Вольтская Татьяна Анатольевна родилась в Ленинграде. Поэт, критик, эссеист, автор нескольких лирических сборников. Многие стихотворения переведены на европейские языки. Постоянно сотрудничает с радиостанцией «Свобода» и газетой «Русская мысль» (Париж). Живет в С.-Петербурге.

Парус

Замирает поселок, потухают цветы, и, внезапно состарясь, Опадают слова: Не листва — но попутного ветра лишившийся парус, Различимый едва В светлом море травы, и над лесом — застывшим цунами, Над ольховым кустом, И над линией высоковольтной, текущей над нами, Как река Флегетон. Белый парус обвис — он уже никуда не причалит: Ты не дуешь в него. Он скользит по теченью вдоль розовых скал иван-чая, Ничего, ничего Не желая — ни бриза, ни вихря, ни даже крушенья, — Не мигая, как взгляд, Устремленный в себя, тихо движется собственной тенью На закат.

* * *

Схолия 1

Смерть — это когда рядом Нет тебя, и, пропитанный тонким ядом, Воздух медлит у входа в легкие, и когда Не живу — доказываю: возможна Жизнь на Марсе, стуча и гремя нарочно, — Занята, мол, так занята! Жизнь состоит из смерти — почти что вся, А уж явится эта — косой тряся, Гремя костями, — пугать меня будет нечем: То-то невидаль — с пустотой, что мне, Уходя, оставляешь, наедине — Бесконечный вечер.

Схолия 2

Тень — это всего лишь немного света, Тобою вытесненного, но это Все, что мне отпущено, вопреки Полдню, льющему сверху пламя: Ты уходишь — и вот уже за холмами. Ты и тень — двойники. Ослепив меня светом неуловимым, Ты, как всегда спеша, пробегаешь мимо, Тень растет у тебя за спиной; Он-то любит меня — твой контур, лекало, очерк, Заливает нежностью, вечной ночью, Остается со мной.

* * *

Нет тебя со мной — об этом напоминает все, Даже лягушки, в лужи — сплошной Басё! — Прыгающие с размаху, И у виска вздрогнувший край листа, И обрывок дороги — все знает, что ночь пуста И бела, как бумага. И, как дождь, бессмысленна. Знаешь, что значит нет? — Это — когда в пространстве вырезан силуэт Твой, и его зиянье всегда со мною, Как Паскалева бездна, и день за днем Я в нее сползаю, держась с трудом За посуду — покуда мою, За мышиный хвостик буквы — пока пишу, И за блик, стекающий по ножу, Пока режу хлеб, и за птичий стрекот, Изредка — за тебя: торопливым сияньем заполнив брешь, Хмуришься, куришь, смеешься — как воздух, свеж, Близок, словно локоть.

* * *

Аккордеон, Пиаф, ветер, листва, жара, Стол, умывальник, небесная кожура Облаков. Предложения назывные Собираются в стаи, улетают в края иные, Перечислив, пересчитав Все, что осталось, — аккордеон, Пиаф, Ветер, узор листвы на колене голом: Время, сурово к одним глаголам, Имена обтекает, как камни, — бутылки, стол, Голос, поющий «Rien!». Время само — глагол: Если не эпос, то триллер, вестерн, Если не ангел, к Деве летящий с вестью, То пожирающий розу незримый червь. Красной струне заката, воспаленной, как нерв, Не хватает руки, чтоб зазвучать надрывно И высоко, листве не хватает ливня, Чтоб зашуметь низко и глухо, мне Не хватает тебя в моем непробудном сне, Чтобы все взорвалось, задвигалось —                                                             засверкала Спящая влага на дне бокала, Заскользило облако, тень пролилась с колен. Ты — мое время, дыханье, движенье… Rien…

Стихи о сне

Как заросший травой перрон — островок дневной Мимолетной встречи. Туда же, куда душа Ускользает во сне, — последовать за тобой Не могу — другие спутники, кореша Окружают ее, летящую через тьму В край, куда засыпаешь, сквозь край, где когда-то спал. Я прислушиваюсь к дыханию твоему, Как татарник, выросший среди шпал, — К гулу поезда, к дрожи незримых дверей и скреп, Горячо просвистевших мимо, задев едва На пути во временный, хрупкий склеп, Каждый раз возводимый заново. Голова, Закатившись в ямку между твоим плечом И ключицей, тихо колышется на ветру, Говорящем прерывисто, но о чем — Может быть, узнаю, когда умру. Ибо малой смерти вспышка, в которой плоть Растворяет плоть, образуя слепящий сплав, Слишком быстро гаснет, чтоб ухитриться хоть Что-нибудь разобрать,                                                             ни слова не разобрав Из небесного хора, ни шороха близких крыл, Ни лица твоего озаренных черт, Ни теней, что их окружают, — лежу без сил Горсткой пепла на теплом твоем плече. Приникаю ухом к смуглой земле твоей, Провожаю взглядом из-под прикрытых век; Если б даже обнял вдесятеро сильней — Ты бессилен взять меня в свой побег: Высока между нами стена из цветного сна, На ее обломках, видимых даже днем, Когда ты очнешься — выпьем еще вина Или крепкого чаю, пахнущего огнем. На ее камнях татарником прорасту, Под твоим дыханьем клонясь и качаясь. Лишь Одного мне нужно, когда перейду черту: Ночь за ночью смотреть зачарованно, как ты спишь.

* * *

Досмотреть остаток снов, Мне отпущенных, — и в путь. Досказать остаток слов Неотвязных — и уснуть. И — идти, идти во сне По темнеющей стерне, И по земляной броне, И под облаком в огне: Словно палец по струне, Словно рыба в глубине, Словно холод по спине, Словно пуля на войне. Все равно, в какой стране Ты не помнишь обо мне.

Элегия на смерть звезды

Ничего мне не надо. Пусть умирает звезда, Не исполнив жалких моих, никому не нужных, Безобразных желаний, стыдящихся на уста Приходить. Ее смерть прекрасна и ненатужна, Не замутнена тяжелым моим «хочу», — Пусть она умирает, припав к твоему плечу Головою пылающею, недужной. Для того и развесил август свои сады В остывающем небе, над дряхлеющею травою, Чтоб приманивать глупое сердце на смерть звезды, — Не поймаюсь, не бойся, Господь с тобою, Не пожелаю лишнего. Вообще Не пожелаю — то ли жидкость иссякла в жилах, То ли слишком уж много звезд вотще Головы серебряные сложило, Обещанья не выполнив. Хоть одна Будет избавлена от позора И умрет свободной, чтобы, достигнув дна, Тихо лечь — непроглоченная блесна — Среди битых бутылок и жестяного сора, Не желание вызывая, но зависть. Ведь это ложь, Что с пустыми руками ныряют в бездну: Все оставишь на этом свете, а смерть возьмешь, Как кольцо, которое слишком тесно, Чтобы снять его, отправляясь в путь, — И во тьме летит небесное это тельце, Заключив в округлом сиянье суть Своего рассыпавшегося владельца.

* * *

Ночь. Негатив поселка. Апофеоз небес, Спелых, медовых. Только Наглухо заперт лес — Тыном, через который Тихий огонь горит, Падают метеоры — Яблоки Гесперид, Так же недостижимы, Как вечера вдвоем, Как голоса за ширмой В детстве. За окоем Капают — до любого, Как до твоей руки, Как до живого слова Утром, через глотки Первого кофе, в кружке Синей. Чернеет пруд. Боги свои игрушки Здорово берегут. Ясени, как атланты, Возле крыльца стоят. В сердце гуляет хладный Краденых яблок яд.