НИГИЛИЙ
Фантастический роман Р. Эйхакера
Научная идея М. Фалиера
Перевод Анны Бонди
Иллюстрации М. Мизернюка
_____
XVI.
Пять месяцев висел уже во всех частях земного шара гигантский плакат:
«НИГИЛИЙ — СОРЕВНОВАНИЕ.
50 МИЛЛИОНОВ ДОЛЛАРОВ —
заплатит Международный Совет тому смелому изобретателю, которому удастся составить практически выполнимый проект постройки подводной лодки, которая будет в состоянии опуститься на 10.000 метров глубины на дно моря и поднять наверх метеор».
Пять месяцев висел этот плакат и весь мир был взбудоражен. Нигилий стал желанной целью каждого человека. Он точно демон засел на дне моря и влек к себе мысли всех людей. «Обладание нигилием сделает человека творцом, повелителем вселенной». Эти слова ворвались, как молния, в душный воздух. Точно гроза нависла над серыми буднями и глухие удары раздавались в недрах земли.
Люди не могли уже вернуть себе покой. Как десятилетия тому назад не выпускала их из своих когтей война, так теперь переполошило их это смятение в космосе. Нигилий заставлял сердца ликовать от радостных надежд, юношество мечтало о новых победах, старость ждала от него освобождения от смерти и — вечной весны. Нигилий вдохновлял поэтов, увеличивал утешительную силу лекарства. Нигилий, точно чертенок, плясал в мозгах отважных исследователей, подгонял гигантские машины, изобретал моторы, воплощал в жизнь технические сказки.
Нигилий играл всеми законами, разрывал самые старые химические путы и светился из реторт и чечевиц. Нигилий смеялся над всеми представлениями и над философией. Нигилий высасывал из мозгов всякие изобретения и выплевывал их потом, как негодные. Нигилий царил в разговорах и снах, в книгах и картинах, ему служили мудрость и безумие. Нигилий грозил перевернуть весь мир. Как яд въедался он в самые робкие сердца…
Уже пять месяцев находилось человечество в лихорадочном состоянии. Но и этот яд стал терять свою силу. Впечатления новизны, беспримерной смелости постепенно теряли свою остроту, сомнение копало ямы, зависть пожирала мудрость… Разочарование, жадность и глупость, уныние и сомнение влекли человечество обратно к будням, в которых они родились…
Но во всем мире все еще висели гигантские плакаты… 50 миллионов смелому изобретателю!.. И прошло уже пять месяцев… Это звучало насмешкой. Изобретатели в Риме и Лондоне, в Москве и Софии, Берлине п Чикаго, Париже и Калькутте, Вене и Каире, техники, ученые, столяры и слесаря, поэты и художники, скороходы и мальчики у лифтов… все, все строили планы, спускались в бессонные ночи в мечтах на дно океана. Сны, навеянные нигилием, царили в скромных мансардах, на улицах и в подвалах, в конторах и на фабриках. 300 миллионов вдохновленных мозгов утомлялись в этой погоне за призраком. Предлагались миллионы проектов, но их принимали недоверчиво и насмешливо отвергали. Потом все это опустилось в мирское море, вдохновляло певцов кабарэ, насыщало театры и юмористические журналы, обнажалось в салонах, и обессиленное гибло в хохоте вселенной.
Вдруг правда стала известна всем газетам; все читали и повторяли эту истину; все мальчишки выкрикивали ее на улицах: давление 1000 атмосфер слишком велико, чтобы ему мог противиться какой-нибудь предмет в форме цилиндрического пустого тела, если он должен иметь специфический вес в 1,0!
Никто не знал, от кого исходила эта истина. Но она звучала так научно, так ясно и казалась такой древней, что каждый поверил ей, как чему-то бесспорному. Как все ей верили в течение тысячи лет.
И все же это было ложью. Двое людей высмеивали эту мудрость и в одинокие ночи сидели с неусыпным усердием над чертежной доской и занимались шахматной игрой с интегралами, корнями и формулами…
_____
Молодой инженер еще раз перечитал странное письмо, положенное в ящик его двери.
«Мосье Рауль Лебрен.
Париж. Цветочная ул., 3».
Париж, Бульвар Фавр, 104.
Милостивый Государь!
Год тому назад вы получили большую медаль парижской академии за мотор для подводной лодки системы Р. Лебрен. Я знаю Вас с тех пор. Вы прочли о суматохе, произведенной нигилием, и заняты теперь изобретением подводной лодки. Идея, которой вы заняты последние три дня, удачна. Я интересуюсь ею. Но ей не хватает последнего. Я думаю, что могу вам пригодиться в этом случае. Приезжайте сегодня в 4 часа дня ко мне и привезите все ваши чертежи. Остальное — при личном свидании.
Лебрен невольно провел рукой по лбу. Если это шутка, то от кого же она исходит? Он жил тихо и одиноко. Но инстинкт подсказывал ему, что это серьезное предложение. Но кто же его мог сделать? Письмо не было подписано. Только этот адрес: Цветочная улица, 3. Он знал эту улицу аристократического квартала. Было ли это — квартира автора письма? Его? Ее? Был ли это мужчина? Или женщина? Письмо было написано на пишущей машине. Система машины была ему незнакома. Шрифт был вычурный, точно сделанный по особому заказу.
Вдруг его охватила веселая уверенность. Он не понимал, почему его смутило это письмо. Что же в нем было особенного? Предложение, как и всякое другое. Может быть, дело, счастливый случай?..
И он быстро оделся и полетел на автомобиле.
— 3 франка 50, — сказал шоффер, протягивая руку.
— Извините, — засмеялся Лебрен, — я задумался. — Потом он соскочил с подножки. Перед ним была небольшая вилла. Он прошел палисадник и взглянул на дверь. Дощечки с именем на ней не было. Но он увидел звонок и спокойно нажал его. В то же мгновение на башенных часах на верху гулко прозвучало четыре удара. Инженеру показалось, что эти удары точно мягко освобождали его мозг от какого-то гнета.
— Лебрен, — сказал он появившемуся слуге. — Меня ждут.
Слуга прошел в соседнюю комнату и закрыл за собою дверь. Несколько минут спустя в задней стене раздвинулся занавес. Он удивленно поклонился. Перед ним стояла женщина, улыбающаяся женщина редкой красоты, стройная, породистая, экзотической наружности. Ее глубокий взгляд был испытующе устремлен на гостя. Она протянула ему руку.
— Мосье Лебрен? Благодарю вас, что вы пришли. — Оссун! — крикнула она в соседнюю комнату.
Сейчас же снова раздвинулся занавес. В дверях появилась длинная, худая фигура. Несмотря на элегантный черный костюм и непринужденные манеры, этот человек производил отталкивающее впечатление. Волосы торчали на его висках, точно щетки, хотя и были старательно прилизаны. Глаза скрывались за синими очками, верхний ободок которых уходил в лохматые, седоватые брови. Нос выдавался, точно клюв, шея была стянута воротничком высотою с ладонь. Но, несмотря на высоту этого воротника, из него все же торчали отдельные волоски.
— Лицо коршуна! — пронеслось в голове инженера. — Коршун в очках.
Красивая женщина увидела его испытующий взгляд.
— Мосье Барбух, мой муж. Мосье Лебрен, — познакомила она их.
Лебрен подал руку с чувством физического отвращения.
Это ужасное существо — муж такой женщины! Не мстила ли ему за это природа?..
Она села и указала Лебрен на стул.
— Вы получили мое письмо. Надеюсь вы не раскаетесь, что исполнили мою просьбу.
В глазах ее было чарующее выражение, странный блеск. Он погрузился в этот взгляд и ему стало так хорошо. Он молча кивнул головой.
— Ваша идея сразу заинтересовала меня.
— Откуда узнали вы, мадам?..
Она слегка улыбнулась. Добродушно, как мать на глупые вопросы ребенка.
— Об этом после. Вы увидите, что я имею все сведения. Вы хотите придать вашей подводной лодке шарообразную форму и снабдить ее щупальцами. Она должна спуститься на дно моря на цепи. Вы отлично преодолели трудную задачу.
Она говорила так, точно и не замечала его удивления. Напрасно старался он ее перебить.
— Принцип дверей разрешен совершенно правильно. То, чего еще не хватает, тоже будет скоро найдено.
Он не мог больше молчать.
— Мадам! — воскликнул он. — Кто мог вам открыть то, что было известно мне одному?
— Только вы один! — улыбнулась она. — Но, может быть, вы ошибаетесь. Конечно, я знаю только принцип. Больших подробностей я не знаю. Но и этого мне довольно. У меня нет тщеславия изобретателя, мосье. Я вам не конкуррент. Меня интересует только цель — метеор. Я хотела бы вам помочь достигнуть цели. Может быть, я и могла бы это сделать. Не желаете ли вы объяснить в коротких словах мне и мосье Барбух то, что вы уже сделали?
Инженер был совершенно поражен уверенностью, с которой сказаны были эти слова. Он откашлялся.
— Мадам, за это открытие обещано 50 миллионов долларов. Вы меня поймете, если я не…
Она остановила его жестом руки.
— Если ваша идея годится для практического применения, то я покупаю ваше изобретение за двойную цену.
Он взволнованно вскочил.
— 100 миллионов! — вырвалось у него. Съума эта женщина сошла, что ли? Или она издевалась над ним?
— 100 миллионов! — коротко повторила она, точно говоря о самых незначительных вещах. Она обернулась к своему молчаливому мужу.
— Будь добр, выдай мосье Лебрен за его любезность чек… Десять миллионов. Во всяком случае, если мы даже и не купим его изобретения. За ваши труды…
Что-то завертелось в мозгу инженера. Он поднял руку, чтобы схватить руку женщины, но опустил ее. Он хотел говорить, но не находил слов. Молча смотрел он на чек, который ему протягивал человек с головой коршуна. Только сейчас, когда этот человек прошел к нему через комнату, инженер заметил, что тот хромает. Он волочил за собой ногу.
— Вас это устраивает? — спросила женщина.
— Десять миллионов долларов! — пробормотал он.
— Вы, может быть, будете любезны?.. — Ее большие глаза пристально смотрели на него. — Только спрячьте сначала чек. Как пришли вы именно к выбору шара?
…Большие глаза смотрели на него… — Спрячьте чек…
Он совсем растерялся от этого взгляда темных глаз и от этого огромного богатства. Всякое сомнение исчезло, он испытывал потребность показать себя.
— К этому меня принудило чрезвычайно сильное давление воды на такой большой глубине. С каждыми десятью метрами давление увеличивается на одну атмосферу. На глубине 10.000 метров давление равно 1.000 атмосфер. Цилиндрическое полое тело было бы раздавлено прежде, чем оно достигнет цели. Давление было бы направлено на среднюю линию тела. Совершенно иначе вопрос обстоит с шаром. На нем давление распределяется равномерно и становятся постоянным. Кроме того, мне удалось системой внутренних скреплений усилить сопротивляемость моей лодки. Мой шар вполне выдерживает 1.000 атмосфер.
— Вы объясните это потом на чертеже. Ваша лодка не имеет собственной двигательной силы. Она снабжена щупальцами и обслуживается изнутри. Направление ей дает только течение. Ее опускают на цепи. Но вы же должны понимать, что эта цепь невозможна во всех смыслах?
— Обыкновенная цепь, конечно. Массивная цепь совершенно немыслима. Даже полированная стальная проволока, свитая в канат, неразрывна только до глубины 8.000 метров. Проволочный канат в 8.000 метров так тяжел, что порвался бы от собственной тяжести. В массивной цепи из звеньев этот разрыв произошел бы еще скорее.
— Так вы выбрали полую цепь?
— Это было моей первою мыслью. Я себе сказал: если я возьму полую цепь и так вымерю каждое звено, что вся цепь, как и отдельное звено, будет иметь идеальный вес воды, то есть 1,0, то такая цепь потеряет в воде весь свой вес и ее неразрывность в воде была бы бесконечна.
— Великолепно!
— К сожалению, не совсем. Вопрос веса был разрешен, но оставалась еще одна ошибка: давление воды. Если мои вычисления и были безукоризненны, то под страшнейшим давлением больших глубин стальная полая цепь, сопротивляемость стенок которой из-за малого веса была бы довольно слаба, просто расплющилась бы.
— И разломилась бы!
— Конечно. Какое-нибудь звено непременно сломалось бы при неизбежной ломкости материала. Но и без этого — ее разорвало бы. При сплющивании цепи, она перестала бы быть полой. Плоская цепь снова стала бы массивной, ее удельный вес увеличился бы. Ее бы разорвало, как каждую обыкновенную цепь.
Когда цепь из равных полых звеньев оказалась негодной, мне пришла в голову мысль отважиться на систему неравных звеньев.
— И результат?
— Я вычислил и точно рассчитал для каждого звена, какой толщины надо делать стальную оболочку, как она должна быть укреплена изнутри, чтобы выдержать давление. Я нашел, что звенья должны быть более полыми и иметь массивные стенки ближе к поверхности моря. Я получил для нижних слоев звенья высокого веса, а для высших — меньшего, чем вес воды.
Она внимательно и понятливо слушала его.
— Таким способом может разрешиться и основной вопрос, когда средний удельный вес одного звена был равен 1.
Ее сообразительность воодушевила его.
— Да, мадам! Но меня ждало второе разочарование. Моя цепь порвалась, как соломинка, когда я суммировал напряжение сопротивления слишком легких звеньев, находящихся за критической точкой, и образовал интеграл тяги слишком тяжелых частей цепи — в глубину. Наверху рвало напряжение, внизу — масса. Тяга была слишком сильна даже для лучшей стали.
Она только коротко кивнула:
— И тогда, три дня тому назад, родилась ваша новая идея. Вы сейчас же позвонили по телефону господину Стивсену, аллюминиевому князьку…
— Это невероятно! — он недоверчиво смотрел на нее. — Вы и это знаете?
— Пожалуйста, продолжайте.
Он хотел задать ей еще вопрос, но она сделала отрицательный жест рукой. Прошли секунды, пока он снова заговорил.
— Идея родилась совершенно неожиданно, точно в мозгу вспыхнула молния. Мне нужно было только выбрать вместо стали металл, обладающий крепостью стали при среднем удельном весе менее 4 или который выдерживал бы половину силы тяги при специфическом весе 2. Тогда нижние звенья могли бы быть массивны, средние — с очень толстыми стенками, и цепь не была бы слишком тяжела, так как большая вытесняемость воды более легким и большим в объеме металлом уравновешивала бы его тяжесть.
— И эта мысль явилась у вас в «Бостон-Кафе», за газетой. Ваш взгляд случайно упал на короткую заметку, где говорилось, что Стивсену удалось изобрести новый металл, названный альминалом…
Он смотрел на нее, широко открыв глаза. Она только улыбнулась.
— Вы удивляетесь, что я это знаю. Это все так просто! Я уж лучше выдам вам свою тайну, а то вы еще примете меня за привидение. Мосье Барбух случайно сидел за вашей спиной в «Бостон-Кафе». Вы были погружены в свои мысли и делали карандашом вычисления. Вас все знают, хотя бы по газетам. Ваше поведение должно было возбудить любопытство. Вы взяли газету, прочитали заметку и порывисто наклонились. При этом вы уронили стакан. Немного абсенту разлилось по столу. Вы и не заметили, как попали в абсент пальцем и положили его потом на заметку. Потом вы быстро ушли. Мосье взял вашу газету, увидел пятно и сразу понял, что вас волновало. На следующий же день я спросила Стивсена по радиофону. Он наш друг и сказал мне, что мои соображения совершенно правильны. Оказалось, что вы накануне телефонировали ему и долго расспрашивали его про альминал…
Он громко расхохотался.
— Вы сняли тяжесть с моей души. Мне уже становилось не по себе от вашей осведомленности.
— Что же альминал? — снова вернулась она к теме разговора.
— Альминал оказался именно тем, чего я искал. Стивсену удалось новым способом электрической ионизации закалить аллюминий. Аллюминий сплавили только с углеродом…
— И его сопротивляемость?
— Равна ¾ сопротивляемости стали. Его удельный вес едва 2,4.
Ее глаза засверкали.
— Вы делаете цепь из альминала?
— Цепь и самую лодку. При том же самом весе я могу дать стенам моего шара втрое большую крепость. Они вынесут теперь 2.000 атмосфер.
Радостное волнение заставило женщину подняться со стула.
Глаза ее засверкали, она вся покраснела от радостного волнения и протянула ему руку.
— Ну, мосье Лебрен! Я покупаю ваше изобретение за 100 миллионов.
_____
XVII.
На борту «Линкольна», большого американского парохода линии Сидней — Франциско, произошло сенсационное событие. Мистер Сенбим, ловкий репортер «Нью-Иорк Экспресса», проведал, кто этот одинокий пассажир, сидящий впереди на палубе и молча глядящий на море.
Сделав свое открытие, он прежде всего побежал к телеграфисту. Он торопливо продиктовал двадцать строк, и телеграф заработал. Потом он взял кодак и побежал на переднюю часть палубы. Не успел пассажир опомниться, как в распоряжении Сенбима уже было три снимка. Потом он, точно шарик, покатился по кораблю. 13 минут спустя, пассажиры заволновались. Палуба сразу закишела людьми.
Целый полк кодаков окружил сидевшего в кресле пассажира. Он заметил это слишком поздно, но спокойно остался сидеть, насмешливо улыбаясь. Любопытные, восхищенные, благодарные люди окружили его. Сначала подошли отдельные смельчаки, потом другие много…
Целый полк кодаков окружил сидевшего в кресле Нагеля… Молодая американка протягивала ему руки…
— Оа, мистер Нагель! Удивительно! Это вы!..
Из толпы выскочила молодая американка, протягивая ему руки. Доктор Нагель встал. В то же мгновение десятки людей протянули ему руки. Он любезно пожал их, мечтая бежать от этой толпы, но белокурая мисс уже держала его руки.
— Оа, мистер Нагель, вы не знаете меня… оа! Мод Систертаун, Бостон… Вы знаете? Нет? оа? А я ездила за вами от Берлина до Нью-Иорка, из Нью-Иорка в Токио, из Токио… оа! Ну, теперь я вас поймала!.. Вы должны мне позировать, да? А мистер Верндт, где он у вас? В каюте? Я напишу сегодня с вас обоих портреты. Я сделаю вас обоих знаменитыми, очень… неслыханно знаменитыми. Все стали знамениты, с кого я писала портреты. У меня штрих, такой штрих, который никто не может у меня перенять.
Нагель вдруг сообразил, кто была эта женщина. Он видел ее картины на выставке новых направлений. Портреты ее были написаны кричащими красками, были каким-то хаосом линий и диких фигур. Тот раз публика издевалась над ее картинами. Мод Систертаун… да, теперь он вспомнил.
— Господин Нагель! — протискался вперед Сенбим. — Вы едете в Сидней?
Он держал наготове карандаш. Мод Систертаун злобно оттолкнула его.
— Оа! Вы будете мне позировать!.. Скажите «да». Вы обещаете?
На Нагеля сыпались вопросы и приветствия. Он, смеясь, отвечал на пяти языках. Американка не выпускала его.
— Где вы будете позировать? Когда я могу начать?
— Через два часа, пожалуйста, если я еще буду здесь.
— Как же вас не будет? Мы приезжаем в Гаваи только через четыре часа.
— Где мистер Верндт, сэр? В своей каюте?
— Он не на пароходе. Я здесь совсем один.
— Оа, я увижу. Через два часа… непременно.
Джон Сенбим снова выполз из толпы. Маленький человек вертелся вокруг Нагеля.
— Вы едете в Сидней?
Тот засмеялся.
— Меня везут, господин Сенбим. Пароход, ведь, идет в Сидней.
— Ну да, Сидней, — усердно занес в свою записную книжку репортер, сочувственно улыбаясь. — Вы избрали пароход по серьезным причинам?
— Да, сэр. Чтобы не потонуть. Иначе мне пришлось бы отправиться на Гаваи пешком.
Нагель отвечал спокойно, с самым серьезным лицом. Он знал, что это было единственное спасение в борьбе с репортерами. Пассажиры не отставали от него ни на шаг, и американцы приходили в восторг от его ответов. Не выдать себя интервьюерам считалось в этой стране любопытства особым спортом. Но Сенбим не терял мужества.
— У вас там серьезное дело?
— Конечно, сэр.
— Оа! Могу я узнать, какое это дело?
— Умеете вы молчать? Это тайна.
Репортер навострил уши.
— Оа, сэр, я могу молчать.
— Я тоже, уважаемый.
Тот по смеху пассажиров понял свой промах. Но это не смутило его.
— Вы едете один, сэр?
— Нет, в вашем обществе.
— Где теперь мистер Верндт?
— С мистрис Нагель.
— А где мистрис Нагель?
— С доктором Верндтом.
— Где можно найти мистера Верндта и мистрис Нагель?
Нагель взглянул на часы.
— По всему вероятию, на расстоянии 1.500 метров под знаком Рака.
Сенбим лукаво улыбнулся и торопливо набросал несколько строк.
— Вы были тогда в Индии в большой опасности, сэр. Вы благополучно пережили это? Как ваше здоровье?
— Великолепно. Только продолжительные вопросы меня иногда утомляют.
— А что случилось с этими преступниками?
— Профессор Кахин сидит, итальянец лежит, 178 соучастников стоят.
— Благодарю вас! — кивнул головой маленький репортер. — Конечно, я понимаю, профессор Кахин сидит в тюрьме, итальянец лежит в могиле, а 178 соучастников состоят под судом.
Сочувствующий смех окружающих ободрил репортера. Он довольно улыбнулся.
— А Повелительницу индусов притянули?
— Конечно!
— Ах! — удивленно воскликнул репортер и облизнул карандаш.
— Кто же?
— Притягательная сила. Она осталась на земле.
Он понял ловушку.
— Так она бежала? Ее преследуют?
— Да.
— Кто?
— Мистер Сенбим своим любопытством…
Толпа пассажиров отхлынула назад. Подали чай. Доктор Нагель встретил знакомых и, облокотившись о перила, вел оживленную беседу. Среди канатов возле него вынырнула голова репортера. Глазки Сенбима весело поблескивали.
— Какого вы мнения о странной подводной лодке, которую заметили на прошлой неделе на мысе Горн?
Нагель громко рассмеялся. Выражение лукавых глаз было так забавно. — Вы смеетесь? Вы не верите? Ну? Газеты, ведь, постоянно пишут об этом. Стройная, гигантская лодка золотого цвета. Совершенно не похожая на другие лодки. В первый раз увидал ее рыбак. Лодка плыла на воде. Но когда он подъехал к ней, она исчезла со скоростью 50 морских миль. Он клянется, что это правда. Потом ее видели возле Оклэнда. Она вынырнула из воды недалеко от транспорта и, несколько секунд спустя, снова исчезла. К северозападу от Токио ее совершенно ясно видел летчик. Она шла глубоко под водой и была ярко освещена.
Нагель кивнул головой.
— Я вижу, что вы осведомлены, мой дорогой. Я тоже читал все это в газете.
Он взглянул на часы.
— Господин Сенбим, так вы жили в Вальпарайзо?
— Ну, да, сэр. Еще год тому назад.
— Вы были там репортером «Аутлук?».
— Вы знаете, господин Нагель? Я очень польщен.
— Я сам прожил там несколько месяцев. Тогда говорили о каком-то Джоне Генри Сенбиме. Он спас из огня ребенка. На двадцатом этаже. Безумно-смелый поступок! Я знал родителей ребенка…
Репортер кивнул головой и вылез из канатов.
— О, да, сэр. Было довольно жарко. Я помешан на детях. Это был такой блондинчик…
— У вас у самого есть дети?
— Двенадцать! — просиял Сенбим.
Репортер Сенбим.
— Что вы получите от вашей газеты, если дадите известие об этой подводной лодке?
Он взволнованно ухватился за дорожную куртку Нагеля.
— Вы знаете что-нибудь о золотой подводной лодке?
— Сначала отвечайте мне. Что вы заработаете за известие, которое будет истинной правдой?
— Целое состояние. Один, два, три миллиона!..
— Вы получите от меня это известие через 15 минут.
— Через 15 минут? Вы не шутите опять? Сэр, я не Крез… Это было бы счастьем. Только не шутите надо мной! Накормить двенадцать детей… моей работой… что с подводной лодкой?
— Через 15 минут! — успокаивал Нагель пляшущего на месте человека. — Вы будете довольны моим известием. Терпение! Оставайтесь возле меня.
Пассажиры снова собрались и стояли группами. Взгляды все время обращались на Нагеля, бывшего темой всех разговоров. Молодой друг Вальтера Верндта тоже стал знаменитостью, которой все увлекались. Рассказывали тысячи анекдотов о его поступках, поговорках и шутках. Последние события окружали его дымкой таинственности. На этом пароходе не было человека, который не гордился бы личным знакомством с Нагелем. Нагель добродушно относился к этому благоговению перед его особой. Он чувствовал себя представителем учителя и на каждый вопрос находил любезный ответ. Он не уставал подписывать свое имя на бесчисленных карточках и очаровывал всех своей жизнерадостной молодостью.
Понемногу толпа стала редеть. Пассажиры стояли, прислонившись к перилам. Говорили о городе Верндта. Океан точно заснул. Южный ветерок едва рябил синезеленую пучину. Вода была прозрачна как зеркало на глубине нескольких метров.
Наверху, на капитанском мостике, вдруг началось движение. Рядом с капитаном стоял второй офицер и указывал рукой на сверкающие волны. С вахты подали короткие сигналы. Молодой помощник капитана торопливо бросился вперед. Пассажиры стали тесниться у перил. Бинокли были направлены к северу и некоторые уверяли, что видят то, что вызвало это волнение.
— Акулы! — сказал американец.
— Дельфины!
— Обломки корабля! Ясно видны мачты!
Восклицания чередовались, взволнованные и торопливые.
Вдруг, совсем близко в море, блеснула золотая полоса и стала быстро приближаться.
— Перископ! — крикнул Сенбим, стоявший с биноклем.
— Подводная лодка… подводная лодка — узнали теперь многие. Все бросились вперед, чтобы лучше видеть.
Только Нагель спокойно остался на своем месте. Он смотрел блестящими глазами на золотую полосу, стремительно приближавшуюся к кораблю. Она поднялась над водой. Теперь ясно были видны ее очертания. Башня открылась. Наверх поднялся человек. Он наклонился и ловко помог выйти даме.
— Золотая подводная лодка! — вдруг закричал Сенбим. Эта весть разнеслась, точно пожирающий огонь. Все головы были заняты золотой подводной лодкой. Снова ожили газетные известия и сказочные росказни прошедших недель. Золотая подводная лодка! Все точно съума сошли. Точно удар сотряс весь пароход. Большая сирена резко свистела. Машины дали задний ход. Едва ли два километра разделяли лодку и пароход. Она летела стрелой, точно подводная мина. Стройная, сверкающая, точно в золотом панцыре. Быстрота ее движения поражала. Пассажиры обменивались удивленными вопросами. Никто не находил объяснения. Смотрели вниз, открыв рот.
Дама на подводной лодке подняла кверху руку.
— Она делает знак… — закричали со всех сторон.
Затрепетали флажки, давая сигнал. Доктор Нагель заволновался в первый раз. Он понял сигналы: Стоп! опасность кораблекрушения.
Капитан оперся на перила и дал вниз команду. «Линкольн» почти неподвижно стоял на волнах. Теперь он медленно повернулся, в воду шлепнулся канат. Золотая лодка подплыла к самому борту. Пассажиры шумно и торопливо бросились на другую сторону парохода.
Нагель тоже поспешно пробрался вперед.
— Идемте, Сенбим — крикнул он. Но он напрасно искал репортера. Тот исчез в толпе.
Необыкновенная подводная лодка была теперь на виду у всех. Она была похожа на гигантскую рыбу. На переднем конце ее сверкал глаз, — зеркальное стекло. А вокруг этого глаза группировались фантастические и угрожающие щупальцы, и когти, и насосы с колоколами. По обе стороны лодки можно было видеть рули, похожие на плавники. Посредине лодки возвышалась изящная башня высотою в два метра. На хвосте был также сверкающий глаз и под ним кружилось несколько винтов.
По нижней лестнице «Линкольна» поднимался человек. Офицеры с поклонами провели его наверх. Это очевидно, был хозяин подводной лодки. Капитан бросился по лестнице. Пассажиры теснились вслед за ним.
Человек с подводной лодки уже ждал перед курительной комнатой. Офицер поднес руку к фуражке, все стояли в почтительных позах.
Сверху прибежал Нагель. Незнакомый гость сердечно пожал ему руку, и они вместе подошли к капитану. Теперь всем было видно загорелое, энергичное лицо незнакомца. Белоснежные волосы спускались на его лоб.
— Верндт! — послышались громкие восклицания.
— Верндт! Верндт! Верндт! — раздалось со всех сторон. Все теснились вперед, на лестницах и в корридорах была давка.
— Оа! Мистер Верндт! — это был отчаянный крик. Мисс Систертаун свесилась над перилами, беспомощно болтая ногами и руками. Но никто не изъявлял желания пропустить ее вперед.
Капитан стоял перед гостем, точно медведь, и крепко жал ему руки.
— Привет, сэр! — Это праздник для моего «Линкольна».
Он онемел от радости. Верндт крепко пожал руку суровому моряку.
— Я к вам всего на несколько секунд, чтобы забрать моего молодого друга. И, кроме того, чтобы сделать вам сообщение. Мы повстречались в море с кораблем, потерпевшим крушение. В восьми милях к северо-западу. Пришлите, пожалуйста, с Гаваи помощь. Он плывет по волнам… вот тут, не хотите ли взглянуть? — Он указал точку на своей цветной карте. 200 здоровых и 14 раненых людей. Опасность незначительная, провианту достаточно.
Капитан поблагодарил и сейчас же отдал приказание.
— Если бы там только не поднялся такой чертовский циклон, как позавчера днем. Этот чертов метеор плюется теперь по всему морю.
Верндт добродушно засмеялся.
— Нет, циклона, наверно, не будет. На этот раз метеор совершенно неповинен.
Он знал людское суеверие. Метеор давно стал объяснением всякого происшествия, которое казалось загадочным. Он был виною дождя, бури, неурожая, холода и жары, пожаров и землетрясений. Метеор казался всем злым духом, существующим для того, чтобы мучить весь мир.
— Ну! ну! — произнес ворчливо и не совсем доверчиво капитан. Уважение перед Верндтом не позволяло ему спорить. Верндт должен был все знать. Только он и никто больше.
— Трижды ура — мистеру Верндту! — раздалось вдруг сверху. Напряжение толпы разразилось криком. Три бурных «ура!» нарушили тишину.
Верндт благодарил поднятием правой руки. Пассажиров едва сдерживали, хотя матросы и протянули две цепи.
— Все теперь ясно?
Капитан кивнул головой.
— Отлично! Благодарю вас!
Верндт спокойно обернулся к Нагелю. Потом эластичными шагами спустился по лестнице.
— Трижды ура — доктору Верндту! — снова раздалось сверху. Но он уже исчез в нижнем помещении парохода. Как раз во-время. Цепи не выдержали под напором толпы. Человеческий поток помчался по лестнице. Но они опоздали. Золотая подводная лодка уже отчаливала от парохода.
С тысячи уст сорвался крик удивления… Море заколыхалось, образовался водоворот… Золото блеснуло, лодка исчезла…
_____
XVIII.
Нагель облегченно вздохнул, когда лодка опустилась, как камень, в пучину. Он любовно привлек к себе молодую жену.
— Вот я и опять с вами. Эти люди там, наверху, в конец замучили бы меня своим любопытством. Еще час и Мод Систертаун писала бы с меня, безоружного, портрет. Это при жизни-то! Внуки видели бы меня во сне по этому портрету.
— Господи! — рассмеялась Мабель. Она знала картины этой художницы. Нагель нахмурился.
— Мне только жаль Сенбима… Смелый парень! С удовольствием дал бы ему материал о нашей лодке. Но его нигде не было видно.
— Сенбим? Кто это?
Из соседнего помещения послышалась громкая брань.
— Карамбо!.. brigante, голубчик, я сделаю из тебя фрикассе…!
Стальная дверь распахнулась. В ней показалось красное от злости лицо Эбро. Он держал за ворот барахтающегося, громко кричащего человека.
— Входи, входи, бездельник! Я научу тебя шпионить…
Нагель удивленно взглянул на Эбро.
— Кто это? — спросил Верндт, входивший в эту минуту из переднего помещения лодки.
В вопросе его было недовольство и угроза.
Нагель удивленно покачал головой.
— Господин Сенбим? Тут? Как же вы, несчастный, попали в лодку?
Маленький человек барахтался в цепких руках Эбро.
— Через дверь башни. Я уже давно искал золотую лодку… и вот она появилась… я поскорей и залез…
— Стойте! Мабель, что же это такое? Ты же была наверху, на башне. Как мог этот человек незаметно пробраться вниз?
— Мне неприятно было любопытство людей. Я спустилась в лодку и ждала вас там.
— Совершенно верно, — весело подтвердил Сенбим. — Я это увидел и сейчас же спустился вслед, сэр. Потом я спрятался за кресло.
— Что вам тут нужно? — резко и мрачно спросил Верндт. — Отпустите его, Эбро. Этому молодцу некуда убежать под водой.
Репортер потер свою покрасневшую шею.
— Ну, и рука у этого человека! Одни кости!
— Отвечайте же!
— Скелет! — еще раз выругался Сенбим в сторону Эбро. — Я только хотел осмотреть лодку. Это мое призвание. Мистер Нагель обещал мне…
— Одну минутку! — пришел ему на помощь Нагель. Он рассказал все в коротких словах, и лицо Верндта посветлело. При рассказе о геройском поступке Сенбима Верндт посмотрел на репортера своим острым, проницательным взглядом. Он улыбнулся доброй улыбкой.
— Гм, — произнес он, наконец. — Так вы такой храбрый человек? Знаете ли вы, что мы сейчас находимся на глубине 3000 метров? На такую глубину не спускалась еще ни одна подводная лодка.
— Благодарю вас, — Сенбим быстро вытащил карандаш. — 3000… это интересно.
Верндт лукаво улыбнулся.
— Но может случиться, что наша лодка погибнет на такой глубине. Тут не разгуливают без риска…
Маленький человек облизнул карандаш и ухмыльнулся.
— Опасность? Да? Вы сами построили эту лодку, правда?
— Да.
— Этого с меня довольно. — Он усердно писал. — За Вальтера Верндта я всегда спокоен.
Верндт принудил себя нахмурить брови.
— Моя лодка не игрушка, уважаемый. До сих пор она была тайной для всех людей. Я могу пожелать сделать на веки немыми людей, вторгшихся ко мне, и не выпустить их на свет живыми.
Репортер все еще потирал себе шею. Он весело ухмылялся.
— Так, две недели спустя, я стал бы сенсацией. Моим двенадцати деточкам не было бы больше никаких забот! Их отец убит самим Вальтером Верндтом! Аттракцион! Нет, сэр, Сенбим не так глуп. Опасности тут нет никакой. Если вы… вынырнете и высадите меня… ну, тогда я расскажу все свое приключение и сделаюсь миллионером. Если же вы меня убьете, я стану сенсацией и жертвой печати.
— А если я оставлю вас у себя в плену и потащу с собой во все свои путешествия? И в водоворот метеора?
— Тогда исполнится мое страстное желание!..
— Господин Сенбим, я должен был бы сердиться…
— Не надо! — взмолился человек, забавно мигая глазами. — Ведь, вы тоже — не просили у нигилия позволения преследовать его по пятам, господин Верндт. Вы только делаете это химическим способом, а я — карандашом. Это наше призвание, сэр!
Верндт подал ему руку, смеясь от души.
— Так постараемся же оба возможно лучше работать. Доктор Нагель рассказал мне про Вальпарайсо. Он обещал дать вам сведения. Через несколько часов мы поднимемся наверх и высадим вас на сушу. Я вам дам тогда поручение…
Тот услужливо и благодарно кивнул головой.
— Я кончил свои пробные поездки и хотел бы познакомить теперь человечество с моим изобретением. Исполните ли вы за меня эту работу, г-н Сенбим? Надо приблизительно описать новую систему лодки, решение некоторых технических вопросов. Я бы вам сам все объяснил, если нужно продиктовал бы…
Сенбим стоял, широко открыв рот, глазки его блестели от волнения. Потом две слезинки скатились по его щекам.
— Отрубите мне, пожалуйста, руку, уважаемый учитель… иначе сон будет продолжаться, — попросил он почти грустным голосом. — Это же не может быть правдой!..
Верндт ласково кивнул ему.
— Но это правда. Идемте, голубчик, мне нужно вам многое показать
— Не сердитесь на меня, уважаемый учитель, — просил Сенбим, сходя с Верндтом в общую каюту лодки. — Я так одурел от этого осмотра, что у меня в голове точно мельница вертится. За один этот час я увидел столько великого, поразительного, нового… я боюсь, что случится несчастье, если я теперь же стану все описывать. Разрешите мне еще порасспросить вас?
Верндт сел в кресло.
— Пожалуйста, спрашивайте.
— Как вы сделали, чтобы вашу лодку, не раздавило? Все клялись, что давление слишком сильно на такой глубине.
— Это ошибка, как и другие. Ошибки часто задерживают развитие мысли. Полое тело только тогда может быть раздавлено внешним давлением, если это давление больше, чем сила сопротивляемости тела плюс внутреннее давление. Если внешнему давлению противопоставить каким-нибудь образом соответствующее внутреннее давление, то и при совершенно слабых стенках это полое тело не будет раздавлено. Если я, например, опущу в воду стальную бутылку, в которой сконцентрировал 100 атмосфер воздуха, и если я ее опущу на 1.000 метров глубины, то снаружи и извне на бутылку будут давить 100 атмосфер. И давление на стенку бутылки равнялось бы нулю.
Сенбим внимательно записывал.
— Позвольте, — сказал он, — это звучит очень просто и в этом нет ничего нового. Но, ведь, старый принцип еще не может создать такой лодки. Если я наполню какое-нибудь полое тело сжатым газом высокого давления, то куда же денутся люди? Они же не смогут жить в таком помещении.
— Правильный вопрос, — кивнул Верндт. — Вот в том-то и было дело. Надо было устроить остов лодки, в котором внутреннее давление было бы нормальным, но стены построить по принципу полого тела, наполненного газом так, чтобы выдержать 1.000 атмосфер.
— И это было разрешимо?
— Вы сами видите решение. Мои вычисления открыли мне, что полые круглые трубы совершенно особенно противодействуют внешнему давлению. Давление действует только на их окружность, но не на центр, как вода давила бы на круглую трубу, если бы ее бросить в воду. Остов моего «Кракона» сделан из одних рядом лежащих круглых труб, плотно прилегающих одна к другой, при 24 сантиметрах внутреннего пространства пустоты и 3 сантиметрах толщины стенок.
— Минутку, пожалуйста, — попросил Сенбим, — вы избрали в качестве материала еще неизвестную до сих пор массу?
— Совершенно верно, аргаурон.
— Этот новый металл и способствовал разрешению вашей задачи?
— Нисколько. Моя первая модель была из обыкновенной стали. Весь проект был основан на давно известных материалах. Мою лодку можно было с таким же успехом выстроить и в 1900 году. Она бы и тогда выдержала давление воды.
— А зачем же вам был аргаурон?
— Ради метеора. «Кракону» предстоит не только опуститься на 10.000 метров. Он еще должен бороться со всасывающим действием вампиров-корпускул нигилия II. Аргаурон и даст эту возможность борьбы. Это — новое соединение золота, аргона и геокорония.
— Это просто сказочно, учитель! Отсюда этот золотой цвет?
— Этим металлом были позолочены все части, приходившие в какое-нибудь соприкосновение с водой. Кроме того, я отполировал всю внешнюю поверхность лодки, чтобы она лучше переносила всякое химическое воздействие.
— Круглые трубы тоже из аргаурона?
— Нет, из альминаля. Из закаленного аллюминия мировой фирмы Стивсена.
— Сколько вы поставили труб?
— Всего 200. В средней части больших труб двенадцать. К ним примыкают остальные трубы, становясь все меньше и меньше, давая таким образом лодке силуэт рыбы. Длина лодки снаружи 67,5 метра, наибольший диаметр 12 метров, объем 37,5 метра.
— Внешняя оболочка плотно прилегает к трубам?
— Нет, она охватывает пластичными изгибами и киль, и башню, и руль. Кроме того, она скрывает между собой и мускулами — трубами «Кракона» — щупальцы и клешни, краны и насосы. Обе последние трубы у головы и хвоста образуют отверстие на метр вглубь.
— Эти отверстия, наверно, закрыты стальной полосой или полым стальным шаром?
— Нет, там мои стекляные окна.
Сенбим насторожился.
— Вы уже говорили мне раз об этом. Но я думал, что ослышался. Стекляные окна? Невероятно! Но, ведь, стекло не может вынести давления больше 200 атмосфер.
— Этого и достаточно.
— Это для меня загадка. Мы, ведь, уже сейчас на глубине 3000 метров. Стекляные окна уже выдерживают давление 300 атмосфер.
— Все это совершенно верно. Но вспомните мой принцип о давлении и противодействии. Тут вы видите его на практике. На обоих концах моей лодки по круглому окну. Кроме того, есть еще четыре окошечка для прожекторов. Они так устроены перископически, что освещают пространство вокруг лодки. Я всегда знаю, таким образом, что вокруг меня происходит. Всего еще 16 форточек, 8 для кают, 8 для кают-салона.
— Почему не иллюминаторы?
— Только форточки можно было безопасно проделать между трубами. Они 12 сантиметров шириною и 80 высотою.
— Это мне понятно. Не понимаю только, как это происходит с давлением. Вы изобрели новое стекло?
— Я и не думал об этом. Это обыкновенное стекло.
— Но как же это возможно?
— Это заключительная точка моей идеи о подводной лодке. Мои окна состоят из нескольких стекол, с пространствами между ними для давления газа.
Маленький человек растерянно смотрел на него. Верндт спокойно продолжал.
— Каждое окно состоит из 8 толстых стекол, выгнутых в сторону давления. Чтобы они не действовали, как чечевицы, радиус их выгиба равный с обеих сторон. Каждое стекло достаточно крепко, чтобы выдержать 200 атмосфер.
— Так при 300 они лопаются?
— И не думают! Между этими стеклами есть, ведь, пустые пространства. И между каждой парой этих изогнутых стекол я накачиваю воздух или газ.
Сенбим в отчаянии закусил карандаш.
— Не понимаю! Это слишком ученые вещи, сэр.
Верндт терпеливо улыбнулся.
— Спокойствие, тогда все пойдет хорошо. Когда я теперь опускаюсь в глубину, мне только нужно все давление воды распределить на семь пространств между стеклами, увеличивая каждый раз это давление.
Семь раз 200 равняется 1400 атмосферам, что позволяет глубину в 14.000 метров… Таким образом, мне нужно накачать между первым и вторым стеклом 200 атмосфер, между вторым и третьим — 400…
— Но тогда стекла лопнут…
— Это ошибочное представление, мой милый! Второе стекло будет испытывать только давление 200 атмосфер. 200 атмосфер между первым и вторым стеклом уравновешиваются 200 атмосферами из 400 атмосфер между вторым и третьим стеклом.
Сенбим взмахнул карандашом.
— Этакий я осел! Школьник поймет это! Значит, вы накачаете между третьим и четвертым стеклом 600 атмосфер и так далее, все увеличивая на 200, пока в последнем помещении давление воздуха не дойдет до 1400, что достаточно, чтобы выдержать внешнее давление воды.
— Совершенно правильно. Таким образом на каждое окно давит не больше 200 атмосфер. Но последнего положения никогда не может быть, потому что глубины больше 10.000 вообще нет.
Репортер смотрел на Верндта сияющими глазами.
— Все это так просто, так понятно даже для детей. Поразительно, как это не изобрели все другие!
— Яйцо Колумба. Сам мистер Сенбим и тот находил, над чем задуматься.
Репортер медленно потер себе лоб.
— Как мог дойти до этого человеческий мозг? Эта лодка кажется мне живой рыбой с бьющимся сердцем и с дыханием.
— У нее, действительно, есть сердце и сердцебиение. В то мгновение, когда манометр, находящийся снаружи лодки, покажет давление в 5 атмосфер, то есть на глубине 50 метров, в машинном помещении автоматически опускается рычаг. Освобожденная им масса взрывчатого вещества переходит в помещение для взрывчатых веществ. Туда попадает искра и происходит взрыв заранее определенной силы. Силой этого взрыва открывается вентилятор в котле и поршень, служащий для урегулирования движения, отталкивается до крайней точки. В то время, как он возвращается, газ вытекает в большой котел. Все это происходит почти мгновенно. Из главного котла газ сейчас же проникает через два вентилятора в 20 котлов и очень быстро, но уже равномерно, идет через трубки в круглые трубы. Если лодка опускается на большую глубину, то при каждых 50 метрах повторяется то же самое. Я опускаюсь глубже, а сердце моего «Кракона» пульсирует ровно и безостановочно, равномерными взрывами, без всякого участия с моей стороны. Если же я стану подниматься кверху, то вентиляторы позаботятся об уменьшении внутреннего давления. Теперь, милый господин Сенбим, картина вам ясна. Вы уже видели устройство всех помещений. Я напоминаю вам в коротких словах: спереди — помещение для штурмана, длиною в 9 метров, с медной дверью, закрывающейся герметически. За ним — корридор. Когда все двери лодки открыты, то можно видеть ее от головы до хвоста. Но штурман видит все через систему труб с призмами, и башенные перископы. То, что он не видит таким способом, появляется на матовом стекле перед его сиденьем. В штурманском помещении находятся все главнейшие аппараты и рычаги для управления лодкой, регуляторы биения сердца «Кракона», рефлекторы с обыкновенным и ультрафиолетовым светом, все регистрационные аппараты, как счетчик, манометр, целая система указателей давления в помещении для взрывчатых веществ, в котлах и в трубах, и давления, производимого на вентиляторы, рычаги для щупальц и клещей, киноаппараты и таблицы для вычислений. И все так устроено, что один человек может всем управлять. При очень быстром движении я могу переносить в башню центр управления лодкой. При малом движении я сажусь в салон. Указатели там наверху дают мне все сведения. А тут у стола имеется еще рычаг, чтобы в случае опасности остановить все машины разом.
Сенбим так и привскочил.
— Машины! Мы два часа говорим про лодку, и я еще ничего не знаю про машины!
Верндт улыбнулся.
— Я выбрал четыре электрические машины, но они могут развивать свою мощность в 80.000 лошадиных сил и при анитрине. Обыкновенно эти машины снабжаются беспроволочным способом электрической энергией, получаемой с мощной станции в Нагасаки. На случай перерыва радиодинамической связи с внешним миром запасены моторы для анитрина. Я запасся им на шесть месяцев.
— А где помещаются машины?
— Под жилыми помещениями, за салоном и под кухней. Помещение для взрывчатых веществ находится под полом крайней каюты, позади. Теперь вы знаете все. Больше технических подробностей вам нечего сообщать, не то читатели начнут зевать.
— А если дать очень мало, то критика сейчас же начнет браниться, что техническую часть сокращают, что пишущему не хватает знаний. Ведь это же коллеги нас критикуют! Так лучше уж напишу больше, чем меньше. Кому скучно, тот может не читать.
Верндт рассмеялся.
— У вас голова на настоящем месте, уважаемый господин Сенбим. Но пока мы говорили, мы уже успели подняться на поверхность. Башня открыта. Там снова сияет солнце. Мир ждет вас и ваших сообщений.
_____
XIX.
Мадам Барбух взволнованно ходила по комнате. Ее большие глаза сверкали от злобы и ненависти. Лебрен был поражен. Лицо мадам Барбух было искажено до неузнаваемости.
— Верндт! Верндт! Вечно этот Верндт! — шептала она, задыхаясь. — Я уже чувствовала, что этот человек не дремлет. Он в связи с самим чортом! Вы читали сообщение «Нью-Иорк Экспресс», мосье, научные объяснения проекта? Конструкция гениальна, это откровение. Что значим мы с вашим проектом в сравнении с ней!
— Мадам! — возмутился он. Она и не слушала его.
— Его лодка в форме рыбы, она не опускается на цепи, у нее много окон, собственная двигательная сила, у нее… чорт возьми! Что мы станем теперь делать с этим несчастным шаром?
Лебрен весь вспыхнул.
— Мадам, не я вам предлагал свой проект. Вы сами пожелали приобрести его.
— Потому что это был единственный, к которому можно было серьезно отнестись.
Она преодолела злобу и посмотрела планы.
— Сколько вам еще нужно времени, чтобы закончить постройку лодки?
— Две недели.
— Через две недели этот дьявол тоже опустится к метеору. Эта лодка… это изобретение… почему оно не принадлежит нам!
Лебрен соображал.
— Теперь, когда известна идея его изобретения, мы могли бы выстроить такую лодку. Я взял бы его систему, и мы боролась бы с ним его же оружием.
Она окинула его сверкающим взглядом.
— А время постройки? А наш выигрыш?
— Четыре недели придется работать и днем, и ночью.
— Четыре недели, четыре недели! А он отправится за добычей через две недели! На что нам его подводная лодка, когда все опустеет!
Инженер склонился над чертежами. Потом он поднял голову.
— Еще одно было бы возможно. Мы можем взять остов моей шарообразной лодки, вставить в него мои машины для подводных лодок и взять окна Верндта. Тогда соединились бы в одно оба изобретения.
— Время постройки? — снова спросила она.
— Я удвоил бы число рабочих, я заставил бы каждую смену работать по три часа. Можно было бы премиями подгонять людей, выкачивать их силы. Мы могли бы справиться тогда через две недели.
— Две недели? Что это значит? Он выезжает из Токио. Мы строим в Сиднее. Мы должны выиграть еще три дня, чтобы спуститься на дно одновременно с этим дьяволом.
— Не знаю, мадам… но я попробую. Мне это кажется почти невозможным.
Она топнула ногой.
— Это должно стать возможным! Я заплачу вам еще 100 миллионов, если вы добьетесь. 15 февраля мы должны спуститься в море.
Она отчеканила:
— Тридцатого в полночь отправка из Сиднея. 15 февраля путешествие на дно!
_____
XX.
Гавань Иокогамы превратилась в какой-то праздничный стан. Колоссальные трибуны тянулись по берегу на целые километры. Сам город утопал во флагах. Со всех домов, пароходов, башен, столбов и мачт развевались эти флаги. Скорые поезда привозили каждую минуту гостей из Токио. Бесчисленные автомобили мчались по всем направлениям. Воздух до жути был полон аэропланами. Быстрые, как молния, ласточки воздушной полиции разрезали темные тучи аэропланов. Площадки становились тесны для этого нашествия летательных аппаратов.
На всех устах был Верндт и его «Кракон». Болтали, спрашивали и давали радостные ответы. На бесчисленных языках, на немецком и японском, на английском и русском. Людской муравейник был необозрим. Уже в самом начале этого солнечного дня пришлось натянуть на трибунах цепи. Ни один человек не мог бы найти больше себе там места. Хоры музыкантов Японии и других стран разбрелись по городам и селам. Вся страна была полна радостных звуков. Отрывки национальных гимнов реяли над толпой.
«Кракон»! Это слово кричало со стен и с гигантских плакатов. Столбы, высотою с дом, указывали на море. Там стояло, охраняемое со всех сторон моторными лодками, — золотое чудо немецкого изобретателя. «Кракон»! Это было настоящее переселение народов. Миллионы и миллионы людей приехали из городов и трущоб.
15 февраля было всемирным праздником. Кто сам не явился паломником на место отправления, тот с трепетом сидел в то утро в кинематографе и видел, как в зеркале, на мерцающем полотне далекие события в Иокогаме. Гигантская фильма вертелась в кинематографах всего мира. Видели, как изобретался «Кракон», видели Верндта в его комнате, как он быстрым карандашом набрасывал на лист интегралы и формулы. Перед глазами перелистывались таблицы с вычислениями, логарифмы, нагромождающиеся и сразу точно ветром развеянные, числа. Видели как вырастал из небытия «Кракон». Остов, трубы, гигантские котлы. Следили за производством измерительных аппаратов, за отливкой стекла, постройкой машин. Из труб постепенно образовался остов, котлы взлетели на высоких, точно башня, кранах и опустились на свои места. Первый газ пробежал через трубы и заиграл вентилятором и поршнем. Пустое пространство внутри лодки превратилось на глазах в жилые помещения. Они, точно по мановению волшебника, наполнились мебелью, морскими картами и измерительными аппаратами. На полотне появился и привел зрителей в восторг целый музей морских инструментов. А потом появилась и сама золотая рыбка, сверкающая своей гладко отполированной золотой поверхностью. Она медленно поворачивалась, показывая винты и снова бока. Остов «Кракона» вырос, стал приближаться, круглое окно уставилось в толпу, окно «Кракона», о котором все говорили, окруженное страшными щупальцами и когтями. Чудище бездны, живой гигантский спрут жадно тянулся щупальцами к толпе. Холодное ощущение неизвестных опасностей закралось в сердца. Волнующееся море точно хотело поглотить это людское чудо. Вот чудовище сверкнуло. Картина стала бледнее, на полотне было яркое световое пятно… играли прожекторы… все закрыли глаза… и снова поражались рождавшимися картинами…
Море было залито лунным светом. Звезды сверкали на ночном небе. А внизу, в глубине мерцающих волн, бежала тень. Но вдруг тень выросла, точно в сказке, золотая оболочка «Кракона» засветилась каким-то внутренним светом, волны и лодка были объяты неземным блистанием…
И вдруг все оборвалось, точно во сне… Яркая звезда завертелась на полотне и рассыпалась бесшумными искрами. В ту же минуту из ликующих грудей вырвался один звук, один крик… В сверкающем круге появилась голова человека: белые, как лунь, кудри над высоким лбом, красивая, изогнутая линия носа, стальные глаза и добрая улыбка, проникавшая во все сердца…
— Верндт!!! — раздался ликующий крик истерического восторга.
— Верндт!!! — пробежало по всей земле, точно дрожь.
И в Иокогаме подхватили этот крик. Сверкающая точка загорелась над головами и превратилась в золотого воздушного гонца. Он круто спустился вниз и, будто играя, встал на берегу моря. Точно волна всколыхнула людские массы. Взгляды всех приковались к величественной кафедре, возвышавшейся надо всем окружавшим, как башня… И на верхней площадке появился человек. В виде приветствия на кораблях раздались выстрелы. Там, наверху, перед взглядами всего мира, стоял учитель, радостно приветствуемый спаситель земли, создатель «Кракона», победитель нигилия, величайший гений всех времен… он обратился с речью к человечеству, молча глядевшему на него, держа возле ушей радиофоны…
И все, здесь в Иокогаме и далеко в Европе узнали: их наставник, их кумир прощается с ними, отважно отправляясь со своим другом, чтобы разрешить последний вопрос. Он снова жертвовал человечеству своей жизнью в борьбе с демоном, перед которым все трепетали. Грустная нотка ворвалась во все это ликование. Была ли земля накануне освобождения? Переживала ли она сегодня день глубочайшего траура? Было ли это прощанием на недолгие часы? Не было ли это прощальным приветом приговоренного к смерти..?
Кафедра была пуста… Толпа стояла молча… Давно уже замолк голос там, наверху… И вдруг на кораблях раздался гром выстрелов, сотрясая землю, пронзительно загудели трубы…
Золотая лодка поднимала бренчащий якорь. Запенили воду винты. «Кракон» исчез в открытом море…
(Окончание в № 9 «Мира Приключений»).
_____
-
