Я проснулся от того, что кто-то хлестал меня по щекам. Не видя, кто это, я перехватил руки и что есть сил сжал, останавливая.

– Ай! Ты что?! С ума сошел?

Голос явно принадлежал Маки. Наконец тяжеленные веки поднялись, и я, щурясь от света, разглядел его лицо. Надо сказать, физиономия соплеменника выглядела напуганно, а кисти, сжатые в моих кулаках, тряслись, вибрируя вспученными венами. Я с удивлением разжал руки, отмечая, что вокруг меня столпилась почти вся наша компания, таращась так, будто я одержимый какой. Селира опустилась рядом со мной на колени и приложила теплую и мягкую ладонь к моему лбу, а затем, нахмурившись, заговорила:

– Ты кричал во сне. Нет, даже вопил! Что-то вроде «Стой! Стой!». И дальше невнятно. Что тебе снилось?

Я рассеянно почесал затылок и удивленно уперся в нее взглядом. А ведь и правда было что рассказать. Дымка ночных грез неуловимо утекала от меня, как песок сквозь пальцы. Но оставалось кое-что, что необходимо было срочно им поведать, пока не забыл напрочь.

– Я видел Ломкай-гора! Не знаю, как объяснить… Я как будто оказался там, но не сейчас, а целые десятилетия назад!

Селира и Люнсаль напряженно переглянулись. А Маки, отметив это, резко взялся за вожжи правления:

– Так, парни, нечего тут глазеть! Все готовимся выдвигаться. Барс, пригляди, чтобы работяги нормально загрузились. – Воин, коротко кивнув, увлек за собой Клойда и Фугу наружу, а мы остались вчетвером. Жрица, убедившись, что лишние уши нас не услышат, обратилась ко мне, проникновенно глядя в глаза:

– Я тоже что-то почувствовала этой ночью! Словно кто-то протянул невидимую нить от нас туда.

Она мотнула головой в сторону, но все и так поняли, о чем идет речь. Люнсаль, немного помявшись, пробормотал:

– И я. Были неясные магические возмущения. Такое обычно возникает, когда кто-то открывает портал или…

Он запнулся, и я продолжил за него:

– Или использует сферу времени, чтобы отмотать назад события, произошедшие многие годы назад. Но я этого не делал!

Теперь все снова уставились на меня, ожидая, что я удосужусь пролить свет на все это. Первым нарушил молчание Маки:

– Кзор, не томи, ты видел что-то, что нам надо знать?

Было трудно описать это ощущение. Я не помнил почти ни единого образа, события, картина стремительно выцветала, стираясь из памяти. Я не мог даже сформулировать, от чего этот обычный сон обратился в подобие вещего. Но кое-что, едва уловимое, все же будоражило мое сознание.

– Важно не что, я видел, а то, что смог оттуда вынести и запомнить. Загадка или ребус, если хотите! У меня в башке до сих пор звенят слова. Не могу даже понять, отчего они были сказаны на нашем языке, но их значение ясно как день, как и то, что со мной говорил утаремо. Маки, доставай свою книгу и пиши!

Он торопливо юркнул в темноту склепа и почти сразу выскочил обратно, держа в руках свои записи. Плюхнувшись рядом со мной на голый пол, он раскрыл чистую страницу и, держа наготове карандаш, выжидающе уставился на меня.

Я кивнул ему и, закрыв глаза, начал нараспев читать:

Я давно закончил читать, а мои спутники так и оставались недвижимы и хранили молчание. На то были причины – мы лезли в одно из самых опасных мест на Земле, и тот факт, что присутствующий в группе шаман смог уловит такое, не оставил равнодушным никого. Что это? Зловещее предзнаменование? Чья-то шутка? Ответов не было. Первым отошел от потрясения Люнсаль. Прокашлявшись и глянув на меня исподлобья, он заявил, обращаясь сразу ко всем:

– Очевидно, что половина повествования относится напрямую к нашему рунианцу и, возможно, я подчеркиваю, возможно, не имеет к нашему путешествию ни малейшего отношения. Что же касается остального…

Он некоторое время помолчал, словно решая, говорить или нет. Наконец, тряхнув головой, словно отгоняя какие-то мысли, продолжил:

– Мне кажется, это действительно некий ребус, как сказал Кзор. Каждому надо запомнить этот текст. Возможно, это спасет чью-то жизнь, когда мы окажемся в лабиринте джунглей!

Жрица, сидевшая все это время неподвижно, резко поднялась, и в ее глазах я увидел решимость.

– Когда окажемся в джунглях, расскажем все остальным и попытаемся расшифровать хотя бы часть послания. Напоминаю вам, мы все еще в Гнилолесье и угроза здесь куда как ближе и реальнее!

Никто не выступил против. Мы и без того сильно задерживались, и пора было делать отсюда ноги. Когда я вышел из крипты, то меня встретили довольно хмурые физиономии наших вояк. Оказалось, что под утро пропало две лошади. Перед самым рассветом дежурил Фуга. Парень клялся и божился, что не смыкал глаз, однако Барс продолжал его распекать почем свет.

– Это каким надо быть болваном, чтобы не заметить, как у тебя увели две кобылы?! Две! Ты тупой или ослеп?

При каждом слове Барс грубо тыкал своего подчиненного в грудь толстым указательным пальцем, заставляя отступать шаг за шагом назад.

– Где ты был, кавильгир тебя дери, если не спал? Посрать отошел? Как стреноженные лошади могли пропасть без следа?!

Не желая ввязываться в эту перепалку, я подошел к перевязи с конями и начал изучать землю вокруг. Отпечатки копыт пропавших лошадей были повсюду. Они топтались тут несколько часов, блокированные перевязью. Но дальше не было никаких следов ни животных, ни их похитителей. Ударившись о землю, я перекинулся в волка, чтобы осмотреть место другими глазами. Жадно втягивая ноздрями воздух, я силился почувствовать хоть что-то. Изучение почвы дюйм за дюймом не дало никакого результата, и все мои попытки уловить отголосок того, что здесь произошло, были тщетны. Встав на ноги, я подошел к сыплющему проклятиями Барсу и, похлопав его по плечу, тихо сказал:

– Кажется, он ни при чем. Вокруг ни единого следа, значит, коней стащили не пауки или кто бы то ни было живой.

Удивил всех Маки. Оказавшийся уже верхом, он громогласно для своего роста скомандовал:

– Всем на лошадей. Быстро! Они не полезли в драку потому, что мы были в крипте под защитой светлых знаков леди Селиры. Сейчас мы все на ладони, возможно, этого от нас и ждали. Надо рвать когти! Всем на лошадей!

Последние слова он прокричал. Скрываться уже действительно не было смысла. Подхватывая пожитки и выбрасывая то, что попросту некуда теперь было крепить, мы принялись суматошно собираться. Маки торопливо листал свои записи, то поднимая вверх какой-то кристалл, то сверяясь с компасом, беззвучно шевеля губами. Спустя десять минут наша команда уже скакала по лесу ровно с такой скоростью, чтобы не рисковать врезаться во что-нибудь на полном ходу. Мы двигались, стараясь не растягиваться, то и дело пришпоривая коней, которые стали отчего-то нервозными, будто переняв смятение своих седоков.

На наше счастье, вскоре пошло редколесье, и стало чуть больше света, хотя его все равно доставало лишь на то, чтобы не свернуть себе шею. Сам того не замечая, я начал увлекаться этой гонкой, все увеличивая скорость, начав хлестать лошадь по бокам. Остальные, словно не сговариваясь, делали то же самое, и скоро мы уже перешли в галоп. То и дело кто-то из моих спутников залихватски гикал на коня, и вскоре гнетущее ощущение, с которым мы встретили утро, начало развеиваться, давая место азарту этой бесшабашной скачки.

Мимо мелькали худые стволы елей и каких-то болезненных кустарников. То и дело появлялись остовы старых построек, почти все из которых уже полностью сложились к земле, так что нельзя было разобрать, чем это было когда-то. Со мной неожиданно поравнялся Маки. Не отрывая взгляда от дороги, он прокричал мне:

– Если лес опять не выкинет какой-нибудь каверзы, в течение часа мы уже будем в южной части. Там безопаснее! А оттуда рукой подать до Долины!

Что ж, я разделял его присутствие духа. Мне, как и всем, хотелось поскорее оказаться как можно дальше от земли, на которой не место живым. Несмотря на кажущееся спокойствие, не стоило забывать о том, что произошло утром. Нам в затылок дышала неизвестная, но от того не менее могучая сила, способная на похищение, не оставляя никаких следов. По правде сказать, я уже перебрал в голове с десяток погостных чудищ, способных на подобное, и ни в одном варианте не был уверен. Почему не было никаких следов? Меня не столько волновал вопрос потери животных, сколько отсутствие каких бы то ни было именно следов. Кому и зачем совершать подобное, не оставляя и намека на то, кто это сделал? Возможно, я неправильно ставил вопрос, может, именно здесь и крылась отгадка. Нас не тронули в склепе под защитой светлых знаков. Но и кони исчезли не все? Почему? Видимо, нас не хотели спугнуть раньше времени, а значит, погоня идет по следу. Эта мысль заставила меня нервно оглянуться.

За моей спиной мерно покачивались головы Люнсаля и Селиры. Они гнали коней галопом, стараясь не отставать от авангарда. Сразу за ними скакали наши копатели, а замыкал движение опытный Барс. Я заметил, что из-за его спины торчал лук с наброшенной тетивой, и одобрительно хмыкнул про себя. Партизана Ведьминого бора не застанешь врасплох, он тертый калач, и это хорошо!

Я припал к гриве лошади, держась одной рукой, а другой ощупывая карманы, проверяя, на месте ли мой боевой инвентарь. На правую кисть привычно скользнул кастет. Я всегда предпочитал это оружие чему бы то ни было. Ударная мощь в ближнем бою невелика, да и не позволяет держать дистанцию, зато не стесняет пальцы, позволяя плести стихийные фигуры для атаки. Основа кастета была отлита из стали, а наружную часть кисти прикрывала костяная пластина, усиленная рунами и оканчивающаяся волчьими клыками. Доброе оружие настоящего шамана, хоть и не слишком привлекательное.

Внезапно сзади послышался треск. Поднявшийся грохот падения перекрывали дикие вопли боли и ржание лошадей. Я снова оглянулся и, выругавшись, что есть силы натянул поводья, гася скорость. Воины передо мной тоже завертели головами, останавливаясь, когда над лесом пронесся крик Маки:

– Сюда! Скорее! У нас раненые! Боги, сколько крови! Сюда! Помогите!

Я во весь опор рванул назад, на ходу спрыгнув с лошади. В каких-то двадцати ярдах от места, рядом с которым мы только что промчались, зиял гигантский провал в земле. Жрица и волшебник стояли на коленях у самой ямы, пытаясь достать что-то снизу руками, а с противоположной стороны на земле лежал спешившийся Барс, так же тянувший руку куда-то вниз. Когда я подбежал ближе, то сердце мое содрогнулось от суеверного ужаса, а в животе разлился холодок позорного страха. На дне ямы лежали три лошади и наши рабочие. По всей поверхности провала на дне и даже на стенах торчали какие-то острия, многие из которых насквозь пронзили тела несчастных людей и животных. Двое рабочих, кажется, погибли на месте, они лежали лицами вниз, а из их спин торчали сразу несколько острых кривых лезвий. С моего лба ручьем полился холодный пот, когда я понял, что это не что иное, как реберные кости. Вся яма была буквально нашпигована отточенными костями. Не помня себя, я заметался по краю провала, ища веревку, а потом начал срывать с коней поводья, перевязывая их между собой.

Последний из рабочих был еще жив, но вид его был ужасен. При падении он сломал ногу. Перелом был открытым, и бедняга вопил как умалишенный, но его лицо было белее мела. К тому же парня передавила лошадь, упавшая замертво, когда острое ребро вошло ей прямо в глазницу. Самое страшное было в том, что мы никак не могли им помочь. Обезумевшие от страха животные метались по яме, напарываясь на новые и новые ребра-лезвия и, сходя с ума от боли, умирали, сминая друг друга и несчастных людей.

Я так и не успел связать из поводьев веревки нужной длины, когда все было кончено. Мы стояли над ямой в каком-то жутком оцепенении, тяжело дыша и вращая головами. Опустившуюся нежданную и будто неуместную тишину нарушил глухой голос Фуги:

– Какой, мать вашу, больной ублюдок мог сотворить такое?

– Это некромант.

Все оглянулись на жрицу. Ее лицо было перекошено от отвращения, грудь часто вздымалась от дыхания, а на лбу выступила испарина. Селира плела в воздухе какие-то знаки, продолжая говорить:

– Ты абсолютно прав, Фуга! Это именно больной ублюдок! Теперь я понимаю, почему он забрал утром двух коней. Чтобы в яму наверняка попались всадники, а не только груженые животные. Он не был уверен в себе, чтобы напасть сразу, и решил загнать нас в ловушку, убивая медленно и поочередно! И проклятый лес явно заодно с этой тварью, раз столь безошибочно вывел нас именно на его яму!

Она вдруг подняла на нас глаза, полные ярости:

– Мы в полном дерьме, мальчики! Это его территория! Сколько еще таких ям? Что есть еще?!

Селира, обратилась ко мне тоном, не терпящим возражений:

– Прежде чем ты что-то скажешь, уясни одну простую вещь – все это для нашего выживания, иначе – труба.

Подойдя вплотную, она обвила мою шею своими руками, и я почувствовал, как она дрожит, ей было действительно очень страшно, жрица едва сдерживала себя:

– Сожги трупы, Кзор! Эта тварь станет сильнее от свежей людской крови. Я отпущу их души, а ты сожги трупы! Прошу, скорее!

Я быстро кивнул и, разведя в стороны руки, начал нагнетать в себе первородную мощь пламени. Есть моменты, когда рассуждать о морали и нравственности попросту преступно, нужно действовать стремительно, поскольку от каждой секунды может зависеть чья-то жизнь. Языки огня кроваво-красными сполохами полились с моих ладоней в ловушку, ставшую братской могилой. Между тем остальные члены отряда образовали вокруг нас подобие кольца. Маки уже вращал по сторонам своей чудовищной винтовкой, а Люнсаль шептал заклинания, от чего в воздухе тускло вспыхивали возводимые им барьеры.

Воздух наполнился сладковатым запахом горелой плоти, а я все нагнетал температуру, проливая новые и новые языки пламени в яму. Нужно было оставить только пепел. Скоро на запах со всего гниющего леса должны были потянуться такие твари, каких и днем лучше не видеть. Время опять работало не на нас. Жрица стояла рядом со мной, читая молитвы. Она воздевала руки к небу, чертила защитные знаки, нараспев отправляя заупокойные слова несчастным. Несмотря на то, что Селира работала как механизм, по ее щекам ручьем текли слезы, которые она не скрывала.

Когда мы закончили, воины уже изловили наших перепуганных коней, а сами находились в седлах. Я заметил, что жрица не спешит уходить, а вращает головой, буравя взглядом чащу. Она явно хотела дать бой неизвестному некроманту, и это надо было пресечь. Я дотронулся до ее плеча, увлекая за собой, но она не пошевелилась. Я дернул ее настойчивее, но она лишь нервно оттолкнула меня, ругнувшись. Мне не оставалось ничего другого, как пойти на крайние меры. Рывком я развернул ее к себе и хорошенько влепил пощечину.

– Очнись! Надо уходить! – прокричал я ей, но она, казалось, меня не слышала.

От удара жрица упала на землю, но тут же вскинулась, гневно сверкая глазами и хищно сжимая пальцы, как вдруг ее лицо осунулось и будто стало на несколько лет старше.

– Спасибо тебе… Ох! Прости, пожалуйста.

Она, больше не мешкая, запрыгнула в седло, стараясь не смотреть на яму.

– Это ты прости, – буркнул я, изо всех сил стараясь не думать о том, что только поднял руку на женщину.

Мы снова тронулись в путь. Не было больше бешеной скачки, лошади шли рысцой, а каждый из всадников был начеку. Селира, не терпя и малейших возражений, заявила, что теперь замыкает колонну она. Ее довод был крайне прост – если кто-то снова угодит в ловчую яму, она может успеть набросить защитные чары на падающего, что позволит избежать таких увечий и соответственно новых жертв. В этом была логика, но меня не покидала мысль о том, что позади нас скачет женщина, которую должны защищать мы, а не наоборот.

По сторонам мимо нас снова замелькали ели, изъеденные каким-то белесо-желтым мхом. С момента, как нам встретилась последняя заросшая дорога, прошло более двух часов, и я подумал, что это скорее хороший знак, чем наоборот. Чем дальше от возможного места встречи с отжившей свое деревней и старым кладбищем, тем меньше шанс встретить какую-нибудь тварь. Мимо меня проскакал Маки, отчаянно хлещущий по бокам своего коня. Оказавшись во главе нашей колонны, он поднял ружье, привлекая наше внимание, и замедлил движение коня, останавливаясь.

Когда мы с ним поравнялись, он уже с головой сидел в своих записях, опять что-то сверяя и подсчитывая. Наконец он захлопнул книгу и, сняв очки, затараторил:

– Мы очень близко к границе, полчаса-час, и мы выйдем к старой дороге, которая приведет нас прямо к переправе, – он посмотрел на меня. – К хорошей переправе, не беспокойся! Здешнее течение слишком сильное, чтобы опять рисковать. Давайте, ребята, выше нос, мы уже почти вырвались! – Сказав это, Маки осекся, понимая, что повода веселиться все еще нет.

Однако в чем-то я был с ним согласен. Горевать и думать, что делать дальше, будем, когда выберемся из этой дыры. Мы уже собрались тронуться в путь, как вдруг жрица подняла ладонь вверх. На ее лице читались напряжение и холодная решимость, когда она медленно проговорила:

– Бежать больше не придется.

Я повернул голову по направлению ее взгляда. Там стоял он. Длинные седые волосы были редкими и спутавшимися в грязные копны. Тело скрывало одеяло из черных иссохших листьев и хвои, обуви незнакомец не носил, из синеватых пальцев торчали орлиные когти, загнутые в полумесяцы. На руках, ближе к кистям, виднелись старые изломанные перья, а из-под густых темных бровей на нас неотрывно смотрели два огонька немигающих красных глаз. В руке некромант сжимал какую-то корягу, в которой с трудом угадывались очертания, должно быть, красивого когда-то посоха, навершие которого сейчас украшала связка из различных черепов.

Тьма порождает самые разные кошмары, и глуп, кто думает, что знает все их виды и проявления. Гнилолесье родило свой – перед нами был не кто иной, как мертвый тальгед. Темные чары выпили его душу многие годы назад, а зловещий лес принял тело, и теперь он был тем, кем стал после произошедшей здесь катастрофы, ночным кошмаром Гнилолесья. Все встало на свои места, но не было от этого легче. Вот почему нас преследовало чувство, что сам лес за нами наблюдает – это был сын Монара, так и не оставивший свою родину. Вот кто украл наших лошадей и кто заманил нас в свою ловушку. С самого начала он следил за нами, играя как кот с мышами, которые не осознают, что находятся во власти хищника. Каковы шансы совладать с врагом в его же логове? Ничтожно малы, если не ухватиться за единственно верный – внезапность.

Глядя прямо ему в глаза, я, стараясь, чтобы голос не дрожал, прокричал:

– Ей, мужик! Там что-то сзади тебя!

В следующую секунду с моих пальцев сорвалось пламя. Сгусток огня взвился к колдуну, но тот в последний момент отклонился, уходя в сторону. Огонь залил землю, обнимая ступни некроманта, но тут же погас, не оставив даже ожогов. Над моим ухом вжикнула стрела, устремившись к цели. За ней еще одна, и еще, и еще. Воины, отойдя от оцепенения, принялись за работу, забрасывая врага стрелами, которые, однако, либо пролетали мимо, либо впивались в листья на его мантии и отпадали истлевшими, как старый хворост. Маки попытался выстрелить, но мушкет раз за разом давал осечку, пока механизм окончательно не заклинило. Тем временем колдун припал на четвереньки и, вытянув раскрытую ладонь, поднял глаза, уставившись прямо на меня.

В следующую секунду я повалился на спину, а деревья вокруг замелькали, как будто я мчался навстречу врагу. Мои стопы крепко сжимали черные корневища, которые, разрывая торф, тащили меня прямо на колдуна. Я пытался вырваться, вновь и вновь силясь попасть по некроманту вспышками огня, но ему все время удавалось отводить пламя в сторону, гася словно свечу. Между тем Люнсаль осыпал противника искрящимися кометами, прорезающими пространство, но не причиняющими ему никакого вреда. Дело складывалось прескверно! Повинуясь инстинкту, я опустил руки, оставляя попытки поразить его, используя силу элементов.

– Пришло твое время, старый друг! – в отчаянии подумал я.

Лапы выскользнули из деревянных оков, когда до колдуна оставалось не более пяти ярдов, а мой взор наполнился тенями животного мира. Огласив лес неистовым ревом, я бросился вперед прямо на него, уже не пытаясь держать дистанцию, лишь петляя между деревьев. Кажется, воины поняли мой маневр и увеличили плотность стрельбы настолько, что начали превращать некроманта в подушечку для иголок.

Четыре удара сердца, и я, изо всех сил оттолкнувшись лапами, устремился в прыжке к его горлу. Удар посоха пришелся мне в бок, сбивая с траектории движения, но едва коснувшись земли, я прыгнул снова, пытаясь ухватить его за предплечье правой руки. Внезапно мои лапы что-то обхватило снизу и потащило назад. Но прежде чем я понял, что меня опять сжали ожившие корни, в них ударила ослепительная вспышка света, заставляя пульсирующие темные стебли изгибаться. Почувствовав слабину, я прыгнул вновь, на этот раз почувствовав, как челюсти смыкаются на его левом запястье, ломая старые кости и оставляя отвратительную культю. Очередной тяжелый удар посоха выбил дух из моих легких. Тварь была поразительно ловкой! Оба бока нещадно саднило, а головокружение от нехватки кислорода заставляло меня лишь стоять, разинув пасть, жадно глотая воздух.

Однако в красных глазах некроманта не было торжества, я видел в них ужас! Люнсаль, отчаявшись причинить какой-либо ущерб, сделал, пожалуй, единственное, что мог в такой ситуации: широко расставив ноги и раскрыв обе ладони перед собой, он непрерывно хлестал некроманта потоком силы, закручивающейся в спираль вокруг тела противника, блокируя его движения. В один миг осознав, что ему конец, он попытался поднять руку с посохом, целя прямо в меня, но она обрушилась наземь, не причиняя никакого вреда. Воины уже работали палашами, как сноровистые дровосеки. За правой рукой последовала голова, затем вторая рука. Войдя в боевой раж, они буквально изрубили тело противника на куски.

Я, тяжело дыша, поднялся на ноги, держась за ребра. Клойд с готовностью подскочил, подставив мне плечо, и я с благодарностью оперся на него, чувствуя тяжесть. Тварь была нечеловечески сильна, а удары посоха запросто могли убить на месте, если бы не звериная прыть, благодаря которой мне удавалось избежать попаданий в голову. Селира уже работала надо мной, я чувствовал ее горячие ладони на своей коже, но оставалось еще одно незаконченное дело. Чуть отстранив ее, я опустился на колени, и с моих пальцев заструился огонь, охватывая останки некроманта и жадно поглощая их, стирая даже память.

Посовещавшись, мы решили не делать больше привалов и покинуть наконец этот лес, пока не нашлось еще какого-нибудь оскверненного чудовища, жадного до наших жизней. Когда воины ловили перепуганных лошадей и складывали разбросанный тут и там скарб, жрица продолжала исцеление моих гематом. Горячие ладони Селиры снова заскользили по моей коже под одеждой, и я с наслаждением закрыл глаза, чувствуя, как боль отступает. Мы недвижимо стояли, как два изваяния, почти не шевелясь и ничего не говоря друг другу. Когда я открыл глаза вновь, перехватив ее взгляд, то вдруг заметил в нем легкий укор. Она чуть прильнула ко мне, ближе, чем позволяло приличие, и прошептала в ухо так, что я почувствовал жар ее дыхания:

– Тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь погибнуть? Не дело шаману отвлекать на себя врага, для этого есть воины.

Я лишь пожал плечами. Разве в такие моменты остается время на размышления? Но Селира явно ждала ответа, напряженно глядя на меня. Я примирительно улыбнулся, взяв ее ладонь обеими руками:

– А что если бы, когда я вырвался, он схватил кого-нибудь другого? Что если бы корни атаковали тебя, опрокидывая, сминая и ломая руки и ноги? Тут не о чем было думать, в бою каждый делает то, что первое приходит на ум.

Ее щеки залила краска, и чтобы разрядить обстановку, я решил добродушно отшутиться:

– Да брось, ради такого приятного лечения я только и буду что совать голову в Бездну!

Она продолжила заживлять мои ушибы и довольно чувствительно ущипнула меня прямо за синяк, возвращая смешок после моей скабрезности, но в ее глазах я заметил игривую искорку.

Уже через час нам открылся довольно старый, но еще крепкий и надежный мост через горную, шумную и, без сомнения, опасную реку, бегущую по дну ущелья. Гнилолесье осталось позади. На середине моста я рассеянно развернулся, глядя на павшее годы назад царство Пепельных елей. Ветви застыли скорбной оградой, а дымка, скрывающая мелкие очертания, едва различимо, как молоко, заливала подножия деревьев. Хоть и превратившись в сущий кошмар, Монар оставался великим!

Но всему есть своя цена. Три человека и пять лошадей – такова была плата за проезд. Мы лишились рабочих, более чем половины поклажи, провизии, инструментов и много чего еще. Я даже устыдился, что думаю сейчас о каких-то вещах, – люди погибли, имен которых я так и не узнал и уже не узнаю. Тряхнув головой, отметая тяжелые мысли, я двинулся за своими товарищами, больше не оборачиваясь. Впереди нас ждало еще многое, и сожаление – едва ли не худший помощник в любом деле.