В несколько часов все было готово. Без излишнего шума, без суматохи четыреста с лишним человек в наступившей темноте переправились на суда. Индейцев носильщиков перевезли связанными по двое, по трое, под конвоем собак. Переводчика Мельчорехо привязали веревкой к скамье лодки; с ним переправились четыре индейские женщины. Женщин взяли для приготовления; в пути хлеба из маниоки, - испанцы этого хлеба делать не умели.
Мельчорехо уже на борту судна все упирался и кричал: «Не хочу быть языком! Убегу!» Его заперли в кормовом помещении капитанской каравеллы.
Везли коней, пушки, солонину, везли все, что можно было достать, забрать или купить в городе Сант-Яго за эти последние ночные часы. В единственной мясной лавке города не осталось ни ливра мяса: все двенадцать коровьих туш, приготовленных для населения, свежезасоленные, повисли на крюках в кладовой провиантского Судна «Санта Тереса».
Весть о неожиданном отплытии поползла по городу, от дома к дому. Горожане шептались: почти из каждой семьи уходил в армаду брат или сын, или муж, и вскоре после полуночи новость стала уже известна всем. Но только часам к трем утра известие о бесчинстве, о самовольном отъезде Кортеса доползло до стен бревенчатого губернаторского дворца. На пороге спальни сеньора Веласкеса весть задержалась еще надолго: две партии боролись во дворце: одна - за Кортеса, другая - против. Дворцовая охрана была «за», телохранитель-«против». Телохранитель велел ночному пажу разбудить губернатора.
- Разбужу, ваша милость! - сказал ночной паж и молча улегся на пороге спальни у прикрытых дверей. Паж тоже был на стороне Кортеса.
Паж Мануэль дождался, пока побледнеют звезды, глубокое синее ночное небо начнет светлеть, пока за стеной не завоют индейские дудки, по которым индейцы встают на свою молитву, и не закричат хриплыми голосами толстоголовые индейские собаки, - только тогда он вошел в спальню.
- Сеньор губернатор, - неохотно сказал Мануэль. - Сеньор губернатор, проснитесь!
Пока губернатор проснулся, понял, вскочил, - прошло еще довольно много времени. Оседлали коня. Забегали слуги. Губернатор самолично выехал в порт.
Один только спутник был с ним, кроме слуг. Невысокий сутулый человек, в фиолетовом камзоле, обритый, как патер, без бороды и усов, - Памфило Нарваэс, его племянник.
Все было пусто на берегу. Одиннадцать судов армады отошли в глубь залива и выстроились на линии горизонта, подняв все паруса. Заря уже золотила борта и мачты, и белые крылья парусов.
- Ушли! - растерянно сказал губернатор. - Он ушел, Кортес, без моего приказа.
С одного из судов спустили лодку. Вода была тиха, еще по-ночному сумрачна. Лодка спокойно шла к берегу. Когда лодка приблизилась на полсотни туазов, кто-то услужливо подал сеньору губернатору подзорную трубу. В лодке сидел сам Кортес, с ним два его капитана.
Лодка подплыла еще ближе и остановилась. Губернатор опустил трубу. Теперь лодка была на расстоянии человеческого голоса.
- Сеньор Кортес!.. - с усилием крикнул губернатор.- Зачем вы вывели мои суда в море? Что значит это самовольное отплытие?..
Кортес встал в лодке.
- Дорогой сеньор Веласкес! - Кортес кричал, не напрягая голоса, но каждое слово было слышно, точно он стоял рядом. - Прошу простить меня, дорогой сеньор!.. Я очень тороплюсь!.. Еще много дела мне предстоит в тех землях, куда я направляюсь. Потому я и вывел мои суда без вашего приказа.
Кортес махал рукой. Он смеялся открыто; улыбались и оба капитана.
- Нет ли у сеньора каких-либо распоряжений? - вежливо спросил Кортес.
- Распоряжений? - Веласкес, растерянно оглянулся. Слуги отворачивали лица. Паж Мануэль фыркнул в рукав камзола.
Шлюпка уже отплывала.
- Остановить! - вдруг отчаянным голосом закричал губернатор. - Остановить сейчас же лодку!.. Кортеса на берег!.. В цепи, в тюрьму!.. Людей сюда, людей!..
Губернатор подскакал к самой воде.
- Памфило, на помощь! - крикнул губернатор.
Памфило Нарваэс беспомощно огляделся.
- Никого нет! - уныло сказал Нарваэс.
Ни одной лодки не осталось поблизости на берегу, в порту было пусто.
- Остановить! - срывая . голос, хрипел губернатор. Слуги топтались на месте. Лодка уходила все дальше от берега.
Когда лодка отошла совсем далеко, из-под скамейки высунулась чья-то голова в плоском берете. Это был шут, Хуан Сервантес. Пока его прежний хозяин был близко, шут прятался под скамейкой.
- Что ты наделал, Диего! - тонким пронзительным голосом закричал шут. - Ай, что ты наделал, дурак
Диего!.. Зачем ты отпустил Кортеса?.. Теперь он разорит тебя в конец!.. Он набьет золотом свои суда, а тебе не вернет денег даже за твое кислое вино!..
- Это шут!.. Взять шута! - Губернатор от ярости задыхался.
Шут плясал на скамейке, насмехаясь над ним. Он что-то еще кричал, но слов нельзя было разобрать. Лодка была уже далеко, ветер относил слова. На капитанской каравелле суетились, готовясь принять лодку на борт.
- Поздно! Уплыли! - сказал Памфило Нарваэс.
- Что мне теперь делать, Памфило?.
Памфило думал.
- У Кортеса мало провианта, суда зайдут еще, должно быть, и в Тринидад, и в Макаку. Можно выслать отряд берегом и задержать их в пути.
- Ты прав, Памфило! - закричал губернатор.- Я дам знать в Макаку, в Хавану, в Тринидад, во все порты на пути армады. Сегодня же разошлю отряды по всему побережью!.. Всем .алькальдам прикажу задержать флотилию в пути. Арестовать Кортеса! Он не уйдет далеко!.. На этом острове я еще хозяин…
И, грузно повернув коня, губернатор поскакал обратно во дворец.