Триста миллионов лет спустя
Василий Соловьев
(Продолжение. Начало см. в № 3)
Рис. Л. Смехова
По зданию президиума Академии наук мчатся автомашины. Летят вертолеты. Солидные люди медленно поднимаются по парадной лестнице. Всех встречает секретарь президиума — представительная, сдержанная молодая женщина.
— Почему меня оторвали от дела? Что случилось? — спрашивает у нее академик Забродин.
Она только загадочно улыбается:
— Чрезвычайное происшествие, Федор Платоныч.
Из очередной машины выскакивает расторопный Алимкулов.
— Рада видеть вас, — идет ему навстречу женщина, — но журналисты не приглашены на совещание…
— Настоящие журналисты не ждут приглашения, — восклицает Алимкулов, целуя руку женщины, — настоящие журналисты угадывают сами, где им надо быть! И, прицеливаясь на ходу объективом фотоаппарата, он устремляется навстречу Градову и Бахареву, которые выходят из машины.
— О-о, вас подняли с постели, Алексей Павлович! Что за чрезвычайное происшествие?
— Если даже вы не знаете, голубчик, откуда знать мне? — хмуро отзывается старик.
По лестнице спускается академик Забродин.
— Очень рад видеть вас, уважаемый Алексей Павлович, — говорит он, протягивая руку Бахареву. — Как ваше здоровье?
— Прихварываю помаленьку, но в мои годы это неизбежно, — отвечает профессор.
Они жмут друг другу руки, потом отступают на один шаг и церемонно раскланиваются — корректность противников.
— Вы не могли бы уделить мне двух минут? — спрашивает Забродин, поддерживая Бахарева за локоть.
— С удовольствием, уважаемый Федор Платоныч! — расшаркивается Бахарев.
Они сходят по лестнице вниз и направляются в одну из пустынных аллей парка. В тени акаций останавливаются, и Забродин сразу, без обиняков, начинает:
— Время идет, а дело ни с места. Мы упустим выгодное взаимное расположение Земли и Венеры. И тогда экспедицию снова придется отложить…
— Экспедиция имеет смысл только в одном случае: если она посвящена ИЗУЧЕНИЮ ЖИЗНИ НА ВЕНЕРЕ! — отчеканивает Бахарев. — А изучать жизнь планеты, не опускаясь на нее, как предлагаете вы, изучать жизнь сквозь НЕПРОНИЦАЕМЫЙ ОБЛАЧНЫЙ СЛОЙ — НЕВОЗМОЖНО!
— И все же нам с вами необходимо прийти к единому мнению. Договориться, наконец! — терпеливо настаивает Забродин.
— Нам? Договориться?! — изумляется Бахарев. — О чем? О том, что на Венере нет жизни? И вы думаете, она исчезнет, жизнь на Венере, если мы с вами договоримся?.. Да если все человечество «договорится» до такой нелепости, на Венере ничто не переменится.
— Нелепая, трагикомическая ситуация, — с удивлением качает головой Забродин. — Вы всю жизнь отдали подготовке межпланетных перелетов. И теперь, когда время первого вылета в космос пришло, вы, именно вы, Алексей Павлович, оказались главной преградой в этом деле.
— Почему я? Я в меньшинстве. Голосуйте, и ваш проект будет принят.
— Пока мы с вами не придем к единому мнению и не подпишем заключения комиссии… правительство не утвердит никакого проекта! — в сердцах кричит Забродин, потеряв всякую выдержку.
И, может быть, только для того, чтобы досадить ему, Бахарев спокойно, тихо и внятно заключает разговор:
— Ракета должна лететь не ВОКРУГ Венеры, а НА Венеру!
Старый профессор поворачивается и быстро уходит.
Большой металлический ящик. Он стоит на красном бархате стола президиума. За столом, кроме президента, только двое — Мажид и Лешка.
Когда последние из прибывших на совещание — Забродин и Бахарев — усаживаются в противоположных концах зала, президент поднимается. Он явно взволнован и даже смущен. Он хочет что-то сказать, но раздумывает или не находит нужных слов. Потом молча открывает ящик и вынимает из него сначала… пук грязной ваты… потом глыбу каменного угля.
Участники совещания недоуменно переглядываются.
Президент разъединяет куски угля, из которых сложена глыба, и вынимает… шар — загадочную находку шахтеров. Нервно посмеиеаясь, говорит:
— Прошу… поглядеть на этот шарик и… пощупать его руками.
Покрытый черными крапинками шар тускло поблескивает при свете люминесцентных ламп.
Шар передают из рук в руки. Те, к кому он попадает, выражают на лицах вежливую заинтересованность. С подчеркнутой добросовестностью осматривают шар, гладят его, царапают ногтем, стучат костяшками пальцев и… передают дальше. И снова все начинается сначала. Лишь иногда слышится бормотание:
— Шар как шар… Тяжелый… Цельнолитой, вроде ядра…
Когда шар попадает в руки Бахарева, старик «взвешивает» его и недовольно спрашивает:
— Для того нас и вызвали сюда, чтобы шариком играть? Во всяком случае, зачем здесь понадобились астрономы?
Градов переглядывается с президентом, предвкушая эффект, который вызовет разъяснение. Однако президент не спешит удивить аудиторию. Он только говорит:
— Я затрудняюсь сказать заранее, кто окажется здесь нужнее — астрономы, палеонтологи, геологи или представители любой другой науки. Я не знаю, кого больше всех заденет это событие.
— Какое событие? К чему игра в таинственность? — нетерпеливо спрашивает Забродин.
— Товарищ Градов, доложите нам о результатах предварительного исследования шара, — просит президент и садится на свое место.
— Академик Ефремов утверждает, что металл, из которого выплавлен шар, является для него… загадкой. Технология получения такого сплава не известна нашей науке, — так начинает Градов.
Бахарев, который хотел уже было передать шар дальше, вырывает его из очередных рук и прижимает к груди.
— Во всяком случае… металл шара обладает целым рядом свойств невероятных. Например, он абсолютно непроницаем для жестких рентгеновских лучей, непроницаем для ультразвука, не плавится при пяти тысячах градусов… — продолжает Градов.
— Позвольте, позвольте! — перебивает Бахарев. — Не торопитесь и начните сначала. Прежде всего: что ЭТО и откуда ОНО взялось?
* * *
— Лопнет?! — удивился Верхоглядкин. — Какая идея?»
— Я нашел источник энергии… почище атомной! Мировое открытие! Только клянись сохранить все в тайне!.. (См. стр. 38.)
* * *
— Для того мы все здесь и собрались, чтобы СООБЩА ответить на эти вопросы, — смеется президент и обращается к шахтерам: — Кто из вас расскажет, товарищи?
— Могу я, — с готовностью дергается Леша. Но Мажид «осаживает» приятеля.
— Я расскажу, — неторопливо поднимается он.
В просторном помещении секретариата толпятся многочисленные газетчики.
Распахивается дверь, за которой происходило совещание. Выходит президент.
— Магнитофон, кинооператора! Немедленно! — приказывает он и обращается к газетчикам: — Товарищи, нужен только один из вас.
— Значит, я! — тотчас выходит вперед Алимкулов.
Все засмеялись, но возражать не стали.
Вспыхивает «мигалка». Объекты фотоаппаратов направлены в сторону двери, из которой выходят Бахарев с Мажидом. В руках старика шар, который он теперь не хочет отдавать никому. Старый профессор выглядит ошеломленным, помолодевшим и счастливым.
Президент берет под руки Бахарева и Забродина и направляется к выходу.
По улицам города мчится вереница легковых автомашин. И мы слышим голос Бахарева:
— Кажется, что удивительного может произойти в век атомной энергии и счетных машин, в век строительства искусственных спутников Земли и подготовки межпланетных экспедиций? Оказывается, удивительное может случиться и в такой век. Может! Случилось!
Машина президента. На переднем сиденье — президент и Забродин. На заднем — Бахарев и Алимкулов.
Старый профессор вкладывает в руки журналиста шар:
— Шар как шар, что же тут необыкновенного, не так ли, голубчик? — спрашивает он. — Но есть основания думать, что он попал в угольный пласт во времена образования угля на Земле.
— Триста миллионов лет назад?! — изумляется Алимкулов и невольно отдергивает руки.
— А могли на земном шаре триста миллионов лет назад быть люди? — спрашивает Бахарев.
— В каменноугольный период? Нет. Обезьян даже не было, — неуверенно отзывается журналист, привыкший задавать вопросы, но уж никак не отвечать на них. — Хвощи были. Папоротники древовидные были… Стегоцефалы были… А шар сделали люди?
— Не могли же стегоцефалы отлить шар! — кричит старик. — Откуда он взялся, голубчик? Откуда?
— И вы не знаете? Кто знает? Он знает? — журналист указывает на Забродина.
— И я не знаю. — оборачивается к ним Забродин. — Я знаю только одно: шар не мог пролежать в земле триста миллионов лет. По одной простой причине: триста миллионов лет назад его никто не мог сделать. Слишком неправдоподобно!
— Для вас! — азартно говорит Бахарев.
— Почему только для меня?
Бахарев вместо ответа вкладывает загадочный шар ему в руки.
— Шара не может быть, а он есть. Вот он. Чувствуете, какой тяжелый? Смотрите на него!
— Предпочитаю не верить своим глазам и рукам, чтобы не поверить в чудеса, бога и чорта! — говорит Забродин, возвращая шар Бахареву.
— Вот-вот! — смеется в ответ Бахарев. — Чувствуете, как шар требует себе места в наших теориях? В какой из них ему найдется местечко, а, Федор Платоныч?
— Вы догадываетесь, откуда шар взялся? — поворачивается к Бахареву президент.
— Каждый из нас догадывается— и каждый по-своему! — уклончиво отвечает Бахарев. — О своем предположении я… не решаюсь сейчас сказать, оно слишком… невероятно. Кстати, мы приехали.
Машина останавливается.
Эти бурные сутки исследователи загадочного шара воспринимали как нечто нереальное. Каждый из них в отдельности и все вместе то впадали в задумчивость, строя всевозможные предположения, то начинали бурно спорить.
Так было и сейчас.
Загадочный шар в руках молодцеватого и по-военному подтянутого профессора. Он осторожно кладет шар под жерло мощной «кобальтовой пушки». Остальные участники «чрезвычайного совещания» наблюдают за ним через большое смотровое окно из другого помещения. У всех возбужденное состояние. Все настороженно ждут чего-то неожиданного, невероятного.
— Попробуем гамма-лучами! — говорит молодцеватый профессор, выходя к остальным. Он садится за небольшой пульт перед смотровым окном. — Для «кобальтовой пушки» шар окажется прозрачным, как хрусталь, и мы увидим, что в нем есть. Полторы тысячи грамм-эквивалентов радия! Сейчас эти «полторы тысячи грамм-эквивалентов радия» что-то приоткроют в загадке шара…
Профессор переводит пластмассовый рычажок, и тотчас на его пульте вспыхивает маленький красный глазок. Слышится легкое гудение.
— Радиоактивный кобальт из бункера транспортируется в пушку! — говорит профессор.
Зеленая лампа над пушкой в этот момент мигает и гаснет. Вместо нее вспыхивает красная лампа.
Нервное напряжение туманит лица ученых.
— Просвечивание началось! — объявляет профессор.
Кинооператор снимает пульт, пушку, шар под ее жерлом… Крутятся катушки магнитофона. Звукооператор записывает малейший шорох, который сопровождает это необыкновенное «совещание».
Карандаш Алимкулова лихорадочно скользит по листкам блокнота.
Мажид и Лешка, захваченные всем происходящим, скромно притулились на одном стуле.
Профессор берется за рычаг, собираясь прекратить облучение. Стрелка хронометра на пульте завершает минутный круг.
— Удвойте экспозицию, профессор! — тихо просит его президент.
— Помилуйте! — обижается профессор. — В природе нет вещества, которое оказалось бы непрозрачным для гамма-пучка такой мощности!
Однако он ждет, пока стрелка хронометра сделает еще один минутный пробег.
Вместо красной лампы над пушкой опять вспыхивает зеленая.
— Проявите пленку, — распоряжается профессор.
Лаборант в белом халате несет кассету с пленкой в проявочную.
— Если в шаре что-то есть, мы сейчас увидим! — уверенно обещает профессор.
Открывается дверь лаборатории. С мокрой пленкой в руках входит лаборант.
Профессор — руководитель института — первым глядит пленку на просвет.
— Пожалуйста, — не совсем уверенно говорит он, протягивая пленку Бахареву.
Пленка. На засвеченном непроницаемо-черном фоне фотопленки — четкая белая «тень». Так что же это: шар или ядро? Есть что-нибудь внутри?
— Нашлось в природе вещество» непроницаемое и для гамма-лучей, — улыбается президент руководителю Института радиоактивных веществ.
— Фантастика! — соглашается тот.
Пленка идет по рукам. Слышатся разочарованные возгласы.
— А не пора ли, товарищи… вспомнить о моем институте? — спрашивает в это время молодой ученый, который из скромности не сказал до сих пор ни слова.
— Ускоритель на сто миллиардов электрон-вольт? — говорит президент, глядя на Забродина, Бахарева и Градова.
— Поехали! — машет рукой Градов.
Машины длинной вереницей мчатся по ночным улицам дорога. В небе сияет Луна. Летят поперек извечного движения звездной сферы «фонарики» искусственных спутников. Их теперь много — новых планет, изготовленных на заводах.
Спор не прекращается и в машинах.
— Определенно в шаре что-то есть! — кричат из одной.
— Устали глаза — вот мы и начинаем видеть, что нам хочется! — возражают из другой.
— А что нам хочется видеть? Вы знаете?
Темнеет силуэт большого здания, в котором разместился «ускоритель». Вереница машин останавливается у его подъезда.
Нетерпеливой студенческой толпой ученые проходят через двери с тамбуром, идут по глухому длинному коридору. Все одеты в белые халаты и прозрачные пластикатовые полукомбинезоны…
Двойные двери. Видно, как толсты стены помещения.
* * *
… Рис…
Все, что творилось в доме Белоручкина в эти три дня, покрыто страшной тайной и мраком неизвестности… (См. стр. 40.)
* * *
Молодой и застенчивый руководитель института сидит перед небольшим смотровым окном с очень толстыми свинцовыми стеклами. Он подает сигнал на пульт управления «ускорителем». В ответ согласно мигают многоцветные огоньки.
Мажид разгоревшимися глазами заглядывает в смотровое окно. Через толстые стекла видны горячая камера и металлические «лапы» манипулятора» которые свешиваются в камеру откуда-то сверху.
Нажимается кнопка.
Под «лапами» в камере появляется наш загадочный шар. Руководитель установки продевает пальцы в кольца рычагов манипулятора.
— Разрешите начинать? — обращается он к президенту. — Я готов.
— Да, да, Владимир Николаевич! — кивает ему президент. — Вы здесь хозяин, мы гости.
Руководитель установки производит руками движения, которые со стороны кажутся странными, даже магическими. Через смотровое окно видно, как оживают «лапы» горячей камеры. Одна из них хватает рычаг, торчащий из стены, и двигает его в сторону. Открывается круглое отверстие. Тотчас же на противоположной стене камеры засветилось голубое яркое пятно. «Лапы» берут шар и устанавливают его в голубом луче. В середине голубого пятна на стене появляется прозрачная тень шара. И на ней отчетливо видно…
Шар полый! И в нем что-то есть!
Ученые еще плотнее сбиваются у смотрового окна. По краю тени шара светится более прозрачный ободок, а в середине темнеет четкий силуэт какого-то продолговатого предмета.
— Внутри шара еще один шар, — бормочет Градов, — а в том шаре что-то лежит.
Работают руки ученого. Движутся рычаги манипулятора.
Движутся металлические «лапы» в камере, поворачивая шар в мощном голубом луче.
Вдруг из недр камеры слышится щелчок, и возникает легкое шипение. Владимир Николаевич окидывает тревожным взглядом приборы… Нажимает рычаг…
В камере пропадает голубой луч, но шипение не прекращается. Оно даже усиливается.
— Что случилось? — спрашивает президент.
— Не знаю. Я уже остановил «ускоритель»…
— Это он шипит! Шар шипит! Он дрожит! — восклицает Мажид.
— А вдруг это бомба! — шепчет Лешка, оттаскивая товарища от смотрового окна.
Мажид вырывает руку. Однако на некоторых участников «совещания» замечание Лешки производит впечатление. Они начинают отходить от смотрового окна.
«Лапы» манипулятора расходятся в стороны и выпускают шар. Он действительно дрожит… потом начинает дымиться.
— Горячая камера находится под землей, в бетонированном колодце, — поясняет Владимир Николаевич малодушным, — мы заглядываем туда через перископ.
Но… теперь только он сам, президент, Вахарев, Забродин, Градов и Мажид остались у смотрового окна.
Тесно сдвинув головы и прижавшись носами к стеклу, они жадно глядят и ждут… ждут того, что называется чудом.
С резким шипением шар вдруг выбрасывает из себя струю голубых мелких искр. Люди невольно закрывают глаза, отшатнувшись. А когда открывают их…
В камере лежат две половинки шара. Вернее, на две половинки распалась толстая металлическая «скорлупа» шара. А из ее недр выкатился… новый шар. Он пестро и очень ярко раскрашен.
— Оператор! Кинооператор, снимайте! — кричит президент.
— Да, да, я сейчас… заело! — бормочет оператор, вытягивая руки с камерой.
Все уже устыдились минутной слабости и кидаются к смотровому окну.
— Газ, который был в шаре, не улетучился? — тревожно спрашивает Бахарев. — Для науки сейчас дорого все! Вплоть до погасших искр!
— Нет, нет, состав газа и его количество мы узнаем! — заверяет его Владимир Николаевич, который поглядывает кругом, не скрывая торжества и гордости за свою мощную технику.
— Смотрите! Смотрите! — кричит Забродин… — Ведь это изображение какой-то планеты!
Раскрашенный шар во весь экран. Должно быть, его краски светятся — так они выразительны и ярки.
— Уберите свет! — просит президент.
Свет гаснет. В темноте шар сияет маленькой самосветящейся и прекрасной планетной. Океаны, моря и синие реки, материки, покрытые долинами и горами. — все это непривычных очертаний. Поражает отсутствие густой зелени на этой планете. Бледная желтозеленая краска, однако, разлилась по южному и северному полушарию и господствует на планете. Она захлестнула даже полюса!
Плакетка охвачена координатной сеткой. Но… то, что должно быть цифрами и надписями, не имеет привычного вида арабских или римских цифр и начертаний букв известных на Земле алфавитов!
— Это Марс? — слышен голос потрясенного Градова.
— Нет, голубчик, — отвечает голос Бахарева.
— Венера?
— О нет! — уверенно отвечает Бахарев.
— Вы можете назвать эту планету? — слышен саркастический голос Забродина.
— Да, — отвечает Бахарев. — Такой была наша Земля триста миллионов лет назад. Это Земля!
Кто-то щелкает выключателем, и вспыхивает свет.
— Земля?! — ошеломленно переспрашивает Г радов.
— Откуда она взялась? Не стегоцефалы же сделали шар!..
(Продолжение следует.)
* * *
Дотошкин, приглашенный в гости Белоручкиным и Верхоглядкиным, потрясен до основания. Чудеса начались еще к передней, когда в действие вступил «самосниматель калош и шляп» и когда вешалка бодрым человеческим голосом справилась о его здоровье, сказала «Добро пожаловать!» и посоветовала мыть руки перед едой. (См. стр. 43.)
