За нашей дачей ещё две дачи, и дорога совсем кончается. Дальше — уже просто лес, черника растёт, камни, потом — море. У нас с трёх сторон море, потому что посёлок стоит на мысу. Это дачный посёлок, маленький, он ещё строится. У Кузьминых только один фундамент готов, у Поплавских вообще — забор, за забором кучей лежит песок, кирпич, разные доски. Поплавские пока в палатке ночуют.

Наша дача, конечно, готова. Мы в ней третье лето живём, ещё остались кое-какие отделочные работы, но это уже не в счёт.

А зимой тут вообще никто не живёт. Дома заметает снегом, зайцы бегают, обгрызают яблони, сливы — что им понравится. Деревья ночью скрипят, но никому не страшно. Ведь нет никого! И море трещит подо льдом. Ему не хочется замерзать, вот оно и трещит.

Мы прошлой осенью поздно с дачи уехали: уже был у берега лёд. Я сама слышала, как море трещало, а дальше, где льда ещё не было, даже как-то гудело со всех сторон. Я поскорей вернулась на дачу. Бабушка говорит: «Ты чего? Испугалась?» Ничего я не испугалась. Просто очень гудит. Это, конечно, ветер.

Потом мы с мамой уехали в Ленинград, я зимой в Ленинграде живу. А бабушка тоже с дачи перебралась на городскую квартиру, в свой город. Дедушка ещё раньше перебрался, потому что у него кончился отпуск, в школе уже были занятия.

Эта дача у нас получилась случайно. Никакой бы дачи у нас сроду не было! Кто, интересно, стал бы ею заниматься? А мы не миллионеры, чтобы дачу купить! Просто так получилось. Четыре года назад у дедушки в школе вдруг пошли неприятности. Ну прямо неприятность за неприятностью! Это просто свалилось на дедушку. Дедушка разгорячился, сказал: «Хватит!» Он тоже имеет право на отдых и чтоб ему не трепали нервы. И с работы ушёл. В конце концов, ему шестьдесят шесть лет! Это ему тогда было шестьдесят шесть, сейчас ещё больше.

Но без своей школы дедушка быстро скис. Это бабушка так считает: он буквально скис, хоть и держался молодцом. Конечно, дедушка всю жизнь работать привык, быть директором школы, и вдруг на тебе — пенсионер, надо на партсобрании сидеть в ЖЭКе, по месту прописки. Кого хочешь выбьет из колеи!

Именно тогда вдруг пришла эта идея: с дачей. И дедушка просто за неё уцепился. Он сам на даче всё делал — крышу, пол, даже камин. Конечно, сыновья ему помогали — дядя Гена и дядя Владик. Мой папа, хоть он тоже сын, дедушке не мог помочь. Он как раз тогда уехал на Север, на зимовку. И до сих пор зимует, даже летом. Я иногда говорю маме: «Почему папа так долго зимует?» А она смеётся: «Такая работа! Папа не виноват, что у него такая работа. У меня у самой такая».

Конечно. Я понимаю. У мамы такая работа — ботаник, надо всё время ездить, собирать всякие растения…

На даче тоже полно растений, можно их собирать. Я маме говорю: «Посмотри, какой иван-чай!» Она посмотрит: «Да, вымахал». Или скажу, чтоб она заинтересовалась: «Вон мятлик как светится!» А мама только улыбнётся: «Действительно, мятлик. Молодец, запоминаешь растения».

И сразу говорит: «Это что! Вот на Таймыре есть мятлик живородящий. Красота! Я тебе привезу». Конечно, у нас живородящего нет, тут уж ничего не поделаешь. Просто обидно. Даже скажу: «Ничего мне не надо привозить!» Но мама не замечает, что я обиделась. Вдруг как схватит на руки, как подкинет. «Это, — смеётся, — ты потому говоришь, что ты его не видала!» Очень мне надо его видеть. Мне просто надо, чтоб мама не уезжала.

Но я уже смеюсь — так она подкинула. Сильная мама! Ну что с ней поделаешь? Я уже давно поняла, что её интересуют именно те растения, которые растут далеко. И всё равно она уедет в свою экспедицию. Тем более что есть дача. И есть где меня оставить.

Мы с бабушкой всегда на даче долго живём, до глубокой осени. Уже дедушка давно уехал. Он работает! Только один год выдержал без работы, больше не смог. Опять работает в школе — учителем, это его дело. А директором дедушка ни за что не согласился, хотя его просили. Просто упрашивали!

А нам с бабушкой некуда торопиться. Мы печку на даче топим. Магазин в посёлке давно закрылся, и городской автобус больше не ходит, а мы всё живём. К нам лось на участок приходит и стоит под окном. Шевелит рогами, и тень от рогов рогатая. Хлеб берёт из рук. А летом лось ни за что не придёт!

Но в этом году мне его не дождаться. Я первого сентября в школу пойду, надо теперь поторапливаться. Мы форму уже купили. Ещё в Ленинград надо поехать, записаться в школу, мало ли что. До первого сентября только две недели осталось, а мамы всё нет. Даже писем давно уже не было. Бабушка говорит: «Дед, может, в городе лежит телеграмма?» — «Владик бы привёз», — говорит дедушка. «Сегодня бы привёз, а завтра забыл», — говорит бабушка. «Ну, тогда бы Геннадий привёз», — говорит дедушка. «Ишь ты! — смеётся бабушка. — Сколько у тебя сыновей! И на всех так надеешься?» — «Мало ли что бывает», — говорит дедушка. «Вот именно, — говорит бабушка. — На сыновей надейся, а сам не плошай».

Взяла и сама уехала. Мы вчера проснулись, а бабушки нет, блины на столе. Быстро вернулась. А телеграммы не привезла: нет телеграммы. «И я бы мог съездить», — сказал дедушка. «А у меня что? Не ноги?» — сказала бабушка. Взяла ведро и ушла в теплицу поливать помидоры. А между прочим, ей много ходить нельзя: врач предупреждал.

«Просто не знаю, как с ней и жить», — сказал дедушка. И пошёл на террасу — скоблить пол. «По-моему, такую бабушку нужно бросить», — сказала я ему вслед. «Так дети же глаза выцарапают», — засмеялся дедушка. «И внуки», — добавила я. «Про внуков уж и не говорю», — засмеялся дедушка.

Мы так всегда между собой разговариваем: просто шутим. Кто кого перешутит. Но бабушку никто не может перешутить.

Она у нас всегда так — никому не скажет, а сделает.

Прошлой зимой вдруг сорвалась, на дачу уехала и дедушку не предупредила. Он из школы пришёл, а дома никого нет. И обеда нет, это уж на бабушку никак не похоже. Дедушка сразу заволновался. Тем более на улице была самая настоящая метель.

Дедушка даже пальто не снял, скорее — за телефон. Всем стал звонить, спрашивать. Никто не знает! Вдруг бабушка входит: «Что за безобразие! Кто-то уже на телефоне повис — не дозвониться в дом. Не меня ли ищешь?» — «Тебя», — обрадовался дедушка, даже не пошутил. «Вот она я! — сказала бабушка и стряхнула с себя целый сугроб. — Да ещё с подарком».

Открыла сумку, и оттуда выскочил Ардальон. Большими прыжками стал бегать по комнате. Шерсть на нём волочилась до полу, глаза горели, как фонари, а над ушами вроде стояли кисточки. Будто Ардальон — рысь. Он вдруг прыгнул — повис на занавеске. Занавеска пискнула и разорвалась. Ардальон упал громко, на когти, и что-то крикнул.

«Это кто?» — удивился дедушка. «Котик, — засмеялась бабушка. — С дачи».

Тогда она рассказала.

Бабушка хватилась: у неё пропал паспорт. Весь дом перерыла! Это же позор — на старости лет. Потом думает: ладно, сам найдётся. А он не находится. Уже пенсию принесли, а паспорта нет. Вообще-то бабушке паспорт не нужен. Что ей, лодку брать напрокат? Но пенсия ей нужна. Что делать? Тут бабушка подумала: может, паспорт на даче остался? Делать ему на даче, конечно, нечего. Но кто знает! Документы любят оказываться в самых неподходящих местах. Это известно.

Дедушкин профсоюзный билет нашли однажды в стенных часах. Кто бы мог подумать! Дедушка сам эти часы заводит; он профсоюзный билет никак не мог туда положить. Что он — больной? Все остальные тоже не могли: дети выросли, мой папа вообще на зимовке, а внуки не доросли. Сам он, что ли, в часы запрыгнул? Всё может быть.

Бабушка побежала и ещё успела на утренний автобус.

Про метель она не подумала. Надеялась, что хоть какая-нибудь тропка через лес ещё есть. Ведь зимой от автобуса до нашей дачи идти больше четырёх километров. А тут метель! Тропки нет. Сугробы. Не возвращаться же!

Бабушка продиралась через сугробы, как танк! Над ней вороны орали. Предупреждали диких зверей: караул, бабушка! Всё зверьё разбежалось.

«Правильно сделало», — хмыкнул дедушка.

Но бабушка со своего рассказа не сбилась.

Она уже у самой дачи была. Вдруг что-то на неё бросилось. Прямо в ноги! Лохматое. Страшное. Глаза зелёные. Бабушка сперва обмерла: подумала — волк. Но «волк» вдруг изо всей силы стал тереться об ноги. И не то шипеть, не то рычать, а скорее всего — мяукать, только очень уж хрипло.

Тогда бабушка признала в «волке» кота. Ардальона.

Это нечаевский кот. Нечаевы от нас через одну дачу живут, и у них летом был кот, который вдруг вырос. В прошлом году ходил — так себе, щупленький котёнок, лохматый и ноги длинные. Но за это лето сразу так вырос!

Котёнка Никите Нечаеву подарили на день рождения, и у него уже было имя: Ардальон. Такое важное! Нечаевы своего кота больше звали: «Адик». Той зимой Адик жил у них в городе, и бабушка Нечаевых, Вера Семёновна, ещё хвасталась, что кот ведёт себя аккуратно, прямо как человек, сам открывает в уборную дверь.

Какой воспитанный! Все такому коту завидовали.

Моя бабушка обрадовалась Ардальону. Теперь она хоть не одна на даче была. Ардальон пачку печенья съел. Прямо хватал на лету! Бабушка в подпол полезла, нашла ещё банку тушёнки. Ардальон банку до блеска вылизал! Ел, пел и бабушке смотрел прямо в глаза. Это её поразило. А говорят: коты человеку в глаза не смотрят! Ещё как смотрел. Бабушка уж в городе поняла, почему Ардальон так пристально смотрел. Он хотел понять, есть у неё совесть или так, одна видимость. Это она теперь думает.

«Всё, — сказала бабушка. — Теперь до дому терпи».

Ардальон облизнулся, закрыл глаза. И сразу уснул где сидел.

Бабушка пока огляделась. Она даже забыла, зачем и приехала. Но, к счастью, провела рукой по камину — много ли там пыли, и сразу ей в руку попался паспорт. Так и есть! Он тут лежал, в самом неподходящем месте. И пыли достаточно, бабушка убедилась. Кое-что она заодно прибрала на даче. Но не всё. Плиту, например, не мыла.

«Как же это ты так?» — хмыкнул дедушка.

Обратно было идти веселей: паспорт нашёлся и, главное, Нечаевых есть чем обрадовать. Нечаевы небось все глаза проплакали. А их дорогой Ардальон жив, вот он! Небось ушёл не вовремя по своим делам, и Нечаевы его не нашли, когда уезжали. Небось бегали, звали. Но машина вечно ждать не будет! Пришлось уехать. Зато теперь будет Нечаевым радость. Хорошо бы, эта радость была чуть полегче. Но всё-таки бабушка Ардальона донесла до автобуса.

«Ну, тогда звони», — сказал дедушка.

Бабушка Нечаевых, Вера Семёновна, сначала не поняла, о чём речь. Какой такой кот? Ах Адик? Ну конечно.

Потом поняла.

«Боже мой, Анна Михайловна! И вы его на руках тащили? Вы просто героиня! Спасибо, конечно. Большое спасибо!»

«Чего там, — сказала моя бабушка. — Живая душа».

Тут бабушка Нечаевых, Вера Семёновна, как-то замялась.

«Даже не знаю, как теперь быть, — сказала она. — Мы ведь его, Анна Михайловна, честно говоря, нарочно на даче оставили…»

Вовсе они своего кота не теряли! Наоборот — занесли его в лес, подальше, чтобы спокойно уехать.

Их, конечно, обстоятельства вынудили! Ардальон так вырос за лето — просто ужас! В городской квартире он теперь не поместится. Там же паркет. Обои японские, их можно с мылом мыть. Но кот их обдерёт! Бабушка видела, какие у него когти? Пусть посмотрит. Это когтищи! Такой кот всю квартиру шерстью забьёт. Он линяет! В ванной его, что ли, купать?

Да, Никите, конечно, было жалко кота. Он плакал! Но родители ему обещали купить хомячка. Он уже успокоился. Дети быстро всё забывают.

«Всё, да не всё», — сказала моя бабушка.

Нет, Никита уже забыл. Пусть моя бабушка не волнуется за Никиту. Одно дело — держать в квартире маленького котёнка. А тут — совсем другое дело. Искренне жаль. Но такие размеры. Такие!

«Ладно, — сказала бабушка. — Живодёры подберут».

Но Вера Семёновна как раз думает, что Ардальону ещё повезёт. Ведь он сибирский! Если такого кота в городе выпустить, просто на улицу, возможно, его подберут очень хорошие люди. С большой квартирой. Почему обязательно живодёры? Только нужно кота отвезти на автобусе, а то он, чего доброго, к нам вернётся. И моей бабушке ещё будут хлопоты.

«На такси свезём», — сказала бабушка. И положила трубку.

«Что? Обратно на дачу?» — спросил дедушка. Он просто так спросил. Дедушка, конечно, всё понял.

«Ещё чего! — фыркнула бабушка; она иногда у нас так фыркнет, как девочка. — Я свою дружбу пока ещё размером не меряю. Были дети, собаки. Ладно! Теперь будет кот».

И Ардальон стал у нас жить.

Я весной на дачу приехала, а он уже живёт. Ходит за бабушкой по пятам лучше всякой собаки. В подпол за ней прыгает. Даже в море лезет. За мной Ардальон сначала никуда не ходил. Присматривался, что я за человек, — бабушка так считает. Ведь он уже горьким опытом был научен. Но потом видит: я же своя. Уж, во всяком случае, я его никогда не бросала. И не брошу. Он понял. И за мной тоже стал ходить.

Мы на даче дружно живём — вчетвером.