"5 декабря 1965 года — в воспоминаниях участников событий, материалах самиздата, публикациях зарубежной прессы и в документах партийных и комсомольских организаций и записках Комитета государственной безопасности в ЦК КПСС" Москва, Общество "Мемориал". Издательство "Звенья", 2005
Алексеева Людмила Михайловна, историк общественный деятель, в 60-е годы редактор в издательстве "Наука", влоследствии участник правозащитного движения.
С 1976 года член Московской Хельсинской группы. В 1977 эмигрировала в США, в 1993 вернулась. С мая 1996 председатель воссозданной Московской Хельсинской группы. Автор книги "История инакомыслия в СССР. Новейший период". "Вообще мне эта идея жутко не понравилась, я считала, что это Алиповы закидоны. Мы не знали, что будет с этими демонстрантами, но думали, что дело кончится плохо. Короче говоря, мы все втроем тоже двинули на демонстрацию..."
"Как и всякому общественному феномену, правозащитному движению требовалась легенда. Демонстрация 5 декабря 1965 года и стала такой легендой". Так написано в предисловии книги о событии, ставшем точкой отсчета истории правозащитного движения в СССР.
Документы и свидетельские показания — не лучший материал для изготовления легенд, их обычно кроят из другой материи.
За публикацию своих произведений на Западе были арестованы два литератора. Андрей Синявский и Юлий Даниэль. Первые после снятия Хрущева политические аресты многие восприняли как угрозу возврата к сталинскому режиму политических репрессий. Ответом стала первая после 1927 года публичная акция протеста. Прекрасный сюжет для легенды.
А что следует из воспоминаний о демонстрации? Прежде всего — что ее не было, во всяком случае, в привычном для нас представлении. Горстка людей у памятника Пушкину, окруженная превосходящими силами КГБ, милиции и их добровольных помощников и неопределенным числом сочувствующих наблюдателей, включая иностранных журналистов. На мгновение взметнувшиеся бумажные плакаты с надписями: "Требуем гласного суда над Синявским и Даниэлем" и "Уважайте советскую Конституцию!", тут же в клочья разорванные оперативниками и дружинниками — их и прочесть не успели. Двадцать два арестованных препровождены в отделение милиции и отпущены через несколько часов.
Все картинки, не слишком подходящие для легенды.
Выясняется далее, что идею митинга — совершенно лояльный призыв власти соблюдать собственное законодательство — почти никто из диссидентов старшего поколения не разделял. Одни по причине именно его оскорбляющей убежденных антисоветчиков лояльности, другие из-за несопоставимости риска (старшие хорошо знали, чем эта затея грозит на самом деле) смехотворному требованию права у принципиально не правового государства — требовали бы уж хоть освобождения писателей. Идея вызвала тяжкое недоумение даже у гэбэшников, все добивавшихся у демонстрантов, что они хотели сказать своими плакатами на самом деле, и начисто отвергавшими их прямой смысл: "Слушайте, мы же говорим серьезно..."
Только у младших — студентов и СМОГистов (молодых поэтов, выступавших у памятника Маяковскому с весьма радикальными стихами и настроенных очень решительно) не было никаких сомнений; приходить или не приходить. Но и юридическую идею требовать гласности суда и соблюдения конституции они, разумеется, восприняли как чисто камуфляжную.
Сочувствующие наблюдатели к демонстрантам с плакатами не подходили, следили за происходящим с парапетов вокруг площади. Многие обзавелись более или менее убедительными "отмазками": "мама послала в аптеку"; "шел в Консерваторию"; "смотрю, люди толпятся; решил узнать, в чем дело". Кто-то даже взял с собой лыжи: шел мимо, покататься за городом. Впоследствии, на милицейских и комсомольских разборках, они повторяли эти свои отговорки, иногда прибавляя ритуальное "Простите, не проявил идеологической бдительности".
Батшев Семенович (р. 1947), поэт, участник литературного объединения СМОГ. Впоследствии прозаик, киносценарист, издатель, первый историограф СМОГа. Осужден в 1966 "за тунеядство" на 5 лет ссылки. Помилован в 1967. В феврале 1995 эмигрировал в Германию. "Откуда появились эти листовки, кто их делал — понятия не имею. Мне дали пачку, и я их распространял. Знаю, что этим занимались и Юлька, и Сережа, и, конечно, Буковский. 2 декабря нас схватили. У меня оставалось еще штук 30 листовок. Повезли на Лубянку, стали кричать. А я им: "Всех вас, коммунистов, на фонарь, все вы... палачи кровавые"...В 4 ночи меня привезли домой. А утром приехал "психовоз" и меня повезли в дурдом. Родители даже обрадовались:...ясно стало, почему я так странно себя веду в самой счастливой стране..."
Героические голливудские фильмы иначе представляют героическое поведение своих совершенно героических героев. Телевизор и до сих пор снова и снова демонстрирует легендарное поведение красных бойцов на допросе у белых извергов, советских партизан под пытками в гестапо. Короче, что-то не слишком материалы книги складывается в легенду — как о сожженном в паровозной топке Лазо или с гордо поднятой головой идущей на эшафот Зоей.
Легенда предполагает не только героического рыцаря без страха и упрека, но и столь же одноцветно отвратительного хитрого, сильного врага: их единоборство и составляет драматический сюжет. Образ КГБ/МГБ/НКВД/ЧК этому запросу вполне соответствует, почему и оказался столь востребован Голливудом, — но только не в данном случае. Тут поведение грозной организации вызывает множество недоуменных вопросов. Как она вообще допустила этот митинг? Не знали? Смешно: листовки с "Обращением", приглашавшем на площадь Пушкина, обнаруживали в почтовых ящиках, они ходили по многим московским вузам. Один хитроумный филолог потащил листок к старшему товарищу- преподавателю истории партии, "посоветоваться", прямо на семинар, где и зачитал вслух, сообщив необходимую информацию группе и повергнув в ступор партийную даму. Короче говоря, не знать о предстоящем событии было весьма затруднительно, особенно вездесущим органам.
Буковский Владимир Константинович (р. 1942), общественный деятель, в 60-70-е годы активна правозащитного движения. В 1960-1961 участвовал в организации поэтических чтений на площади Маяковского в Москве, неоднократно задерживался, несколько раз помещался на принудительное лечение в психиатрические больницы.
В 1967 осужден на 3 года за организацию демонстрации 22 января на Пушкинской площади в защиту ранее арестованных Ю. Галанскова, А. Добровольского и др. Вновь арестован в 1971, приговорен к 7 годам заключения и 5 годам ссылки.
В 1976 выслан из СССР ("в обмен" на Луиса Корвалана, коммуниста). Живет в Великобритании. "Конечно, у этой затеи нашлось множество противников. Как обычно, говорилось, что это провокация КГБ, чтобы всех "выявить" Большинство, однако, поддержало идею, и даже такой пессимист, как Юрка Титов, сказал: "Вот, понимаешь, эти интеллектуалы наконец придумали что-то толковое".
Оставались под впечатлением знаменитого хрущевского доклада о культе личности с прямыми обвинениями в адрес этой самой организации и предпочитали избегать лишних телодвижений? А расстрел рабочих в Новочеркасске в 1962? Да и хватило же у них предусмотрительности накануне упрятать экстремиста Владимира Буковского в психушку — что, в соседней палате мест не хватило на всех остальных? Или гэбэшники настолько глубоко презирали интеллигентов, что не ждали от них ничего путного?
Общение с людьми из органов в милиции, куда доставили арестованных, являло по воспоминаниям образчики диалогов театра абсурда:
"...—У вас был лозунг "Уважайте Советскую Конституцию"? Был?
—Да, был.
—Зачем вы написали такой лозунг?
—Чтобы уважали Советскую Конституцию.
—А что, вы считаете, что ее кто-нибудь не уважает?
—Здесь этого не написано
—Почему в этот день?
—А если бы я вышел на площадь первого мая с лозунгом "Уважайте Первое мая!" — это бы вас удивило? Сегодня День Советской Конституции".
Не знали, с кем сцепились — с профессиональным логиком Александром Сергеевичем Есениным-Вольпиным...
Не так глупо, но зато очень мерзко выглядят по документам бравые комсомольские вожди университета, разбиравшие дела студентов, которые оказались на площади. Особенно будущий отец российской демократии Руслан Имранович Хасбулатов, театрально восклицавший на покаянные слова пострадавших: "Я ему/ей не верю!" и тут же кровожадно требовавший немедленного исключения из комсомола (в те времена он исправно и с большой пользой для карьеры исполнял обязанности собаки Баскервиллей комсомольского бюро университета).
Но ведь прав автор предисловия А. Даниэль, демонстрация стала легендой. И ежегодно много лет подряд собирались люди 5 декабря на площади Пушкина, стояли там, обнажив головы, и это тоже вошло в историю правозащитного движения как "митинги молчания" — в память того "митинга гласности". Идея права, достойная не больше чем иронии по мнению большинства диссидентов и немедленного психиатрического освидетельствования по глубокому убеждению противоположной стороны, стала, несмотря ни на что, стержнем целой эпохи диссидентства, объединив противников режима всех цветов радуги.
Вишневская Юлия Иосифовна, публицист, поэт. В 1965 году ученица 10 класса, участница объединения СМОГ. Несколько раз принудительно помещалась в "психушки". С 1971 в эмиграции, работала на радио "Свобода". Живет в Израиле.
"Выхожу в школе на большую перемену, а папа с мамой сидят у директора, на них лица нет. Оказывается, меня из комсомола исключают за антисоветскую агитацию... А когда привезли меня с родителями на Лубянку, мне стало интересно. Допрос шел целый день. Маму в основном допрашивали. По их инструкции они несовершеннолетних не могли допрашивать без родителей. Они спрашивали, откуда у меня это Обращение, а я им не ответила. Это было не страшно, а интересно..."
Вольпин (Есенин-Вольпин) Александр Сергеевич (р. 1924), поэт, математик/философ, общественный деятель. Автор ряда работ по математической логике. Впервые арестован в 1949 за написание и чтение "антисоветских" стихов, помещен в психиатрическую спецбольницу. В 1950-53 в ссылке в Караганде.
В 1959 вновь арестован и помещен в спецбольницу. Тогда же на Западе вышел сборник его поэтических и философских произведений. Герой фельетона И.Шатуновского "Из биографии подлеца" в "Огоньке" в 1963 году и подал в суд на автора. Написал ряд работ по теоретическим проблемам законодательного обеспечения прав человека; пытался применить свои теории на практике. В1970-1972 эксперт Комитета прав человека. Эмигрировал в 1972. Живет в США.
"Мне возражают, что у государства есть права и очень мало ограничений, а у нас одни обязанности. Но это прежде всего неконституционная точка зрения! Если так, то бессмысленны и конституция, и сами преследования - все бессмысленно. Мне говорят: "Так оно и есть, вы что, не видите?" — "Почему при этом я должен сидеть молча?" Я думаю, что если бы такие демонстрации происходили в 1920-1930-х годах, если бы они тогда составляли фон московской жизни, то Сталину просто не удалось бы захватить ту власть, которую он получил. Мы должны быть все-таки готовы к тому, чтобы встретить будущее и не дать им повторить прошлое".
Вольпина Виктория Борисовна, искусствовед, преподаватель, в 1962- 1972 жена А.Вольпина. Живет в Москве.
"До середины ноября я еще всхлипывала и пыталась каким-то образом предотвратить опасность...Но когда люди переставали думать о страхах, идея демонстрации становилась очень обольстительной. Даже у такого осторожного человека, как я, когда поняла, что предотвратить это невозможно, в ушах засвистел воздух свободы, бесшабашность какая-то появилась. Стало не нужно зажимать себя. От ощущения холодка опасности и свободы кружило голову".
Воробьев Олег Иванович (р.1939), до 1965 студент филфака МГУ. В 1970 арестован за распространение самиздатской литературы, приговорен к 6 годам лагерей. В 1977 эмигрировал в Австрию, вернулся в 1994. Живет в Санкт- Петербурге.
"Я появился 5 декабря на площади, хотя сам листовок не видел, Якобы что-то в связи с Синявским и Даниэлем. Кто такой Даниэль, я понятия не имел. А Синявский что-то про футбол говорил, вроде бы комментатор такой.... По нашему делу шли... шестеро, за этого Синявского и за этого Даниэля, которого я не знал...А теперь... написали, что я под воздействием Синявского и Даниэля стал антисоветчиком. Как будто они меня нашли где-то и обработали.
А я их так ни разу в жизни не видел, кроме Сани Даниэля".
Галансков Юрий Тимофеевич (1939-1972), поэт, публицист, участник поэтических чтений на площади Маяковского в Москве в 1959-1961. Редактор-составитель поэтических и литературно-публицистических альманахов "Феникс". Арестован в 1967 вместе с А. Гинзбургом, А. Добровольским и В. Лашковой, приговорен к 7 годам лагерей. Умер в лагерной больнице в Мордовии после запоздалой или неудачной операции. "Дивный эпизод: юноша, стоящий на самом углу гранитной облицовки сквера, ближней к Пушкину, вскоре после лозунгов произнес: "Граждане свободной России!" Не знаю, думал ли он продолжать или ожидал немедленного налета и больше, чем первые слово, сказать не надеялся, но только наступила пауза, а его не брали — до него была высоко, да и не всегда они управлялись тотчас же... Наконец двое ревнителей совершили прыжки вверх, и юноша, как статуя, рухнул в толпу, был подхвачен несколькими парами охранительных дюжих рук и доставлен прямо в машину...Юноша в отделении комически удивился своему задержанию, сказал, что ему не дали договорить — он хотел сказать, чтобы граждане свободной России шли по домам. Это, по моим сведениям, был Голансков" (В. Гершуни).
Гершуни Владимир Львович (1930-1994), рабочий, поэт, журналист, общественный деятель, узник сталинских лагерей (1949-1955), автор, редактор и распространитель самиздата, участник правозащитного движения, узник спецбольниц (1969-1972,1982-1987). "Расправа над писателями, которые контрабандой осуществляли свое конституционное право на свободу слова и печати, вызвала в первых нескольких сотнях граждан решимость осуществить открыто свое конституционное право на демонстрацию".
Гинзбург Александр Ильич (1936-2002), журналист, общественный деятель. Составитель машинописного поэтического альманаха "Синтаксис" — видимо, первого в СССР неподцензурного, широко известного периодического издания. В 1960 арестован и приговорен к 2 годам лагерей. В 1966 составил документальный сборник по делу Синявского и Даниэля ("Белая книга"), за что был вновь арестован, осужден вместе с Ю. Галансковым, А. Добровольским и В. Дашковой, приговорен к 5 годам лагерей. Первый распорядитель Русского общественного фонда помощи политзаключенным (1974-1977). Входил в состав Московской Хельсинской группы. В 1977 арестован в третий раз, приговорен к 8 годам лишения свободы и 3 ссылки.
В 1979 выслан из СССР. Жил во Франции, был ведущим политическим обозревателем газеты "Русская мысль".
"— И как вы к этой идее отнеслись?
— С удовольствием.
Я вообще любил все, что придумывал Александр Сергеевич.
— Вы, конечно, не отговаривали его устраивать митинг?
— Абсолютно не отговаривал. Это была хорошая идея".
Глазов Юрий Яковлевич (1929-1998), лингвист, востоковед, переводчик, в 1965 сотрудник Институга востоковедения АН СССР, участник правозащитного движения. В 1972 эмигрировал в Канаду.
"Все событие продолжалось не больше двух-трех минут. Бумажные транспаранты были немедленно смяты рунами чекистов и дружинников. Клочья уже летели в стороны, и нескольким лицам, стоявшим в самом центре, уже крутили назад руки, отталкивая тех, кто пытался отбить демонстрантов".
Кристи Ирина Григорьевна, математик, общественный деятель, в 1965 мнс ИТЭФ АН СССР.
В 1960-80-е активистка правозащитного движения. В 1985 эмигрировала в США, преподает математику в университетах Бостона.
"Юра говорил жестко: "Мы делаем кое-что для воспитания молодежи (в то время они оба преподавали литературу в старших классах школы) — ИМ.), а этот выход на площадь все разрушит". Юре нельзя было отказать в правоте.
Я — другое дело, я — более позднее поколение, я физически крепче. Мне все это было любопытно. Я твердо верила, что со мной ничего не может случиться. Я знала, что пойду туда".
А чего вам, собственно, не хватает для легенды? Героя? Пожалуйста, книга представляет: Александр Сергеевич Есенин-Вольпин, инициатор и идейный вдохновитель митинга гласности, математик, поэт, философ и рыцарь законности. Совершенно фантастическая для российской интеллектуальной эпохи фигура рыцаря юридической процедуры.
Для многих участие в митинге было важно как "акт самовыражения и самоосвобождения" (из предисловия), то есть добиться освобождения арестованных или общего смягчения режима никто не рассчитывал, это был шаг экзистенциальный и глубоко личный. Но, пишет автор предисловия, только не для Александра Сергеевича: "Смешно даже говорить о Вольпине самоосвобождающемся и самовыражающемся: в тогдашней Москве невозможно было найти личность более свободную внутренне и более полно реализовавшую себя в своих профессиональных — литературных, научных, философских - трудах".
Мягко говоря, он не любил советское государство — но готов был вступить с ним в диалог на языке законов, этим государством провозглашенным ("Алик, соблюдение законов погубит большевиков!" — "Тс-с! Они этого еще не знают..."). Он произведений ни с Синявского, ни с Даниэля, не читал и принципиально отложил это чтение на потом — ради сохранения принципа законности в полной чистоте и незамутненности сторонними впечатлениями.
Он придумал легальную форму противостояния нелегитимной власти, но нисколько не заблуждался на ее счет и представлял себе, чем эта затея чревата для участников: "Создается впечатление, что идеальным для него был бы митинг, состоящий из одного участника — его самого". Однако он не считал себя вправе и отговаривать от этого кого бы то ни было — в отличие от его друзей, долгими часами убеждавших его в тшете и рискованности всей акции и его личного в ней участия и добившихся только того, что он стал от них прятаться.
И, похоже, при всем своем антикоммунизме он все-таки верил, что даже это государство можно научить соблюдать законы — если достаточно терпеливо и педагогично себя с ним вести. Что он и стремился делать.
Сборник вообще наполнен людьми — со своими словечками, повадками, сомнениями и способом рассуждений. В воспоминаниях, записанных много позже самого события, уравненные дистанцией от него, они все равно сразу опознаются: вот эти были тогда совсем молоды, решительны, склонны к "приколам" даже в такой экстремальной ситуации (один из студентов — гэбэшнице, которая высматривала будущие жертвы и выдавала себя за преподавателя университета: "Тетка, ты чего цепляешься? Ты посмотри на себя — сколько тебе лет и сколько мне?!"). А вот интеллигентные, образованные, уже состоявшиеся профессионально, много чего ставящие на кон — оперу, запихивающему девушку в машину. "Оставьте женщину! Стыдно!" (тем временем девушка открыла дверцу с другой стороны и смешалась с толпой).
Удивительным образом книга, состоящая из документальных свидетельств, передает атмосферу тех лет в интеллигентской и собственно диссидентской среде — в очень красноречивых деталях. Мгновенное опознавание "своих" и беспрепятственное движение информации между ними: об аресте Синявского Александру Вольпину у электрички сообщил почти совсем незнакомый человек. "Вся Москва была взбаламучена"; "Все только об этом и говорили".
Принципиальные противники акции не смогли усидеть дома и все-таки явились на площадь: "Поскольку я был против, я подготовкой совершенно не интересовался..., на демонстрацию решил не ходить... но через 15-20 минут я понял, что это совершенно неприемлемо.
Кушев Евгений Игоревич (1947-1995), поэт, прозаик, автор и редактор самиздата, редактор журнала "Русское слово" (1966), участник демонстрации 22 января 1967 на Пушкинской площади, политзаключенный. В 1974 эмигрировал, работал на радио "Свобода".
"Мы без колебаний принялись размножать и распространять это "Обращение". Но, к нашему изумлению, многие из числа тех, кому мы показывали его, были уже обо всем осведомлены. Забавная встреча произошла у меня с одним молодым поэтом, но уже членом Союза писателей. Мы столкнулись на улице, разговорились, выпили даже по кружке пива, а при прощании протянули друг другу по экземпляру".
Левитин (псевд. Краснов) Анатолий Эммануилович (1915-1991), церковный писатель и историк, публицист, узник сталинских лагерей (1949-1956); один из зачинателей религиозного самиздата, с 1963 года печатался за границей. Активист правозащитного движения, член Инициативной группы в защиту прав человека в СССР, политзаключенный. В 1974 эмигрировал в Швейцарию, опубликовал 4 книги воспоминаний.
"Нс вот часы показывают шесть. Откуда-то внезапно появляются ребята. Все знакомые мне лица: Голанское, Кушев и другие. И девушки: Вера Лашкова, Люда Кац Юля Вишневская. Быстрым шагом идут к памятнику, поднимают плакат — вспышка магния, щелкают фотоаппараты иностранных журналистов. На ребят набрасываются дружинники. Свалка. Я ухожу с площади... Считаю, что все кончено. Иду на именины. В 10 часов вечера приходит парень, который был на площади. Оказывается, это было только начало. За первой волной ребят последовала вторая, потом третья — до 10 часов продолжался митинг. Дружинники неистовствовали..."
Молчанов Эдуард Дмитриевич (р. 1938), в 1961-1970 (с перерывами) студент филфака МГУ. Потом работал в московских музеях,подвергался психиатрическим репрессиям. Один из основателей партии "Демократический союз" (1988), главный редактор партийной газеты "Свободное слово" (1988-1991). Пенсионер, живет в Москве.
"Вопроса "идти-не идти" не было: я всегда делаю то, перед чем испытываю страх, иначе потом по ночам буду стонать в бессильной ярости на свою трусость. Было ощущение освобождения, я как бы оправдывался перед кем-то за то, что я на свободе, или за то, что бездельничал. Когда поступаешь по совести, приходит облегчение".
Никольский Валерий Дмитриевич (1938- 1978), математик. Один из организаторов "митинга гласности" 5 декабря 1965.
"Наде вспомнить о Валерии Никольском. Теперь этого человека нет в живых. Тогда он был совсем молод. Выслушал меня и сразу: "Ну, так что?" Я бы еще подумал, как да что, и, вероятно, пришел бы к выводу, что все-таки надо устраивать митинг, но этот - сразу по рукам, и никаких сомнений. Вперед, и все! Как танк... Еще до того, как начали разворачивать лозунги, я сказал, чтобы он ушел. Мне казалось, что в случае неудачи, если митинг пройдет, но мало что даст, — надо будет повторять, а меня заберут. Так надо, чтобы кто-то другой был в курсе" (А. Вольпин).
Строева Елена Викторовна (1930-1975), во второй половине 1960 — начале 70-х была близка к правозащитному движению. В 1972 с мужем, Ю.Титовым, эмигрировала.
Жила во Франции. Покончила с собой.
"Лена Строева не поддержала того, чтобы собраться у редакции "Известий". Ей захотелось поближе к Пушкину — поэту. Она перепечатывала текст обращения и внесла такую правку.
Я бы этого не допустил. Но им нужны были такого рода уклонения. Литературные ассоциации хороши и где-то необходимы" (А. Вольпин).
Титов Юрий Васильевич (р. 1928), художник.
Во второй половине 1960 — начале 70-х участник правозащитного движения. В мае 1972 эмигрировал. Живет во Франции.
"Дрожащими, неуверенными, костылеобразными движениями художник Юрий Титов развернул и поднял над головой совсем небольшой транспарант с надписью "Гласный суд над писателем Синявским!" Второй транспарант не успели толком развернуть из-за какой-то странной возни, поднявшейся вокруг центральной группы. Но вот над головами этой группы уже более уверенным взмахом рук был поднят опять же очень небольшой транспарант с надписью "Уважайте советскую Конституцию!" То был банальнейший лозунг, который могли читать тысячу раз, но но этот раз в нем было что-то совсем другое, и переодетые чекисты вместе с дружинниками бросились, как тигры, на Есенина- Вольпина, решившегося на такой отчаянный каламбур".
Якир Ирина Петровна (1948-1999), историк-архивист. В 1965 ученица 11 класса. Впоследствии принимала активное участие в правозащитном движении. В 1970-1972 играла одну из ключевых ролей в выпуске "Хроники текущих событий".
"Я пришла, встала в стороне. Я ведь пошла без разрешения. В доме было сказано: не ходить и об этом вообще забыть. У нас дома было авторитарное правление: отец решил не ходить, значит, никто не идет. Кроме того, я органически не переношу публичные действе. Потом я много раз ходила 5 декабря на демонстрации на Пушкинскую площадь, и всякий раз это было для меня большим мучением".
И я поехал на площадь"; "Надо хоть посмотреть, как все это будет происходить, быть рядом"; "Каждую минуту мы говорили кому- то "Здравствуйте... Здравствуйте", — столько было вокруг знакомых лиц, И каждый понимал, куда все идут. Но мы не собирались участвовать в демонстрации, и все, с кем мы здоровались, тоже не обирались участвовать. Им так же, как и нам, было страшно за демонстрантов и не хотелось в такой момент сидеть дома... Все мы тогда думали, что не для демонстраций созданы..."
Это было самое начало диалога диссидентов с властью: реплика в ответ на реплику, арест — письма "подписантов" — демонстрация — арест — заявление иностранной прессе — арест — и дальше по спирали, и 25 августа 1968 года, после ввода войск в Чехословакию, выйдут на Красную площадь семь человек, которые три года назад тоже, наверное, считали, что они "не созданы для демонстраций".
Деталей рассыпано по книге великое множество: как длинного парня запихивали в машину, а он туда никак не влезал, за него уцепились и тащили в другую сторону. И какой-то пожилой интеллигент: "Кого? За что?" — "Воришку поймали, в карман залез", сообщает некто в штатском — "Нет, вы лжете, я своими глазами видел, что этот молодой человек читал конституцию" — "Проходите, гражданин, пока вас самого не забрали!" — "Пожалуйста, хватайте меня!", не унимается гражданин, а вокруг все теснее люди и назревает скандал. Рыжеватый опер в золотых очках предпочитает скрыться. Через несколько лет он в чине полковника будет допрашивать Е.Кушева, описавшего этот эпизод.
Авторы воспоминаний ироничны и полны самоиронии, особенно там, где напрашивается героический пафос. Это своеобразное сообщество совершенно не принимает пафоса.
Книга обманчиво проста и безыскусна. За легким, чуть ироничным тоном воспоминаний — не только холодок реальной опасности, не только нынешнее знание того, что ждет впереди "действующих лиц", каждое из которых снабжено краткой биографической справкой. Там еще незавершенные споры, которые продолжаются до сих пор, серьезные сомнения, до сих пор не разрешенные.
Например, спор об отношении к праву, к закону и правам человека. К государству, когда оно не соблюдает условия общественного договора. О том, стоило ли втягивать в политику, в опасные игры студентов, которым надо учиться, а то так и останутся "недоучками" — вот после диплома... О бессмысленности попыток противостоять государству И надежде, что все-таки еще многое можно исправить... заставить их задуматься... привлечь внимание всего мира...
КЛУБ "ГИПОТЕЗА"
Михаил Вартбург