В городе мыслящих роботов, где за вашими движениями следят электронные схемы, а желания считывают умные машины, стараясь их воплотить, в городе победившего Прогресса (действие происходит в веке — внезапный разлад и смятение. Сам город повис в воздухе, как мираж, ибо его устои рухнули, оказавшись шаткими, как никогда. «Вы думали, — сказал футуролог, — что скоро будете жить в технологической нирване, а приближаются новые средние века».
... Летом прошлого года американский физик Джонатан Хюбнер объявил о «закате Технического мира». Время открытий и изобретений прошло. «Золотым веком» научного творчества стал период с 1873 по 1915 годы, когда появились электростанции, радио, кинематограф, самолет, телефон, автомобиль. Теперь прогресс явно замедлился. Нынешний темп инноваций — 7 важных технологических изобретений на миллиард человек в год — соответствует уровню 1600 года. Становится все сложнее создавать новые технологии. Лет через двадцать уровень инноваций будет таким же, как в средние века.
Если сравнить Homo techricus с садоводом, то выращенное им «деревце техники» давно превратилось в кряжистое дерево со множеством сучьев, ветвей, веток — их можно называть «связью», «транспортом», «энергетикой» и т.д. «Мне кажется, — пишет Хюбнер, — мы открыли почти все главные ветви технологий».
В принципе, большинство футурологов говорит обратное. В любом случае слова Хюбнера заставляют присмотреться к современной науке. Допустим, поток инноваций, и верно, скудеет. Называют разные тому причины, но их можно свести к двум основным: экономической и гносеологической.
• Отдельные области науки и техники (например, космонавтика) не развиваются из-за того, что нерентабельны, или из-за нехватки денег на исследования и разработки.
• Говорят и о том, что возможности человеческого мозга ограничены и нам все труднее делать открытия. Вот почему важно развивать в детях нестандартное мышление, пробуждать в них любопытство, приучать анализировать вопросы с разных точек зрения.
Модель автомобиля с двигателем внутреннего сгорания. Англия. 1895 г.
Важнейшие открытия делаются там, где есть свобода творчества. К сожалей ию, в традиционных отраслях науки сложилась своя непререкаемая иерархия — здесь молодым талантам гораздо труднее пробиться наверх. Реализовать свои идеи, завоевать авторитет бывает порой так же трудно, как... например, рыбе пробить зимний лед. Излишняя бюрократизация науки множит ряды «непризнанных гениев» и число несостоявшихся открытий и изобретений. А ведь наука взрастает на идеях двадцатилетних людей. Многие великие ученые всю жизнь лишь развивали и углубляли мысли, осенившие их в юности. Если помешать человеку раскрыться в этом возрасте, то способности, заложенные в нем, могут бесполезно распылиться.
Не случайно в XXI веке новыми технологическими сверхдержавами, очевидно, станут Китай, Индия, Бразилия — страны, где научная иерархия пока не так громоздка, как в Америке или Европе, где молодым талантам легче пробиться наверх, где их дарования ценят. Когда-то такое было и в Советской России (с той лишь разницей, что у нас легко было вознестись, легко и погибнуть или попасть в «шарашку»). Новые мировые научные центры все настойчивее стремятся конкурировать с Европой в сфере науки. Тем временем уровень образования в большинстве европейских стран снижается.
• Так, по итогам конкурса PISA-2003 по математике (об этом конкурсе смотрите статью М. Арапова в «3-С», 1/2003) первенствовали: 1. Гонконг (550 очков), 2. Финляндия (544), 3. Южная Корея (542). 4. Нидерланды (538) , 5. Лихтенштейн (536)... 19. Германия... 28. США, 29. Россия (468)... 31. Италия.
• В естественных науках результаты были таковы: Г Финляндия (548 очков), 2. Япония (548), 3. Гонконг (539) , 4. Южная Корея (538), 5. Лихтенштейн, 6. Австралия, 7. Макао... 18. Германия... 22. США... 24. Россия (489).
Если бы мы уделили хоть немного внимания нашим «молодежным» сборным по математике и естественным наукам, то не ужаснулись бы наметившемуся громадному отставанию от сверстников из других стран. И пусть соседство в этом реестре с США или Германией нас не обманывает. Многие молодые способные люди из других стран (включая российские таланты) вскоре наверняка переедут учиться и работать в лучшие американские и немецкие университеты. Мы же будем только терять, пока не зададимся целью сделать родную страну «технократической державой».
В последнее время много говорится о проблемах мигрантов. Одной из приоритетных задач российских властей могло бы стать всяческое облегчение миграции в нашу страну молодых ученых и специалистов из стран «третьего мира» и стран СНГ для работы в академических и научно-исследовательских учреждениях. Мы должны «вербовать» в других странах молодых физиков, биологов, компьютерщиков, заниматься их селекцией, как делают это в американских университетах, как вербовали молодых специалистов в Европе при Петре I или Екатерине Великой.
Разумеется, для этого надо вкладывать в науку серьезные деньги. И тогда крупнейшие университетские города России могли бы стать центрами развития науки «третьего мира», а учеба или работа в них — пределом мечтаний для молодых людей из Индии или Киргизии, Эфиопии или Боливии, Южной Кореи или Сербии (в понятие «третий мир» я не вкладываю ничего уничижительного; оно объединяет все страны, лежащие за пределами Северной Америки или Европейского Союза). Москва, как некогда Константинополь, должна стать «оплотом учености в варварском мире», великим культурным центром, объединяющим вокруг себя сотни народов, — своего рода «священным городом Евразии», ее «духовной столицей». У нашей страны это единственный шанс остаться сверхдержавой, без чего с петровских времен кажется немыслимым само существование русских людей — этой громадной общности, собранной по сусекам евразийских просторов.
Как тут не вспомнить Льва Аннинского: «Империю строят не „русские“. Русскими они становятся по ходу и в результате строительства Империи. А строят ее все, кто хочет: славяне, тюрки, финны, кавказцы. А также эстонцы, латыши, литовцы и тувинцы».
До тех пор, пока сотни тысяч талантливых людей со всех концов Земли не захотят приезжать в Россию, чтобы учиться здесь и работать в самых наукоемких, элитных отраслях, до тех самых пор Россия будет прозябать, превращаясь в какую-то зону, куда свозят на временное поселение бомжеватых строителей со всех концов СНГ.
Если мы хотим стимулировать рост российской экономики, повысить конкурентоспособность России, то нам надо вкладывать больше средств в науку — в образование и систему повышения квалификации, в развитие новых технологий и инновационную деятельность. Только нормальное финансирование поможет выиграть «войну технологий», войну, где победители причисляются к «золотому миллиарду», а население побежденных стран обречено десятилетиями распродавать наследие потомков — имеющиеся в стране сырьевые ресурсы — и, несмотря на тотальную распродажу, по-прежнему нищенствовать. В истории такие страны остаются лишь материалом для новых империй, которые построят те, кто придут владеть этой землей. В гонке «научно-технических достижений» — в этой новой «холодной войне» — нужно ориентироваться на лидеров и учиться у них, как когда-то царь Петр — у шведов.
Учиться придется, кстати, опять же у шведов. В США выделяется на научные исследования 2,7 процента валового национального продукта в год, в Японии — 3 процента, в Финляндии — более трех процентов, а в Швеции — даже 4,27 процента (подобные сведения были озвучены летом 2005 года). В абсолютных цифрах впереди, естественно, США — 315 миллиардов евро. В Европе инвестиции в науку заметно скромнее: 52 миллиарда евро — в Германии, 33 миллиарда евро — во Франции, 30 миллиардов евро — в Великобритании.
Пока же в России, как и в большинстве стран Европы, наука кажется многим чем-то вроде слабого утешения для тех талантливых людей, кто органически не способен реализовать себя в бизнесе. Музейные ценности ее любопытны, но настоящая жизнь кипит в стороне от лабораторий и обсерваторий. Экономика — вот поле боя, где проверяются способности человека. Роль жалкого просителя, обивающего пороги кабинетов в поисках спонсоров, инвестиций и грантов, — дело неудачника.
Наука оказалась на периферии интересов общества. По оценкам немецкого журнала «Р.М.» более 90 процентов людей в промышленно развитых странах мира являются «в научном отношении неграмотными людьми». А ведь наука была, пожалуй, едва ли не главным вкладом западных цивилизаций в сокровищницу достижений человечества. Нынешняя стагнация науки предполагает отказ от традиционно европейского критического любопытства к окружающему миру, угасание интереса к мирозданию, своего рода опасный симптом старения цивилизации, ее неспособность удерживать обретенное и развивать достигнутое.
По признанию словенца Янеша Поточника, возглавляющего комиссию ЕС по научным исследованиям, даже в благополучной Европе большинство людей не видит прямой связи между развитием науки и способностью государства успешно конкурировать на международной арене, а также умением ее руководства обеспечить высокий жизненный уровень своего населения и высокие экологические стандарты. Вот только плохи дела в стране, где разучились думать о перспективе. Нынешние китайские власти, например, готовы ждать отдачи от вложений в науку через десятилетия (см. «Знание-сила», 10/2005).
Мы же чаще имеем дело с обратной стратегией. Социальный престиж инженеров, технологов и даже ученых низок, как никогда. В цене — умение организовывать, управлять, создавать имидж. В цене — менеджмент, маркетинг, реклама, дизайн, то бишь талант манипулировать с объектами, находить для них красивую обертку или вовремя избавляться от них, налаживая массовый сбыт, а вот способность преобразовывать объект, совершенствовать его, оснащать новыми реальными функциями часто замедляет продажи, требует переналадки производства, серьезных капиталовложений — одним словом, затягивает на неопределенный срок получение прибыли. Изобретатели не очень-то и нужны, нужны лакировщики действительности — не творцы, а имитаторы.
Но что делать молодым талантам, если они придут в науку, а не в политику или бизнес? Ведь все давно открыто! В науке наступает стагнация — эпоха «средних веков». Энергетика, связь, транспорт — у нас все уже есть! Но так ли ничего нам не надо?
Возможно, очередной кризис (сколько же кризисов научной мысли человечество пережило!) вскоре сменится новым подъемом. Не случайно такой большой интерес вызывают идеи великого русского экономиста Николая Кондратьева (1892— 1938).
Применительно к науке главный посыл таков: каждые полвека человечество переживает очередной бум инноваций. Впереди нас ждет новая волна открытий и изобретений. Как полагают, начнется повальное увлечение биотехнологией, экологическими инновациями, новыми медицинскими технологиями. Говорить о «конпе науки» так же смешно, как повторять 15 лет назад вслед за Фукуямой, что «история кончилась», — повторять накануне новых тектонических сдвигов в мировой политике.
В представлении Кондратьева всякое технологическое развитие обусловлено спросом на него, то есть изъясняясь модными тогда категориями. — экономика первична, а инновационная деятельность вторична. Когда появляется спрос, тогда изобретение, по сути, игрушка, придуманная неким увлеченным человеком, становится товаром массового потребления.
У любой технологии есть своя жизнь. Ее творцами являются чудаки вроде братьев Райт, все свободное время строившие биплан, хоть и уверенные в том, что «человечество и через тысячу лет не научится летать». Порой пресса даже сообщает о странных опытах, «обещающих что-то новое». Дело продолжают энтузиасты — блестящие специалисты, увлеченные новой технологией. Однако для публики она по-прежнему мало интересна. Конечно, в газетах прочтешь порой, что очередной «летун отпущен на свободу» (А. А. Блок). Но что проку в опытах? Ни один здравомыслящий человек не сядет в эту неуправляемую машину. Потом начинается «демократизация технологии». Люди открывают самые широкие возможности ее применения. И уже тянет лететь на аэроплане — нет, самолете! «из Москвы — в Нагасаки! из Нью-Йорка — на Марс!»
В принципе, подобная судьба уготована любой перспективной технологии. Какое-то время она пользуется необычайной популярностью, как радио — в 1920-е годы, телевидение и космонавтика — в начале 1960-х годов, интернет и мобильная связь — в начале нашего века. Создается огромное количество компаний, так или иначе связанных с этой технологией, потом следует кризис, резкий спад интереса к еще одной «модной штучке».
Циклы подъемов и спадов, словно волны, прокатываются по человеческой массе, заставляя тысячи ее атомов то одновременно идти в политику — в революцию или на войну, то бросаться в экономику, устраивая очередное «экономическое чудо», то увлекаться наукой. Истина, изреченная воином-скитальцем почти тридцать веков назад, справедлива по сей день: «В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй; смену волн познай, что в жизни человеческой царит» (Архилох). Похоже, потребность в инновациях не угаснет, пока в людях еще теплится фантазия, пока жива надежда что-либо изменить в своей жизни и в окружающем мире. Прогресс еще победит — и не раз.
МИКРОМИР ЖИЗНИ
Рафаил Нудельман