В небольшом поселке было совсем немноголюдно. По пути в поле, подальше от жилых домов и любопытных глаз, ведьма и инквизитор встретили всего пару человек.

— А где мы вообще находимся? — задала своевременный вопрос Катя.

— Мы в доме моего друга. Его семья еще пять лет назад в Штаты уехала, а я под честное слово, что не стану устраивать здесь оргий и дебошей, взял у него ключи, как раз на такие экстренные случаи.

— Он, наверное, очень наивен, раз поверил в твои обещания, — усмехнулась женщина.

— Неправда, я честно держал данное слово. Да и зачем здесь, в сорока километрах от Москвы, что-то устраивать, когда у меня есть своя квартира? И дача тоже в моем полном распоряжении, отец там все равно не появляется. Этот дом я специально не светил и придерживал. Видишь, какой я стратежный и предусмотрительный? — с улыбкой обнял ведьму за плечи молодой человек.

— Да уж, стратежней некуда, — засмеялась Катя. — Как бы теперь выпутаться с наименьшими потерями из всей этой ситуации? — вслух задала она гложущий ее вопрос.

— Мы выпутаемся без потерь, — уверенно отозвался Макс.

— Мне кажется, что ты воспринимаешь все как игру. А ведь люди умирают…

— Возможно, ты права и всей серьезности ситуации я не осознаю, — неожиданно легко согласился инквизитор. — Это ведь мое первое задание. И сразу какое! Отличный случай доказать всем и самому себе, что я действительно что-то стою. Сам по себе. Без отца за спиной. Именно поэтому я так хочу разобраться в этом деле.

— Все-таки ты еще мальчишка, — вздохнула ведьма, прижимаясь к нему теснее.

Она уже давно поняла, какое это неблагодарное занятие — кому-то что-то доказывать. Даже себе, в итоге ведь все равно получается, что окружающим. Но, наверное, каждый должен дойти до этого сам, иначе всю жизнь можно прожить с оглядкой на кого-то. Но Максима она могла понять. Сын главного инквизитора. Наверное, его только ленивый не упрекнул этим родством, поэтому, безусловно, хочется показать, что и сам он чего-то стоит. А он стоит. Женщина еще раз взглянула на молодого человека. Всего-то нужно было дать ему шанс, и его отец такой шанс более чем предоставил, сначала взяв в отдел, а потом и поставив в напарники ведьме. Наверное, глава инквизиции примерно представлял, что за дело он поручает единственному сыну. И ведь не побоялся. «Пожалел ли сейчас?» — невольно подумала Екатерина.

— Ну вот, мы на месте. Здесь нас никто не побеспокоит, — объявил Аверин, когда они вышли в дикое поле, заросшее высокой, по пояс, травой. От поселка их отделяла широкая лесополоса. К полю вела еле заметная тропинка, по которой ходили явно нечасто.

— Хорошо. Предположим, я обращаюсь к силе смерти. Скажи, что ты станешь делать, если я потеряю контроль?

— Думаю, я как-нибудь сориентируюсь, — пожал плечами инквизитор.

— Аверин!

— Кать, ну откуда я знаю, что придется делать? Спасать окружающих, спасать тебя или спасаться самому? Я всегда действую по ситуации.

Такой подход Екатерину не устраивал, но переубеждать инквизитора и читать ему длинные лекции по технике безопасности при общении с банши желания не было. Зато мотивация возрастает.

Катя отошла подальше и обернулась: инквизитор прислонился к березе и не сводил с нее взгляда. Ведьма отвернулась и стала смотреть на бескрайнее поле, по которому бегали, подгоняемые ветром, зеленые травяные волны. Безоблачное небо и тонкая серая дымка на горизонте между зеленым и синим. Идиллическая картина. Катя отдавала себе отчет, почему не спешит, не обращается. Ей было страшно. Страшно ощущать смерть, которая входит в ее тело, уничтожая в нем жизнь. Страшно, как вместе с пульсом и дыханием пропадают чувства и эмоции. Страшно от того, как темнота застилает разум. Умирать всегда страшно, даже если это смерть понарошку. А еще не отпускающее ее воспоминание: восемь едва живых инквизиторов. Женщина сглотнула. Максим в нее верит, бабка всегда в нее верила, правда ведь всегда. И когда передавала знания о темных ритуалах. И когда рассказывала о силе смерти. И когда клала ее, обездвиженную и одурманенную зельем, на алтарь. Верила, что Катя вернется и справится. Значит, и она должна поверить в себя.

Ведьма опустилась на землю и прикрыла глаза.

Последний вздох, последние удары сердца, все замирает и останавливается. Кажется, даже время идет медленнее. Все изменяется вместе с ней. Ведьма — часть природы. Ее сила — сама жизнь, которую она черпает извне, собирая внутри себя. Ведьмы быстро восстанавливаются. Инквизиторам нужен долгий отдых, ведьме же достаточно выйти из каменных джунглей города, обнять дерево, дотронуться до земли. Ведьмы всегда сливаются с окружающим миром, обмениваясь с ним силой. Непрерывная циркуляция. Сейчас, перестав быть жизнью и став смертью, Катя меняет картину вокруг. Серая дымка — больше не узкая полоска на горизонте. Сейчас серый — основной цвет на этом поле. Трава вокруг нее начинает выцветать, засыхать, умирать. Насекомые разбегаются, но успевают не все. Медленно двигающийся шмель падает на лету. Замешкавшаяся на цветке бабочка больше никогда не расправит крылья в полете, а муравьи, спешащие по своим делам, не вернутся в муравейник. Смерть не пощадит никого. Как? Как можно это контролировать? Как не убить, когда ты — это смерть, а смерть — это ты? Не прикосновением, не желанием, одним существованием просто убивать…

Но осознание простой истины неожиданно приводит ее в чувство. У нее ведь все еще есть кое-что, отличающее ее от немертвого поднятого трупа. Воля. Воля, которая заставит обуздать инстинкты, движущие ею сейчас. Воля, которая станет тверже камня. И банши собирает свою силу, как собирает волю в кулак, и останавливает ее распространение. Загоняет внутрь, еще глубже. А теперь запечатать вместе с желанием убивать. Смерть — это не всегда конец. Зачастую и начало. На месте засохшего мертвого дерева вырастут молодые побеги. Умершее животное дает шанс выжить другим существам. Гусеница перестает существовать, превращаясь в бабочку. Имаго — тоже своеобразная смерть. Без смерти не бывает жизни. Они продолжение и неотъемлемые части друг друга. Инь и ян, свет и тьма. Она все еще мертва, в ее мире по-прежнему нет красок, серая мгла. Будто деревянные, пальцы не чувствуют колкость травы и сырость земли, но все же появляется зыбкое состояние покоя и равновесия, когда чаши весов замирают, отражая друг друга. Равновесие.

Руки, ложащиеся на плечи, и тихий шепот: «Достаточно. Возвращайся».

Это сложно. Вернуться к жизни, будто воскреснуть. Совершить чудо. То самое, о котором говорил инквизитор. Из смерти в жизнь. Заставить сердце биться, а легкие с диафрагмой — сделать первый вдох. Кислород мгновенно наполняет и насыщает ткани. Жизнь — движение, и текущая по венам кровь — лучшее тому доказательство. Картинка перед глазами преображается, вновь наполняется красками, звуками природы. Живой природы.

Катя подняла голову, встречаясь взглядом с голубыми, как небо, глазами.

— Это снова ты? — с улыбкой спросил Максим.

— Вроде да. — Ведьма еще не до конца пришла в себя.

— Живая? — садясь позади нее, уточнил инквизитор.

— Не уверена… — Катя сейчас вообще ни в чем не была уверена.

— Проверим? — предложил молодой человек, и его руки медленно заскользили вниз, на секунду задержались на груди, потом приподняли футболку и легли на еще не до конца согревшуюся кожу.

— Не здесь же, — слабо возмутилась ведьма.

— Зато почувствуешь себя живой. — От тихих слов и горячего дыхания у шеи ей вмиг стало жарко.

И еще жарче от рук, которые теперь медленно, слишком медленно поднимались под футболкой наверх, опуская мягкие чашечки лифчика и касаясь груди. Катя не смогла сдержать стон, о том, чтобы сопротивляться, и речи не было.

Мужчина лег на траву, увлекая за собой женщину. Она легла на него спиной, наслаждаясь прикосновениями горячих рук. Одна его рука по-прежнему ласкала грудь, вторая расстегнула молнию на джинсах и оказалась под бельем. Сдержанность покинула ведьму вместе с остатками здравого смысла. Весь мир сузился до ласкающих ее рук, заставляющих выгибаться и кричать. А потом небо пошатнулось, задрожало вместе с ней, закружилось и упало, придавливая тяжестью. Последняя судорога удовольствия, и Катя обмякла на твердом, но таком удобном теле. Даже смерть не лишила ее воли, а этот человек лишил еще и разума. И кто тут кого приворожил? Эта мысль больно кольнула в сердце. Боль тоже заставляет чувствовать себя живым. Боль предупреждает человека об опасности, побуждая отдернуть от огня руку, чтобы не обжечься. Но сейчас ведьма не боялась сгореть на костре, в который невозможный и несносный инквизитор постоянно подкидывал дров. Самоуверенный мальчишка, считающий, что мир крутится вокруг него. Дерзкий, нахальный, не думающий о последствиях, действующий по обстоятельствам. Такой прекрасный в присущем юности желании жить на все сто, а то и двести процентов. Без оглядки. И Катя понимала, что если и способна чему-то завидовать, то именно такой безудержности и жизнелюбию. Он тоже совершает чудо, наверное даже не осознавая этого.

Какое-то время они лежали молча. Ведьма первая перевернулась лицом к инквизитору, легко и нежно поцеловала его в губы. Словами выразить чувства все равно не получилось бы.

— Возвращаемся? — спросила она.

— Возвращаемся.

Максим вытащил травинку из ее волос. Они поднялись синхронно, так же синхронно, не сговариваясь, взялись за руки, переплетая пальцы. Но даже такое единство не могло вытеснить мысль в голове женщины: «Это приворот…» Вряд ли ей удалось развеять наведенные чувства. Слишком уж просто, так не бывает, пусть и очень хочется.

Утро для инквизиции началось рано и бодро. Общая тревога плюс общий сбор. И новый ритуал. На этот раз с изюминкой. Кроме обескровленной жертвы, которая, как и предыдущие, находилась в пентаграмме, имелась еще одна жертва, но пока живая, трясущаяся от страха, пристегнутая наручниками к трупу. Вокруг пентаграммы располагались новые символы, которые накладывали паралич на любого, кто пытался приблизиться и помочь. После того как пятеро сердобольных упали замертво (как сначала подумали окружающие), очевидцы догадались вызвать инквизиторов.

Те приехали, быстро все оцепили, изучили и обезвредили. Живого забрали в ГУИ, мертвого отправили в морг.

Мартынов сидел мрачнее тучи в кабинете главного, нервно постукивая кончиком ручки по столу.

Вчера он раздал своим людям задания, ничего не документировалось вообще, все только устно. Сегодня выжившая жертва, мужчина тридцати пяти лет, как болванчик твердил одно и то же: «Не трогайте могилы!» Больше ничего добиться от пострадавшего не удалось. Транс, полное стирание памяти, проклятия — все и разом. А еще сильнейшее внушение, на каком-то глубинном уровне, инквизиторы не смогли с наскока снять, даже генерал Аверин не решился вмешиваться. Теплилась надежда, что пострадавшего можно вернуть в нормальное состояние без особых последствий. Грубое вмешательство превратит его в лучшем случае в душевнобольного, в худшем — в растение до конца жизни. Скорее всего, недолгой. Пришлось вколоть снотворное, чтобы выиграть время и что-то придумать. Родственников пострадавшего, как и жертвы, уже нашли, и теперь они скандалили в общественной приемной инквизиции. Но отпустить единственного свидетеля инквизиторы не могли. И все понимали, что, если придется пожертвовать одним человеком, дабы остановить это кровавое безумие, придется жертвовать. Ломать блок и вытаскивать из него все.

— Илья, я думаю, из всего этого можно уверенно сделать вывод, что утечка идет из твоего отдела. — Сергей Максимович, осунувшийся и постаревший, в очередной раз просматривал сегодняшние отчеты.

— Это невозможно. — Капитан отбросил ручку, сам понимая, как жалко и нелепо звучат его слова. — Я верю в своих людей. Мы работаем вместе не первый день. К тому же это ведь очевидно, каждый из них знал, что информация секретная. А значит, попросту подставился!

— Тогда как еще объяснить сегодняшний ритуал? — Голос главы инквизиции пополз вверх. — Весь кабинет проверили и перепроверили на предмет прослушки! Кто-то подставился, и, возможно, это первая серьезная ошибка, совершенная ведьмой и ее пособником, а то и подельником! Только теперь этой ошибкой нужно воспользоваться с умом.

— Будем выжимать все из пострадавшего? — ровно, стараясь скрыть свое отношение к вопросу, спросил Илья. Воевать с обычными гражданами инквизиторы не приучены и не обучены.

— Он проспит до вечера, если к этому времени ничего другого не придумаем — будем выжимать. Но, надеюсь, мы придумаем.

— Я хотел сегодня съездить к полковнику Герасимову в Красногорск. Он сокурсник и друг Володарского, встреча назначена, но я постараюсь перенести. — Мартынову вчера с трудом удалось договориться со старшим по званию. Сегодня у полковника возможность встретиться была, а вот дальше — уже сложнее.

— Хотел — съезди. А твои подчиненные пусть подумают, как можно без последствий или с минимальным вредом вытащить всю информацию из пострадавшего. К тому же у меня есть мысль, как мы поступим. К шести вечера будь на месте. Может, Герасимов хоть что-то расскажет о Володарском, они и правда дружили в свое время.

— А вы? — спросил капитан. Илья бы хотел, чтобы главный отдохнул. Поспал, как вариант. Инквизиторы сильнее и выносливее обычных людей, но все равно не железные. Да и металл тоже имеет свойство уставать.

— У меня тоже есть дело, — тяжело поднимаясь, ответил Аверин. — Кое-кому пора возвращаться в строй. Отдохнули, и будет.

В Управлении инквизиции по Московской области, которое возглавлял Владимир Николаевич Герасимов, царило обычное оживление. Именно в местных управлениях получали лицензии, продляли лицензии, вставали на учет ведьмы, получали патент и разрешение на использование зелий и разных амулетов. Сначала все они проходили проверку в инквизиции и, если никаких побочных и отрицательных эффектов не обнаруживалось, шли в массы.

Предъявив удостоверение на входе в закрытую для посетителей часть здания, Мартынов поднялся к полковнику Герасимову. Полковник принял его сразу без проволочек.

— Владимир Николаевич, благодарю за то, что так быстро согласились встретиться. — Илья сел напротив хозяина кабинета. — Как я и говорил по телефону, я хотел бы поговорить с вами об Олеге Володарском. Насколько близко вы с ним общались и хорошо ли его знали?

— Мы с Олегом были хорошими друзьями еще со времен академии, — ответил Герасимов. — Я думал, что знаю его достаточно близко, но во время нашумевшего тринадцать лет назад процесса понял, что ошибся.

— Расскажите о нем, — попросил капитан.

— Олег был отличным парнем, компанейским. А еще очень сильным инквизитором. Ему сразу, с первых курсов, прочили большое будущее. Наверное, это его и испортило, как я думаю сейчас. Он действительно проявлял недюжинные способности, плюс отличная учеба, Олег стремился быть лучшим, соответствовать высоким идеалам во всем. Тут и привлекательную внешность не стоит забывать. Красавчик, каких поискать. Девчонки за ним так и увивались. Конечно, недоброжелателей у него хватало. Я бы даже сказал, завистников. Но Олег их просто не замечал. Амбиции у него уже тогда зашкаливали, но вроде вполне оправданные. — Полковник задумался. — Может, что-нибудь конкретное хотите узнать?

— Я просто хочу понять, как такой талантливый инквизитор, а отзывы о нем я тоже читал, их много насобирали для суда, пошел по наклонной? — Илья много читал о достоинствах Володарского, им многие восхищались. — Почему при своих данных он оставался в звании лейтенанта?

— Знаете, капитан, это хороший вопрос. Олег Володарский из тех, кто просто не умеет подчиняться. У него постоянно на ровном месте возникали конфликты с руководством. То ли тщеславие, то ли желание выделиться, но Олег постоянно, что называется, лез в бутылку. Все время пытался оспорить любое решение начальников, чуть ли не до неподчинения дело доходило. С годами, когда юность и присущая ей горячность прошли, его противостояние с остальными вышло на новый уровень. Мне кажется, вся эта история с ведьмами — своеобразный протест.

— А вы, может, догадывались или предполагали, что Володарский преступил черту?

— Нет, мы в последние годы мало общались. Судьба развела нас: я в Подмосковье, он остался в Москве. Да и ему не хотелось общаться с кем-то из старых знакомых. Постоянное напоминание о том, что он ничего особого к тридцати с хвостиком так и не достиг.

— И он начал сближаться с ведьмами? — Это был один из ключевых вопросов. Стоило ли спрашивать напрямую и выдавать их главную версию, Илья так и не решил.

— Не сказал бы, что он с ними сближался в том смысле, в котором вы спрашиваете, — усмехнулся полковник. — Все-таки отношения с ведьмами имеют многие инквизиторы, по долгу службы, так сказать. К тому же он ведьм не любил особенно, у Олега с ними как-то с самого начала не заладилась работа. Может, все тот же гонор, с которым он общался со многими окружающими, но нормально общаться с ведьмами он не умел. За что под конец обучения в академии чуть не поплатился.

— Вот как? — Мартынов пытался вспомнить хоть что-то подобное из досье Володарского, изученного им вдоль и поперек, но не смог. — А можно поподробнее?

— Да там случай такой, курьезный, произошел. На последнем курсе почти выпускники чувствуют себя полноценными и полноправными инквизиторами, вы, наверное, сами это знаете. Ну он и докопался до одной ведьмы. Я подробности не помню, столько лет с тех пор прошло. Олег к ведьме с какими-то претензиями полез, корочек инквизитора у него еще не имелось, конечно, только студенческий. А ведьма не дура попалась и послала его с попутным ветром. Он разозлился, применил силу, но, видимо, по неопытности что-то не рассчитал. И ведьма начала обороняться, не заклятием, а баллончиком с особой перцовкой по собственному рецепту. Олег чуть не ослеп в итоге, еле зрение спасли, роговицу почти выжгло. О том событии у Олега на память небольшое увечье все-таки осталось. Левый глаз был будто прищурен немного, и щека с губой чуть приподняты, будто он усмехается постоянно. Наверное, эта гримаса тоже не добавляла ему баллов в спорах с руководством.

Илья понимал, почему не нашел этого в досье. Если все студенческие выкрутасы инквизиторов заносить, никакая папка не выдержит. Все закончилось быстро и хорошо, и отмечать не стали. Зачем портить личное дело хорошему ученику? Но этот момент он зафиксировал в памяти. И мысленно подчеркнул.

— Ведьму вы, конечно, не вспомните? — спросил капитан.

— Не вспомню. Ни имя, ни внешность. Да и историю эту так, к слову рассказал.

— А во время следствия или заключения вы общались с Володарским?

— Во время следствия как-то приезжал к нему, — неохотно ответил Герасимов. — Все-таки столько лет дружили. И, признаюсь, я до конца не верил, что он виновен. На заседания суда ходил. Чем больше ходил, тем больше убеждался, что это не поклеп и не ошибка. Поэтому все общение свернул. Надеюсь, не станете меня за это осуждать. Дружба дружбой, а служба такой дружбы не допускала.

— Значит, рассказать про его годы в тюрьме не сможете?

Полковник являлся единственным, кто близко и долго общался с Володарским. К кому еще можно обратиться, Илья не знал. Близких родственников у покойного инквизитора не осталось, а с дальними он связь не поддерживал.

— Я немного интересовался, — признался Владимир Николаевич, — все-таки столько лет дружили, поэтому совсем бросить его не мог. Так что узнавал у руководства тюрьмы, как у Олега дела. Самому Олегу об этом просил не говорить.

— И как? — Илья подался вперед.

— Он в полном порядке был. Ни с кем не общался, но это для Олега обычное дело. Думаю, он и в тюрьме считал себя выше остальных заключенных. Вел здоровый образ жизни, насколько это в тюремных условиях возможно. На воле его вроде даже ждал кто-то. Во всяком случае, посылки и письма он получал регулярно.

— Женщина?

— Скорее всего, — пожал плечами полковник. — Я просто отметил, что Олег не остался совсем один, значит, не все так плохо. Я ему сразу сказал, чтобы он менял работу, если не идет. Но Олег упорно работал в инквизиции, не мог отпустить мечту.

— Поэтому он так скатился, оказавшись на свободе? Не смог себя реализовать?

— Не знаю, не ожидал от него. — Герасимов вздохнул: разговор явно не улучшал его настроения. — Я слышал, что сразу по возвращении он начал пить. Хотя знал, что многие готовы ему помочь. Но он не хотел никого видеть, я настаивать не стал, а, наверное, стоило.

— Думаю, вам не в чем себя упрекнуть, — больше из вежливости поддержал инквизитора Мартынов. — Здесь личный выбор каждого. Бороться или опускать руки и опускаться самому.

— Знаете, Илья… Позволите так обращаться, раз уж мы неофициально общаемся?

Капитан кивнул.

— Так вот, Илья, я сто раз спрашивал, как Олег мог позволить себя убить? Даже пьяный, даже давно отстраненный от дел инквизитор, он был лучшим. После того случая с ведьмой Олег ни разу ни один удар не пропустил. Ведь нож надо выхватить, замахнуться… Не мог он так легко позволить себя убить. Не Олег Володарский. — Владимир Николаевич отвернулся.

— Вы видели его тело?

— Конечно, нас же хоронят так же, как и всех. Он и не изменился почти, хотя я его тринадцать лет не встречал. Странно видеть старого друга в гробу. Или не друга, но того, с кем столько прошли. До сих пор не верится, что Олег мертв.

— Не вините себя, Владимир Николаевич, — вставая, сказал Мартынов. — И спасибо за то, что уделили время.

— Да было бы за что, — невесело усмехнулся полковник, поднимаясь и протягивая визитеру руку на прощанье. — Жаль, что ничем не смог вам помочь.

— Ничего. — Илья улыбнулся, отвечая на крепкое рукопожатие. — Поверьте, вы многое для меня прояснили.

— Если появятся вопросы, вы всегда можете обращаться.

Мартынов еще раз поблагодарил коллегу и поехал обратно в главк. Да, судьба — штука странная. Тот, у кого имелись все данные, в итоге стал никем, а его друг с куда более посредственными способностями сейчас не последнее лицо в инквизиции.

В кабинете все сидели на своих местах, зарывшись кто в бумаги, кто в компьютер. Времени до пробуждения выжившей жертвы, она же единственный свидетель, осталось всего ничего, а как, не искалечив человека, получить информацию, до сих пор не известно. Но Илью занимала другая мысль. Он достал из сейфа папку с делом об убийстве Володарского и открыл фотографии с места преступления. Труп мужчины смотрел на капитана широко раскрытыми глазами. Без усмешки и прищура. Только с испугом.