С. П. Курдюмов

В сентябре 1982 года проходила первая в нашей стране конференция по синергетике — новому научному направлению, нацеленному на создание общей концепции поведения систем различной природы. В том же месяце в "Знание — сила" появилась первая из серии статей, посвященной згой дисциплине: одна из первых в мире попыток популярно рассказать о синергетике. Автором многих статей серии был член-корреспондент РАН Сергей Курдюмов.

О нем вспоминает другой постоянный наш автор и друг редакции.

Хрустальный дворец как таковой никогда не существовал. Но великая наука, которая не могла быть создана только великими ассигнованиями, в нашей стране была. Она существовала благодаря великим ученым, и сама порождала их. Они решали задачи, поставленные Партией и Правительством, но при этом добывали научное знание о мире, бесценные крупицы объективной истины.

Среди всех этих замечательных ученых были и те, которым мы обязаны не только исключительно ценными научными результатами, но и самой наукой — той республикой духа, в которой мы находили свободу и демократию, преданность научной истине и равенство всех перед ней, доброжелательный патернализм в рамках научных школ, помогавший молодым ученым встать на ноги, сформироваться, а в дальнейшем, возможно, идти уже своим путем. Науку, как хрустальный дворец, построенный на самых возвышенных ее идеалах, создавали совсем немногие; теперь их не осталось почти совсем. Одним из последних ушел от нас Сергей Павлович Курдюмов (1928-2004).

Сергей Павлович был самым ярким романтиком науки среди всех, кого мне приходилось встречать за три десятилетия научной работы. Придя в Институт прикладной математики АН СССР фактически вместе с его основателем М.В. Келдышем (1911-1978), он со временем стал лидером такого мощного и перспективного направления, как синергетика, автором подлинных открытий в этой области. Он и возглавил институт в самое трудное для него время, когда нечем было платить за воду и электричество, когда Академия вроде бы дала на это деньги, но потом забрала их обратно, после чего у С.П. случился сердечный приступ.

Наука для С.П. была совершенно свободна от полосатых шлагбаумов, разделяющих различные предметные области. Именно это создавало ему свободу нестесненного и плодотворного междисциплинарного общения, формы которого были предельно разнообразны: семинары на "своей" или "чужой" территории, самые необычные междисциплинарные проекты, а прежде всего — готовность слушать любых собратьев по науке и говорить перед представителями любых дисциплин — философами или востоковедами, психологами или экономистами. Ученые, работающие в самых различных областях знания, считают себя его последователями и учениками.

Отечественная модель организации науки, со всеми ее достоинствами и недостатками, так же коренится в отечественной истории и культуре, как существовавшая на протяжении многих десятилетий модель экономики. С той только разницей, что она оказалась несравненно успешней, чем плановое хозяйство. Во Франции формирование научных школ фактически запрещено на законодательном уровне — по Закону о мобильности научных кадров, в случае освобождения вакансии Директора лаборатории, никто из сотрудников данной лаборатории не может на нее претендовать, новое начальство всегда прибудет со стороны. Что ж, это вполне естественный подход для людей цивилизованных и посредственных. Разве в нашей науке в самые лучшие ее времена не процветал махровый фаворитизм?

Практически все наши зарубежные коллеги с удивлением и завистью воспринимают нашу свободу междисциплинарных контактов, рассматривая ее как проявление непонятной русской души, вроде широких застолий и разгильдяйства. А ведь сами мы так привыкли к этой свободе, что давно перестали ее замечать, тем более ценить, как никогда не ценили цивилизованные люди свободу открыто выражать свои взгляды или выезжать заграницу. Научные школы тоже воспринимались нами как нечто совершенно естественное (научная безотцовщина возможна, но прискорбна), а ведь они были нашим бесценным достоянием и отношения между учителями и учениками зачастую служили важнейшими конструкциями хрустального дворца.

Увы, все лучшее, что было и, может быть, еще остается в отечественной науке, коренится в структурах и идеологии традиционного общества, выковавшей русскую интеллигенцию с ее представлением об общественном долге, который должен стоять превыше заботы о личном, нестяжательством, высокой духовностью и нетерпимостью к чуждым мнениям, воинствующим неприятием власти и стремлением к рациональному переустройству мира, доходящим до маниловщины идеализмом, отсутствием осознания ценности собственной личности при готовности героически отстаивать права других.

Великие идеи Просвещения на российской почве породили интеллигенцию как слой, одинаково враждебный власти и народу, срывавший демократические реформы просвещенного абсолютизма, ввергший страну в кошмар диктатуры пролетариата, частично уничтоженный этой диктатурой, частично ею преображенный.

С.П. Курдюмов по происхождению, воспитанию и образу жизни был типичнейшим русским интеллигентом. Одевался тщательно и старомодно, не уделяя ни малейшего внимания своему гардеробу. Снимал шляпу, целуя руку даме, и при этом был лишен малейшей склонности к донжуанству. Щедро раздавал книги из своей библиотеки. Всегда готов был материально помочь любому аспиранту или молодому ученому и считал это своим долгом. А уникален он, пожалуй, тем, что в нем не только расцвели все лучшие черты нашей интеллигенции, но даже далеко не самые симпатичные ее качества благодаря исключительным свойствам его личности каким-то непостижимым образом преобразовались в нечто позитивное, приятное и полезное для окружающих, ценное для науки.

Идеализм проявлялся как исключительное прекраснодушие, желание видеть в людях только хорошее и иногда даже вызывавшее улыбку стремление всем помочь.

На первых думских выборах (1993) С.П. голосовал за партию "Женщины России" с совершенно невнятной политической платформой, потому что женщин обязательно надо поддержать. Фанатичное неприятие власти чудесным образом превратилось в отвращение ко всякой казенщине, чинопочитанию, административному произволу и бюрократическому давлению на науку. С.П. мыслил и действовал как типичный интеллигент-народник, защищая и научную молодежь, и вполне зрелых ученых от произвола чиновников от науки и просто чиновников.

Если в мрачные времена тоталитаризма защищать приходилось отдельных людей, то сейчас — целые институты и даже саму Академию наук. Постепенно мы становимся иностранцами в своей стране. Мы помним, как лет пятнадцать назад молодые ученые, приезжавшие из стран Запада, были скорее потрясены, чем восхищены возможностью непринужденно общаться с Директором Института прикладной математики им. М.В. Келдыша, в том числе и у него дома и даже получить в подарок коробку конфет. Они рассчитывали увидеть его издали, а если повезет — послушать его выступление откуда- нибудь из задних рядов. Возможность отнимать время у ученого такого уровня своими незрелыми идеями практически для всех желающих была, безусловно, невероятным расточительством. Но именно благодаря этому выросли мы и сформировались наши взгляды. Сейчас время другое и владелец коммерческой структуры, в которой работает всего несколько человек, в заключение лекции предлагает задать вопросы, предупреждая при этом, что после лекции он на вопросы отвечать не будет. Время — деньги.

Наши студенты старше нас. Они все это усвоили еще в детстве и редко страдают романтическими порывами. Но нам повезло больше, чем им, ведь на нас с невообразимой по нынешним временам щедростью тратили время такие ученые, как Курдюмов.

В любой области знания в период творческих исканий были люди, которые не только получали ценные результаты и задавали образцы научной работы, но и создавали атмосферу праздника, захватывающей и интересной игры, целью которой было постижение объективной истины. Автор провел самые счастливые голы своей молодости в Лаборатории экологии человека Института географии АН СССР. Ее заведующий Ю.В. Медведков, фактически вытолкнутый из страны, ныне профессор в Колумбусе, штат Огайо, был одной из самых ярких фигур в отечественной географии в 70-е годы.

Атмосфера еженедельных семинаров в лаборатории была непринужденной; всем присутствующим предлагали чай с булочками. Вольный дух дискуссий и высокий их уровень сделали лабораторию центром новаторской географической мысли. И здесь мы находим ту же щедрость не только по отношению к ученикам, но и ко всем без исключения прихожанам. И тот же демократизм, готовность отчаянно спорить с собственными учениками (с непредсказуемым результатом) вместо того, чтобы поставить их на место.

Именно такие семинары, прежде всего, формировали будущих соратников С.П. Курдюмова, ставших пропагандистами идей синергетической революции в своих науках.

В 80-е годы блистательный экономико-географ Б.Н. Зимин (1929- 1993), по состоянию здоровья почти не выходивший из дома, еженедельно собирал у себя изрядную группу аспирантов и молодых кандидатов, чтобы напоить чаем с пирожными и конфетами (и то, и другое тогда было дефицитом) и прочесть очередную лекцию из своего новаторского курса по географии промышленности, такого же яркого и необычного, как его автор. Наука движется вперед, прежде всего, благодаря людям, которые отдают ей почти все, и даже если сами получают совсем немного, то все равно считают себя счастливыми. Много ли их осталось сейчас?

Наука исторически была детищем университетов, а университеты — детища церкви. В университетах Англии целибат был отменен только в 1854 году, но неофициально соблюдался еще многие десятилетия. Об этом родстве забывают сейчас иногда даже те, кто облачается в торжественных случаях в пышную мантию, поразительно напоминающую епископскую. Наука — не обанкротившаяся фирма, нуждающаяся в услугах кризис-менеджеров, и подлинные причины ее бедственного положения следует искать не в ней, а вне нее. Как и церковь, она приходит в упадок от угасания веры, в данном случае — в объективную истину, в саму познаваемость мира, которая требует веры, как всякая аксиома. Если люди становятся равнодушными к истине и интересуются только эффективностью, науке не помогут никакие ассигнования и никакой менеджмент.

Угасание веры в объективную истину, исчезновение всякого пиетета по отношению к науке имеет ту же причину, что и угасание всякой веры. Причина эта — в восстании масс, описанном еще X. Ортегой-и-Гассетом (1883-1955), в их нежелании далее следовать за элитами, в стремлении опустить все до уровня своего понимания и своего вкуса. Модель развития России должна была бы быть основана именно на противостоянии восстанию масс, неизбежное следствие которого — катастрофическое падение интеллектуального уровня. Богатые могут позволить себе роскошь быть глупыми, бедные — нет.

Печальная истина состоит в том, что с дьяволом приходится играть по его правилам, иначе можно оказаться в положении карася-идеалиста, решившего рассказать щуке про добродетель. В условиях информационного общества, когда рационализм становится не только ненужным, но вредным, ибо манипулирование общественным сознанием несовместимо с институтом рациональной критики, нужны смелые шаги, далеко выходящие за рамки классических представлений о рациональности. Восстановление фундаментальных исследований требует на порядок больше времени, чем прикладных. Почему бы не попытаться руками информационного дьявола распространить в обществе страх перед исчерпанием наличного фундаментального знания для дальнейшего развития прикладных исследований и технологий? Это уж никак не менее обосновано, чем угроза исчерпания различных видов природных ресурсов, включая энергетические, или разрушения озонового слоя — благоглупости, на которые тратятся миллионы.

В 70-е годы среди американских экономистов был популярен афоризм: "Плановая экономика — как говорящая лошадь. Странно, прежде всего, то, что она существует". Но никто никогда не говорил ничего подобного о советской науке, организация которой была уж никак не менее противоестественной. Власть нуждалась в науке и понимала это, поэтому мнение тех, кто занимал в науке высокое положение, стоило немало. Сказать, что советская модель организации науки была экстенсивной, значит сказать мало. Хрустальный дворец имел ярко выраженные сюрреалистические черты в духе Кафки, очень точно описанные в некоторых романах братьев Стругацких. Именно царивший в АН СССР кромешный бардак позволял одним решать интереснейшие научные задачи, другим — ловить рыбку в мутной воде, делая карьеру на критике буржуазных теорий, как правило, не утруждая себя сколько-нибудь основательным знакомством с ними, третьим — и их было большинство — просто бездельничать. В советские времена все что-то воровали у государства. Ученые воровали время, которое лучшие из них использовали как творческий отпуск. Незримая автономия науки в условиях тоталитарного режима иногда становилась вполне очевидной: хотя мерзостей в АН СССР было через край, А. Д. Сахаров так и не был из нее исключен, несмотря на сильнейшее давление партийного руководства.

Советская модель организации науки не могла, подобно улыбке чеширского кота, существовать отдельно от того строя, при котором она сформировалась. Но сейчас, даже не сейчас, а более десяти лет назад, необходимы были талант, мужество и политическая воля для творческих поисков новой национальной модели организации науки. Этого сделано не было.

С.П. Курдюмов с горечью говорил, что молодые реформаторы-экономисты считают нашу науку серой, а это если и справедливо, то только но отношению к той области науки, к которой они сами принадлежат. Копировать зарубежные образцы организации науки и высшего образования, эффективность которых значительно менее очевидна, нежели эффективность экономик этих стран, и уж совсем не очевидна их пригодность для России. Либо, наоборот, дать отечественной науке умереть естественной смертью, помогая ей лишь наркотиками для облегчения страданий — два пути наименьшего сопротивления. И оба ведут к поражению. Ведь даже не поставлена великая цель, рождающая великую энергию. Но мы — всего лишь очередное звено в социальной эстафете, порожденной великим чудом возникновения науки Нового времени. Мы — наследники Просвещения и не вправе отречься от него. Мы должны защищать науку как последнюю цитадель веры в Разум. Только пример церкви, пережившей и гонения, и равнодушие, может позволить нам сохранять тот оптимизм относительно судьбы науки, который завешал нам С.П. Курдюмов.

В оформлении статьи использованы работы В. Бреля

ЗАГЛЯДЫВАЯ В БУДУЩЕЕ

Георгий Малинецкий