Все, что выветрила память И, казалось, не вернет, Дом и двор, ночную заметь И стремительный восход, Все, от юности военной И до старости моей, Исчезает неизменно, Как в пустыне сытый змей. Не понять мне, что случилось, Расходилось все вокруг, Не похоже все на милость Или старости недуг. Все, что вспомнить и не грезил, Обнаружу где-нибудь, Двигаюсь почти на срезе, И не страшно мне ничуть. И ни боль, ни удивленье Я не чувствую ни в чем, Словно я на представленье — И тоскливо мне на нем. Может, что-то тронет душу, Но, как странно, гибнут дни, Прибавляя равнодушью Лесенку для западни. Да и жизнь совсем другая Эта — вовсе не моя, Все глядит в глаза, пугая, Чем, не понимаю я. Все прошел и горы смерти Повидал я на веку. Только голос милосердья Различить я не могу.

Птичек покормлю, Птичек покормлю. В храмовой сосне Вспомнят обо мне, Пусть они помолятся. За меня помолятся. Рано поутру В крошево сотру Хлебушек ржаной, — Пусть они помолятся, За меня помолятся, Встретятся со мной. Сяду глух и нем. Корму хватит всем. На окне моем Не убудет днем, Пусть они помолятся, За меня помолятся.

Раньше шло все как по маслу, Словно бы предрешено, А теперь слова погаснут, И в глазах темным-темно. Раньше больше было смысла И рискованность была, И качалось коромысло На плечах добра и зла. Освещенный день был ясен, Ночь беззвездная ясна, И ломился в окна ясень, Накаленный докрасна. Набиралось равновесье Из осколков дней и лет, И хранило поднебесье Каждый новый мой секрет. Ничего теперь такого Мне на старость не дано, И любое ныне слово От меня ограждено, Словно под замком тюремным, И не знаю, как спасти, Чтобы не сгубить подземным Начертанием пути, — Вынести, не ранить в смуте, Божий смысл не утерять, Легкости его и сути Дать дыханье, волю дать.

Что убудет, вновь прибудет, Не ленивица земля, Все меняются — и люди, Змеи, овцы, тополя. Нет бессмертья, даже камень В трещинах, себя разнес, Кто же держит нас веками, Нас, одну из многих звезд? Даль раскинулась над нами, Утром свет, а к ночи тьма Гладит вечными руками Наши хрупкие дома.

Что людям ни приснится! Мне снятся лагеря. Из проволоки граница И тусклость фонаря. Ко мне отец приходит, Ко мне приходит мать. Велят конвой и ходики Свидание кончать. Я требую начальника, Конвойному грожу И плачу от отчаянья, Что ни за что сижу. Но если повториться Жизнь хоть во сне вольна, Война должна мне сниться. Не снится мне война.

Поэт всегда пророк — И с первых дней творенья Строка его зарок Его Богослуженья. Для красного словца Найдутся и другие, Поэт слуга Творца, А не психиатрии. И не сведут с ума — Ни холод и ни голод, Ни тощая сума, Ни погребальный молот, — Он и такой — пророк, И вся его тревога За грех постыдных строк У Божьего порога.

Что-то легковесное, чужое Горным облаком обволокло, Слепо время сдвинулось земное, Рухнуло последнее число, Отзвенели все его минуты, И секунды быстрый путь прошли, И прорвался я из тяжкой смуты И по краю двинулся земли. Я не знал, как тяжко время весит, Тяжелее гор, земли ночной, И уносит грады все и веси, И тебя, и весь твой путь земной.