(Журнальный вариант)
Владимир ЯЦЕНКО
Когда акула попробовала на зуб сетку с приманкой, Захар почувствовал сразу. Он натянул перчатки и поднял приманку так, чтобы она едва касалась волны. Оставалось только ждать, когда рыба вплотную подойдет к борту, чтобы накинуть на нее петлю, оглушить битой и отбуксировать к берегу. Главное — накинуть петлю!
С поплавком катран при любом раскладе не сможет уйти на глубину…
Легкое покалывание в кончиках пальцев заставило отложить мысли о рыбе. Экстренный вызов означал важное сообщение. Захар выпрямился и прислушался.
Репортаж о четвертом визите к Двери Урбена показался интересным. Первые три попытки открыть Дверь в корне изменили жизнь людей. Теперь следовало быть начеку и смотреть в оба: не за горами новая жизнь и новые горизонты! Захар перевел дух и вновь обратился к акуле, которая уже успела перекусить линь сетки и теперь стремительно плыла прочь, терзая остатки приманки.
Признавать поражение Захару не хотелось. Нарушать правила — тоже. Но возвращаться без рыбы не хотелось еще больше. Убедив себя, что экстренное сообщение сродни форс-мажору, Захар вошел в контакт с рыбой и мысленно позвал ее…
— Браконьерствуем? — тихо прозвучало за спиной.
Захар покачал головой и «отпустил» катрана. Охота была безнадежно испорчена.
«Бросить все — и к берегу! — подумал Захар. — А на обед к кому-нибудь напросимся. Может, махнуть с Тинкой на Ганимед? Давно не были у ее стариков…»
Он пересел на гребную банку, сбросил перчатки и взялся за весла.
— Не слышу ответа! — прошептали с кормы.
— Отвяжись, — буркнул Захар.
Туман над кормовым сиденьем заметно потемнел и уплотнился. Обычная чернота ночи скрадывала полутона и тени. Духу моря едва хватало плотности, чтобы озвучивать мысли. Из сострадания к бестелесному разуму Захар крепче загустил пар, ионизировал его и зафиксировал электростатическим полем.
— Неприветлив ты со старыми друзьями… — сказал призрак; теперь его голос звучал тверже.
— С водяными не вожусь, — проворчал Захар, — кстати, можешь не благодарить.
— Еще не хватало, — фыркнул Водяной. — Ты же не для того меня уплотнил, чтобы помочь, а чтобы самому лучше слышать. Люди по-другому не могут — все для себя.
— Кончай ворчать.
— А ты не кипятись, — миролюбиво сказал Водяной. — Если из-за рыбы сердишься, то не стоит. Бери!
У правого борта, повинуясь мысленной команде Водяного, выглянул темный акулий плавник.
— Обойдусь… Если узнают, что просил у духа моря, здороваться перестанут!
— А если не узнают, то можно? — усмехнулся Водяной. — Да кто увидит-то ночью!
Захар не успел ответить: в пальцы впились раскаленные иглы, новое сообщение оглушало масштабами: «Солнце превратилось в сверхновую. Эвакуация Солнечной системы. Через восемь минут фронт взрыва пересечет орбиту Земли…»
Захар поднял голову. На восточном горизонте были видны светлые вертикальные полосы: люди рвались с Земли к звездам. Беглецы ослепительно вспыхивали высоко вверху, над ионосферой, где уже можно было переходить в подпространство.
— Что-то случилось? — спросил Водяной.
— Случилось, — сказал Захар, — кажется, мы только что взорвали Солнце.
— Кажется или все-таки взорвали?
— Взорвали, — устало подтвердил Захар, — можешь не волноваться.
— Не буду. Успокоил, конечно. — Водяной бросил короткий взгляд за плечо и неохотно признал: — Наконец-то вы нас доконали! Вырубали леса, отравляли моря и реки, воевали… А теперь, выходит, всю планету разом прикончили. Молодцы!
— Положим, в последнее время мы вам многое вернули, — заметил Захар. — Ничего не рубим, никого не травим и давно не воюем…
И это была правда.
* * *
Даже в сухих академических отчетах легко угадывались удивление и восторг, когда французская экспедиция к Солнцу обнаружила внутри орбиты Меркурия планету, размером и массой идентичную Европе — одному из спутников Юпитера. Недолго думая, исследователи назвали планету Урбеном в память о своем знаменитом соотечественнике.
Семь миллионов квадратных километров оплавленной пустыни и ничего такого, что могло бы представить хоть какой-то интерес для промышленности Земли.
Скорое забвение планеты казалось неизбежным, но рутинная гипсометрия поверхности обнаружила необычное образование — холм, одна сторона которого опускалась полого, другая — обрывалась отвесной стеной.
Картографическому спутнику изменили параметры орбиты, чтобы отснять интересный объект под разными ракурсами, но замешательство только усилилось: «пирог» оказался с изюминкой. На фотографиях была отчетливо видна Дверь.
В урочный час, в полном соответствии с утвержденным графиком, робот-оператор оказался у холма и взялся за ручку Двери. Безрезультатно, конечно. Дверь не открылась, и никто не спросил: «Кто там?»
Мало кто из десяти миллиардов наблюдателей у экранов телевизоров сумел сдержать улыбку, когда робот неловко стучался в Дверь. Но вскоре всем стало не до смеха. Интенсивность солнечного ветра увеличилась более чем в сто раз. Экспедиция едва унесла ноги с Урбена, к тому же пришлось срочно сворачивать исследования Меркурия и Венеры. Магнитное поле Земли едва справлялось с облучением. Северные сияния стали обычным явлением на экваторе, счетчики космических частиц зашкаливало, и человечество всерьез подумывало о подземных городах и об эвакуации на Ганимед.
Потом все кончилось. А через десять лет подросла первая генерация мутантов. Жизнерадостные детишки легко общались без Интернета и телефонов, находясь по разные стороны океана. Без аквалангов опускались на километровые глубины и с удовольствием топтали босыми ногами наст северной седловины Эвереста.
Малыши обнаружили свои сверхспособности одновременно и повсеместно — и те, что родились в дни солнечной вспышки, и те, что появились на свет в течение последних десяти лет. Родителями выдающихся детей стало почти все население Земли.
К тому времени загадка Двери оказалась почти забытой и не вселяла тревоги. Но, когда вторая экспедиция вновь коснулась ручки Двери, сценарий повторился: излучение, опасения и через десять лет — новая волна мутантов… Впрочем, ко второй генерации сверхлюдей человечество оказалось готово в большей мере, чем к первой.
Не следует забывать, что первым мутантам было уже за двадцать, и это подросшее поколение уже играло заметную роль в жизни общества.
Войны на Земле прекратились сами собой. Последний вооруженный инцидент занял несколько секунд, в течение которых стороны едва ли успели обменяться десятком выстрелов. Единственная выпущенная ядерная мина превратилась в кусок свинца, не пролетев и половины расстояния до цели. Парни в касках и бронежилетах бросали оружие, которое у них под ногами растекалось в лужицы, выбирались из танков и укрытий, приветливо улыбались и махали руками таким же парням по другую сторону фронта. А противник не скупился на белозубые улыбки и радостные возгласы в ответ. И напрасно надсаживали глотки разъяренные майоры и полковники: их никто не слушал. В Штабе рапортами о братании армий тоже не интересовались: генералы лучше полковников представляли масштабы катастрофы.
Военное дело уходило в прошлое вслед за медициной, промышленностью, транспортом и связью. Банкиры, юристы и страховщики не могли больше зарабатывать на производителях, потому что производство кончилось повсеместно. Теперь каждый мог сделать все сам из камня, песка и воздуха.
Поезда и пароходы, автомобили и самолеты, мосты и мачты электропередачи ржавели, оседали, превращались в рыжую пыль. Какое-то время из космоса было видно, что Земля окружена рыжим ореолом, но потом она вновь стала голубой.
Теперь связь между прикосновением к ручке Двери и вспышками на Солнце стала очевидной. Работал какой-то древний мощный механизм, неизвестно кем и зачем оставленный на крошечной планете.
Понадобилось еще треть века, чтобы люди решились на следующий подход. К тому времени старшие из первой генерации сверхлюдей доминировали в принятии решений Всемирного Совета, который пришел на смену многочисленным правительствам разрозненных стран и народов. Границы были забыты. Поля и фермы зарастали лесом или ковылем. Возвращались к жизни исчезнувшие виды животных. Просыпался древний разум. В леса вернулись дриады, в полях паслись единороги, и даже кракен не казался редкостью в холодных, северных морях…
Третья экспедиция к Урбену носила праздничный характер: все ждали вспышки интенсивности облучения и новых людей, с новыми, совсем уж невероятными способностями.
Дверь не обманула ожиданий: налетел очередной солнечный шторм, и у людей появились новые способности. Разумеется, космические. Новые люди в границах своего тела могли менять фундаментальные законы, превращать «ничто» в «нечто» и прогуливаться между звезд. Черный цвет космоса стал символом эпохи.
Люди рванулись во Вселенную, но вскоре начали возвращаться. Каждый житель Земли мог получить в свое распоряжение целую планету, но что на ней делать одному?..
Да, побаловавшись космосом, люди понемногу возвращались домой, на Землю. А потом кто-то оказался у Двери и снова попробовал ее открыть. На этот раз Солнце не выдержало, и теперь человечество вынуждено было разлететься по космосу, словно невесомые семена одуванчика…
* * *
«Захар! Захар! — даже с расстояния шести астрономических единиц в голосе жены легко угадывались нотки беспокойства. — Почему медлишь? Ты — последний. Я на Ганимеде. Жду тебя».
«Вот сейчас все брошу и пойду на Юпитер, — проворчал Захар в ответ, — дай с другом договорить».
Юпитер был в «соединении». Между ним и Землей расширялось смертоносное облако разогретой до десяти миллионов градусов плазмы. И все-таки Захар «слышал» Кристину легко, не напрягаясь.
— Что будешь делать? — спросил Водяной.
— Отправлюсь к звездам. Здесь нельзя оставаться.
Найду подходящую планету и попытаюсь вас всех в точности воспроизвести. Тебя, твоих родственников… всех.
Своих не хочешь предупредить о конце света?
— А смысл? Пусть резвятся. Как я понял — минут пять осталось?
— Три. — Захар сделал глубокий вдох, вдыхая напоследок свежий морской воздух. — Да. Пожалуй, я смогу все это скопировать. Я всех чувствую. Даже катрана, который увел у меня сетку с наживкой. Наверное, это потому, что я — последний.
— Тогда и людей не забудь, — посоветовал Водяной. — Хоть и вздорный вы народец, но… веселый, что ли. И еще, если уж о веселье… Сделай так, чтоб по ночам над головой что-нибудь висело.
— Как это? — не понял Захар.
— Днем, как обычно, — Солнце, а ночью — что-то наподобие, только чтобы неяркое. Чтобы звезды были хорошо видны, но и тени ложились. Можешь?
— Попробую, — пообещал Захар и свернул пространство в горошину.
То, что всего мгновение назад было целой планетой, он бережно спрятал за пазуху и мгновенно перенесся к Юпитеру, которому оставалось еще полчаса жизни.
Жена неслышно материализовалась рядом.
— Почему так долго? — спросила Кристина. — Все уже давно разбрелись…
— Я Землю прихватил, — похвастался Захар. — Подумал: зачем возиться с копированием, если оригинал больше никому не нужен? А Водяной задачку интересную подбросил: запустить вокруг планеты спутник, чтобы ночью предметы отбрасывали тень, но звезды были видны. По-моему, будет красиво. Как думаешь?
— Фантазер твой Водяной, — отмахнулась Кристина. — Могу себе представить приливные силы, которые такой спутник вызовет с орбиты. Землетрясения, вулканы… Об океане подумай. Приливная волна всякий раз до середины континента доходить будет!
— Можно же все рассчитать…
Кристина уже не слушала — перешла в подпространство и повлекла Захара за собой прочь из Галактики.
Захар вздохнул, но спорить не стал: судя по всему, жена уже присмотрела новое место для жизни. А идея была потрясающей! Если правильно подобрать соотношение масс и расстояний, то центробежная сила от вращения системы планета — спутник смягчит гравитационную составляющую и «приливные волны» останутся волнами и не превратятся в цунами. А если подгадать с плотностью спутника, то угловой размер ночного светила можно будет сделать в точности равным видимому размеру звезды. Потрясающе! Затмения — очевидный ориентир, в каком направлении следует изучать космос… да и метка хорошая.
— Дверь тоже скопируешь? — спросила Кристина, подслушав его мысли.
— Обязательно. Для нас же кто-то постарался.
— Тогда я нарисую на твоем спутнике веселую рожицу.
— Почему обязательно веселую?
— Тогда грустную. Или пусть один день будет грустная, а другой — веселая.
— Я назову эту штуку Луна!
— Почему Луна?
— Потому что светлая. Это будет подарком грядущим поколениям. Жаль, наши предки до такого не додумались. Свет в ночи — это, должно быть, здорово!