отправить на тот свет не легко!

- Сейчас тебя перевяжем.

- Это не надо. Потом. А вот если найдется что поесть,- не откажусь… Ведь Пархомов не рассчитывал долго существовать. Поэтому и не запасся продуктами. Понимаешь?.. А теперь Пархомов опять готов в далекое плавание.

- Ах ты, неуемный сибиряк! - Борщенко любовно хлопнул его по плечу и приказал:

- Саулич, остановись! Короткий привал. Тут у меня под сиденьем есть сумка с едой.

Машина остановилась.

- Вылезайте пока… Я все достану и приготовлю…

Пархомов и Силантьев вышли и, согреваясь, закружились около машины.

Вдруг Силантьев остановился, внимательно вглядываясь. Какой-то человек, размахивая руками и что-то выкрикивая, торопливо спускался с осыпи. Вот он споткнулся, потом вскочил на ноги и, выбравшись на дорогу, бегом припустился к машине…

Это был Шакун.

Он узнал машину полковника и, разглядев около нее людей в форме охранников, поспешил, боясь, что машина уедет раньше, чем он успеет добежать.

Тяжело дыша, он еще издали закричал:

- Господин полковник, подождите! Важные новости!

- Чего он орет? - спросил Пархомов, не разобрав слов. Неожиданно выйдя из машины, он схватил подбежавшего Шакуна за руку.

- Стой! Кого ищешь, иуда?!

Ошеломленный Шакун несколько секунд стоял недвижимо, но, поняв, что попал не к тем, к кому хотел, рванулся, пытаясь освободиться.

- Не торопись, стерва продажная! От Пархомова уйти трудно!

- Пусти!. - закричал Шакун, изворачиваясь, и вдруг, выхватив свободной рукой нож, ударил Пархомова в грудь.

Пархомов охнул и упал на колени, а затем завалился на бок.

Силантьев бросился к ним, перехватил руку власовца и стиснул ее, как клещами. Шакун скорчился, тяжелый нож выпал из его руки и вонзился в землю, зловеще раскачиваясь.

Он сильно вздрогнул, как бы напрягаясь в усилии освободиться от чего-то, стиснувшего его, и сразу вытянулся, застывая.

Пархомов был мертв.

- Кирилл… Дорогой… Друг… - тихо окликал Борщенко. Но Пархомов уже ничего не слышал, и открытые его глаза не видели, как менялось лицо друга.

Борщенко осторожно опустил голову Пархомова на землю и поднялся, грозный и страшный.

Шакун с ужасом смотрел, как Борщенко молча прошел к машине, взял с сидения свой автомат и вернулся на дорогу. Власовец истошно заверещал и попытался вывернуться, но, стиснутый железными руками Силантьева, заплясал на месте.

- Павел! Не убивай! - дико закричал он. - Не убивай, Павел! Я буду тебе служить!

Борщенко молчал, ненавидящим, беспощадным взглядом прожигая Шакуна насквозь.

- Я отдам тебе свое золото!.. Павел!.. Вот оно у меня, - бери!..- Шакун полез к себе за пазуху, но Силантьев ударил его по руке, и он взвыл…

Борщенко поднял автомат.

- За измену матери-Родине и родной матери, родившей тебя для добрых дел! За кровь невинных людей, убитых тобой! За наших раненых товарищей, расстрелянных тобой! За жизнь героя Пархомова! За все твои черные злодеяния примешь сейчас свою смерть! Примешь от меня! Я буду мстителем! Духом твоих многочисленных жертв! Приготовься!..

Шакун упал на колени:

- Я буду твоим рабом, Павел! Не убивай только меня!.. Павел!

- Силантьев, отпусти его! -сказал Борщенко неумолимо.

Получив свободу, Шакун вскочил на ноги и прыгнул в сторону. Он успел пробежать несколько шагов, а затем, прошитый автоматной очередью, споткнулся. Голова его подвернулась, зубастый рот по-звериному оскалился.

Борщенко стрелял, пока не опорожнился весь диск. Потом, шатаясь, вернулся к мертвому Пархомову. Вдвоем с Силантьевым они внесли его тело в машину и усадили между собой.

Когда подъехали к штабу, там уже собралась толпа. Все бросились к медленно подошедшей машине, но сразу же отпрянули от нее, когда Борщенко и Силантьев бережно вытащили тело Пархомова и понесли его в штаб.

Не так, совсем не так готовились встретить своего героя его друзья и товарищи!..