Макс КВАНТ
Одна голова — хорошо, а две не бывает.
Старинная солдатская мудрость
У аспиранта Болкина был один большой недостаток — недостаток денег. Верней, деньги у него были, но он хотел, чтобы их было еще больше. И все время изощрялся, стараясь заработать побольше. То оборудование из Института таскал, то, отыскав какое-нибудь древнее открытие, пытался его пристроить. Об одном таком открытии и пойдет речь.
Центральная библиотека города Колбинска образована из библиотеки князя Лей-Натравина, которого изгнали из поселка во время революции. Князь любил собирать разные манускрипты и инкунабулы. Но необразованный комиссар Лубков не разглядел в библиотеке ничего полезного, кроме издания 1896 года книги Сирано де Бержерака. Комиссар очень огорчился, что в библиотеке не было трудов передовых философов Карла Маркса, Фридриха Энгельса и, конечно, Владимира Ильича Ленина. Поэтому все манускрипты и инкунабулы были сложены в деревянные ящики и положены куда-то в архив. А так как историей в городе интересовались только учителя истории и кое-какие ученики, то ящики никто не открывал. Кроме Болкина…
Болкин вбежал в лабораторию, и профессор Белков тут же рефлекторно чихнул. Его организм научился чувствовать Болкина на расстоянии.
— Антон Петрович, — начал, запыхавшись, Болкин. — Я тут такое нашел…
— Опять? — устало спросил профессор. — Ты уже неделю что-то находишь.
— Но это проверено.
— Да… Как лекарство от аппендикса два месяца назад, отчего мне аппендицит вырезали повторно. Или средство от облысения, отчего лысина Джоуль-Ленцкого стала светиться ярче. А ускоренный курс гипнотического обучения русскому языку! Винкер неделю заикался, а потом два месяца учил русский язык заново…
— Но это-то точно. Это древний манускрипт из Исландии двенадцатого века.
— Ты в двенадцатый век съездил? В Исландию? За этим?
— Нет. Я нашел в библиотеке.
— Да? Ты уверен?
— Да подлинный, настоящий, с печатью!
— Нет, я не про это… Ты уверен, что нашел ты его в библиотеке, а не в обертке из мясного магазина?
— Да нет. Я нашел в библиотеке, это еще от князя осталось.
— Лей-Натравина?
— Да.
— Уверен?
— Да. Стопроцентно.
— Ты говорил это и недели две назад.
— Точно, — Болкин вынул из кармана пиджака пакет, в котором было что-то коричневое и плоское.
— Что это? А запах!..
— Это береста. Исландцы писали на бересте.
— Да. Действительно древняя вещь. Только вот подлинная ли?
— Да подлинная. У князя не было фальшивок.
— Да?..
— Да точно… Я хочу опробовать это прямо сейчас.
— Сейчас?
— Да.
— А ты уверен?
— Да. Но мне понадобитесь вы, для сравнения…
— Я не хочу.
— Это надо. Для науки. Для Нобелевской премии по биологии…
— По литературе тебе ее дадут за эту выдумку… Не буду я.
— Ну, Антон Петрович…
— Ты вообще-то знаешь, что это и для чего оно нужно?
— Конечно, — обрадованно ответил Болкин, — я два дня переводил с исландского на английский, а потом с английского на испанский, с испанского на немецкий, потом на французский, а потом уже на русский. Для верности…
— Я думаю, что ты мог что-то потерять… А для чего это нужно?
— Для нахождения высшего разума!
— Нирвана и прочие буддистские штучки?
— Нет. Для повышения активности мозга.
— Да?
— Да… Соглашайтесь. Вы тоже будете наблюдать.
— Нет. Не хочу.
— Ну, Антон Петрович…
— Нет, я сказал.
— Тогда я скажу Ирине, почему ее любимый Лорд заимел дополнительное белое пятнышко на грудке и почему он не хочет крутить колесо…
— Шантажист! Ладно, давай свой манускрипт.
Болкин насыпал в кастрюлю немного соли.
— Итак, — сказал он, сверяясь со своими записями. — Снег с горной вершины растоплен, соль, медвежья ягода, порошок, рога оленя… Ничего, что мы от коровы взяли порошок?
— Делай, что хочешь, — махнул рукой профессор. — Прогоришь ты все равно с этим снадобьем.
— Не бойтесь… Итак, ага… Сосновые опилки, немного ягеля, немного малины… Немного кедрового масла… Интересно, откуда в Исландии кедры? Ладно. Пихтовое масло… Желуди… Вроде все… — Болкин помешал зелье. — Какой цвет… — с восхищением сказал он.
— Учти, я пью эту лиловую плохо пахнущую бурду из-за своей ошибки. Понял?
— Да… Запах.
Болкин налил зелье в небольшие стаканчики. Один протянул Белкову, другой взял себе.
— Теперь заклинание…
— О господи!
— Не мешайте. А то не получится… Лейтреркернер бугентруген, генренгартел лейкургантен, бульбульбарден вестенайер, гохермохербохердохер, больдергольдерсульдермульдер… тьфу, черт бы побрал эти исландские названия… больдергольдерсульдермульдогнернердеркартенгер сультенгайтербультен, рейкунявик сейкунарик… Ну с богом, — Болкин выдохнул и залпом выпил зелье.
— Запомните меня живым, — Белков понюхал зелье и чихнул.
— Быстрей!
Белков залпом выпил.
— Хорошо пошла!
— Да!.. Надо начать регистрировать… энцифалограмму…
— Начнем… Вот только вздремнем ненадолго… — Белкова начало клонить в сон. Он сел в кресло и откинулся. — Ненадолго… Часик… Два… Три… — Белков заснул.
— Полностью с вами согласен… — ответил Болкин и уснул в кресле напротив…
Проснулся Антон Петрович от того, что почувствовал, что в ухо ему кто-то дышит. Он открыл глаза и увидел спящего Болкина.
«Что-то его раздуло, — подумал профессор. — Нет, это я глаза не протер. Не выспался… Стоп! А кто мне дует в ухо?»
Профессор повернул голову и увидел голову человека с черными длинными волосами, зачесанными на прямой пробор, и усами. Усами, как у Вавилова… Не помню которого… У меня тоже такие есть… И прическа у меня такая же… Так. А что он здесь делает? Это же закрытое научное предприятие! Так… Интересно. Он еще и спит…
— А ну проснулся! — прикрикнул на человека с усами профессор. Человек открыл глаза и испуганно посмотрел на него. — Я тебе сказал! А ну живо!
Человек решил уйти и уже оттолкнулся от профессора, но что-то притягивало его. Будто они были связаны…
Профессор оглядел человека… Одет нормально, халат с инициалами «А.Б.»… Как Антон Белков, но ведь это, быть может, и какой-нибудь Александр Боярский или Алла Борисовна, в конце концов… Так… Свитер почти как у меня… Брюки как мои… Ботинки тоже… Будто зеркало. Но как его нужно для этого поставить… Профессор посмотрел на шею и ужаснулся… Этот человек был с ним соединен туловищем, получалось, что они были как бы сиамские близнецы. Господи! Даже свитер специальный на мне. Под две головы… А вот халат немного растянут… Да о чем я думаю…
Профессор встал и посмотрел в зеркало. Перед ним стоял обычный (обычный?!) двухголовый человек. Одной головой которого он и являлся.
Проснулся аспирант Болкин. Встал, протер глаза… У Болкина тоже была вторая голова… И тоже с очками…
— Профессор, — изумленно сказал аспирант. — Что с вами? Вас четверо!
— Протри глаза и посмотри на себя, — недовольно ответил профессор. — Я у зеркала.
Болкин протер глаза и посмотрел на себя в зеркало.
— Великий Мендель, — сказал он, — это еще что?
— Это, я так понимаю, и есть твой высший разум.
— Но я же хотел…
— А это ты в прокуратуре будешь объяснять. Что ты хотел, а чего не хотел.
— Но я же…
— Ты что сделал?! — почти вскричал профессор и подошел к Болкину.
— Не бейте!
— Не волнуйся, — вторая голова профессора чихнула, — долго ты мучиться не будешь.
— Не надо!
Руки профессора потянулись сначала к одной шее аспиранта, а потом к другой. Профессор не мог выбрать.
— Антон Петрович, ну мы же с вами цивилизованные люди, — умолял аспирант. — Это же средневековая дикость… За что?
— За все… За аппендикс, за гланды, за Винкера, за Менделя!
— Антон Петрович, пожалуйста…
— Грехи такого мутационного процесса надо смывать кровью… Твои ошибки сделали из меня двухголового урода!
— Я не знал!
— А должен был!
— Антон Петрович, может, договоримся?
— О чем? — профессор выпрямился. Вторая голова профессора задумалась. Удивительно, но за это время она не сказала ни слова, впрочем, как и вторая голова аспиранта.
— Может, мы это исправим.
— Как?
— В манускрипте об этом не было написано… — Руки профессора непроизвольно потянулись к шеям аспиранта: та, что левая, к правой, а правая к левой. Поэтому гибель аспиранта от рук профессора была временно отложена, пока руки не разобрались и не согласовали свои действия. — Но можно поискать где-нибудь…
— Где? Как ты выйдешь в таком виде на улицу?
— Ну подумаешь…
— А в автобусе ты будешь платить за одного или за двоих?..
— За одного. Тело-то одно…
— Ага. А лица-то ведь два! Жить тебе осталось доли секунды! Молись!
— Профессор, давайте попросим помощи!
— У кого, смертник?!
— У физиков хотя бы!
— У физиков?..
Профессор Павел Сергеевич Кандица набил свою трубку и закурил. Хотя это и не разрешалось в лаборатории, но по-иному профессор не мог думать. Вошли два человека, профессор, задумавшись, не обратил на них внимания.
— Паш, — услышал он голос профессора Белкова и поднял глаза. — Нам нужна твоя помощь!
От удивления профессор открыл рот, и трубка выпала. Табак и пепел рассыпались по полу. Профессор некоторое время сидел, открыв рот, потом посмотрел на шутливый плакат лаборанта Ионне. На котором был изображен ученый в халате, с двумя головами, а внизу знак радиации и надпись: «Радиация безопасна!» Кандица перевел взгляд на Болкина и Белкова.
— Нем дальше в лес, тем больше свинства, — только и сказал Павел Сергеевич, но потом опомнился. — Как? — хриплым голосом спросил он.
— У вас сейчас загорится! — сказал Болкин.
Кандица посмотрел на пол и поднял трубку. Потом взял совок и веник и собрал табак с пеплом.
— Этот остолоп, — начал Белков, — нашел какой-то тайный манускрипт из Исландии, что тот вроде дает высший разум. Так вот. Мы сделали все и вот такие теперь!
— Так это не утечка с нашего реактора? — спросил изумленный Кандица.
— Нет. Упаси бог. Это заклинание этого олуха.
— Ну, слава богу.
— Чего «слава богу», что нам делать?
— Я не знаю.
— Ну и зачем мы к нему шли? — спросил Болкин.
— Помолчи, — утихомирил его Белков. — Паш, надо искать обратную заклиналовку!
— Как? — спросил все еще изумленный Кандица. — Где ее искать?
— В Исландии!
— Хорошенькое дельце, а до Исландии через Европу да Атлантику идти! Как ты туда дойдешь?
Дверь открылась, и вошел Лее Ионне. Увидев биологов, он протер глаза. Потом побежал к счетчику Гейгера-Мюллера.
— Павел Сергеевич, — сказал он наконец, — у меня или счетчик Гейгера шалит, или галлюцинации начались! — Ионне посмотрел на свой плакат. — Как на плакате!
— Все с тобой в порядке, — успокоил его профессор. — Это ошибка Болкина.
— Как всегда?
— Да.
— Тогда поздравляю вас с пополнением. Теперь стало на две светлых головы больше.
Руки профессора Белкова потянулись к шее лаборанта, но тот спрятался за спину Кандицы.
— Вы чего? — испуганно спросил Лев.
— Да не шути ты с ним, — сказал ему Кандица. — И так за день много всяких неприятностей у них.
— Ладно, извините. Но каким биологическим образом скопировалось все? Даже свитера и очки Болкина… Это же загадка.
— Да, — подтвердил Кандица. — И еще одна загадка. Почему ничего не говорит вторая голова?
— В смысле? — спросил профессор Белков.
— За все время, что ты тут у нас был, точнее, вы у нас были… (Руки Белкова потянулись к шее Кандицы.) Я имел в виду вас с Болкиным, а не… не то, что вы… ты подумали… подумал… Так вот, за все это время твоя вторая голова-сожитель не произнесла ни слова. Тебе не кажется это странным?
Головы Белкова посмотрели друг на друга. Вторая голова профессора показала первой язык.
— Видишь? — сказал Кандица.
— Может, она — немой?
— Она не немой! — неожиданно сказал Лев. — Она тупица! Даун! Идиот!
— Что? — спросил Белков.
— Да. Все плохое в тебе уходит во вторую голову.
— Да, — сказал Павел Сергеевич. — Когда обе головы в одной, ты бываешь разным. Можешь скучать, веселиться, грустить и все такое. Тут же идет жесткое разделение. Она не нема. Она не знает, что сказать. Она не может! Нет в ней словарного запаса. Зато ты не запинаешься! Не ищешь слое! Вот так-то. Вот и проявление высшего разума!
— Перекладывание с больной головы на здоровую! — лаборант торжествующе поднял указательный палец.
— Ни фига себе логика! — сказал Болкин.
— Да помолчи ты, — успокоил его Белков. — Что нам теперь делать-то?
— Можно ампутировать голову, — предложил Кандица. — Но, во-первых, неизвестно, что с вами будет. Во-вторых, неизвестно, как это отразится на организме…
— По сути это первое и есть.
— Нет, первое предусматривало смерть, а второе только гормональные и другие помешательства.
— Так… И еще что?
— Что этот опыт беспрецедентен… уникален…
— Ну нет, я не хочу становиться подопытным кроликом…
— А придется, — грустно сказал Болкин, и тут же руки профессора потянулись к его правой шее. — Не надо… Я вам еще пригожусь…
— Не пригодишься! — страшным голосом сказал Белков.
— Стойте! — крикнул им Кандица. — Вы еще передеритесь, горячие университетские парни!.. А ну разошлись!
Белков недовольно убрал руки и отошел от Болкина.
— Вы же друг друга перебьете! — продолжал физик. — Хватит! Я знаю, что нам нужно! Лев, сбегай за Винкером.
— Иду.
Лев вышел, осторожно посмотрев на Белкова.
— Сейчас все и решим! Не волнуйтесь вы так, — успокаивал их Павел Сергеевич. — Недолго осталось!
— Я уже понял, что недолго! Но как мне с этим вот жить? — сказал Белков и посмотрел на вторую голову. Вторая голова показала язык, а потом чихнула.
— Видишь? У нее даже твой насморк! А ты сам не чихаешь!
— Лучше чихать.
— Раздвоение личности теперь в полном смысле этого слова…
— Паша… Я тебя…
— Ну не надо.
— Надо.
— Антон, мы же цивилизованные люди. Университеты кончали… Ну что, если по-другому не выразишься…
— Это тебя спасло. Но как мне с этим жить?.. И с этим тоже? — он показал на Болкина, вторая голова которого показала профессору страшную рожу. — Точнее, с этими.
Пришел Ионне с Винкером. Винкер посмотрел внимательно на биологов.
— О, майн готт! — сказал он. — Кхак фас мноко!
— Да, лаборатория увеличилась на двух сотрудников, — недовольно ответил Белков.
— На шестьдесят шесть процентов, — подтвердил Болкин.
— Я его сейчас!..
— Хватит! — разнял их Кандица.
— Я фам сачшем нушен? — спросил Винкер.
— Где ваш документ? — спросил Кандица.
— Какой? — спросил Белков. Вторая его голова тоже удивилась.
— Манускрипт!
— А… Аспирант!
Болкин вытащил из кармана халата пакет с манускриптом.
— Береста, — Кандица взял пакет. — Генрих Францевич, возьмите это, отсканируйте и попытайтесь связаться с Исландией. Может, эта руника их заинтересует.
— Я, — ответил Винкер и взял пакет.
— А нам что делать? — спросил Белков.
— Вам? — сказал Ионне. — Звоните домой и говорите, что задержитесь.
Через три дня Исландия ответила. Музей Рейкьявика сообщил, что нашел в своем архиве подобный манускрипт и готов прислать его фотокопию в обмен на настоящий. Винкер отправил манускрипт в бандероли. После чего пришлось переводить присланный, на это ушло еще два дня.
— Горный снег? — спросил Кандица. Он решил взять все в свои руки.
— Кипит, — сказал Ионне.
— Гранит?
— Положил, — сказал Джоуль-Ленцкий.
— Голубика?
— Лежит, — ответила Леркина.
Вторая голова Болкина показала ей язык. Леркина ответила тем же.
— Береста?
— Есть, — ответил Ионне.
— Сфагнум?
— Положил, — сказал Генриус. — Хороший, ребята, у вас раствор получается… Консистенция… Цвет… Запах… Плохой раствор… Никому не нужный!
— Не мешай, Янис Петрович… — сказал ему Кандица. — Ты бруснику положил?
— Да…
— Сосновые опилки…
— Нехороший раствор…
— Мешай!
— Есть.
Генриус и Спинеев принялись мешать раствор.
— Заклинание проверил? — спросил Кандица Винкера.
— Я, — ответил Винкер. — Три раса.
— Ну, с постулатами Нильса Бора!.. — Кандица выдохнул и начал читать заклинание. — Когда с горы Хваннадальсхнукюр… ну и названия у них… представляю, что у них в паспорте написано… Я отвлекся… Когда с горы Хваннадальсхнукюр… Что? Сойдет огненная лава? Это вулкан получается… Ну ладно… Когда с горы Гекла… опять вулкан… сойдет лава в море, полное льда… Когда столбы воды гейзера Дейлдартунгухвер достигнут неба! Когда взлетят все птицы, и рыбы поплывут на заход… На запад, значит…
— Именно на сахот! — сказал Винкер.
— Ладно, на заход… Тогда пройдут вечные года и пойдет назад все, что было!.. Теперь пейте!
— Хорошо, — сказал Белков и принял пробирку из рук Кандицы. — Будем считать, что вы сделали все правильно.
— Хочется верить.
— Ладно, — Белков залпом выпил зелье.
Болкин тоже взял пробирку и выпил ее.
— Мы недолго поспим? — спросил, зевая. Белков.
— Наверное, побочный эффект, — сказал Спинеев.
— Да, — зевнул Болкин и тут же уснул.
— Недолго, самую капельку, — сказал Белков и заснул.
Проснувшись, профессор Белков первым делом посмотрел налево… Голова была на месте. Глаза ее были открыты и смотрели в потолок.
— Не вышло… — грустно сказал Белков.
— Да, — сказала вторая голова профессора. Профессор вздрогнул. Голова могла говорить! — Я об этом уже подумал… Все во вселенной взаимосвязано… Кваканье лягушки в предрассветной тьме, полет и песня жаворонка…
— Исландцы извиняются, — сказал Кандица и подошел к профессору. — Они не ту копию нам прислали…
— И что? — спросила первая голова профессора.
— Придется подождать.
— Опять! Но ведь она говорит!
— И что говорит! — сказал Ионне. — В этой голове бурлят философские мысли!
— Что?
— Да. Получилось так, что одной голове отошло все гуманитарное в вас, а все естественное отошло первой голове.
Хотя кто из вас первая, кто вторая — это надо еще разобрать…
— Я первая! — сказала первая… то есть правая голова.
— О первоочередности наук общественных, естественных, гуманитарных, экономических и технических нам следует подумать! — сказала левая голова профессора Белкова.
— Хорошо, вы еще в технике ничего не соображаете, — сказал Спинеев. — А то был бы Змей Горыныч какой-то…
— Я тебя сейчас! — профессор потянул руки к шее Спинеева.
— С моей точки зрения, убивать — это неэтично, — сказала левая голова профессора.
— И тебя тоже!..
— Успокойтесь! — прикрикнул на них Кандица. — Когда одна голова больше гуманитарий, а другая естествоиспытатель — это разве не проявление высшего разума?..
И руки Белкова потянулись к шее Кандицы…
Художник Ю. СТОЛПОВСКАЯ