Мы надеваем лыжи и спускаемся на озеро. Куда хочешь иди!

Мы на лыжах идём, а Путька просто так бежит. У него всё равно быстрее выходит. Хотя он в снег проваливается, а мы по снегу скользим. И палками отталкиваемся. Мы уже ветер обогнали. Он нам теперь в спину дует. Хочет вперёд выскочить, а не может. Совсем отстал!

На нас солнце светит. Мы уже варежки сняли. Если бы на озере ещё люди были, солнце бы и на них светило. Но больше нет никого. Поэтому оно всё на нас.

Целый день можно по озеру идти. Мы уже сколько идём, и всё берега не видно. Очень далеко отошли.

Вдруг Димка говорит:

— Вон впереди пенёк! — и рукой показывает.

Мы с Путькой посмотрели — правда пенёк. Он из озера торчит. Тёмный. Какие же на озере пеньки? Да ещё двигается. Вон там был, а теперь уже вон где. Он, может быть, плавает? Но ведь сейчас зима. Лёд кругом. Даже льда не видно, только снег.

— Уже два пенька стало, — говорит Димка.

Я смотрю — правда два! И они как будто растут. Медленно двигаются нам навстречу. Тут я догадалась.

— Это не пеньки, — говорю, — это кто-то идёт!

Путька вдруг как залает. И начал прыгать. Он тоже увидел. Кто-то на лыжах идёт. Два человека. Один всё время падает, совсем на ногах не стоит. А второй очень быстро идёт.

— Мальчишки, — говорит Димка.

Один мальчишка повыше, а второй пониже. Тот, что пониже, прямо в пальто на лыжах катается. И шапка у него с длинными ушами. Как только ему не жарко! Пальто ему мешает, поэтому он всё время падает.

А высокий в свитере и без шапки. У него уши красные. И весь он румяный.

Он к нам подъехал и кричит:

— А ну, сворачивай!

Это он требует, чтобы мы ему дорогу освободили. Вон какой! А вокруг сугробы. Разве сразу свернёшь? Димка начал потихоньку в сторону выбираться. Но у него лыжи друг за друга зацепились. Надо же их распутать.

— Подожди, — говорит Димка.

Тут второй мальчишка подъехал, который в пальто. У него всё пальто в снегу. Он стряхивает и прямо на месте опять падает. Совсем стоять не умеет. И ещё на пальцы себе дышит, пальцы замёрзли.

— А ну, давай отсюда! — кричит высокий мальчишка.

И как наедет прямо на Димку. В снег его пихнул. Димка совсем в лыжах запутался и упал. Разве мы этому высокому что-нибудь сделали? Просто такой он хулиган…

Тут Путька как зарычит!

Высокий сразу от Димки отскочил и кричит другому, который в пальто:

— Дзахов! Они на меня сами напали!

— Это ты напал, — говорю я.

А он всё равно кричит:

— Они же на меня собаку напустили! Вон свитер порвала!

И сам свой свитер тянет, показывает. А Путька до него даже не дотронулся.

Путька только зарычал.

Дзахов лыжи снял и тоже на Димку наступает. Но Димка уже поднялся. Вдруг они оба упали и стали в снегу барахтаться.

Путька бросился Димку спасать. Он прыгнул и вцепился Дзахову в валенок. Дзахов мотает ногой, а Путька не отпускает. Он прямо повис на валенке. И глаза у него зелёные! Так разозлился! Он сейчас этого Дзахова разорвёт.

А высокий мальчишка прыгает и кричит:

— Молодец, Дзахов! Покажи им!

А сам в сторонке стоит, боится.

«Ррр!» — рычит Путька. И валенок у него в зубах трещит.

Вдруг я смотрю — они уже не дерутся. Дзахов даже Димке встать помогает. Он его за руку тащит из снега. И смеётся. У него зубы такие белые!

— Как это? Забыл… — говорит Дзахов. — Ничья! Ты мне здорово дал, — говорит Дзахов Димке.

— Ерунда, — говорит Димка. — Вот ты мне правда здорово дал. У тебя — мускулы!

А Путька на Дзахове так и виснет. Разозлился, никак не отпускает. Рвёт валенок.

— У вас верная собака, — говорит Дзахов: — У меня дома такой остался. Я уважаю верная собака.

— Пусти его, — говорит Димка Путьке.

Я про второго мальчишку даже забыла совсем. Вдруг он как подскочит к Путьке. И как стукнет его лыжной палкой. По задней ноге. Изо всей силы!

«Ии!» — крикнул Путька. Так жалобно! И весь вздрогнул. И ногу сразу вытянул. И сел в снег.

Я не помню, что закричала, и бросилась на мальчишку. Царапаю его и кричу. Я его в снег толкнула, а он ногами бьёт и кричит:

— Дзахов, сюда!

— Сейчас, Коляй! — кричит Дзахов.

Дзахов меня отпихнул и вдруг как даст Коляю по спине. И как начал его лупить. Руки ему зажал и снегом кормит. Чтобы запомнил.

— Ты чего на собаку палкой? — кричит. — А если тебя самого палкой?

— Ыыы, — мычит Коляй и мотает головой: не будет, мол, больше. Рот боится открыть — Дзахов его опять снегом накормит.

Мне даже смотреть стало противно: сам первый лезет, а потом — простите его, пожалуйста. Никогда не прощу!

— Хватит, — говорит Димка и тянет Дзахова за рукав, — пойдём, теперь будет знать.

— Дрянь! — говорит Дзахов. — Я с ним больше не вожусь.

Тут мы к Путьке подбежали, гладим его. А он всё дрожит. Так ему больно. И лапу себе облизывает. Он на неё даже наступить не может. Ступит и сразу — «ии!».

— Мы его понесём, — говорит Дзахов. Он пальто снял, и мы из него сделали носилки.

Я вперёд с лыжами пошла: свои тащу, Димкины и Дзахова. А они сзади Путьку несут.

Коляй отстал. Мы на него даже не посмотрели. Дзахов ему кулаком погрозил.

— Ты лежи, — говорит Путьке Димка. — Мы тебя осторожно несём.

Пока мы на лыжах шли, ветра совсем не было. А теперь так и дует в лицо! И снег глубокий, всё время проваливаешься. Только успевай ноги выдёргивать. Носилки качаются — то к Дзахову, то к Димке. Путьке неудобно лежать. Он всё выскочить хочет.

А как же он дойдёт? У него одна нога не действует.

— Он за меня заступился, — говорит Димка.

— За такую верную собаку, — говорит Дзахов, — свой рука не жалко. Наша собака у дедушки остался, сад караулить.

Тут они пальто всё-таки уронили. И Путька выскочил. Мы так испугались — думали, он ушибся. Он больную ногу сразу поджал. Постоял немножко. Потом на трёх ногах вперёд побежал.

Дома-то мы его вылечим!..