Константин СИТНИКОВ

Художник Ю.СТОЛПОВСКАЯ

Она казалась мне старухой, толстой и неопрятной. Она шумно дышала, и от нее всегда неприятно пахло. Спускаясь в своих драных тапочках с пятого этажа, она останавливалась на каждой лестничной площадке, чтобы перевести дух, и тогда приходилось терпеливо дожидаться, пока она освободит проход. Она почти никуда не выходила, разве что за своим котом, тоже необычайно жирным и при этом страшным непоседой. Часами, стоя под окнами, она взывала своим тонким, пронзительным голосом: «Кискис-кис…» А когда наконец он выползал из подвального окошка и, взбрыкнув задними ногами, мчался наверх, для нее начиналось долгое, мучительное восхождение. И вечно на ней был синенький застиранный халат, напяленный поверх ночной рубахи, а на голове копна нечесаных волос, в которых торчали обмусоленные розовые и голубые девчачьи бантики.

Уже тогда старуха сильно и подолгу болела. Мама часто помогала ей. Отчетливо помню, как она заворачивает в кухонное полотенце маленькую кастрюльку борща («чтобы не простыл») и кладет сверху три ломтика белого хлеба: «Отнеси Раисе Алексеевне, ей трудно самой готовить, да налей в тарелку, смотри».

Не скажу, чтобы это поручение вызвало у меня бурю восторга. Поднимаясь по ступеням, я бормотал себе под нос что-то очень недовольное. Руки у меня были заняты, и я пнул дверь ногой. Дверь оказалась незапертой. «Кто там?» — послышался из комнаты слабый голос. Войдя, я увидел, что Раиса Алексеевна лежит под одеялом. Ее халатик висел на спинке стула, придвинутого к изголовью дивана, и стояли на столе пузырьки с разноцветными пробками. Пахло бромом и еще какими-то лекарствами. Волосы были распущены, а голубые и розовые ленточки торчали из-под подушки.

Меня поразила нищета обстановки. Рассохшийся шифоньер с прищемленным дверцей тряпьем, обшарпанная тумбочка с допотопным телевизором и этот диван со сползшими до пола простынями — вот и вся обстановка. Паркет на полу был выщерблен, и местами виднелась шершавая основа.

Впопыхах я забыл все мамины наставления, просто сунул кастрюльку ей в руки и, ничего не сказав, сбежал. Сразу от Раисы Алексеевны я отправился на улицу. Уже потом мне пришло в голову: как же она будет есть борщ из кастрюли, да еще без ложки?

Домой я вернулся только вечером. Меня сразу насторожил необыкновенно суровый мамин вид. Но она ничего не сказала.

Мне было уготовано горшее наказание. Когда я уселся за стол, мама выставила передо мной… кастрюлю вместо тарелки!

Оказывается, обеспокоенная моим долгим отсутствием, она сама поднялась к Раисе Алексеевне. Ох, как она рассердилась, увидав, что я натворил! Потом она мне сказала так: «Лучше совсем не браться за доброе дело, чем делать его без души».

С тех пор я возненавидел старуху. Правда, меня уже больше не посылали к Раисе Алексеевне. Она проболела всю осень, и мама сама носила ей еду. Это продолжалось до середины декабря. Как-то, придя из школы, я увидел на своем столе пачку больших ярких журналов. Это были фантастические журналы с космическими кораблями и инопланетными пейзажами на обложках. В них рассказывалось, как соорудить карманный бластер и прорастить марсианские семена, как при помощи двух зеркал заглянуть в параллельные пространства и вызвать оттуда Трюкача. Это были удивительные журналы. Когда я прочитал их, на моем столе появились новые. Я даже не задумывался над тем, откуда они берутся, а просто набрасывался на них и проглатывал на одном дыхании.

Но однажды, придя из школы, я увидел на своем столе журналы, которые у меня уже были.

— Мам, — спросил я разочарованно, — а почему там те же самые журналы?

— Вот ты сам сходил бы и выбрал, что тебе нужно, — ответила она.

— Куда сходил бы? — удивился я.

— К Раисе Алексеевне. Это ведь она попросила меня отнести тебе журналы. У нее много старых книжек и журналов.

Меня совсем не обрадовало это известие.

Тащиться к старухе… Нет, это было мне совсем не по душе. Но что мне еще оставалось делать? Я оправдывал себя тем, что надо ведь вернуть ей те журналы, которые мне не нужны. А там, может быть, она даст мне новых… Хотя, разумеется, я предпочел бы, чтобы это за меня сделала мама.

Но она наотрез отказалась: «Ты будешь кататься, а я саночки возить?»

Пришлось подниматься самому.

Мне отворила Раиса Алексеевна.

— Вот, — сказал я, протягивая журналы через приоткрытую дверь.

Но она не взяла их, а вместо этого посторонилась и впустила меня в прихожую.

В прихожей мне пришлось опять ждать, пока она сходит в свою комнату. Я надеялся, что она вынесет новые журналы, но вместо этого в руках у нее оказался ключ.

Раиса Алексеевна жила прямо над нами, только тремя этажами выше, и у нас была совершенно одинаковая планировка квартир. Поэтому я сразу догадался, что ключ этот от второй комнаты. Я и раньше слышал, что у Раисы Алексеевны был сын, но куда он девался и что с ним стало потом, я не знал.

Она отперла дверь и отступила назад, словно понимая, что вдвоем мы в маленькой комнатке не поместимся. Все это она проделала молча. Нерешительно, с опаской, как в таинственную пещеру, вошел я в сумрачную комнату…

И тут комната ожила. Не знаю, как это получилось, но она ожила. Щелкнув, включился ночник на стене. Разгорелась люстра на потолке, и принялись крутиться вокруг нее прозрачные разноцветные птички. Заструились нити золотистого света в электрическом аквариуме. Опустился лазерный диск на проигрыватель, и полилась негромкая музыка.

Я увидел книжные полки, уставленные фантастикой и детективами, заваленные целыми кипами журналов. Морские раковины, обломки горных пород и пустые хлопушки лежали и висели вокруг… Из цветочного горшка на стене свисали длинные зеленые петли какого-то растения, похожего на гигантский мох… У окна, задернутого желтыми шторами, стоял письменный стол, а на нем… Это был компьютер. Но я никогда не видел, чтобы корпус компьютера был разрисован так пестро: в желтую, зеленую, красную и синюю полоску. Клавиатура тоже была какая-то чудная: овальная и сильно изогнутая… И вдруг дисплей засветился, и на нем появилось веселое лицо рыжеволосого паренька лет пятнадцати.

— Эй, привет! — сказал паренек и помахал мне рукой. — Как дела? Меня зовут Димыч. Раз уж ты зашел, проходи и устраивайся. Я скоро буду, придется подождать. Пока можешь сгонять на Плутон. Адьос!

Паренек исчез, и на дисплее появился деск-топ.

Я ошеломленно оглянулся. Раиса Алексеевна глядела на меня странными глазами. Она кивнула головой, словно приглашая сесть в кресло и приступить к игре.

Медленно, как во сне, я подошел к столу и уселся в удобное кресло. Журналы я положил рядом с клавиатурой.

Да, компьютер был что надо! Стоило мне притронуться к мышке, как на дисплее появился паренек, назвавший меня Димычем.

— Ну, что, отправляемся на Плутон? — весело спросил он. — Надевай шлем!

Только сейчас я увидел лежавший в стороне шлем «виртуальной реальности». С каким-то странным предчувствием я надел его.

Я пилот космического танкера, только что прибыл на Хорон, жду «челнок», который должен достовить меня но Плутон. Мне очень хочется пить, но но базе нет ни капли питьевой воды. Это настоящая насмешка. За стеной тысячи километров водного льда, а тут нечем промочить горло.

Между третьим и пятым отсеками я нашел в стене крошечный иллюминатор, но единственное, что можно через него увидеть, это все то же ледовое поле, прозрачно-белое, с красноватыми вкраплениями карбонатов и силикатов, ярко освещенное наружным прожектором. На горизонте, совсем близком, громоздятся торосы, и между ними ходят неясные гигантские тени, мечутся багровые всполохи. Меня очень интригуют эти непонятные тени и особенно всполохи. Вдобавок ко всему металлическая платформа под ногами периодически начинает вибрировать, и я никак не могу определить источник этой вибрации. Она прекращается так же внезапно, как и начинается. Я обнаружил странную закономерность: вибрация начинается через несколько минут после того, как затухают всполохи на горизонте. Еще более загадочно то, что за минуту до ее начала свет в отсеке на несколько секунд меркнет (продолжают гореть только контурные огни на воротах и пунктирная линия но полу) и потом медленно, словно нехотя, разгорается снова. Я знаю, что на базе нет, не должно быть никакой активной автоматики, и потому все эти действия в их жесткой и монотонной последовательности остаются для меня совершенно необъяснимыми. Мне даже приходит в голову, что в те давние времена, когда полным ходом шло освоение внешних планет, локальные автоматы после завершения строительства не законсервировались, как должны были, а до сих пор продолжают свой неведомый сизифов труд.

Тут я вспомнил, что вряд ли мне в ближайшее время еще представится возможность осмотреть базу на Хароне, и я решил воспользоваться оставшимся мне временем. Я уже давно заметил вокруг многочисленные следы чьих-то посещений, довольно частых и поспешных, как будто кто-то прилетал сюда на полчаса за каким-нибудь срочно понадобившимся инструментом или материалом. Несколько полок в эллинге было разворочено и брошено в беспорядке, на полу валялись промасленные тряпки и даже брезентовые штаны.

Я начал свой осмотр с кольцевого коридора. Ворота пятого отсека бесшумно разошлись передо мной в стороны и так же бесшумно сомкнулись за моей спиной. Здесь не было иллюминатора, и я пропустил начало загадочного цикла. Свет померк как раз в тот момент, когда передо мной начали открываться ворота в шестой отсек. Створы на несколько секунд замерли неподвижно, и только контурные огни на них продолжали гореть как ни в чем не бывало. Потом все вернулось в норму и створы завершили свое плавное скольжение в пазы. В седьмом отсеке в стене опять оказался иллюминатор, и я поспешил к нему. Все то же ледовое поле, ярко освещенное прожектором. Но, сколько я ни ждал, никаких теней и всполохов. Вибрация, одноко, последовало своевременно, я заключил, что их просто отсюда не видно. Зато сама вибрация была здесь гораздо сильнее.

Я двинулся дольше. Я уже давно заметил, что пол начал понижаться. Это становилось все более ощутимым. Ближний конец отсека был значительно выше дальнего. В одиннадцатом отсеке не горел свет. Темноту освещали только желтые искры, которые с громким треском сыпали через неровное оплавленное отверстие в пластиковой обшивке стены. Ворота в двенадцатый отсек были наполовину открыты, и контурные огни на них не горели. Щель была достаточно широка. Помедлив, я протиснулся в нее и почти на ощупь двинулся по сильно накрененному полу в дальний конец. Я припомнил, что всего на базе тринадцать герметичных отсеков и что именно тринадцатый является чем-то вроде жилой каюты, где можно раздеться и принять душ.

Можно ли? Что-то явно произошло на базе, и это как-то связано со странной вибрацией под ногами и багровыми всполохами на горизонте, хотя я не могу понять кок. Я чувствую неопреодолимое желание выяснить это. И мне непременно зачем-то нужно попасть в тринадцатый отсек. Но разве для этого я здесь? Разве не челнок с Плутона я жду?

За всем этим скрывается какая-то жуткая тайна, и цель моей миссии — разгадать ее…

Сняв шлем «виртуальной реальности», я долгое время не мог прийти в себя. Провожая меня, Раиса Алексеевна попросила:

— Приходи завтра еще.

Торопливо кивнув, прижимая к груди новую пачку журналов, я выскользнул на лестничную площадку.

С тех пор я стал приходить к Раисе Алексеевне каждый вечер. И каждый раз меня встречал веселый паренек Димыч:

— Эй, привет! Как дела?

Кто такой был этот Димыч? Однажды я спросил об этом у мамы.

— Димыч? — удивленно переспросила она. — Кажется, у Раисы Алексеевны сына звали Димой. Смышленый был мальчишка.

— И где он сейчас?

— Он умер. Или, кажется, его даже убили. Давно уже, лет пять назад. Он очень хорошо разбирался в компьютерах, и, хотя ему было всего пятнадцать, а может, даже четырнадцать, он работал в какой-то фирме, и… ну, я не знаю, что у них там произошло. А почему ты спрашиваешь?

— Да так, — уклончиво ответил я.

А сам подумал: «Вот тебе и Димыч! То-то я гляжу, у него компьютер такой навороченный». Я уже почти сдружился с Димычем. Хотя компьютерный, но он был такой веселый, шумный и… добрый. Одного я не понимал: зачем Раисе Алексеевне понадобился я? Может быть, она хотела, чтобы я «оживил» компьютер и она могла снова видеть и слышать своего сына? Сама-то она мало что в этом понимает…

Но больше всего меня занимала тайна базы на Хароне. Стоило мне надеть шлем «виртуальной реальности», как я попадал в невероятно явственный мир космического будущего.

Что-то тут было не так… Но что?

Над разгадкой этой тайны я бился каждый вечер. И настал день — было тридцать первое декабря, за три часа до Нового года, — когда я разгадал ее.

Я осторожно ощупал в темноте створы ворот, холодные и мертвые, и вдруг, словно ожив от моего прикосновения, в левом верхнем углу вспыхнула и замигала красная тревожная лампочка: разгерметизация! Однако но этот раз я готов был к такому повороту событий. Защелкнув шлем скафандра, я без колебания разомкнул створы ворот и шагнул через комингс. Тринадцатый отсек был пуст. Во всяком случае, так мне показалось в первые секунды, когда, включив нашлемный фонарь, я последовательно осветил все стены.

Более того, он явно был брошен в спешке, и, поглядев на потолок, я понял почему. Потолок был пробит, причем пробит не метеоритом, как можно было бы предположить, о стрелой крона. Я подошел к иллюминатору и различил за стеклом рухнувший строительный робот. Не знаю почему, но я сразу подумал, что кто-то пытался проникнуть снаружи в тринадцатый отсек при помощи этого робота, но ему не дали. Как бы то ни было, в результате чудовищной схватки отсек разгерметизировался, и прятавшийся в нем — кто бы он ни был — либо погиб, либо вынужден был бежать.

Размышляя об этом, я стоял у иллюминатора и вдруг увидел багровые вспышки и гигантские тени. Они были значительно ближе, чем когда я смотрел на них из другого конца коридора. Приглядевшись, я различил очертания нескольких автоматических и строительных кранов. Очевидно, они «патрулировали» территорию базы, наблюдая за тринадцатым отсеком. Но кто управлял ими? И кто тот загадочный незнакомец, из-за которого разгорелся весь этот сыр-бор?

У дальней стены отсека размещался пульт управления базой, перед которым в беспорядке стояли кресла на колесиках. Одно кресло было повернуто ко мне спиной, и неожиданно у меня возникла твердая уверенность, что в нем кто-то сидит. Не успел я подумать об этом, кок кресло начало само собой поворачиваться ко мне. Я попятился, озираясь в поисках какого-нибудь оружия, но не нашел ничего подходящего.

В кресле сидел… Димыч. Он был в джинсах и футболке. Без скафандра. Он улыбнулся и помахал мне рукой, совсем как в тот первый вечер.

— Привет! — сказал он. — Что, удивлен? Садись и слушай. У нас мало времени.

Он толкнул мне одно из кресел, и я послушно уселся в него.

Димыч вдруг посерьезнел.

— Я хочу, чтобы ты помог мне. Меня подставили, очень сильно. Я работал на одну фирму — «Риэл Виртуалити».

Вряд ли ты о ней слышал — она появится только через пятьдесят лет. Дело в том, что я разработал программу, которая дает доступ к виртуальным миром будущего. Люди из «Риэл Виртуалити» хотели присвоить эту программу себе. Это плохие люди, и я отказался отдавать им программу. Тогда они убили меня. Но я успел переписать свою личность в один из виртуальных миров будущего. Так я оказался здесь, но этой космической базе. Люди из «Риэл Виртуалити» пытаются достать меня, чтобы завладеть программой. Они натравили на меня строительные роботы, но у них ничего не вышло. Я изменил этот мир так, что частично стал независим от него. Вот почему я могу обходиться без скафандра. Поняв, что просчитались, они сами последовали за мной. «Челнок» с Плутона, который ты ждешь, и должен доставить их сюда. Но они летят не за тобой, они летят за мной. И скоро они будут здесь.

— Как помочь тебе? — Голос у меня вдруг охрип.

— Есть только один способ. Кто-то должен предоставить для моей личности свой мозг.

— А что будет с личностью того, кто этот мозг предоставит?

— Ничего. В мозге любого человека достаточно свободного места для нескольких личностей.

— Это будет похоже на шизофрению, — пробормотал я.

В это самое мгновение завыла сирена аврала. Она, казалось, разом заполнила все отсеки и с каждой секундой все накручивало и накручивала обороты. За несколькими стальными перегородками послышался нарастающий грохот, платформа задрожала, с черно-желтых створ ворот посыпалась краска. Наконец грохот достиг своего апогея и внезапно, когда мне начало казаться, что база вот-вот развалится на куски, оборвался. Только платформа еще пару роз дернулось, как зверь в агонии, и окончательно затихла. «Челнок» с Плутона прибыл.

— Ну, что ты решил? — крикнул Димыч. — Сейчас они будут здесь!

Я услышал, как лязгают ворота дальних отсеков.

— Тридцать три метеорита мне в дюзу! — выругался я страшным космическим проклятием. — Залезай. Тут же Димыча в кресле не стало. Зато он появился в моей голове.

По коридору уже топало множество ног в тяжелых башмаках.

— Скорее! — закричал Димыч так, что я подумал, что у меня лопнет череп. — Снимай шлем!

Я сорвал с головы шлем и ошалело посмотрел на монитор, где несколько ворвавшихся в тринадцатый отсек уродов в бессильной злобе жгли и крушили все плазменными резаками. Звук был отключен, и происходящее на экране могло даже показаться комичным.

— Что-нибудь случилось? — послышался за моей спиной встревоженный голос Раисы Алексеевны.

Я хотел было повернуться, чтобы успокоить ее. Но тут кто-то словно толкнул меня в бок, требуя потесниться.

— Дай я? — просительно прошептал в моей голове Димыч. — Можно мне?

— Тридцать три метеорита мне в дюзу, — пробормотал я. — Так и знал, что этим кончится. Фиг с тобой — валяй!

А что мне оставалось еще делать?

Мое сознание не то чтобы пропало совсем, просто оно как бы отошло на минутку в сторону. И когда я повернул голову, это был уже не я. Я глядел на все глазами Димыча.

Я увидел Раису Алексеевну.

И вовсе никакая она была не старуха. Скорее она походила на большую девочку с румяным лицом и вплетенными в длинные косы голубыми и розовыми ленточками. Одета она была по случаю Нового года очень нарядно и ничем не напоминала ту толстую неопрятную старуху, которой всегда мне казалась.

Хотя в этом не было ничего удивительного. Ведь теперь я смотрел на нее другими глазами.

И тогда я сказал:

— Здравствуй, мама. Это я. Я вернулся.